Завоевание англии нормандцами

Не вдаваясь в дворцовые козни той эпохи и перипетии баталий (победа англосаксов над норвежцами в битве под Йорком 25 сентября 1066 г. и их поражение в сражении при Гастингсе 14 октября 1066 г.), можно констатировать, что не завоевание Англии, а родство с Эдуардом Исповедником было выдано за законное право престолонаследия. Законность была шита белыми нитками, но коронация Вильгельма по полному обряду в Вестминстере — это исторический факт. Вильгельм поклялся управлять справедливо, принял англосаксонское право, организовал суды, назначил шерифов, ввел практику письменных королевских указов, сохранил народное ополчение (фирд) и государственные налоги (датские деньги, а также налог на каждый монор для содержания королевского двора в течение 24 часов [7, 24]), серебряный пенс и традиции финансового управления, собрания графств и сотен. Он обещал «соблюдать добрые законы Эдуарда» [4, 55—57]. Король получал в казну поступления от вольностей городов, рынков, чеканки монеты, судов и т. д.

В 1069 г. против Вильгельма восстали северные районы Англии. Положение было столь серьезным, что Вильгельм сам возглавил карательную экспедицию. В результате на всем пространстве между Йорком и Даремом не осталось ни одного дома, ни одного живого человека. Йоркская долина превратилась в пустыню, которую пришлось заново заселять уже в XII в. [1, 41]. Вильгельм объявил всех англосаксов мятежниками, а все земли Англии — собственностью короля.

Вильгельм после подавления восстания щедро наделил имениями своих нормандских соратников, введя одновременно феодальную военную службу. Он передал нормандским сеньорам территориальное управление, и все шерифы и их бейлифы стали нормандцами. В порядке инфеодации вассалами главных держателей (баронов) становились рыцари, и они тоже были нормандцами. Управление английской церковью было передано нормандским прелатам, и одновременно был создан церковный суд [4, 59].

В Британии к моменту завоевания в 1066 г. было много свободных землевладельцев, и, кроме того, таких граждан, которые были обременены малозначительными повинностями, но считались независимыми и в этом смысле тоже свободными. Вильгельм ввел другой порядок. Все британцы, за исключением бродяг, стали держателями: каждый из них непосредственно от короля или от его вассала имел держание, но так как вся земля принадлежала королю и он ее раздавал для держания, то и в итоге все держали королевскую землю. Однако внутри этого формального порядка возникла резкая граница между двумя группами населения. Ее провел король преднамеренно, продвигая феодализацию Британии к нормандскому стандарту. Земли Британии были розданы победителям — французам, а англосаксонские землевладельцы стали на этих землях крепостными. Они продолжали называться вилланами, что раньше означало «свободный селянин», но сейчас смысл этого слова коренным образом изменился. То же самое произошло и со сокменами (свободыми крестьянами, осужденными за недоимки и поэтому обрабатывавшими барщину и несшими повинности). Таким образом, пролегла граница между французами и англосаксами [4, 66].

В Англии с тех пор на много веков вперед общество оказалось расщепленным на два слоя с разными культурами — аристократический феодальный слой нормандцев, носителей французской, феодальной культуры, и народ с англосаксонской североморской культурой. Борьба и взаимовлияние этих двух культур в английском обществе, затухая, продолжались много веков подряд.

Этот переворот, в результате которого была введена нормандская манориальная система землепользования вместо англосаксонской, разорил и закабалил население Британии в угоду соратникам Вильгельма. Но манориальная организация не уничтожила сельскую общину. Наоборот, сопротивление завоевателям потребовало сплочения, которое привело англосаксов к выработке отчетливого представления о своих интересах и о способах их удовлетворения. Новая обстановка вызвала и новые виды деятельности [4, 61].

Разбросанность маноров одного владельца по разным графствам возникла еще до Вильгельма Завоевателя, и владения какого-либо низвергнутого англосаксонского сеньора передавались королем новому французскому владельцу. В этих условиях ни один барон не мог проявить сепаратизма. В отличие от Франции XI в., Англия осталась политически единой [4, 63].

