Поверхностные и грунтовые воды

Реки Нидерландов очень полноводны. Годовой сток достигает 110 млрд м³. Сток грунтовых вод составляет половину поверхностного. Особое место занимает Рейн, на долю которого приходится 70 млрд м³ годового стока. Для нижнего течения Рейна характерен приатлантический тип режима с зимним максимумом стока, когда уровень достигает 13 м от ординара. Сталкиваясь с морской приливной волной, рейнские воды выходят из берегов, разрушая плотины вдоль берегов от моря далеко вглубь страны. Такие наводнения часты, но бывают катастрофические наводнения, если штормовой нагонный ветер совпадает с высоким приливом, а уровень воды в Рейне повышен из-за обильных дождей.

Обильные осадки и их равномерное годовое распределение, в сумме превышающие испарения, теплая бесснежная зима приводят к постоянному и повсеместному подпитыванию грунтовых вод. Помимо климатических условий в Нидерландах важную роль играет напорное подпитывание в тех местах, которые находятся ниже уровня моря. Почти повсеместно на глубине от 1 до 15 м залегает мощный водопроницаемый песчаный горизонт, обеспечивающий интенсивный напорный приток воды сквозь грунт [1, 28—33].

Грунты. Торфяники

Плодородие лессов и низкое плодородие песчаных грунтов вряд ли требуют комментариев. Более важно знать особенности торфяников (столь распространенных в Нижних странах), обнаруживающиеся при их использовании человеком.

После осушения болота прекращается жизнедеятельность растений-торфообразователей, происходят осадка торфа и его консолидация (уплотнение) в результате удаления гравитационной воды. Начинается процесс активного биохимического разложения органогенной массы до углекислоты, воды и нитратов. Биохимическая сработка торфа приобретает направленный характер. Ее темпы обусловлены тремя факторами: глубиной залегания грунтовых вод, характером сельскохозяйственного использования почв и климатическими условиями региона.

Особенно разрушительными оказываются применение самотечного осушения и использование дренированных торфяных почв для размещения пропашных культур. В этом случае разложение торфа протекает весьма интенсивно — до 2—3 см/год, поэтому за столетие уровень грунта понижается на 2—3 м. Реальные темпы сработки торфа оказываются еще более высокими, так как культура пропашных на торфяных почвах при самотечном осушении обычно сопровождается ветровой эрозией, а также поверхностными и глубинными пожарами.

Правда, в Нидерландах всегда был фактор, который смягчал сработку торфа. Осушение торфяников проходило в таких условиях, при которых уровень грунтовых вод был достаточно высоким и капиллярная кайма грунтовых вод не отрывалась от нижних слоев торфа.

К тому же в Нидерландах при использовании торфяных почв применяли так называемую голландскую культуру, которая была эффективна при условии, что осушительные каналы подходили к городам. По каналам торф привозили в города для использования в качестве топлива, а из городов отходы транспортировали для компостирования в места выемки торфа.

Если торфяной грунт используется не для возделывания пропашных культур, а для пастбищ, биохимическая сработка торфа достигает 0,5—1,0 см в год [4, 332—335].

Польдерные (см. ниже) осушительные системы по сравнению с самотечными обеспечивают понижение базиса эрозии, но не останавливают биохимическую сработку торфа в верхних слоях грунта.

На торфяниках для лугов и пастбищ нужна наименьшая глубина осушительных канав или каналов (всего 0,8—1,0 м) по сравнению с полями (1,0—1,2 м) или садами (1,2—1,4 м) [4, 268—272].

Рельеф, климат, почвы и воды — эта та среда, к которой веками приспосабливался человек и которая определяла деятельность людей, формировавшую их сознание и культуру.

Глава 5. Предыстория

Предыстория Нидерландов тесно переплетена с предысторией всей Западной и Северной Европы. Это связано с географическим положением района. Вся территория, кроме плодородного Лимбурга, была не слишком привлекательной, с точки зрения поселенцев. Основную часть территории составляли густые леса на Арденнах, песчаные почвы и марши, постоянно находившиеся под угрозой катастрофических наводнений. Местность была бедна минеральным сырьем: ни меди, ни олова, ни серебра, ни янтаря — ничего такого, что было известно людям, жившим до нашей эры. Впрочем, железо стало добываться где-то с VIII—IV вв. до н. э., а уголь — лишь начиная со Средних веков. Развитие района началось в Средних веках, а в предысторический период ничего подобного не было.

