Глава 15. Браганская династия

Независимость Португалии не изменила ее экономического или международного положения. Из-за многолетней войны с Испанией дела шли от плохого к худшему. Португальцы потеряли контроль за Аравией и Персидским заливом (1650). Победа Кромвеля в Англии втянула Португалию в войну на стороне роялистов, которая закончилась поражением Португалии и договором, согласно которому Португалия открыла доступ англичанам в страну и во все заморские владения и предоставила англичанам возможность руководствоваться британскими интересами в организации перевозок внутри португальской империи.

28 лет Португалия не могла уладить отношения с Папой Римским, обострившиеся из-за жалобы Испании на лиссабонский переворот 1640 г. В 1668 г. 20 из 28 епископств не имели законных прелатов. Это создавало в Португалии сильные трения. Договор с Испанией о мире и нерушимости границ был подписан Португалией в 1668 г. после многолетней изнурительной войны. Жуан IV (1642—1656) избегал жесткого абсолютизма, распределяя свои полномочия среди знати и бюрократии. Его наследник Афонсу VI (1656—1683) был физически и психически не способен к государственному правлению, и аристократия, особенно ее консервативная часть, усилила свои позиции. Неспособная без твердой централизации отстоять свои интересы, Португалия подписала в 1661 г. кабальный договор с Нидерландами в дополнение к тому, который чуть раньше заключила с Англией [2, 329—333].

Когда обременительные для Португалии договоры 1641—1642, 1654 и 1661 гг. вступили в силу, то они оказались убийственными для португальских купцов. Английские, нидерландские, немецкие и французские купцы, поселившись в Лиссабоне, заняли все главные позиции. Инквизиция, действуя беспрепятственно, громила португальских предпринимателей, заподозренных в связях с заграницей. Португальская буржуазия оказалась в безнадежном положении и пошла на убыль.

Договор 1703 г. между Португалией и Британией установил своего рода неоколониальные отношения: Британия согласилась покупать португальские вина, но Португалия стала открытой для британского текстиля, который стоил много дороже вина, и разница покрывалась Португалией бразильским золотом (см. ниже), которое перетекало из Лиссабона в Британию и сыграло немаловажную роль в создании условий для английской промышленной революции [8, 9—10].

В XVII в., когда в Англии цехи ремесленников сошли с исторической сцены, корпорации ремесленников в Португалии только достигли прочного положения. Их деятельность была направлена против всех новаций и тех, кто вопреки корпоративным правилам вводил новые методы производства. Корпорации ремесленников играли в производстве товаров ту же роль, что в другие времена университеты в интеллектуальной жизни португальцев, а инквизиция и иезуиты — в духовной. Ремесленников крепко держали в узде. Их корпорации лишились представительства в кортесах и муниципальных советах, где места были заняты аристократией и духовенством.

Кортесы собирались во второй половине XVI в. только пять раз и еще пять раз в 1641—1668 гг., когда нужно было восстановить независимость Португалии. Абсолютизм набрал силу, и кортесы стали не нужными монарху [2, 294—298].

Правительство пыталось инициировать создание торговых компаний. В 1649 г. была основана компания по торговле с Бразилией. Ей была выдана хартия на 20 лет, но капиталов не хватало, и в 1662 г. компания была национализирована короной, став еще одним государственным департаментом, ответственным за сопровождения караванов коммерческих судов и охрану их от пиратов.

Денег не хватало на самое необходимое, и португальское правительство с 1641 по 1668 г. четырежды уменьшало содержание серебра в монетах, в итоге оно было снижено в два с лишним раза, а содержание золота — почти в 3 раза. Доходы от заморских территорий в XVII в. падали [2, 276—278].

Угасавшую торговлю с Востоком заменил импорт бразильского сахара, что позволило короне спасти свою финансовую систему от полного краха. Но для производства сахара нужны были рабы. Местные индейцы по ряду причин для этого не годились. В 1570—1600 гг. в Бразилию было привезено 50 тыс. африканских рабов, в 1600—1650 гг. — 200 тыс., в 1650—1670 гг. — 150 тыс. Половина рабов погибала в пути или вскоре после прибытия в Бразилию. Работорговля была монополией короны. Каждый работорговец платил королю от 22 до 80 тыс. крузаду ежегодно.