Вильгельм Завоеватель постоянно заботился о стабильности своей власти. В 1086 г. в Солсбери рыцари и крестьяне, французы и англосаксы принесли присягу Вильгельму, поклявшись защищать его от кого бы то ни было. Те, кто в Солсбери не был, принесли эту присягу в присутствии шерифов в куриях графств. Этой присягой король поставил свою власть вне вассальной иерархии. Присяга всех держателей королю в Солсбери повлекла за собой важное следствие. Будучи социально и экономически неравной французам, бóльшая часть англосаксов стала им равна перед законом. Эту часть составляли крестьяне и горожане, на которых распространялось общее право [4, 61].

Итог всех этих преобразований Вильгельма был таков. Среди главных держателей, тех баронов, которые получили землю от Вильгельма, их было около двухсот, было только два англосакса, а среди их вассалов (числом от четырех до семи тысяч по разным источникам) англосаксов было лишь полдюжины [8, 25; 5, 67]. Крестьянами были только англосаксы. Бывшая англосаксонская аристократия была бедной и малочисленной [8, 67].

Не доверяя англосаксам, Вильгельм построил в главных городах графств замки, снеся при этом жилые и торговые дома. Население городов после завоевания Англии сократилось, и 20 лет спустя после коронации Вильгельма Завоевателя многие дома в городах стояли пустыми. При сокращении количества жителей Вильгельм обложил города столь высокими налогами, что каждый житель платил столько, сколько целый город во времена Эдуарда Исповедника. Для безопасности своего режима Вильгельм в крупных городах создал отдельные колонии французов, которые, по-видимому, не платили за жилье и присутствие которых встречало враждебное отношение англосаксов. Французские колонии горожан имели свои суды, они освобождались от уплаты податей, обязательных для англосаксов, в них действовали свои правила, особенно право наследования [9, 172]. Королевский двор и бароны говорили только по-французски, учитывались только французские обычаи.

В значительной мере все эти предосторожности Вильгельм Завоеватель принимал потому, что сам он проживал в Англии далеко не постоянно. Его главной заботой была Нормандия, где он продолжал быть герцогом и имел могучих соседей. Но главное — у англосаксов еще были сильны родоплеменные пережитки и вплоть до XII в. существовал обычай кровной мести [3, 94]. Можно себе представить, каково было отношение англосаксов к завоевателям после кровавой бойни в Йоркшире. Оно запечатлено в народном эпосе о Робин Гуде — легендарном разбойнике, борце против нормандцев-захватчиков, атамане лесной вольницы, состоявшей из разоренных крестьян-йоменов, т. е. англосаксов. Робин Гуд грабил только богачей, баронов, чиновников, монахов, т. е. нормандцев. Он был верным защитником бедняков, т. е. англосаксов. По преданию, Робин Гуд жил в XII—XIII вв., т. е. его появление относится к тому времени, когда оборвалась нормандская династия, началась баронская смута 1135—1153 гг. и в Англии развелось множество «вольных лесных стрелков» (из лука), к которым и принадлежал Робин Гуд. Нельзя при этом не учитывать, что первый свод поэтических легенд о нем был напечатан только в 1495 г. и предание могло исказить сроки. Важно одно: народ запечатлел в своей памяти ненависть к поработителям.

В этих условиях английская церковь, даже возглавляемая нормандскими прелатами, не могла долго игнорировать интересы англосаксонского большинства, так как это привело бы ее к отрыву от массы прихожан, породило бы духовный вакуум, который немедленно был бы заполнен, учитывая соседство ирландской церкви. Архиепископ Кентерберийский вынужден был отстаивать перед королем независимость примаса; будучи главой духовной жизни страны и представителем Папы, опираясь на его авторитет, он неизбежно вел английское духовенство к оппозиции светской власти. Реакцию Вильгельма не пришлось долго ждать; он запретил английскому духовенству без его разрешения повиноваться Папе и папским приказам.