Однако на этом клочке земли остались отчетливые следы многих культур. Нижние страны находились на западной оконечности большой балтийской равнины, по которой пролегали миграционные пути многих народов. Они располагались в дельте крупнейших рек Западной Европы — Рейна и Мааса, а с запада к их территории прилегала дельта Шельды. По рекам проходила часть миграционных путей. Сообщение с Британскими островами по морю было обычным делом.

Нижние страны — это перекресток дорог Запад—Восток и Север—Юг. На этой территории даже в предысторические времена концентрировалась информация о всей Европе, которую несли мигранты, торговцы и т. д. [5, 13—15].

Заселение лёссов и валов

Самые первые стойбища охотников в Нижних странах существовали уже около 250 тыс. лет назад. Но ледниковые периоды не позволили людям остаться здесь надолго. Полагают, что многочисленные стойбища людей возникли в этом районе 13 тыс. лет назад, в конце палеолита. 10 тыс. лет назад началось потепление климата, и на территории Нижних стран стали расселяться охотники и собиратели. В пищу шли мясо животных, рыба, плоды, семена, грибы, мед и пр.

Жизнь охотников (постоянное скитание по изведанной территории) определяла социальную организацию. Группа охотников, составлявших стойбище, и названная исследователями бандом, насчитывала обычно 15—20 человек и состояла из 1—8 семей. Они совместно использовали определенную территорию, добывая жизненные средства, необходимые для выживания. Между такими группами должны были существовать связи, которые позволяли образовывать брачные пары для воспроизводства населения. У каждой группы должно было быть столько связей, сколько необходимо для обеспечения контактов между, как минимум, 175 индивидами. Это число обеспечивало, по оценкам антропологов, воспроизводство людей. На самом деле такие объединения бандов состояли из 200—500 человек, т. е. достигался компромисс между двумя противоречивыми тенденциями: с одной стороны, чем больше территория для охоты, тем легче охотнику, но дальше до соседнего банда и труднее образование брачных пар; с другой стороны, чем больше людей в объединении бандов, тем выше плотность населения и труднее добывать средства для жизни.

Территория обитания людей, говорящих на одном диалекте, называется «социальная территория». Охотники, использовавшие один и тот же тип кремниевых наконечников стрел, обитали на полосе Северо-Западно-Европейской низменности, простиравшейся от низовий Мааса до устья Одера. На этой огромной площади в 120 тыс. км² могло проживать и добывать пропитание не более 1200 человек с учетом субарктических условий существования того времени [3, 191—211].

Следы самых ранних земледельцев в Нижних странах, которые удалось обнаружить, датируются примерно 5300 г. до н. э. Они обитали в лессовой зоне Рейна и Южного Лимбурга. Спустя некоторое время земледельцы появились в Бельгийском Лимбурге. Из-за специфичного лентообразного орнамента на гончарных изделиях их назвали лентгончарами. Их предки жили четыре поколения назад в Средней Европе. Жилось им там достаточно спокойно, и их количество стало быстро возрастать. Однако из-за возникшего напряжения с обеспечением жизненно необходимыми средствами часть населения откололась и эмигрировала с насиженных мест. Эти колонисты, пройдя около тысячи километров, остановились на лессовом плато, принеся с собой навыки земледелия. Крестьяне поддерживали контакты с охотниками из близлежащих мест и обменивались с ними разными предметами, но обмена со всеми частями Нижних стран не было. И только спустя две тысячи лет после этого первые земледельцы осели в средней и западной частях Нидерландов. При этом люди не отказывались от охоты и собирательства, но дополняли свой достаток земледелием и скотоводством.

