Интернационализация СССР как антирусская стратегия

Принцип национальной идентичности противостоит доктрине о слия- нии наций. Ее различные модификации имеют длительное историческое су- ществование. В России она реализовывалась в рамках концепта о социали- стическом интернационализме. Еще народнический теоретик П.Л. Лавров считал не важным национальный вопрос, ввиду задач социальной борьбы, для которых ни границ, ни языков, ни преданий не существует. Основопо- ложник отечественного бланкизма П.Н. Ткачев подчеркивал несовмести- мость приверженности к социализму и национальной самобытности⁹³.

 

 

⁹² Шафаревич И.Р. Русофобия. Две дороги к одному обрыву. М., 1991.

⁹³ Вдовин А. Русские в ХХ веке. М., 2004. C. 8.

В рамках марксистского дискурса спор шел о буржуазном либо коммуни- стическом вариантах денационализации. Первому из них соответствовало понятие «космополитизм», второму — «интернационализм». Большевики апеллировали к грядущему мироустройству без наций. Цель революцион- ной борьбы заключалась, по словам В.В. Маяковского, в том, «чтобы без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитием». Даже разгово- ры о «дружбе» и «братстве» народов, противоречащие идее о полном исчез- новении нации, классифицировались первоначально как проявление мел- кобуржуазного национализма.

Характерно, что многие из видных российских революционеров счита- ли себя людьми без какой-то определенной национальной принадлежности. Л.Д. Троцкий, отвечая на вопрос, относит ли он себя к евреям или русским, пояснял свою идентичность таким образом: «Ни тем, ни другим. Я социал- демократ, интернационалист». Не относил себя к еврейской национально- сти и Л.Б. Каменев. «Я не еврей, я — коммунист», — заявлял Л.З. Мехлис. Наконец, сам В.И. Ленин при заполнении паспортных данных записал: «Без национальности»⁹⁴.

Путь реализации интернационалистской утопии виделся в дезавуирова- нии и подрыве идентификационных основ государствообразующего наро- да. Это обосновывалось как необходимый противовес сложившегося, ввиду численного преобладания русских, фактического неравенства. Открыто и прямолинейно со съездовских трибун (например, выступление Н.И. Буха- рина на XII съезде 1923 г.) выдвигалась задача искусственно поставить рус- ский народ в более низкое, в сравнении с другими нациями, положение. Та- ким способом предполагалось компенсировать перед якобы угнетенными прежде народами великодержавный период русской истории⁹⁵.

Провозглашался массовый культурный поход против старой России. По- нимаемый таким образом интернационализм приводил на практике к раз- гулу русофобии. «Обломовщина» являлась, пожалуй, наиболее популярной маркировкой русского национального характера. Письменные распоряже- ния председателя СНК пестрили выражениями типа «русские дураки» или

«полуварвары русские»⁹⁶. Да и вообще само употребление слова «русский» вплоть до середины 1930-х гг. имело преимущественно негативный привкус. Современное бичевание России устами В.И. Новодворской оказывается близким к речам Н.И. Бухарина. Большевистский идеолог клеймил русскую

«азиатчину», «кнутобойство», называл Россию «дурацкой страной», срав- нивал ее с «широкозадой деревенской бабой» (и это говорил официальный государственный деятель!).

 

⁹⁴ Вдовин А. Указ. соч. C. 10.

⁹⁵ Агурский М.С. Идеология национал-большевизма. Париж, 1980. С. 11.

⁹⁶ Вдовин А. Указ. соч. C. 33.

Русофобскую парадигму послереволюционной литературы иллюстри- руют стихи В. Александровского:

Русь! Сгнила? Умерла? Подохла? Что же! Вечная память тебе.

Не жила ты, а только охала В полутемной и тесной избе.

Костылями скрипела и шаркала, Губы мазала в копоть икон,

Над просторами вороном каркала, Берегла вековой, тяжкий сон.