Церковь новой Англии работала над слиянием победителей и побежденных, в которых она вынуждена была видеть лишь христиан. Но будучи в оппозиции к монархии (в противоположность Франции тех времен), церковь способствовала такому формированию английской нации, при котором стержнем духовной жизни нации является сопротивление злоупотреблениям королевской власти [4, 65—67]. Не в меньшей мере к такому же результату привели постоянные, тесные контакты англосаксов с фризами и голландцами.

Имеется уникальный документ, по которому можно составить точное представление об английском обществе XI в. В 1085 г. Вильгельм Завоеватель поручил своим чиновникам составить опись населения, земель, имущества и т. д. для рационализации сбора датских денег. Группы чиновников разъехались по графствам Англии и опрашивали присяжных в каждом местечке о состоянии имущества не только на 1086, но и на 1066 г., поэтому получившаяся двухтомная книга документов позволяет видеть процесс развития страны. Эта книга получила любопытное название — «Книга страшного суда» (КСС).

Долгое время историки относились к КСС как к документу, содержащему весьма приблизительные сведения (см., напр.: [8]). Однако два австралийских специалиста, применив методы клиометрии, построив экономические модели в соответствии с правилами экономикса и используя математическую обработку данных КСС, обнаружили, что «данные КСС в высшей степени надежны, они содержат меньше ошибок, чем современная экономическая статистика или результаты переписей населения и имущества» [7, 118]. Рассмотрим выводы, которые при этом были получены.

Главной экономической единицей в экономике Англии в эпоху КСС был манор, который производил сельскохозяйственные продукты, главным образом, для внутреннего потребления, но также и для обмена на предметы роскоши и оружие. Как показала клиометрия, земледелие было в 2,59 раз более важным занятием, чем пастбищное скотоводство. В 1086 г. производство зерна доминировало в манориальном производстве [7, 11, 110]. Культивировались пшеница, овес, ячмень, рожь. Вспомогательным производством было скотоводство: овцы, коровы, свиньи и козы. Лошади держались только для войск и развлечений, на доход маноров их количество никак не влияло [7, 119]. Луга были источником корма для скота, в том числе и тяглового (быков). Однако анализ показал, что значимость пастбищного животноводства за период 1066—1086 гг. возросла, т. е. сельское хозяйство было на пути к диверсификации. Пастбищное животноводство поощрялось налоговой политикой королевской администрации — луга облагались льготным налогом [7, 15, 114, 119].

Как и при англосаксонских королях, пахотные земли маноров были организованы в большие открытые поля, и хотя крестьяне обрабатывали свои наделы индивидуально, общая организация производства была корпоративной. Тем не менее в этой корпоративной системе имелись возможности для проявления частной инициативы и предприимчивости, например, на поприще агрокультуры: в пашню вносились органические удобрения, известь, мергель, торф. Велись исследования в области мелиорации, разведения скота и его содержания и т. д. [7, 17]. По-видимому, весьма высоко ценилось умение эффективно управлять производством: были отмечены два случая управления монорами вилланами [8, 83], т. е. крепостными.

Крупными преуспевавшими предпринимателями стали монастыри. Аббатства, так же как и все магнаты, подчинялись феодальным законам, в частности, все земли аббатства переходили в собственность короля после смерти настоятеля до назначения нового. Это заставило орден бенедиктинцев, чьи монастыри были независимы друг от друга, пойти на закрепление определенных статей дохода по конкретным назначениям, предписанных королем. Например, из средств аббатств оплачивалась рыцарская служба. Для собственных хозяйственных целей аббатства учредили своих оплачиваемых служащих. Главы различных отделов аббатств были администраторами определенных владений, за которые они полностью отвечали. Они были освобождены от церковной службы и ездили по стране, присматривая за вверенной им собственностью. Это стало обычной практикой к середине XII в. Способные люди проявляли интерес к развитию ресурсов их земель, организуя хорошо оснащенные фермы, экспериментируя с удобрениями (навоз и мергель). Они обнаружили, что лучше покупать семена, чем сеять свои, следили за рынком и старались продать свое зерно, когда цена на него была высокой. Цистерцианцы же занимались производством шерсти. Бенедиктинцы и цистерцианцы в определенном смысле стали важными экономическими агентами в XIII в. [10, 244—245].