Если рассматривать только крестьян, поселившихся на лессе приблизительно в 5300 г. до н. э., то они адаптировали агротехнические приемы, заимствованные их предками на Ближнем Востоке и освоенные в Средней и Восточной Европе, к климатическим и почвенным условиям устья Рейна. При этом им приходилось вырубать липовые леса, а не хозяйствовать в привычной степи, строить деревянные постройки вместо домов из известняка, терпеть более дождливый климат и отдавать предпочтение в животноводстве крупному рогатому скоту и свиньям, вместо привычных овец и коз. Поголовье в стаде животных первой и второй групп зависело от ландшафта: овцы и козы переносят стужу на открытых местах, а коровы и свиньи — нет.

Расположение поселений характеризовалось двумя условиями: наличием плодородной почвы и близостью водоемов, т. е. на границах лессовых плато, вблизи ручьев и рек. Плодородная почва, а не охотничьи угодья определяли места поселений. На лессе у воды почва была всегда влажной, и все пышно росло. Поэтому леса вырубались ради пашни.

Лентгончары культивировали горох, чечевицу, лен, мак. При раскопках обнаружены также яичный белок, растительное масло и животный жир. На земледельческую активность указывают кремниевые серпы и жернова. Был обнаружен также силос с содержавшимся в нем зерном. Охота, рыболовство и собирательство занимали скромное место — вероятно, менее 10% мяса добывалось охотой. Главным источником белка было животноводство, в котором доминировал крупный рогатый скот.

Старейший плуг в Северо-Западной Европе датируется примерно 3500 г. до н. э. Плуг тянула упряжка быков. Но первобытный плуг не переворачивал земляной пласт. Он появился на Ближнем Востоке и использовался в Восточной Европе, где влажность земли была низкой, и ее надо было сохранять. По существу, земля лущилась, а не вспахивалась. Тягловыми животными в Нижних странах были быки, начиная с IV тысячелетия до н. э. Наглядным свидетельством использования бычьих упряжек и плуга является гравюра на камне, найденная в Южной Швеции и относящаяся к бронзовому веку. Первые свидетельства о верховых, но не тягловых лошадях в Северо-Западной Европе относятся приблизительно к 3000 г. до н. э.

Производство овечьей шерсти было важным видом деятельности. Древнейший обнаруженный образец шерстяной ткани в Европе относится к III тысячелетию до н. э. Ранее, по-видимому, использовались лишь кожа и лен. Наконец, важной отраслью хозяйства стало молочное животноводство.

На стыках областей проживания охотников и земледельцев первые видели, что последние при тех же затратах труда имеют больше полезных продуктов, и перенимали новый для них образ жизни, но селективно, так, чтобы с максимальной пользой применять свои навыки. В III—IV тысячелетиях до н. э. на одном квадратном километре могли прокормиться 50 крестьян, но всего лишь один охотник или собиратель [3, 213—225].

Заселение песчаных грунтов

Приблизительно в 3500 г. до н. э. в Нижние страны пришли новые колонисты, на этот раз из Северной Германии и Южной Скандинавии. Обосновавшись в средней и северо-восточной частях Нидерландов, они занимали менее плодородные песчаные почвы, но благодаря плугу могли использовать большие площади и обеспечивать относительно большое население жизненными средствами.

В северо-восточной части Нидерландов открытые места, которые первоначально принимались за пастбища, оказались полями, которые существовали в предыдущие века. Процессы исчезновения лесов и снижения плодородия почв начались на Дрентском плато еще в период неолита на тех полях, которые располагались на вересковых пустошах, подстилавшихся торфяниками [3, 224—233].

Исконное положение крестьян, при котором производился некоторый избыток продуктов, шедший на обмен для приобретения неместных товаров, стало меняться приблизительно с 2100 г. до н. э. с началом использования бронзовых предметов. Бронза стала использоваться в качестве материала, заменявшего камень и кость, но была дорогой и редкой, так как месторождений сырья — меди и олова — в Нидерландах нет. Поэтому бронза стала выполнять функцию средства накопления, что привело к началу процесса расслоения людей по уровням достатка. Даже изделия из железа, ставшие обычными на территории Нидерландов, сырье для которых было местным, длительное время из-за высокой температуры выплавки относились к числу престижных предметов.