Само наименование «русская история», как «контрреволюционный термин одного издания с трехцветным флагом», исключалось из образова- тельных программ. Исторические национальные герои России однозначно характеризовались в качестве реакционеров. Более других, пожалуй, доста- лось Д. Пожарскому и К. Минину. В рамках пролеткультовского движения проводилась широкая кампания по демонтажу их памятника на Красной площади. Под запретом, как проявление мелкобуржуазного национализма, оказалась идея «патриотизма».

Пасквильную форму интерпретации исторической миссии ведущих дея- телей отечественной истории иллюстрируют поэтические строчки Джека Алтаузена:

Я предлагаю

Минина расплавить, Пожарского.

Зачем им пьедестал? Довольно нам

Двух лавочников славить, Их за прилавками

Октябрь застал.

Случайно им

Мы не свернули шею,

Я знаю, это было бы под стать, Подумаешь,

Они спасли Расею?

А может, лучше было б не спасать.

Языковая политика заключалась в переориентации от кириллицы к ла- тинскому алфавиту. Активно велись разработки языка эсперанто. В рито- рическом революционном запале большевистские пропагандисты доходи- ли до определения русского алфавита в качестве «идеологически чуждой социалистическому строительству формы», «пережитка классовой гра-

фики самодержавного гнета, миссионерской пропаганды, великорусского национал-шовинизма и насильственной русификации». За весь продол- жавшийся до середины 1930-х гг. период большевистской лингвистической дерусификации на латинскую графику был переведен алфавит 68 нацио- нальностей⁹⁷.

Современная волна переименований русской топонимики на авто- хтонный лад как бы реанимировала аналогичную волну революционного периода. Основанные когда-то русскими города переименовывались в со- ответствии с фонетикой национальных меньшинств: Верхнеудинск стал Улан-Удэ, Белоцарск — Кизилом, Верный — Алма-Атой, Усть-Сысолык — Сыктывкаром, Обдорск — Салехардом, Царевокайск — Йошкар-Олой, Петровск-Порт — Махачкалой и т. д.

Только возникшая после прихода в 1933 г. к власти в Германии А. Гитле- ра реальная перспектива войны с национально ориентированным могучим соперником, грозившая большевикам потерей их власти, заставила партий- ное руководство вспомнить о государствообразующем народе.

Русский народ использовался большевиками в качестве тактического союзника в войне. Характерно, что после одержанной победы временный альянс властей с православной церковью стал постепенно разрушаться. Подлежали закрытию открытые во время войны храмы, в которых в дово- енный период находились партийные или государственные учреждения. К 1949 г. было закрыто 1 150 таких приходов. С 1946 г. духовенство облага- ется значительным денежным налогом. В целях усиления преданного ранее забвению атеистического воспитания в 1947 г. было учреждено «Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний». Проведе- на серия арестов среди священнослужителей (с 1 января 1947 г. по 1 июня 1948 г. — 679 священников). Подверглась запрету практика проведения крестных ходов⁹⁸.

Наметившаяся в первые послевоенные годы реанимация интернациона- листской идеологии переросла в период «хрущевской оттепели» в резкий поворот влево. Провозглашение лозунга «возвращение к ленинским нор- мам» относилось не в последнюю очередь к национальной политике.

Началось новое массовое наступление на Церковь, классифицируемую как «единственный легально существующий враг марксизма» в совет- ском социалистическом обществе. Динамику закрытия приходов отража- ет следующая статистика: 1959 г. — 364 закрытых прихода, 1960 г. — 1 398,

1961 г. — 1 390, 1962 г. — 1 585. Если в 1958 г. в СССР легально функциони-

ровали 13 372 храма и 63 монастыря, то в 1966 г. соответственно 7 523 и 18. Закрытию в 1963 г. подверглась одна из главных святынь российского пра-

⁹⁷ Вдовин А. Указ. соч. C. 63.

⁹⁸ Алексеев В. «Штурм небес» отменяется? М., 1992. C. 201–202; Ципин В. История Русской Православной Церкви. 1017–1990. М., 1994. C. 145, 149–150.

вославия — Киево-Печерская Лавра. Расформировываются духовные семи- нарии — Волынская, Жировицкая, Киевская, Саратовская, Ставропольская. Взрыв собора св. Александра Невского в Харькове реанимировал аналогич- ные картины периода «Союза воинствующих безбожников»⁹⁹.