Было обнаружено [7, 112], что объемы производства в 1086 г. мало влияли на его эффективность, и при увеличении площади манора вдвое объем производства возрастал лишь в 2,15 раза, поэтому стимула к расширению маноров не было [7, 112]. Казалось бы, прибавка производимого продукта в 7,5% на единицу площади пашни весьма существенна, но это лишь означало, что другие использовавшиеся средства повышения эффективности производства намного больше увеличивали доходность маноров.

Клиометрическое исследование данных КСС выявило механизм влияния манориального производства на развитие культуры общества. Главный держатель получал от короля землю, крестьян, команды пахарей с волами и плугами, скот и т. д. У лорда не было возможностей за короткое время изменить объемы производства или соотношение данных ему ресурсов, так как, несмотря на существование рынка, торговля капиталом и рабочей силой почти отсутствовала. Было два пути. Во-первых, реализация долговременных программ, которые были рискованными из-за эпидемий, наводнений, других стихийных бедствий и набегов викингов. Во-вторых, ориентация на краткосрочные программы: лорд или управляющий манором был вынужден, не меняя используемых ресурсов, а следовательно, налогообложения, организовывать производство технически и технологически так, чтобы максимизировать объем производившейся продукции, т. е. добиваться максимальной прибыли. Это порождало тягу к частной инициативе и предпринимательству. Клиометрия показала, что параметр соответствия экономической модели и данных КСС, касающихся соотношения между доходами маноров и их ресурсами, оказался очень близким к пределу — 0,92, а это, согласно принятой модели, означало, что лорды маноров не только старались максимизировать доходы, но главное, достигали этого [7, 100, 119].

Удалось также показать, что датские деньги были налогом не на землю, как предполагалось ранее, а на доход или на совокупные ресурсы манора. Было обнаружено строгое соответствие между размером обложения датскими деньгами и возможностями маноров платить этот налог. Используя регрессионный анализ, авторы показали, что наблюдалось необычайно сильное, положительное соотношение, как между налогообложением и возможностями маноров, так и между годовыми доходами маноров и их ресурсами [7, 72, 118, 119]. Эти факты свидетельствуют о том, что Англия в те времена управлялась весьма высококвалифицированными администраторами, которые умели создать наиболее выгодные условия для сбора максимума налога при минимуме затрат: пропорциональность величины налога возможностям манора снижала сопротивление лордов и затраты на сборщиков налогов, а значит, приводила к максимуму денег в казне [7, 72, 74]. Таким образом, расчетливость всех — от фригольдера до короля — это ежедневный вид деятельности населения Англии второй половины XI в., численность которого, согласно КСС, достигала 1,5—2 млн человек.

В 1086 г. свободные крестьяне и сокмены составляли 14% населения (существенно меньше, чем в 1066 г.) исключительно на востоке и севере Англии, в области действия датского права. 41% населения Англии были вилланами, имевшими обычно 1 виргату земли (30 акров). Бордары составляли 30% населения, а коттары — 2%, бордары имели около 5 акров земли, а коттары — чуть больше, чем садик при их коттедже. Рабы составляли 10%, что было ниже их количества в 1066 г. [7, 16].

Города во времена КСС были небольшими. Лондон (по оценкам, 10—12 тыс. жителей) не был включен в КСС, но один из важнейших городов Йорк насчитывал 8 тыс. человек, Норвич, Линкольн и Винчестер (последний тоже не вошел в КСС) — более 6 тыс. каждый, Оксфорд и Тетфорд — по 5 тыс. Было 11 городов по 2 тыс. жителей с лишним, а более 1 тыс. жителей насчитывалось в 13 городах. Кроме того, 80 малых городов тоже записаны в КСС. В тридцать одном из самых крупных городов Англии жило не менее 5% населения страны. КСС описывает города скупо, лишь настолько, насколько они были связаны с манорами. Не упоминаются ни торговые, ни ремесленные предприятия даже в крупных городах. За некоторыми городами были зарегистрированы пахотные земли, плуги, вилланы и бордары, но ни одного ремесленника с мастерскими. Города еще не расценивались как важные места торговли и ремесла.

