Движение Христианского возрождения

Итак, движение Христианского возрождения в разные периоды своей истории (1380—1520) состояло из трех главных ветвей: братств, школ и монастырей. Большой вклад этого движения в подготовку Реформации церкви получил международное признание, но одновременно отдельные ветви движения подвергались острой критике. Например, великий гуманист и мыслитель Эразм Роттердамский называл братства совместной жизни душой невежества, несмотря на их нескончаемую работу во имя просвещения народа.

Движение Христианского возрождения было массовым и включало не только членов братств, монахов конгрегации Виндесхайма, учителей и учащихся школ, но множество мирян, которые усвоили главное требование движения: научиться читать, писать и самостоятельно, без помощи священника проникнуть в Святое Писание. Величие Герарда Грооте состоит в том, что он не просто выдвинул эту идею, но и создал организацию, вовлекшую массы народа в мыслительную деятельность, всячески поощрял просвещение народа, вызвав к жизни школы братств и указал способ выживания движения во враждебной обстановке, подсказав на смертном одре идею создания монастырей, несмотря на то, что всю жизнь всех отговаривал от намерения постричься в монахи.

Живя во Фрисландии и будучи носителем ее культуры, Грооте в своем осмыслении окружавшей его жизни, судя по результатам его деятельности, руководствовался представлениями об эволюционном развитии общества. Он предвосхитил идею организации массового движения ради развития культуры народа, которой руководствовались такие великие деятели, как Махатма Ганди и Мартин Лютер Кинг. Движение Христианского возрождения — прекрасный пример самоорганизации масс в условиях преследований и травли. У последователей движения Христианского возрождения утвердился особый стиль жизни: когда они видели ошибки других людей, они делали вид, что их не замечают. На атаки монахов они не отвечали. Заработанные деньги тратили на книги, а не на роскошь или украшательство своего дома. Наконец, деньги тратились на благотворительность. Без малого полтора века деятельности членов движения дали свои результаты, подготовив Реформацию.

Движение Христианского возрождения стало массовым потому, что оно проповедывало идеалы, корнями уходившие в североморскую культуру, защищало то, что людям было дорого и близко, от навязывавшихся извне норм феодальной культуры. На одном осуждении распутства духовенства сплотить массы для активной деятельности на многие поколения в условиях преследований и угроз было бы невозможно. Движение не просто подготовило Реформацию церкви, оно идейно защитило народную североморскую культуру, основы которой стали содержанием протестантизма, принявшего христианскую оболочку. Протестантизм как религия и идейное течение утвердился там, где этому религиозному учению соответствовала культура народа, сложившаяся за предыдущие столетия. Недаром Нижние страны как ядро североморской культуры были последовательными и ревностными поборниками протестантизма. Движение Христианского возрождения и произошедшие от него институты распространились на восток и юго-восток от городов на Эйсселе. Они дошли по Рейну до Эльзаса, по нижней Германии до Ростока и даже до Пруссии, проникли из Фрисландии в Голландию и Северный Брабант, но в южных Нижних странах затронули только самые известные центры, например, Антверпен. Фактически в XV в. было подготовлено то, что произошло в начале XVI в.: образование нижнегерманского культурного единства, не зависимого от западных Нижних стран и от Верхней Германии (к югу от середины Эльбы). Североморская культура утверждалась вдоль берега Северного моря, на равнинах Германии, в гористых областях юга [10, 27].

Движение Христианского возрождения мало известно русским читателям, поэтому здесь ему было уделено достаточно внимания. О Реформации же церкви написано и переведено на русский язык множество книг. Русским читателям, к счастью, хорошо известна деятельность и творчество почитаемого в России Эразма Роттердамского, проведшего 12 лет в братствах совместной жизни в Девентере и Зволле и бывшего воспитанником движения Христианского возрождения [17, 227]. В Нидерландах Реформация церкви стала последним этапом борьбы североморской культуры против чуждой и навязывавшейся извне культуры феодальной.