Еще одной статьей экспорта, являвшейся монополией короны, была древесина. Пора табака началась после 1650 г. Табак сменил сахар в качестве главной статьи бразильского экспорта. Наконец, в XVII в. передовые позиции в экспорте Бразилии занял хлопок. Торговля сахаром, табаком, хлопком, и др. была свободной, корона получала только налоги. На все продукты земледелия платился налог ордену иезуитов, которые в Бразилии представляли правительство [2, 361—364].

С 1670 г. конкуренция испанских, французских и английских колоний в Америке сбила цены на сахар, табак и хлопок. Застой в торговле 70-х гг. XVII в. заставил правительство впервые в португальской истории развивать собственные мануфактуры, например, производство шелковых и шерстяных тканей, но результаты были ограниченными, и после 1690 г., когда внешняя торговля вновь начала расти, все попытки стимулировать португальскую промышленность были прекращены. Дело в том, что в конце XVII в. началась добыча золота в Бразилии, и в Лиссабон было доставлено в 1699 г. 725 кг, в 1701 — 1785, в 1714 — 9000, в 1720 — 25 000, в 1725 г. — 20 000 кг. Поток золота гарантировал затяжной наркоз португальской промышленности и застой в развитии крестьянского хозяйства. Дворянство наслаждалось импортом, оплаченным грабежом колоний [5, 400—401]. С началом добычи золота в Бразилии (1693) португальские промышленные товары проиграли импортным в конкурентной борьбе. Политика развития промышленности была отменена, а один из ее авторов покончил жизнь самоубийством.

Дворянство не могло и не хотело быть предприимчивым. В отсутствие инвестиций, крестьяне вели натурально-оброчное хозяйство на землях феодалов, уровень жизни крестьян едва ли превышал прожиточный минимум и мало изменился в XVIII в. со времен Средневековья [5, 402].

С 1725 г. золотой поток из Бразилии стал ослабевать, и в 70-х и 80‑х гг. Португалия получала чуть больше, чем по 1 т золота ежегодно. Общее количество золота, полученного из Бразилии, многократно превысило то, что было вывезено Португалией из Африки и Испанией из Америки в XVI в. Но главным образом золото оседало в Англии, Нидерландах, Генуе и других европейских странах. Оно стимулировало европейскую экономику и особенно английскую. Важно отметить, что и в начале XVIII в. право на золото имела только португальская корона, которая, следовательно, и несла ответственность за нерадивое использование несметного богатства. Однако традиционная ориентация культуры португальцев на абсолютную монархию оставалась незыблемой [2, 389—392].

Вторая попытка развития промышленности была предпринята в Португалии в начале кризисного периода после 1712 г. Французские и английские капиталы, мастера и машины были привлечены для строительства новых мануфактур по производству текстиля и стекла. Была построена большая железоделательная фабрика, приняты меры для развития производства мыла, бумаги, кожи, шелка, пороха, для поддержки судостроения. Но результаты были плохими [2, 383].

В тот период, когда поток золота из Бразилии только начал ослабевать, в Португалию с 1728 г. стали поступать бразильские алмазы, что немного продлило призрачное благополучие страны.

В начале XVIII в. аристократия отчетливо разделилась на две группы. Одна из них — «аристократы шпаги» — состояла из тех, кто был связан с прошлым, ценил свою родословную и кровное родство, защищал отжившие методы руководства и экономической деятельности, подчеркивал роль земельной собственности и сельского хозяйства. Другая — «аристократы мантии» — тех, кто признавал получение титула государственными служащими, образованными людьми и даже буржуазией, заинтересованными в развитии торговли и промышленности, а также в получении доли прибыли. За каждой группой стояла поддержка из-за рубежа: за первыми стояли Франция и Испания, а за вторыми — Англия и Нидерланды. Деятельность определяла сознание.

Жуан V (1706—1750) упрочил положение короны в стране, расширив бюрократию и слой интеллигенции. «Аристократией шпаги» он успешно управлял пожалованиями и подарками и имел власть над нею. Португальский королевский двор состязался в великолепии с двором французского короля. Бразильское золото позволяло это делать не только королю, но и аристократии. Были воздвигнуты величественные дворцы, церкви. Это был век пьянства, обжорства, разврата, оргий и кутежей. Король и многие аристократы имели детей от монахинь, женские монастыри стали публичными домами аристократии, а не религиозными обителями. И даже в разгар этого «веселья» инквизиция продолжала регулировать общественное поведение, смотря сквозь пальцы на «грешки» королевского двора и безжалостно преследуя любые следы религиозной ереси. Инквизиция до ее отмены в 1769 г. многих отправила на плаху, сделав Португалию страной, презираемой просвещенной частью Европы. Вольтер описывал, как монахи и монахини, толпившиеся на улицах Лиссабона, казались часто более многочисленными, чем обычные граждане. Не проходило и получаса без религиозной процессии, перед которой все должны были преклонить колени либо быть арестованными агентами инквизиции [8, 10; 2, 240]. Старая знать стала сходить со сцены и вынуждена была принять вызов от «аристократии мантии» (бюрократии, просвещенных людей, а позже и богатых торговцев). Она удалилась в свои имения и усилила влияние в местных органах власти, особенно на севере [2, 395]. Назревали перемены.