Бронза появилась на территории Нидерландов после 2—3-векового периода господства медных предметов. Медь добывалась в Уэльсе и Австрии, а олово — в Корнуолле. На территорию Нидерландов поступала ирландская бронза, встречалась шотландская, испанская, южно-французская бронза. При раскопках были найдены бронзовые застежки для одежды, вязальные спицы, оружие, шлемы, латы. Железо использовалось взамен бронзы для изготовления рабочих инструментов и оружия: серпы, мечи, наконечники копий. Из железа впервые стали делать удила для лошадей и острия плугов. Добыча железа началась на территории Бельгии, где располагались богатые руды (гематит, лимонит и т. д.). Извлечение железа было примитивным, и шлаки содержали до 40% железа. Однако руды перерабатывалось много, и только в одном из мест провинции Намур скопилось 7 тыс. куб. ярдов шлака общей массой 13,5 тыс. т [5, 145]. Бронза тоже использовалась наряду с железом, но более всего для ювелирных изделий. Впрочем, ювелирные изделия и предметы туалета изготавливались и из железа. Однако археологические раскопки показали, что мест для выплавки железа, несмотря на наличие сырья, в Нидерландах было мало. Существовали не только местные, но и внешние источники и бронзовых, и железных предметов, например, в Австрии, Южной Германии, Южных Альпах, Северной Италии. Правда, в Северных Нидерландах было обнаружено мало предметов, свидетельствовавших о торговле на большие расстояния в те времена. Поступали эти изделия за счет меновой торговли. На местном уровне они перераспределялись в виде подарков родственникам или при церемониальных актах.

Главным товаром, шедшим на обмен, из известных ныне была на территории Нидерландов морская соль, которую получали выпариванием на южном побережье у устья Рейна, т. е. в местах, наиболее близких к местам меновой торговли с Британскими островами и вверх по Рейну. Соль была нужна для консервирования продуктов питания. Конечно, на обмен шли продукты земледелия и животноводства, трудоемкость производства которых из-за особого плодородия лесса могла быть ниже, чем в прилегающих районах.

Крестьянское хозяйство

Многочисленные следы полей железного периода были обнаружены на песчаных почвах — главным образом благодаря аэрофотосъемке — в Дренте, Гронингене и Гулдере. Они занимают участки в 100—150 акров, разделенные сетью низких земляных валов на неправильные полоски по 4—10 акров. То, что эти места были действительно полями, доказано по следам плугов и по агрономическим анализам почвы. Происхождение этих земляных валов объяснено тем фактом, что крестьяне в определенный момент сняли неплодородный верхний слой почвы и сложили его по краям своих полей. В других местах тот же период или позже для разделения полей были использованы дренажные канавы, и одновременно плодородная почва из этих канав распределялась по поверхности полей [5, 145].

Доисторическое крестьянское хозяйство состояло из дома, сарая и изгороди, которая удерживала коров внутри участка. Крестьянская семья жила под одной крышей с домашним скотом, причем для жилья отводилась наименьшая часть помещения. Обычная длина здания была 18 м, а ширина от 4 до 6 м (встречались дома и 65 м длиной). В доме было 20—30 коров. Доминировал крупный рогатый скот; овцы, козы, свиньи и лошади были побочной ветвью хозяйства, причем их роль убывала в приведенном порядке. Например, лошади, использовавшиеся лишь для охоты, были исключительно в зажиточных хозяйствах. В качестве тяглового скота использовались быки. В маленьких строениях на дворе хранились запасы питания и семян, а также корм на всю зиму.