Смена династии

Герцогиня Мария вышла замуж за Максимилиана Австрийского, сына императора Святой Римской империи, что привело к смене династии, претендовавшей на власть в Нижних странах. Спустя 5 лет после брака Мария Бургундская в возрасте 24 лет умерла. Непрерывными бунтами население Нижних стран создало невыносимую обстановку чужестранному правителю. Максимилиан, хотя и стал регентом своего четырехлетнего сына, который рассматривался как «естественный» наследник, был грубо выставлен из страны. Генеральные штаты после некоторых колебаний признали его регентом, но при условии, изложенном ими абсолютно ясно, а именно: только для воспитания их (Генеральных штатов) политических взглядов. Генеральные штаты заключили мир с Францией и ради вящей уверенности в необратимости событий передали маленькую дочь Максимилиана в руки его смертельного врага, короля Луиса; они же решили, что герцог Бургундский не стоит того, чтобы за него драться. Генеральные штаты предупредили Максимилиана, что они не будут воевать ради политических маневров регента и платить налоги Габсбургской династии. Они обвинили Максимилиана в ограблении страны и вывозе их богатства в Германию. Спустя много лет Максимилиан, получив корону в Германии, вернулся в Нижние страны; придворные поэты воспели его как наследника Цезаря, но он был предан суду гильдиями Брюгге. У него на глазах были казнены его друзья, и он сам, император, был поставлен на колени перед алтарем на рыночной площади в Брюгге и поклялся, что никогда не будет мстить за перенесенные оскорбления. После освобождения он нарушил клятву, и по всей Фландрии, Брабанту, Голландии и Утрехту вспыхнул бунт, который возглавил принц Филипп из Клеве. Он призвал всех жителей Нижних стран объединиться против Габсбургов, которые планировали включить Нижние страны в Австрийскую империю. «Нидерланды, — провозгласил принц Филипп, — принадлежали только Богу и солнцу, и никаким королям и императорам». Это было еще одним толчком к отделению Нижних стран как от Франции, так и от Германии.

У читателей может возникнуть естественный вопрос: неужели сильные армии Франции, Австрии и других стран Европы не могли подавить малочисленный, раздираемый внутренними противоречиями народ? Но каждый раз, когда Нижним странам грозила опасность, народ объединялся, и нидерландцы сами разрушали созданные многовековым трудом плотины. Так было и в XVI в. в период борьбы с испанцами, и в XVII в., когда стране угрожало французское нашествие. Бросить своих солдат, закованных в латы, в такую западню мог только безумец [18, 14].

В 1494 г. регентство Максимилиана кончилось, и его сын Филипп стал герцогом Нижних стран. Он был целиком под влиянием нидерландского окружения. Им, 16-летним подростком, управляла высшая аристократия. Их политикой был мир с Францией, восстановление торговли с Англией и полное игнорирование Германии. Они были безразличны к бургундскому наследству. Не быть втянутыми в большой европейский конфликт — вот была их высшая цель. Во внутренней политике они стремились к умеренно централизованной монархии, при которой власть распределялась бы между принцем и ассамблеями штатов. То, что молодой герцог Филипп был наследником трона в Вене и императорской короны, вселяло в них только страх. Герцог Филипп нужен был им только как «национальный» принц. Но судьба распорядилась иначе.

Герцог Филипп женился на третьей дочери Фердинанда Арагонского и Изабеллы из Кастильи. Четыре года спустя все претенденты на испанский трон умерли, а Филипп стал наследником не только Австрии, но и Испании, Неаполя, Сицилии и Америки. Его линия поведения тотчас же стала определяться не интересами Нижних стран, а династическими испанскими проблемами. Например, выгодное коммерческое соглашение с Англией было волюнтаристски разорвано и заключено новое, более выгодное для Англии, ради союза Испании с Англией против Франции. Генеральные штаты, которые не жаловались на отмену многих привилегий, вырванных у Марии и Максимилиана, мигом захлопнули свои кошельки перед перспективным королем многих стран. «Никаких денег для династических войн», — было мгновенной реакцией высших классов провинций. Но в 1506 г. герцог Филипп умер, и все унаследовал его сын Карл. Пока он был малолетним, Нижними странами управлял номинально Максимилиан, как регент, но на самом деле его дочь Маргарета, как «управительница». Она учитывала интересы Нижних стран, возможно, под воздействием сильной оппозиции аристократии. Карл был провозглашен герцогом в 15 лет, и после этого аристократия могла проводить свою традиционную политику еще некоторое время. В 16 лет Карл стал королем Испании, Неаполя и Америки, а в 19 — императором, начав свою карьеру, в которой Нижним странам отводилась второстепенная роль.