Правление Помбала

Король Жузе I (1750—1777) назначил министром иностранных дел и военным министром Себастьяна Жузе Помбала, который стал фактическим правителем Португалии. При правительстве Помбала появились первые успехи экономики Португалии. Опять в период депрессии правительство способствовало организации сотен малых предприятий по очистке сахара и т. п. Были введены льготы на импорт сырья, монополия на продажу в течение определенного срока, снижены налоги, привлечены иностранные специалисты; но главное, была разрушена косная корпоративная система ремесленников. Однако из всего разнообразия производств развились только хлопко- и шелкоткацкие мануфактуры. Все производства были ориентированы на потребление внутри страны и в колониях. Они просуществовали до начала промышленной революции в Англии, после чего дешевые и качественные английские товары в конкурентной борьбе вытеснили португальские на внутреннем рынке Португалии и ее колоний. К 1805 г. португальский экспорт в колонии упал по сравнению с 1800 г. на треть, а к 1820 г. — почти в четыре раза. Высшая точка развития португальской промышленности была достигнута в 1811—1813 гг.; тогда в Португалии было более 500 предприятий, но 183 из них были устаревшими, 8 закрывались и только 6 новых начали работу.

В третьей четверти XVIII в. Португалия продолжала жить в основном продажей колониальных товаров стран Европы и торговлей европейскими товарами в своих колониях. Главным экспортным товаром самой Португалии оставалось вино, но его производство и доставка главному потребителю, англичанам, находились в основном в руках английских купцов и фирм, львиная доля которых была основана в Португалии. Португальский экспорт в те годы был традиционен: оливковое масло, соль, кожа, фрукты.

Из Европы в Португалию поступали текстиль (главным образом из Англии), промышленное оборудование, предметы металлообработки, пшеница и т. п.

В первую половину XVIII в. Португалия импортировала больше, чем экспортировала, а дефицит покрывался бразильским золотом. Дефицит в торговле только с Англией в 1761 г. превысил 1 млн ф. ст. Затем дефицит торговли с Англией стал уменьшаться, благодаря политике Помбала, и в 1780 г. впервые появился маленький профицит величиной 41 012 ф. ст. До 1809 г. Португалия имела профицит ежегодно за исключением 1797 и 1799 гг. Португальцы пользовались плодами своего промышленного развития в благоприятной международной обстановке. Однако выброс дешевых промышленных товаров из Англии и новая напасть — наполеоновское вторжение 1807—1811 гг. — разрушили недолгое благополучие; в 1810 г. дефицит составил 11 млн крузаду, в 1811 — 79 млн, в последующие годы дефицит несколько уменьшился, но оставался тяжелым бременем для страны.
При Помбале была разработана программа промышленного роста, который предусматривал займы и приглашения зарубежных мастеров. Стекольный завод был основан в Лиссабоне, текстильные фабрики — в Лиссабоне и в ряде районов страны, железообрабатывающие — в трех городах, включая Лиссабон. Для поддержки португальских производителей законом было запрещено носить импортную одежду, шляпы, ленты, браслеты и т. п. Стекло, посуда, черепица тоже перестали закупаться за рубежом. Поддержку получило судостроение.

Помбал в 1765 г. приказал вырубить часть виноградников, дабы засеять поля пшеницей, но и после этого 15—18% всего потребляемого в Португалии зерна приходилось закупать за границей [2, 381—386]. В XVIII в. сельское хозяйство Португалии не претерпело существенных изменений. Земля по-прежнему принадлежала знати, монастырям и кое-где на юге — городам. Земля сдавалась в долговременную аренду лаврадорам — зажиточным лицам, имевшим влияние на местные власти, крупных же хозяйств не было. Землевладения делились на мелкие участки и сдавались для обработки крестьянам в оброк. На юге Португалии 75% крестьян были поденщиками, из-за эмиграции и отмены рабства в 1773 г. постоянно ощущался дефицит крестьян [5, 412].