Зерно всегда было важнейшим злаком в растениеводстве. При неблагоприятных обстоятельствах вместо полеводства занимались ткачеством или оконтуриванием участков. Последнее было распространено на низлежащих землях, например, в Западной Фрисландии. Там участок обозначался рвом, который был нужен для осушения полей, да и дерева или камней для заборов было мало. На вышележащих землях в восточной и северо-восточной частях Нидерландов контуры ранних участков видны до сих пор. До нашей эры был известен один тип землеустройства — кельтские поля. Название «кельтские поля» понимается не как ограниченный региональный феномен, несмотря на обманчивое название. Кельтские поля обнаружены главным образом вне областей обитания кельтов. Этот феномен принадлежит Северо-Западной Европе, включая Великобританию, и датируется железным веком. Удлиненный участок шириной около 35 м вначале ограждался посредством забора из прутьев, чтобы не допускать диких зверей и коров и держать коров внутри участка после жатвы, использовать землю в качестве пастбища и одновременно унавоживать участок. По краям дренажных рвов оставлялись полоски земли шириной 4—5 м, на которые десятилетиями и даже столетиями выбрасывались сорняки, корни и другой мусор. В конце удлиненного участка выделялась часть приблизительно 30х30 м² для временного пребывания крестьянского хозяйства. Каждая семья имела несколько полей, что позволяло чередовать обработку земли и пара, вносить удобрения и использовать севообороты. Это сохраняло плодородие почв и позволяло пользоваться полями длительное время. Все это приводило к более высокой плотности жителей, которая, впрочем, в рассматриваемой местности не превышала 12—15 человек на 1 км². Землевладения, разбитые на множество участков, возникли не в силу сложного рельефа, а на совершенно плоской местности; например, в железном периоде на торфяниках западной части Нидерландов существовали такие крестьянские хозяйства. Соответственно не было больших поселений: деревня на 50 дворов была редким исключением [3, 237—254]. Все это описание приведено здесь для того, чтобы показать, что никогда на территории Нидерландов не было подсечно-огневого земледелия, характерного для германской марки.

Предельно важным фактом археологии является отсутствие всяких следов какого-либо места, которое выполняло бы функцию экономического центра, и военных гарнизонов, предназначавшихся для обороны или нападения. Не было никакого административного подчинения в отношениях между поселениями. Такой была ситуация в низинной Бельгии, Нидерландах и Северо-Западной Германии приблизительно в 200 г. до н. э. В конце железного периода произошли изменения: на территории северной части Нидерландов появились дифференциация (внутри общины возникает разделение труда) и стратификация населения (расслоение общества на группы в соответствии с их имущественным положением и влиянием). Отсутствие воинских гарнизонов означало, что защита осуществлялась ополчением, а значит (тем более в отсутствии администрации), никто не мог воспользоваться военной силой для угнетения соплеменников [3, 255]. Это создавало предпосылки для формирования особой культуры свободных людей.

Глава 6. Заселение маршей

Когда марши были еще не заселены, крестьяне на прилегавшей к болотам перенаселенной суше страдали из-за ветровой эрозии. Естественно, тучные пастбища маршей со временем крестьяне стали использовать для своих нужд. Сначала стада коров перегонялись вдоль рек с песчаных грунтов на сухие марши на летний период. Приблизительно с 500 г. до н. э. крестьяне стали переселяться с песчаных грунтов на берега рек (точнее, береговые валы) на территории маршей. Жители маршей поддерживали тесные контакты с крестьянами, оставшимися на песчаных грунтах, что имело важные социальные последствия. Дело в том, что на маршах земледелие оказалось рискованным, животноводство же развивалось прекрасно. Это привело к специализации производства и меновой торговле, формировавшим сознание и культуру в большей мере жителей маршей, чем жителей песчаных грунтов, так как у последних было типичное для тех времен натуральное хозяйство [3, 339]. Еще одно немаловажное следствие состояло в том, что в рационе питания жителей маршей было много белка, что было существенно для физиологического развития людей. Наконец, ограниченные возможности заставляли жителей маршей быть очень пытливыми. С годами в результате экспериментов обнаружилось, что некоторые сельскохозяйственные культуры все же могут давать хорошие урожаи на маршах — это лен, вика, ячмень, овес, но те же самые почвы оказались неподходящими для пшеницы или проса. На торфяниках существовали участки, пригодные для овощеводства, — бугры вдоль стариц рек и береговые валы вдоль протоков, но их площадь была слишком мала, чтобы производить достаточное количество продуктов питания. Таким образом, колонисты на маршах зависели от внешнего мира не только в смысле строительного леса, топлива, камня или металла, но и в смысле хлеба. Продукты земледелия доставались им в обмен на сыр и кожи [3, 255].