Император Карл V был последним «естественным» принцем Нижних стран. Почти всю оставшуюся жизнь он провел за пределами родины. При его правлении Нижние страны были международно признаны как Объединенные провинции [10, 95—98]. В отсутствие Карла V Нижними странами управляло его правительство, состоявшее из высшей аристократии. Представители аристократии были губернаторами провинций, советниками и командовали войсками. Один человек, как правило, совмещал службу в нескольких таких конторах одновременно. Техническая административная работа выполнялась людьми из числа джентри (нетитулованное малоземельное дворянство), бюргеров, обученных своему делу юристов и членов церковной иерархии. Скучные и сложные проблемы административной работы и финансов были не по вкусу высшей аристократии, которая к тому же с негодованием отвергала влияние простонародья на высокую политику. Понимая, что одной высокой политикой не обойтись, Карл V декретом 1531 г. разделил Великий совет на две части: Секретный совет для административной работы и Государственный совет, небольшую группу персональных советников высокого ранга, для вопросов общей политики. Административное руководство и финансы тем самым были обеспечены, но неизбежным следствием стала монополия высшей знати на политические решения. Знать к тому времени считала себя защитником страны в силу своего командного положения в конной милиции, рекрутировавшейся из числа джентри и содержавшейся за счет Генеральный штатов. Такая концентрация власти в руках высшей аристократии не могла состояться без борьбы.

После 1543 г. войны между провинциями, сотрясавшие Нижние страны все Средние века, закончились. Стал расти материальный достаток. Например, один из итальянцев, посетивший Нидерланды в 1567 г., не мог найти слов для выражения своего восторга богатством страны, процветанием торговли и сельского хозяйства, количеством городов, маслом, сыром, лошадьми, коровами, деревьями вдоль дорог. «Хотя Голландия не производит вина, — писал он, — жители пьют его больше, чем те, кто его делает».

На протяжении правления Максимилиана северные провинции сильно страдали от гражданских войн и войн с провинцией Гелдерланд: поля были вытоптаны, малые города обезлюдели, море было небезопасно для плавания из-за налетов фризских пиратов. Все это не остановило развития, но тормозило его. Свободные крестьяне, работавшие на своих собственных землях, все еще преобладали в западной прибрежной зоне и в Фрисландии. В Гронингене, например, 1/7 земли принадлежала монастырям, а все остальные церковные земли составляли менее 1/8 части пашни. Эти земли сдавались в аренду держателям, чье положение было более твердым, чем у современных фермеров. Оставшиеся 3/4 сельскохозяйственных угодий принадлежали, главным образом, свободным крестьянам, а знать владела 1/12 частью земли. В Голландии ситуация была более сложная, так как доля земли, принадлежавшая бюргерам и знати, была больше, чем во Фрисландии, но и там свободные крестьяне были владельцами большей части земли, на которой они работали. Например, в районе Рийнланд 40 тыс. акров были собственностью крестьян, а 24 тыс. акров сдавались в аренду. Церковь обладала в Голландии 1/10 частью земель. Эти сведения заслуживают доверия, так как они получены из книг, в которых регистрировались налоги.

В Голландии было около 200 семей знати, которые обладали правами сеньоров в деревнях, но эти права были ограничены: сбор поголовного налога с потомков бывших крепостных, взимание пошлины за проезд по дорогам, проходившим по землям сеньора, права на рыбную ловлю и охоту. Все эти источники дохода были закреплены традицией и обычно давали мало. Сеньор был главным землевладельцем в своей деревне, но в среднем землевладения самого сеньора не превышали 400 акров. Более того, влияние аристократии было ограниченным и с течением времени убывало. Вокруг городов главные дороги были сделаны горожанами. Город Амстердам постепенно скупил сеньориальные владения вокруг городских стен, чтобы иметь возможности для расширения и контролировать экономическую деятельность жителей близлежащих деревень.