Помбал реформировал полицию. Им была создана агрессивная государственная полиция, имевшая власть для ареста любого человека, кто проявил оппозицию или даже был заподозрен правительством. Привычные к произволу инквизиции португальцы восприняли такие полномочия спокойно. В 1780 г. прерогативы полиции были расширены, а в 1801 г. была учреждена королевская полицейская гвардия. Полиция активно преследовала всех, кто разделял идеи Французской революции. После принятия законов Помбала (1751—1753) арестовать любого человека стало намного легче. В целом судебная система была укреплена посредством расширения возможностей не только для судопроизводства, но также и для репрессий, предшествовавших суду. Эта репрессивная политика вытекала из концепции государственного деспотизма.

В 1770 г. была проведена реформа системы образования. В университете Коимбры стали преподаваться естественные науки. Было основано несколько школ для высших и средних слоев населения с преподаванием на родном языке. Но образование не затронуло крестьянства и низшие городские слои [5, 408].

В XVIII в. авторитет духовенства у простых людей сохранился. Но у чиновников, знати, интеллектуалов влияние духовенства упало. Одной из причин этого был тот факт, что духовенство снизило дисциплину. С усилением королевской власти и централизации государства привилегии и прерогативы духовенства постоянно урезались, и одновременно рост влияния и богатства церкви вел к тяге к роскоши и беззаботной жизни части духовенства [2, 398]. 19 января 1759 г. Помбал издал указ о секвестре всего имущества ордена иезуитов как в пределах португальского королевства, так и в его колониальных владениях. Сотни иезуитов были высланы из Португалии. Иезуиты пользовались отжившими представлениями и превратились в тормоз развитию общества. Их желание создать теократическое государство столкнулось с монархией, и иезуиты потерпели поражение. Помбал по дипломатической линии принял меры и добился изгнания иезуитов из Франции и Испании, а в 1773 г. — ликвидации ордена: вняв требованиям всех католических держав, папа Климент XIV издал знаменитую буллу о запрещении ордена иезуитов «во благо интересов церкви и мира во христианстве» [6, 247, 248].

Подобные же события произошли с инквизицией. С упрочением абсолютизма инквизиция утратила свое место в государстве. Самодержец не мог терпеть инородного государства внутри своего собственного. С 1684 по 1747 г. инквизиция осудила 4672 человека, из которых 146 были сожжены заживо, что означало уменьшение рвения инквизиторов, но за 1750—1759 г. было осуждено 1107 и 18 сожжены. Однако инквизиция была не уничтожена, а преобразована в королевский суд, главой которого Помбал, будучи главным инквизитором, назначил своего брата. Новое положение об инквизиции было введено в действие в 1774 г. Инквизиция превратилась в политический трибунал, каравший именем короля.

Белое духовенство процветало. Кардиналы, архиепископы, епископы и прочие церковные аристократы мало отличались от знати. Церковная иерархия была зарезервирована для аристократов, как и прежде. В 1668—1820 гг. 80% церковных сановников принадлежали аристократическим родам. Духовенство продолжало принимать и продвигать непервородных сыновей знати, которые в силу майората не имели своей собственности, и дискриминировало тех, кто имел простое происхождение.

В XVIII в. в Португалии не было национального крупного капитала, не было банков. Мелкая буржуазия была многочисленна и активна, но она противилась новым формам предпринимательства, была враждебна всем видам организации, была бедна или обладала ограниченными средствам. Она целиком зависела от знати, бюрократии, церкви, чьим клиентом являлась. Так проявлялись особенности португальской культуры.

Но к концу XVIII в. произошли некоторые значительные изменения. Крупная буржуазия стала появляться, и начался процесс переориентации мелкой буржуазии со знати, бюрократии и церкви на крупную буржуазию, у которой она нашла столь желаемое покровительство. Крупная буржуазия, имея поддержку в лице государства и союзника — многочисленную и активную мелкую буржуазию, начала оформляться в класс, осознававший свои собственные интересы. Этот процесс длился почти весь XIX в.

Часть крупной буржуазии не была связана с торговлей. Она владела крупными участками земли и вкладывала свои капиталы в сельское хозяйство, продукцию же сбывала крупным посредникам в городах. Крупных португальских промышленников в XVIII в. не было.

В XVIII в. стало расти офицерство армии и флота, и меняться его состав. Офицеру стали нужны профессиональные, в том числе инженерные знания. В XVIII в. и в начале ХIX в. большинство офицеров были аристократами, но выходцев из чиновничества и буржуазии становилось все больше.