Терпы

Однако самой главной проблемой жителей маршей были жестокие наводнения, особенно частые в периоды трансгрессии моря, отмеченные в 350—300 гг. до н. э., 250—500 гг. н. э. и 800—900 гг. Первоначально люди селились на первозданных маршах, как таковых, но вскоре для защиты от наводнений себя и своего хозяйства они стали строить искусственные насыпные холмы и располагать на их вершинах свои дома и хозяйственные постройки. Эти холмы, называемые терпами, тянутся от Северной Голландии до Юго-Западной Дании [6, 10]. Строго говоря, слово «terp» на фризском языке означает «поселение, деревня», а сам холм имеет другое название — «wierde», но «terp» во Фрисландии не существовал без «wierde». В X—XI вв. фризы соорудили земляные плотины вокруг всей своей территории, и первоначальное значение терпов отпало, но влияние терпов на формирование особой терпеновой культуры людей было до Х в. огромным, сохранилось оно и впоследствии, так как на основе терпеновой культуры развилась североморская культура.

Терпы были распределены по маршам неравномерно. Они жались к источникам пресной воды и водным путям сообщения — озерам, рекам, протокам [3, 395—397]. Активность моря заставляла одну часть жителей покидать марши, а другую — наращивать терпы. Но в периоды регрессии возникали новые терпы, не говоря о заселении покинутых. Поэтому до того времени, когда марши стали защищать плотинами и шлюзами, сформировались четыре поколения терпов.

Периоды трансгрессии моря длились от полувека и более, и наводнения не были непрерывными, поэтому люди успевали нарастить терпы. Твердо установлено, что все терпы сразу никогда не покидались людьми. Преемственность жизни и терпеновой культуры сохранялась непрерывно.

Терпы были индивидуальные и деревенские. Самый большой имел площадь 10 га и высоту 5 м. Первоначально заселялись самые высокие части маршей. Они привлекали к себе наибольшее количество крестьян, которые селились относительно близко друг к другу из-за ограниченной площади таких привлекательных мест. Это были бестерповые, так называемые флак (vlak)-поселения. Первая же трансгрессия заставила каждого из крестьян подгребать под себя землю, создавая индивидуальный терп. В дальнейшем терпы в таких скоплениях были соединены валами, а еще позже все пространство внутри территории, обнесенной валами, было засыпано землей. Получался терп с круглой или овальной площадкой наверху. На деревенском терпе дома располагались по кругу жилой частью внутрь, а стойла — по краям, которые были наклонными от центра терпа, чтобы отходы от животных стекали за пределы терпа. В центре терпа был пруд с пресной водой, по-видимому, на случай пожара, а в каждом доме — колодец. Хотя марши были засолены, недостатка в пресной грунтовой воде не было [3, 399].

Судя по глиняной посуде, приблизительно в 50 г. до н. э. в эти края пришли новые люди и протофризский период закончился. С тех времен и до наших дней сохранился тип жилых домов, в которых жилая часть и коровник находятся под одной крышей. В отсеках на две коровы животные стоят головой к внешней стене. Так было в давние времена, так есть и сейчас, что свидетельствует о стойкости культурных традиций [5, 155].

Любопытно, что в тот период, когда стали возводиться терпы, т. е. приблизительно в 300—350 гг. до н. э., территория современных провинций Утрехта и Южной Голландии была почти не заселена [5, 149]. Жители терпов, возведенных на маршах от Эйссела до Везера, получили изначально общее этническое название «фризы». Будучи выходцами из германских племен, они сильно отличались от них. Обычная германская марка занималась в те времена переложным подсечно-огневым земледелием, которое было невозможно на маршах из-за отсутствия лесов и часто происходивших морских наводнений. Жизнь на индивидуальных терпах, индивидуальное владение скотом при обилии пастбищ создали предпосылки для формирования особой терпеновой культуры, отличавшейся крайним индивидуализмом.

К востоку от реки Везер на маршах жили саксы, чья культура была очень близка к культуре фризов [6, 53], а на территории нынешней земли ФРГ Шлезвиг-Гольштейн — англы, наконец, к северу от англов на Ютландском полуострове — юты. Эта полоса маршей стала колыбелью североморской, исходно терпеновой культуры.

Глава 7. Романский период

С I в. до н. э. и до начала V в. н. э. Северо-Западная Европа развивалась под воздействием культуры Римской империи, быстро романизируясь. На территории Нидерландов этот процесс проходил к югу от нижней части русла Рейна. Племена, жившие к северу от Рейна, хотя и испытали влияние римской культуры, но все же их экономическое, социальное, политическое развитие пошло в ином направлении.