В Голландии в 1550 г. было четыре аристократа, которые суммарно контролировали, но не прямо владели 39 тыс. акров земли из 309 тыс. имевшихся в Голландии. Голландские джентри были высшим классом, но они не обладали такими влиянием и богатством, чтобы стать господствующим слоем. У них были конкретные функции в голландском обществе. Они жили в тесном соседстве с бюргерами и крестьянами и представляли интересы последних, чей голос не был слышен в одиночку. Джентри вели самые важные дела сельской экономики и организации. Обычно именно они были контролерами дамб и полдеров, прокладывали новые дренажные системы. Джентри, особенно в Зеландии, отличались особым прилежанием.

Количество ферм постепенно возрастало, а их средний размер соответственно уменьшался. Процветавшее сельское хозяйство не могло обеспечить население. Исправить положение можно было отвоевыванием земли у моря и внутренних водоемов, но в первой половине XVI в. обстановка для такой задачи была неблагоприятной. Много усилий потребовалось в Зеландии, где в 1509, 1530 и 1532 гг. произошли чрезвычайно сильные наводнения и острова стало размывать. Стало очевидным, что отдельным местным общинам борьба с морем непосильна, поэтому был установлен центральный или провинциальный контроль за мелиоративным хозяйством. Нужны были специальные фонды, и нужда в них породила в 1515 г. «мелиоративные индульгенции». Во время путешествия по Голландии 15-летний Карл V увидел плохое состояние некоторых важных мелиоративных сооружений. Зная, что в Риме были введены индульгенции ради сбора денег для постройки собора Св. Петра, и сочтя, что мелиоративные сооружения важнее, чем самая великолепная архитектура Ренессанса, он предотвратил распространение индульгенций в Нидерландах и получил от Папы Римского подобное право, но для тех, кто делал вклад в содержание мелиоративных сооружений. Одновременно Рим согласился на 10%-ный налог на доходы церкви ради той же цели. Более 75 тыс. дукатов было получено только от индульгенций, но, если верить Эразму Роттердамскому, на ремонт мелиоративных сооружений не было потрачено ни пенса. В Голландии крупномасштабные мелиоративные работы, включая осушение участков моря и озер, начались только после того, как в городах сложился богатый класс буржуазии, пожелавшей рискнуть большими капиталами в этих весьма спекулятивных проектах.

В этот период в Голландии и Зеландии возросла экономическая важность производства молочной продукции. Но только молоко и продукты его переработки не обеспечили бы этим провинциям особого положения, которого они добились за несколько десятилетий. Штаты Голландии ясно изложили суть дела в петиции императору Карлу: «Очевидно, что провинция Голландия — это только маленькая страна, не очень велика вдоль побережья и еще меньше вширь, омывается морем с трех сторон. Она должна быть защищена мелиоративными сооружениями от моря, что ведет к большим затратам на каналы, дамбы, плотины, ветряные откачивающие воду насосы и т. п. Кроме того, имеется много дюн, болот и внутренних водоемов, которые растут день ото дня (из-за опускания суши. — Л.А.), делая землю непригодной для полей и пастбищ. По этой причине жители с их женами и детьми вынуждены защищаться ремесленным производством и коммерцией, с тем чтобы привезти сырье из зарубежных стран и экспортировать товары в Испанию, Португалию, Германию, Шотландию и особенно в Данию, а также страны Северной Европы. Через это они покупают огромное количество пшеницы. Следовательно, главным производством страны является судоходство и связанная с этим торговля, от которых живут многие люди, как купцы, шкиперы, моряки, кораблестроители и плотники».

В 60-х гг. XVI в. Голландия и Зеландия посылали почти по 600 судов с командой 20 человек каждый ежегодно только для рыбной ловли. Рыболовные суда бывали на промысле по полгода, а остальное время они использовались как грузовые суда для торговли с Норвегией, Испанией и в Балтийском море. В 1563 г. 850 судов из 1220, прошедших через пролив Зунд, принадлежали Нижним странам, а 455 из них были голландскими. В дальнейшем судоходство на Балтике росло, и в 1565 г. пролив Зунд прошли 2130 голландских судов из общего их числа 3480.