Города начинались с укреплений, воздвигнутых еще королем Альфредом Великим и его преемниками. Но преобразовывались только те укрепления, которые стали рыночными местами, т. е. не всякая защита стенами, рвами и земляными валами приводила к формированию городов, нужны были еще и экономические предпосылки. Однако была еще одна причина, почему торговые центры были в городах, а не в деревнях: в деревнях торговля неизбежно попала бы под гнет феодала, а в городах этого можно было избежать. Города были вне феодальной юрисдикции. Купцы создавали систему местного самоуправления, законы и уставы, дававшие им возможность избегать феодальной зависимости [7, 18—20].

Свободы городов, которые перечислялись в хартиях, дарованных королем или крупными лордами, включали в себя право собственности, автономии в сборе налогов и отсутствие налога на торговлю. Деревни же были частными, а не общественными институтами и управлялись местными лордами.

КСС подтверждает важность торговли для городов, некоторые из которых были портами.

Конечно, города имели тесные связи с окружавшими их манорами. Чисто городская собственность принадлежала лордам ближайших маноров. Это было им нужно для получения права торговли.

Хотя любой манор того времени был самодостаточен и сам себя обеспечивал питанием, одеждой, жильем и т. п., он имел одновременно экономические связи с другими манорами, прямые или через городские рынки, а также с купцами других стран. Этими связями пренебрегать нельзя.

Торговля затруднялась плохими дорогами и примитивностью транспорта, и для того, чтобы способствовать ее развитию, Вильгельм Завоеватель учредил надзор за главными дорогами страны.

Согласно КСС, во внутренней торговле преобладали такие товары, как текстиль, металлы (железо и свинец), соль, лошади и сельскохозяйственные продукты (молочные продукты и, возможно, зерно).

Экономика Англии времен КСС не была изолирована от Европейского континента. Фризские и скандинавские купцы к моменту завоевания Англии нормандцами связывали ее со всеми частями континента. Лондон, Саутэмптон, Дувр, Халл и Ипсвич были быстро заселены купцами еще в Х и XI вв. Так как король взимал пошлину за вход кораблей в эти порты, то он был заинтересован в расширении иностранной торговли.

Англия экспортировала в середине XI в. изящные ремесленные изделия из металла, особенно из серебра, вышивку, тонкий текстиль, рукописи, а также зерно, сыр, сливочное и растительное масло, мед и соль, а импортировала предметы роскоши, лес, меха, шкуры, рыбу [7, 20—23].

По завещанию Вильгельма Завоевателя Англия досталась его среднему сыну Вильгельму Рыжему, а Нормандия — старшему сыну Роберту. Обе личности были ничтожными. Нормандская (она же английская) знать сразу стала плести интриги против одного или другого. Это продолжалось до тех пор, пока Роберт не отправился в Первый крестовый поход, заложив Нормандию Вильгельму за 10 тыс. марок серебром. Король Вильгельм Рыжий не только притеснял крестьян жестокими лесными законами, но и грабил церковь. Тринадцать лет спустя после коронации неизвестная стрела поразила его на охоте. Его спешно, за сутки, похоронили, причем многие церкви отказывались звонить по убитому королю. Следствия назначено не было. Поскольку у Вильгельма Рыжего наследников не было, короновался младший сын Вильгельма Завоевателя Генрих I, который присутствовал на охоте. Он тут же отправился в Винчестер, захватил казну и через два дня стал королем, не дожидаясь брата Роберта, которого позже засадил в тюрьму на 28 лет. Те, кто организовывал этот переворот, знали, что делали. Слияние англосаксонских и французских этнических элементов шло медленно, и о каком-то завершении этого процесса можно говорить лишь к началу XIII в. Английская церковь продолжала свои попытки смягчить тяжелую учесть англосаксов ради мира в стране. Правление Вильгельма Рыжего вело к кровавым бунтам.