С I в. до н. э. в западной части Европы очень важное влияние на направление развития оказывала система общественных отношений, называвшаяся патронажем. Суть ее состояла в том, что наиболее зажиточные люди оказывали покровительство и снабжали товарами тех, кто брал на себя обязательство служить патрону, в том числе и в его военных формированиях. Последние назывались клиентелой патрона. Преданность патрону была важной частью системы, но переход от одного патрона к другому не исключался. Довольно часто было так, что клиент был патроном по отношению к другому человеку, однако не все население было вовлечено в систему патронажа. В конце железного периода отношения «патрон — клиентела» в значительной мере обеспечивали вертикальную интеграцию кельтских племен и родов. Через клиентелу осуществлялось влияние на принятие решений родом или племенем, а поэтому, чем больше была клиентела, тем выше было социальное положение патрона в роде или племени. По горизонтали группы и лица были связаны в союзы соглашениями об эквивалентности, соответствовавшими размерам клиентел, а значит, власти лидера. Система патронажа и союзов патронов возникла в кельтских племенах, начиная со II в. до н. э., и была перенята от римлян в силу контактов с ними.

Создание и поддержание системы патронажа и союзов требовали постоянных раздач имущества, которое добывалось внешней торговлей, монополизацией внутренней торговли, грабежами, присвоением военной добычи и платежами клиентов. Патроны перераспределяли продукты, поступавшие от клиентов-аграриев, другим клиентам, например, торговцам, ставя их в зависимость от патронов. Крестьяне, сильно зависевшие от погоды, влиявшей на урожай, становились клиентами в первую очередь. Патронам не удавалось поставить в зависимость только тех из них, которые трудились на особо плодородных землях, каковыми были в основной своей массе почвы на территории Нидерландов. Поэтому на территории Нидерландов к началу новой эры патронажная система была развита гораздо слабее, чем у кельтов, а поэтому клиентелы были малочисленные, слабые, отношения внутри общин и родов более равноправные. Таким общественным отношениям способствовало также местоположение Нидерландов — в стороне от римского влияния, изолированность местожительства болотами. Хотя территория Нидерландов и лежала в непосредственной близости от торговых путей, сами торговые пути не проходили через эту территорию, что тоже предотвращало романизацию племен.

Германские племена к востоку от Эльбы повторили путь развития кельтов посредством патронажной системы, но с отставанием по времени на три века [3, 267—269].

Покорение Галлии

В середине I в. до н. э. римские владения поглотили кельтские территории в Галлии. Юлий Цезарь, в 54 г. до н. э. возглавлявший римскую провинцию на территории нынешнего Прованса на юго-востоке Франции, за один год с отрядом в 25 тыс. воинов завладел почти всеми кельтскими землями вплоть до средненидерландского речного района. Легкость завоевания объяснялась тем, что патроны кельтских общин на основе заключенных с Цезарем договоров стали клиентами Цезаря. Подчинить племена, жившие между Рейном и Везером, не удалось из-за недоразвитости патронажной системы в этой части Северо-Западной Европы. Конечно, сказались и преграды на пути войск (болота, густые леса). В последующие десятилетия спонтанные и организованные римлянами миграции племен по южному берегу низовья Рейна на подконтрольной римлянам территории стали одним из важнейших явлений в развитии юга территории Нидерландов.

Военные стычки с германскими племенами заставили императора Августа отбросить все договоры и ввести в 16 г. прямое правление римской администрации. Все покоренные кельтские территории были поделены на три части, и в северную часть были включены север современной Франции, Бельгия и маленькая часть Нидерландов, лежавшая к югу от низовья Рейна. Были образованы 5—6 военных баз, где находились легионы, созданы вспомогательные кельтские войска. Римские армии проникали на территорию Нидерландов по правобережным притокам Рейна и через устья рек Эмса, Везера и Эльбы. Еще в 9 г. племена на всей этой территории были подчинены, обложены данью, все рынки были взяты под контроль, но держать там войска было невозможно из-за болот и наводнений, поэтому их отводили на южный берег Рейна. До 47 г. римляне периодически завоевывали фризов и уходили, пока, наконец, эти попытки не были оставлены императором Клавдием, и отношения с фризами стали регулироваться на основе патронажной системы и союзнических отношений.