С XVI в. ростовщики и купцы Брюгге и Антверпена стали главной финансовой опорой всех португальских заморских предприятий. Голландские и зеландские моряки быстро включились в коммерческую эксплуатацию вновь открытых португальцами районов мира, сначала их суда фрахтовались для перевозки товаров из Лиссабона на север, затем в соответствии с хартией, полученной от португальцев, под португальским флагом и т. д.

Корабли и люди, зарегистрированные в налоговых списках, были из всех частей Голландии. Это не значит, что коммерческие предприятия были распространены по всей стране. Жители всех прибрежных деревень и городов имели свои доли в судоходстве и рыболовстве, но они были, главным образом, наемными работниками купцов больших городов, особенно Амстердама. Бедные деревенские жители никогда не могли сколотить капитал, необходимый для мореходства. Даже для ловли сельди кроме оплаты судна надо было затратить 1—1,5 тыс. гульденов для обеспечения промыслового сезона. Северные сельские районы Голландии экономически зависели от купцов Амстердама. Иными словами, в начале XVI в. уже происходила концентрация капитала в области морского судоходства.

По сравнению с Антверпеном Амстердам мог показаться небольшим портом: в первом ежегодно под погрузкой-разгрузкой находились по 2500 судов, а во втором — 500. Но у Антверпена не было своих судов и судостроения, а все амстердамские суда не только принадлежали купцам Голландии, но и были построены на верфях провинции, правда, из импортной древесины. Поэтому Амстердам имел лучшие перспективы для развития, так как почти все капиталы оставались в городе.

Итак, Голландия в начале XVI в. была страной мореходов и крестьян, свободных и относительно зажиточных в благоприятные времена, но не богатых; верхний класс общества состоял из добропорядочных и самовольных сельских аристократов и мелких, но предприимчивых капиталистов в главных городах. Джентри пользовались своими правами в сельских местах, а капиталисты использовали все свое влияние и власть для контроля за положением в городах.

Условия в восточных провинциях были иными. Зарубежная торговля городов на реке Эйссел быстро уменьшалась, так как войны с соседней провинцией Гелдерланд задушили ее, и она была обречена из-за конкуренции с Голландией. Но внутренняя торговля скотом, металлами, углем процветала, хотя и не могла сравниться по своей прибыльности с заморской. На востоке сельская аристократия имела больше власти в общественных делах и в сельской экономике.

Лесистый район провинции Гелдерланд и песчаная равнина в провинции Оверэйссел (т. е. не прибрежная зона) были единственными местами в Нижних странах, где часть крестьянства еще была крепостной. Повинности были нетяжелыми, права крепостных гарантировались обычным правом, древние свободы сохранялись [10, 106—111].

Противоборство с Карлом V

Непрерывные, систематические противоречия между центральной феодальной властью и местными капиталистическими институтами вылились в скрытый, но всегда существовавший конфликт между представителями императора и народом. Монархия была лишь шаткой федерацией автономных провинций, нацеленных на независимость, а каждая провинция была не более, чем союзом городов и сельских районов, чьи интересы чаще конфликтовали, чем находились в гармонии. При Карле V, как правило, отсутствовавшем в регионе, провинцию в качестве политической единицы представляла ассамблея штатов, а не монарх. Штаты естественно развились в постоянно действующие институты, жизненно важную часть правительственной системы со своими собственными чиновниками и собственными фондами. Чиновники центрального правительства рассматривались как представители инородной, иностранной власти.

Убеждение, что штаты не только представляют, но и есть провинция, было особенно сильным на северо-востоке Нидерландов, вовсе не знавшем феодализма. Хотя и покоренные силой, штаты этих провинций взяли за правило утверждать, что они признали Карла V своим принцем свободно, по собственной воле, по особому контракту с Габсбургами, который налагал на обе стороны особые обязательства. В 1533 г. Карл V попытался учредить Совет провинции Оверэйссел и отнести многие проблемы к компетенции Совета как кассационного суда. Штаты Оверэйссела заявили, что о таком институте никогда никто не слыхивал и просто проигнорировали его существование. В провинции Гелдерланд возникла такая же борьба. Штаты провинции приняли Совет по «контракту» с Карлом, но обвинили эту организацию в нарушении их привилегий. В 1560 г. члены штатов образовали альянс для того, чтобы дать отпор нововведению короля. Они даже назначили особый комитет для проверки законности каждого акта Совета, и каждый раз, когда королевские чиновники пытались упомянуть о «писаных законах», т. е. о римском праве, возникала буря протестов.