Просвещенный деспотизм был последней фазой королевского абсолютизма. Это строй, при котором королевская власть была безгранична. Традиционный абсолютизм признавал служение короля пользе государства (по обычному праву), законам природы, законам Бога и законам, которые король издает для страны. Деспотизм означал, что польза и обычай не имели значения, законы природы истолковывались королем, законы Бога заложены в самом короле, а церковь была подчинена королю. Наконец, законы королевства королю не писаны. Таким образом, просвещенный деспотизм стремился подчинить всех воле короля, уничтожить все привилегии, основанные на традиции, отвергнуть все органы контроля центральной власти, добиться независимости церкви от Ватикана. Деспотизм способствовал промышленному развитию страны и тормозил импорт, поддерживал монополии, развивал бюрократию, использовал строгую государственную цензуру.

Просвещенный деспотизм начался с правления Жузе I. Его главным архитектором был маркиз де Помбал, и этот режим просуществовал до революции 1820 г. В 1769 г. был издан «Закон здравого смысла», который обосновывал каждый закон или обычай здравым смыслом. Хотя закон пытался определить, что есть «здравый смысл», он внес много неточностей и субъективизма, дав судьям и судам широкий простор для истолкований и политического давления. Закон 1769 г. разрушил правовую систему Португалии, не заменив ее на новую. В 1790 г. был издан еще один закон, продолживший линию на подчинение всех и всего власти короны [2, 402—407]. Закон 1790 г. отменил, по крайней мере формально, суды феодалов. Были устранены остатки иммунитетов, запрещавших чиновникам короля входить во владения феодалов. Была также унифицирована администрация судов [2, 395].

В стране несмотря на развитие науки и образования не было свободы. В 1768 г. была ликвидирована прежняя цензура и введена новая, политическая, которой было поручено следить за содержанием всех печатных изданий. Как и прежде, были запрещены книги атеистической или даже некатолической направленности, антиправительственного содержания, направленного на подрыв существовавшего общественного порядка. Проверки частных библиотек продолжались. Вскоре после создания высшему государственному органу цензуры было подчинено все образование в стране.

Заслуга Помбала состоит в том, что, подавив сопротивление знати и церкви, а порой и народа и предоставив свободу действий буржуазии, он невольно подготовил Португалию к либеральной революции. Провалившаяся попытка дворцового переворота дала возможность Помбалу провести в 1758 г. аресты среди аристократии, особенно сопротивлявшейся реформам, из них полдюжины как еретиков спалить на костре, а остальных заточить или сослать. Годом позже последовала расправа над пособниками заговорщиков — иезуитами, тоже сопровождавшаяся сожжениями на костре. Участие иезуитов в заговоре было наиболее очевидной причиной их изгнания из Португалии, но не единственной. К тому времени сложилось ненормальное положение в Бразилии, где иезуиты установили собственные порядки, которым следовала значительная часть населения колонии. В Португалии иезуиты блокировали развитие образования, а их привилегии вошли в противоречие с государственным деспотизмом. Но начав в 1758 г., Помбал до конца правления преследовал всех, включая церковь, кто сопротивлялся его политике просвещенного деспотизма.

Смерть короля Жузе привела к отставке Помбала и даже к его ссылке. Однако к тому времени буржуазия заняла прочное положение в португальском обществе и продолжала укрепляться. Этого не могли игнорировать ни монархия, ни аристократия, ни церковь [2, 414—424]. Например, в 1770 г. было официально объявлено, что профессия торговца — благородная, необходимая и полезная. Указом правительства государственным чиновникам вменено было в обязанность иметь специальное образование, которого не было у родовой аристократии, что еще более ослабляло «аристократов шпаги» в пользу «аристократов мантии». Смерть Жузе I и свержение Помбала ничего не изменили в этом течении событий, наоборот, процесс ускорился, и в 1790 г. был отменен обычай назначения знати на важные посты в администрации и правосудии, отменено право феодалов вершить суд, и все судебные функции были переданы королевскому суду [2, 395; 5, 413].
Поразительным был итог правления Помбала в области финансов. К 1777 г. государственная казна была в ужасных долгах, а военный флот деградировал [5, 408]. Это в значительной мере объясняется тем, что, будучи политически независимой, Португалия экономически сильно зависела от Англии, и эта зависимость возрастала с начала XVIII в. до Второй мировой войны [2, 420]. Главная же причина бедности Португалии и зависимости ее от Англии крылась в неконкурентоспособной культуре народа.