В начале периода правления Вильгельма Рыжего произошли события, на первый взгляд мелкие, но имевшие важные последствия в начале XIII в. Роберт, оспаривая завещание отца, трижды обращался к королю Франции за помощью для борьбы с братом, принося королю Франции вассальный оммаж. Так Нормандия потеряла свою былую независимость [6, 27].

Каким бы ни был Вильгельм Завоеватель тираном, он избирал безупречных епископов, имея такого советника, как будущий папа Григорий VII. Именно папа Григорий VII начал борьбу за очищение церкви от симонизма (купли-продажи церковных должностей). Для этого ему пришлось провозгласить верховенство папской власти, так как основную причину морального падения духовенства он видел в ее зависимости от власти светской. Опорой Папе был клюнийский монашеский орден, борьба с королями протекала с переменным успехом, но в итоге симонизм в Европе был подавлен.

Англию симонизм не затронул, во всяком случае в той мере, в какой коснулся Франции, но идея превосходства духовной власти над светской проникла во все церкви конца XI в., и церковь, так же как и короли, искала в обществе опору. Она нашла ее в том числе и в самой массовой среде прихожан — англосаксонских фригольдерах и горожанах и позаботилась об их интересах, введя в манифест Генриха I от 5 августа 1100 г. обязательство короля вернуться к законам, существовавшим до нормандского завоевания [4, 78—79].

Коронование было результатом сговора короля с духовенством и баронами, в котором Генрих I обещал магнатам уступки в обмен на власть. Тем самым Генрих I ставил себя в зависимость, абсолютность монархии становилась условной. Условия сговора отражены в манифесте, изданном Генрихом I в день поспешной коронации. Он начинается гарантиями церкви, духовная и материальная независимость которой была уничтожена Вильгельмом Рыжим. Впрочем, последний был тираном и для баронов, поэтому Генрих I брал обязательства не конфисковывать имений баронов, умерших без завещаний, не выдавать насильно замуж наследниц и вдов и не взимать чрезмерных штрафов и рельефов. Генрих выговорил себе лишь леса (старинная ценность тевтонов). Но главное, и в этом видна рука церкви, английское население получило обещание, что «законы короля Эдуарда», т. е. кутюмы (местное обычное право), до которых баронам не было никакого дела, будут сохранены. То был отказ от злоупотреблений предыдущего царствования [4, 66—67].

Для Герниха I была характерна расчетливая политика компромиссов, и манифест был тому доказательством. Спустя 6 лет после восшествия на престол он пресек гражданскую войну, вяло протекавшую в Нормандии, и остальные 29 лет своего правления посвятил консолидации своей страны в условиях мира, действуя в основном убеждением, а не силой, несмотря на свой жесткий характер, о котором свидетельствуют все источники [6, 40, 250, 291]. Некоторые историки называют период правления Генриха I царством расчетливого террора, однако мирная жизнь и условия, созданные правлением Герниха I, приучили баронов и рыцарей к хозяйствованию.

В правление Генриха I развивались два важных процесса — субинфеодализация земель и коммутация. Главный держатель земель от короля (держатель первой руки) мог использовать землю тремя способами: 1) раздать вассалам и перестать быть непосредственным владельцем; 2) управлять своим манором самому или через управляющих (бейлифов); 3) сдать землю в аренду фирмариям. В первом случае лорд попадал в положение сеньора, который получал ренту, рельеф и другие феодальные подати, но вмешиваться в деятельность вассалов не мог. Только непосредственные держатели земли (лорд становился таковым во втором случае) управляли манором на правах его полного владельца. Непосредственные держатели в конце XI в. не обязательно наследовали эту землю, они не имели четких прав и обязанностей. В период правления Генриха I был определен некоторый порядок. Главным результатом субинфеодализации стало понижение положения держателей первой руки (но не их ликвидация). Субинфеодализация увеличивала дробность владений. Иногда вассал получал раздробленную собственность, хотя его лорд мог дать ему относительно компактный участок, причем это правило держания земли было древним английским обычаем, а не нормандским феодальным порядком [8, 105—110, 53—57, 89].