Общий фронт, образованный против Карла V, отнюдь не означал союза провинций или штатов. Каждая провинция была сценой конфликтов интересов, да так часто эти конфликты сопровождались насилием, что страна оказывалась на грани гражданской войны. Кроме того, в конце Средних веков существовал постоянный антагонизм между светским миром и духовенством. Проступки негодных представителей духовенства и их злоупотребления духовной властью вооружили светских людей в их борьбе против привилегий священников. И все же такие злоупотребления вызывали ярость горожан в меньшей степени, чем конкуренция монастырей в торговле вином и пивом, в производстве и продаже одежды и домашней утвари вне гильдий и ниже ими фиксированных цен. Городами все больше и больше овладевала тревога из-за угрозы их свободе и постепенного, но неуклонного стяжательства земель духовенством [10, 112]. Для исправления положения в ответ на многие такие жалобы издавались новые и усиливались существовавшие законы: внутри городских стен было запрещено законом передавать владения церкви. Закон запрещал распространять юрисдикцию церковных судов на граждан, не связанных непосредственно с церковью и т. п. [19, 28].

Конституционные позиции духовенства были слабыми. Только в провинции Утрехт духовенство было сильно представлено в ассамблее штатов. Во Фрисландии и Зеландии его голос еще был слышен. Все остальные же ассамблеи штатов состояли сплошь из светских лиц. Духовенство реагировало вяло, зная, что правительство поддерживает светскую власть.

В условиях жестокой конкуренции нидерландцы продолжали изобретать и осваивать все лучшее, что находили по всему миру. Со второй половины XV в. наиболее предпочитавшимся типом морских судов стали трехмачтовые каравеллы, обладавшие трехслойной подводной обшивкой корпуса и удобным в управлении такелажем, что придавало им быстроту и маневренность. Они использовались с марта по сентябрь, круглый же год ходили на упоминавшихся выше хюльках, менее быстроходных и маневренных, чем каравеллы, но более устойчивых, прочных, что было важно в зимние штормы. К тому же они могли ходить против ветра круглый год.

Переворот в голландском и мировом кораблестроении произошел во второй половине XVI в., когда использовавшиеся издавна для каботажных плаваний бойеры и для рыбной ловли бойсы были приспособлены для заморских путешествий. Их отличительной особенностью были прямоугольные, а не треугольные паруса. На их основе был создан новый тип судна — бот, быстрый, простой в управлении; малая осадка бота при грузоподъемности 100 т позволяла подходить прямо к причалам без перевалки грузов на лихтеры и обходиться экипажем в 5—6 человек, делая 3—4 рейса (например, в Пруссию за хлебом) в навигацию. Даже ганзейские купцы предпочитали арендовать голландские суда.

С середины XVI в. стали строиться и большегрузные суда (до 600 т), но они были дороги, их стоимость равнялась доходной части бюджета города Роттердама. В 60-х гг. XVI в. Голландия располагала 800 судами грузоподъемностью 200—700 т и большим количеством судов с грузоподъемностью 100—200 т [16, 77—78].

Торговая политика Англии в XIV—XVI вв. была направлена на сокращение экспорта во Фландрию сырой шерсти и вывоз сукна. За два столетия английский экспорт сырой шерсти к 1532 г. сократился в 30 раз, однако это было нидерландцами компенсировано импортом из Испании. Но главное, было налажено производство саржи и атласа из местного льняного сырья. В 1540 г. только на английский рынок было поставлено продукции на 100 тыс. марок. Цех льноткачей, например, в Генте, стал крупнейшим в середине XVI в., причем терпя жестокую конкуренцию от деревенских льноткачей [16, 38].

Большая конкуренция между городом и деревней существовала не только у льноткачей. Деревни постоянно боролись с промышленной монополией городов посредством производства товаров и торговли пивом и вином, не подчиняясь гильдиям с их регулированием цен и находясь вне обложения городскими налогами. В сельской местности заправляли джентри. Города отвечали скупкой пригородных сеньорий и усиливали ту часть своей экономической политики, которая ограничивала возможность феодалов. Постоянные усилия городов, направленные на уничтожение промышленной деятельности деревень, сделали отношения между горожанами и селянами очень напряженными.