Оборотной стороной массового хрущевского жилищного строительства являлось разрушение памятников русской старины. Обращения с просьбой об их сохранении отвергались Н.С. Хрущевым в саркастической, а по отно- шению к православным святыням — кощунственной форме.

Запрещались традиционные для русских православных маршруты па- ломничества. Закрывался или ограничивался свободный доступ к культо- вым местам. Было засыпано, разрушено или огорожено 700 святых источ- ников. Очередному запрету, после краткосрочного периода реабилитации, подвергся колокольный звон. Устанавливалась принудительная регистрация во властных инстанциях фактов крещения, венчания и отпевания, которая в свою очередь являлась основанием для увольнения, исключения из вуза, получения взыскания по общественной линии. Имелись прецеденты судеб- ных процессов по лишению родительских прав на основании привержен- ности детей религиозной вере. Показательно также абсолютное умолчание советскими средствами массовой информации в отношении исторических юбилеев, отражающих национальное величие России, — 250-летия Полтав- ской битвы, 150-летия Бородинского сражения и т. п.

После окончания Второй мировой войны спасенный — во многом благо- даря опоре на государствообразующий народ — коммунистический режим вновь идеологически эволюционировал в интернационалистском направле- нии. Борьба с «безродным космополитизмом» сочеталась с одновременно проводимой кампанией против «русского шовинизма» (став лейтмотивом

«ленинградского дела»).

Очередным способом нивелировки национальной идентичности яви- лось изобретение новой исторической общности — советского народа.

«Только советская нация будет, и только советской расы люди», — декла- рировал один из коммунистических поэтов. Введение в 1951 г. в широкий оборот дефиниции «советский народ» вновь актуализировало проблему интернационалистского синтеза народов. Государствообразующий народ в этих условиях, заданных идеологическим форматом постсталинского феде- рализма, был обречен на состояние эрозии¹⁰⁰.

Неудача в попытке учреждения новой интернационалистской общно- сти констатировалась брежневским уточнением используемой дефини- ции. Прозвучавшая в докладе на XXIII съезде КПСС 1966 г. формулировка

«многонациональный советский народ» сводила на нет левацкие идеи хру- щевского времени об осуществлении в рамках советской маркировки фак-

⁹⁹ Степанов К.С. Православная Церковь и кризис духовности в России. Пермь, 1997.

¹⁰⁰ Вдовин А. Указ. соч. C. 243.

тической денационализации. Впрочем, еще при обсуждении новой версии Конституции СССР, официально принятой в 1977 г., выдвигались предло- жения об использовании в качестве идентификационной маркировки поня- тия «советская нация» (в том числе фиксация прилагательного «советский» в соответствующей графе паспорта).

В постсталинскую эпоху политическая установка на понижение роли государствообразующего народа осуществлялась в формате идеологии по

«коренизации» местного управленческого аппарата. На практике это при- вело к существенному сокращению представительства русских во властных структурах национально-территориальных образований. Между тем в рус- ских областях РСФСР ни о какой коренизации речь не шла.

Неблагополучное демографическое состояние государствообразующего народа есть свидетельство кризисности позднесоветской системы. Низкий темп прироста русского населения нельзя объяснить лишь переходом к со- временной западной системе воспроизводства. Ведь у многих других наро- дов СССР интенсивность рождаемости оставалась в то же время на доста- точно высоком уровне. Так, с 1959 по 1989 г. численность русских возросла на 27%. Из титульных республиканских этносов они опережали лишь ла- тышей, эстонцев, украинцев и белорусов. Между тем за тот же период при- рост населения у литовцев составил 30%; армян, грузин, молдаван — 50–64; казахов, азербайджанцев, киргизов — 125–150; узбеков — 176, таджиков — 200%.

Существует факторная связь демографического состояния государство- образующего народа и состояния государственности. Ее специфическая ментальность, географическая размерность и иные особенности позволя- ют предположить указанную связь. Наиболее масштабным исходным сви- детельством может служить так называемая «русская пила» (см. рис. 2.42).

«Русский фактор» связан даже с развалами государства.