В начале нормандского периода все было подвижно, и различия в способах использования земли переплетены так, как если бы лорд на практике искал наиболее выгодный способ. Третий способ использования земли из упомянутых выше сохранял за лордом владение землей (как во втором случае), но между землей и лордом вставал фирмарий, который арендовал землю за денежную ренту и не имел права наследования земли. Аренда земли существовала веками и до нормандского завоевания, причем традиционно в аренду земля сдавалась на время жизни арендатора, иногда и жизни арендатора и его супруги, вместе и недвижимым и движимым имуществом, вилланами, бордарами, закрепленными за арендуемым участком земли. Эти правила аренды сохранились с англосаксонского периода. Денежная рента вместо натуральной за аренду в начале XII в. была чрезвычайно распространена (в этом и состояла коммутация). Существовала и первоначальная плата сверх ренты. Рента возрастала после первых нескольких лет или при смене владельца. Ренту платили в определенные сроки ежегодно [8, 111—212].

Дробление маноров на владения вассалов и арендаторов, условия держания земли приводили держателей к такой деятельности, которая повседневно вырабатывала волю и решимость принять политическую ответственность в условиях необычайно высокой концентрации власти у короля. Действительно, при решениях локальных дел в судах сотен и графств сталкивались интересы многих лордов. Ни одна значительная территория не подчинялись единой воле местного правительства. Более того, земледержатели сильно различались по положению и богатству. Положение человека в местном обществе часто было несоизмеримо с его значимостью в государстве. Такие условия способствовали тому, что каждый отстаивал свои права и мнение перед лицом своих сограждан, в том числе и в судах. «Местные правительства становились местом дискуссий, а не диктата. Дискуссии часто могли превращаться в обмен угрозами, взрывами гнева, но даже в те достаточно дикие времена оказывалось, что интересы эффективнее отстаивать аргументами и компромиссом, чем силой. Дискуссия была великим политическим воспитателем» [8, 62].

Какими были эти «дикие времена» видно из феодального права, регулировавшего отношения сюзерена и вассала. Если феодальная дань часто, но не обязательно, сопровождалась держанием земли, то держание земли обязательно сопровождалось феодальной данью. Краткие упоминания в хартиях о пожалованиях «за оммаж и службу» становятся обычными только во второй половине XII в. Лишь отдельные хартии указывают на то, что держание земли было обусловлено верностью вассала феодалу, а не оммажем. Нормой того времени было отторжение земли от держателя (вассала) за отказ приносить оммаж феодалу или служить ему [11, 17—21].

Способность исполнять обязанности и пользоваться правами, в том числе и на владение землей, и одновременно сопротивляться несправедливым требованиям была важной составляющей баланса сил, характерного для отношений между сеньорами. Успешная деятельность лорда основывалась на его способности продемонстрировать, а если надо, и употребить свои возможности для того, чтобы заставить выполнить свою волю. Арест имущества в обеспечение долга был одной из мер в ходе конфликта лорда с непокорным вассалом. Постановления суда для ареста имущества, в принципе, не требовалось, но часто лорды сначала проводили свои требования к вассалам через суд, особенно если вассал был влиятелен. Нередко арест имущества начинался с движимого имущества, если же эта мера оказывалась неэффективной, то отторгалась земля. Формальное слушание в суде проводили до лишения прав на имущество. Лишение человека наследства было серьезным делом. Суд был последней попыткой завершить конфликт полюбовно. Слушание в суде приводило к разрешению и тех сложных случаев, когда требовалось определить, обязан ли был вассал служить лорду. Формальный приговор суда до лишения прав на имущество контрастирует с безапелляционностью решений об аресте имущества. Лорд мог столкнуться с могущественным вассалом или с вассалом, имевшим могущественного покровителя. Тогда выполнение любого решения лорда зависело от соотношения сил лорда и вассала. Лорды часто прибегали к помощи сильных соседей. Твердая же защита интересов короля обеспечивалась шерифами, прибегавшими к виндикационным искам (востребование имущества через суд) [11, 22—40].