Противоречия между городом и деревней были не единственными в Нидерландах XVI в. Город противостоял городу, а внутри городов существовала вражда между жителями. Муниципальные финансы были повсеместно расстроены в результате долгих войн и тяжелых обложений центральным правительством. Конечно, обвинялся во всех трудностях правящий класс аристократов. Не имея голоса в правительствах городов, гильдии постоянно оказывали давление, опираясь на олигархов. Были и другие организации, способные замолвить слово за горожан. Каждый город вынужден был содержать городскую гвардию для собственной защиты. Горожане, вступавшие в эту гвардию, избирали себе офицеров и часто имели собственные здания для собраний и военных учений. Когда горожане противостояли правившей монархии, у них за спиной была вооруженная сила города. Они могли сбросить существовавшую систему и установить более демократическое правительство, но поддерживали тех олигархов, на которых они полагались в деле радикальной реорганизации общественного устройства и подчинения центральной власти противостоявших групп и интересов.

Всем этим общественным фракциям с их индивидуальными правами противостояли профессиональные правительственные чиновники в Брюсселе. То были юристы, знавшие римское право и полностью убежденные в законности прав принца на абсолютный суверенитет. Они презирали традиционные институты и несовершенство древнего обычного права, вмешивались в отправление правосудия сельскими джентри, перечисляя письменно так много замечаний, как только было возможно провинциальным судам, где рассматривались дела, и только профессиональный судья мог найти выход из лабиринта ордонансов и статутов. Они агитировали против привилегий провинций, городов, районов, которые, однако, ревниво защищались, тщательно собирались, переписывались и вверялись заботам чиновников ассамблей штатов. Государственный прокурор Голландии в этих условиях стал в середине XVI в. главным архивариусом провинции. «Странно, — заявили однажды штаты провинции Оверэйссел, — что наш принц стал учреждать должности, о которых люди никогда ничего не слышали, и порядки, никогда не допускавшиеся штатами провинций». В то же время в Утрехте чиновники императора разводили руками: «Уму непостижимо, Его Величеству Императору и его слугам не позволено наказать одного из своих подданных, даже из духовенства, без согласия других подданных Его Величества». В этих двух заявлениях отражается одна из сторон конфликта, который перерос в революцию во второй половине XVI в.

К середине XVI в. в Нидерландах накопилось горючего материала достаточно для того, чтобы спалить всю страну, даже если не считать духовного конфликта, разделившего людей на два агрессивно противостоявших лагеря. Реформация началась за границей, но нашла своих первых мучеников в Нижних странах. Лютер имел стихийную поддержку части духовенства, но как только саксонский протестантизм стал известен в Нижних странах, он подвергся критике большинством реформаторов и в конце концов был отвергнут в пользу более индивидуалистического и радикального учения, возникшего в Швейцарии. Реформаторы обратились к кальвинизму, который предлагал ясную, логичную и демократичную церковную организацию, принципы которой были приемлемы для общественного мнения Нижних стран. Однако мысли Эразма Роттердамского, критиковавшего лютеранизм, но не удовлетворившегося и кальвинизмом, остались животрепещущими и в значительной мере определили развитие религиозной жизни Нидерландов. Он не мог согласиться с тем, чему был свидетель: менялось второстепенное — форма церкви, но мало уделялось внимания главному — духу. Без духовного обновления новая церковь, утверждал Эразм, возродит злоупотребления старой. Штаты Голландии, запрещая публичные дискуссии по религиозным вопросам, руководствовались идеями Эразма Роттердамского, т. е. нормами североморской культуры.

Лютеранизм распространялся в тех частях Нижних стран, где торговые и другие контакты с Германией были очень тесными. Но реформаторы вскоре повернули в сторону Цвингли; анабаптизм быстро набирал силы в массах, причем не только бедных, но и среднего достатка. Император Карл V, испытывавший сильное влияние римско-католической церкви в Испании, решил использовать религиозный конфликт для укрепления монархизма в Нижних странах и в 1552 г. декретом приказал преследовать всех еретиков без соблюдения существовавших форм правосудия. Тем самым отменялась даже уже действовавшая в Нижних странах инквизиция, и именем императора вводился произвол. Это шло вразрез со всеми традициями. Декрет был воспринят как атака на свободы, защищенные хартиями. Так религиозная борьба превратилась в конституционный конфликт.