В I в. система оборонных сооружений римлян вдоль Рейна претерпела существенные изменения. Из-за вражды претендентов на императорский трон в 68 г. в Риме разразилась война. Часть легионов была отозвана в Рим, а для охраны границы стали использоваться наемники с Пиренейского полуострова, Британских островов и из числа придунайских народов. Только в низовьях Рейна несли службу 23 когорты этих наемников и 4 легиона римлян, что в сумме составило 40 тыс. бойцов.

Привычные общественные структуры, существовавшие у местных племен до римлян, были использованы для формирования римской администрации. Основой административного деления был сивитас (civitas), так Цезарем были названы племя и территория, им занимаемые. Исчезло представление о роде. Сохранившееся название рода «пагус» стало означать лишь территориальную единицу. Административная реформа началась с Галлии и была повсюду завершена к концу I в. н. э. На территории Нидерландов в пограничных сивитасах оказались батавы и каненефаты. Восстание батавов 69—70 гг. было направлено против разрушения автохтонной социальной структуры и стало ярким примером конфликта культур.

Повседневная администрация сивитаса была в руках магистратколлегии, которая избиралась сенатом, что повторяло местный обычай руководства советом знатью. Магистратколлегия составлялась из видной аристократии различных родов. Таким образом, властное положение традиционной родовой аристократии приняло романизированную форму и поменяло содержание: родовая аристократия стала служить пришельцам. Продвинуться по службе можно было на военном поприще. С начала II в. крупные землевладения стали присваиваться административными коллегиями, что быстро увеличило число клиентов родовой знати, выступавшей в роли патронов [3, 270—274].

Распад империи

В конце II в. отчетливо проявилась опасная для Рима тенденция: римляне стали избегать военной службы. Поэтому приходилось привлекать наемников во вспомогательные войска из числа членов союзных племен. Например, несколько кавалерийских подразделений фризов служило в Британии и охраняло стену Адриана в Северной Англии [3, 323].

Взаимодействие с Римской империей на протяжении многих поколений ускорило социальное расслоение фризов и эльбских германцев. Хотя и в меньшей степени и позже, но утвердились патронаж-клиентельские отношения. Романизация жителей маршей выражалась также в том, что они, будучи на службе у римлян, изучали военную тактику, вооружения и распространяли некоторую часть богатств на территориях своего традиционного обитания. С начала III в. племена, жившие между Рейном и Везером, все чаще вторгались в богатую Галлию, перезаключая с римлянами договора. В то время на запад хлынули племена, жившие у Балтийского моря. Союзные прирейнские племена стали искать защиту у своего патрона, Рима, но тщетно. Легионы отзывались в Рим, где бушевала гражданская война: в период 235—285 гг. сменилось 50 императоров. К тому же разразилась эпидемия чумы, приблизительно в 270 г. защита границы в низовьях Рейна перестала существовать, и германские племена с территории Нидерландов вторглись в пределы империи, разрушая все римское на своем пути.

Приблизительно в 300 г. император Диоклетиан и его преемники заключили договора с мятежниками, и тогда впервые появилось упоминание о франках, которые, по договору, должны были защищать северные границы империи. Была изменена система оборонных сооружений. Смысл всех этих перемен сводился к одному — сделать армию дешевле.

Западная часть территории Нидерландов в конце III в. была пуста и не только потому, что из-за войн население ушло в глубь империи, но также и из-за наступления моря на сушу — это было началом периода трансгрессии моря. На южном берегу, там, где раньше жили батавы, расположились салические франки. В 341 г. они заключили договор с римлянами, став федератами римлян. После 350 г. франки занимали уже всю территорию батавов. Тем самым римляне на некоторое время обезопасили жизненно важные связи с Британскими островами, которые были поставщиками зерна.

В 402 г. римские войска со всей границы по Рейну были отозваны в Рим. Франки остались предоставленными сами себе, территория Нидерландов в V в. потеряла свое значение для Рима, Британские острова обособились и исчезли на несколько веков из исторических источников [3, 274—276].