Генрих I создал выдающуюся систему управления, самую эффективную в Западной Европе со времен Римской империи. Главной его целью была централизация. Генрих значительно усилил контроль за работой центрального и местного аппаратов, введя практику внезапных наездов королевских комиссий для разрешения важных споров и назначений королевских наместников в графствах и сотнях, проверки сборов налогов и чеканки монеты. Он организовал сильное правительство и установил строгий порядок его работы.

Сильной стороной Генриха было умение подбирать себе мудрых и опытных помощников, уметь их слушать и управлять ими. Он приближал к себе людей старых фамилий, участвовавших в завоевании Англии, и новых людей, сделанных им «из пыли», как говорили хронисты тех времен [6, 305, 307].

С 1123 г. епископ Солсбери Роджер был назначен королем править Англией в его отсутствие, с тех пор за ним сохранилась обязанность «творить в Англии справедливость» даже тогда, когда Генрих I был в Англии [6, 230].

У Генриха I была своя номенклатура чиновников двора, прошедших аттестацию и заслуживших особое доверие короля, — так называемые куриалы, которых в 1130 г. было 31 человек, а в 1111 — 24. При Генрихе I были и разъездные шерифы, т. е. шерифы, ответственные перед королем за несколько графств, и король жестко контролировал их. Он перестал назначать шерифами крупных землевладельцев и старался набирать в свою администрацию более послушных людей [6, 239].

Правление Генриха I отмечено сдвигом к систематизации, точности. Были проведены такие важные реформы, как стандартизация мер и монет. Генрих I ввел правила поведения, установил зарплаты и определил побочные доходы королевских дворцовых работников, оплаты баронам за судебные заседания, правила написания королевских указов, лишенных многословия и изложенных максимально рациональным стилем. Указы, даровавшие земли и привилегии, стали копироваться и сохраняться в казначействе в Винчестере. Ежегодно стали регистрироваться не только доходы, но и акты патронажа короля своим подданным, освобождение от датских денег и других налогов, прощение долгов, протекция, выгодная выдача замуж королем, пожалование королем в духовный сан — все за деньги. Судебные и фискальные системы были существенно усовершенствованы [6, 311].

Как и насколько Генрих I централизовал английскую систему правосудия, остается темой для дискуссий. Из папских свитков 1125—1130 гг. следует, что королевские суды этого периода действовали во всех графствах Англии. В 1120-х гг. королевские судьи получили более широкие полномочия разъездных судей [6, 236, 238]. Нововведениями Генриха I были суд по делам казначейства, центральное казначейство, регулярные разъездные суды, специализированные вице-регентства [6, 308,309].

Генрих I издал строгие правила, ограничившие практику реквизиций и установившие твердые цены на местные потребительские товары [6, 225], прекратил с 1113 г. все переделы баронских владений, которые шли непрерывной чередой с момента завоевания Англии.

Многие историки согласны с тем, что в XII в. европейская цивилизация изменилась самым фундаментальным образом, но природа и степень изменений часто находились под завесой старой идеологии. Более очевидными были изменения в период 1450—1550 гг., но изменения культуры в XII в. определенно были более фундаментальными. Изменения, казалось бы, скромные: произошел переход от запоминания к регистрации в письменных документах, рост денежного обращения сдвинул политическую и экономическую власть в руки людей, умеющих мыслить логично и расчетливо. Мыслители XII в. поняли, что физический мир основан на естественных, а не на сверхъестественных принципах. Примитивное представление о неотвратимой справедливости уступило концепции естественного порядка, т. е. постепенной демистификации «волшебного мира». Англичане добились от правящей верхушки признания ценности индивидуума [6, 313]. Это была этапная победа англосаксонской, североморской культуры над феодальной культурой аристократии.

Нормандская династия в Англии закончилась со смертью Генриха I, и после периода баронской анархии воцарилась новая французская династия — Анжуйская.