Многие правительства городов, аристократы, сельские судьи и даже главные советники, т. е. лояльные и послушные слуги имератора, восстали против этого нововведения. Некоторые высокопоставленные чиновники подали прошения об отставках. Это привело к тому, что за все время правления Карла V в Нижних странах было казнено лишь 223 человека. Погибло, конечно, больше; например, только во время подавления восстания анабаптистов в 1535 г. было убито около 30 тыс. человек.

Карл V на это ответил новым драконовским декретом против реформации. Сотни протестантов эмигрировали в Англию, Эмден, Кельн, Аахен.

В 1555 г. Карл V отрекся от престола и передал Австрию своему брату, а Испанию и Нижние страны — сыну Филиппу [10, 113—123].

Конец монархии

Всего лишь несколько лет спустя после восшествия на престол короля Филиппа проявились первые явные признаки Великой нидерландской революции — самого важного этапа истории Нидерландов, — которая началась восстанием высшей аристократии и быстро распространилась как антииспанское и антикатолическое движение, опиравшееся главным образом на джентри и бюргеров. Затем, после короткого периода репрессий, вспыхнула всеобщая революция, в которой участвовали все, независимо от религиозных, политических взглядов или социального положения. Но результат борьбы разительно отличался от того, чего ожидал любой из участников революции. Разрозненные, всегда враждовавшие между собой Нижние страны, порвав с испанским владычеством, не рассыпались, не стали искать новой консолидирующей силы в лице Англии или Франции, жители региона не стали эмигрировать в Германию, но объединились и создали независимую республику огромной мощи, с сильными традициями свободы и твердым сознанием своей силы и способности достойно себя утвердить среди великих держав Европы. В течение одного поколения группа судовладельцев и купцов умеренного достатка выросла в политическую силу, которая негодовала из-за малейшего посягательства на ее суверенные права со стороны древних и мощных монархий. По существу, революция была войной североморской культуры против культуры феодальной. За рождением первой в мире республики с затаенным дыханием следили даже очень далекие страны: «турки и московиты вникали в события, происходившие в Нижних странах, с интересом и расхождением мнений».

Король Испании Филипп II родился и получил воспитание в духе превосходства всего испанского над всем остальным и категоричного отрицания иностранных идей. Даже если бы он пожелал уважать права и обычаи неиспанских подданных, он был не способен понять, что для них значат их национальные привычки и институты.

Вместе с троном Филипп II унаследовал войну с Францией на южной границе Нижних стран. Война, пусть и победоносная, расстроила финансы, и Филипп стал добиваться от Нижних стран денег. Генеральные штаты согласились раскошелиться, но только с условием, что деньги рассматривались как общественный фонд, а не собственность короля. За этим стоял вопрос, будут ли провинции самоуправляемыми и независимыми или они покорятся монаршей воле. По мнению Генеральных штатов, Нижние страны должны были вести собственную внешнюю политику нейтралитета, находясь в составе испанской империи, а внутреннее устройство поддерживать в соответствии с национальными традициями.

В войне против Франции Голландия и Зеландия были предоставлены сами себе в борьбе против французской морской блокады, которая была направлена против купеческих и рыболовных судов, т. е. основы благополучия этих провинций. Интересы страны требовали дружбы с Англией, а Филипп II конфликтовал с королевой Англии Елизаветой, и англичане грабили суда Нижних стран. Северо-восточные провинции, которые неохотно признали своим сюзереном отца Филиппа II, не нашли даже упоминания о признательности за те их деньги и кровь, которые были отданы ради борьбы с французским врагом испанских интересов. По этим причинам Генеральные штаты соглашались выделить деньги при условии их целевого использования для защиты страны. Более того, они не соглашались на использование даже части средств на оборону других частей испанской империи. Наконец, они изложили свое мнение о том, что должно быть сделано против посягательств инквизиции на судопроизводственные прерогативы провинций.