Ценностная делигитимизация армии

Постмодернистский проект в деструкции существующей реальности придал особую силу манипулированию образами и словесными конструк- циями. Имиджевая маска («личина» — в системе христианского понимания природы лжи) подменяет собой сущностное содержание явления. В конеч- ном итоге в новой конструируемой реальности остаются одни лишь ма- сочные номинации. Даже такая организация, как армия, представляющая аккумулированный силовой институт государственности, может быть де- структурирована несиловым образом.

Русский солдат, по оценкам военачальников разных стран и эпох, мен- тально наиболее соответствует характеру солдатской профессии. Побе- дить его в прямом противоборстве при прочих равных условиях едва ли возможно. Данная оценка не есть проявление национального нарциссизма. Она неоднократно воспроизводилась на страницах зарубежной литерату- ры. Сообразно с такой характеристикой победа над русской армией может планироваться лишь в несиловом формате борьбы.

Важную роль в парализации армии в условиях распада СССР сыграла, как известно, технология распространения так называемого «тбилисского синдрома». Для операции дезавуирования вооруженных сил нужен был яркий запоминающийся образ. Новым технологам требовалось запечат- леть «звериный оскал советского империализма». Образ такой силы был найден в «саперной лопатке» десантника, пущенной в ход против мирного населения — детей, женщин. На какое-то время на имевшие прежде ореол героизма воздушно-десантные войска был навешен ярлык «палача». Слово

«десантник» приобрело бранное звучание. Из двух предложенных версий событий — «версии Военной прокуратуры» и «версии А. Собчака» доверие СМИ, а затем и Верховного Совета, получила именно та, которая представ- ляла армию в наиболее неблагоприятном свете.

Далее «тбилисский синдром» был только усилен очередными подстава- ми Вооруженных сил под огонь критики (Баку, Вильнюс). У лиц, носив- ших военные погоны, формировался комплекс моральной неполноценно- сти. «Им бы только с женщинами и детьми воевать», — формулировался пафос общественного недовольства армией. Вывод войск из Афганистана («проигранная война») только усиливал резонанс этого обвинения. В итоге армия в 1991 г. осталась сторонним наблюдателем развала государствен- ности.

Технологический сценарий едва не повторился. Кампанию российских СМИ по дезавуированию федеральных войск во время первой фазы войны в Чечне можно считать исторически беспрецедентной. Хасавюртовскими соглашениями 1996 г. Вооруженные силы России были морально уничтоже- ны. С двухлетним интервалом после вывода советских войск из Афганиста- на произошел обвал СССР. Тот же двухлетний интервал отделял отвод феде- ральной армии из Чечни от финансового дефолта 1998 г., который, по всей вероятности, должен был уничтожить теперь и российскую государствен- ность. Моральное состояние Вооруженных сил было на тот момент таково, что рассматривать их в качестве реального фактора, способного противо- действовать распаду, не приходится.

Стратегия дезавуирования армии, как способ подрыва ее боеспособно- сти, была применена далеко не впервые. Опыт такого рода мог быть почерп- нут из хрестоматийного изложения российских революций начала XX в. Кто отдал приказ об использовании военной силы против народного шествия 9 января 1905 г. — до сих пор остается загадкой. Многие историки пишут об этом решении как о провокации, направленной на подрыв режима³⁶. По- сле Кровавого воскресенья на армию прочно наклеивается ярлык «царского палача». Под аккомпанемент всеобщей обструкции со стороны СМИ была проиграна Русско-японская война. «Тбилисский синдром» мог быть опре- делен для революционного контекста начала XX в. в качестве «синдрома кровавого воскресенья». Итог сходен: в феврале 1917 г. военные отказались применять силу против гражданского населения, а некоторые полки и вовсе перешли на сторону восставших.

«Говорят, — рассуждал на тему «тбилисского синдрома» С.Е. Курги- нян, — что если человека постоянно называть «свиньей», он захрюкает. Такая поговорка — упрощенный (но абсолютно верный) тип описания феномена подкрепления образа… Армию назвали социальным бомжем — она стала тем, чем ее назвали. Ее назвали свиньей — она стала хрюкать. Ей навязали образ, навязали клоунаду. Она это исполнила, потому что таков фатум служилого человека. Но, исполнив это, служилый человек перестает служить. Все дальнейшие жуткие перипетии, все эти продажи оружия че-

³⁶ Первая революция в России: взгляд через столетие. М., 2005.

ченским боевикам. Все это истоком имеет «тбилисский синдром»… Теряя армию, мы теряли все»³⁷.

 

 

Разрушение идентичностей

Один из путей разрушения государственной общности заключается в су- жении идентификационных масштабов. При устойчивой системе государ- ственности идентичности выстраиваются по «матрешечному принципу» (рис. 2.27). Максимально широкой является цивилизационная идентифи- кация. Внутри ее наличествует идентификационный пласт национального (народного) уровня интеграционного самосознания. Следующий компо- нент — различного рода социальные интеграторы. Наконец, мельчайшей опорной единицей структуры общностей выступает семья. При разруше- нии семейных интеграционных связей человек окончательно десоциали- зируется. Его идентичность становится гомогенной, низводится до уровня атомизированного «я».

 

Индивидуальная идентичность

 

Семейная идентичность

 

Социально-профессиональная идентичность

 

     Национальная идентичность

 

Цивилизационная идентичность

 

 

Рис. 2.27. Интеграционная структура идентичностей

 

 

Технология последовательного идентификационного расщепления была реализована в отношении советско-российской исторической общности (рис. 2.28). Первоначально, посредством разрушения идеологических скреп, нивелируются цивилизационные идентификаторы. Выступающая в таком качестве идентичность «советский народ» дезавуируется как искусственно сконструированное образование. Идентификационный заместитель ему на уровне цивилизационного выражения так и не был предложен.

 

³⁷ Кургинян С.Е. Слабость силы. Аналитика закрытых элитных игр и ее концептуальные основания. М., 2007. C. 108–109.

 

  

Цивилизационная традиционалистская вложенная идентификация

Разъятая модернистская идентификация

Деидентификация

Рис. 2.28. Путь идентификационного распада СССР

 

Актуализируются идентичности национально-регионального свойства. Сама по себе национальная идентификация, безусловно, является важ- нейшим системообразующим компонентом государственности. Но будучи примененной как механизм нивелировки цивилизационного единства, кар- та национальной идентичности была определенно использована в дезинте- грационных целях.

С распадом СССР процесс идентификационной дезинтеграции продол- жился. Согласно международному социологическому опросу, охватившему широкий спектр стран современного мира, региональные идентификаторы у россиян преобладают над общегосударственными. Для сравнения: в США, несмотря на длительную традицию штатовского федерализма, общеамери- канская идентичность занимает в идентификационном ряду доминирую- щее положение (рис. 2.29)³⁸.

США                                       РФ

 

Город, населенный пункт

 

32,6

 

50,6

 

Административный район, провинция, область

Страна

10,9

 

34,4

7,9

 

25,3

 

Континент

 

Мир в целом

26

 

19,5

%

0,4

 

0                                %

0   10 20  30 40  0  10  20  30  40 50  60

 

Рис. 2.29. Структура идентичностей в РФ и США

³⁸ Global Civil Society 2001. Oxford, 2001. P. 304–307; Всемирный доклад по культуре 1998: Культура, творчество и рынок. М., 2001. C. 282–289; Глобализация и Россия: Проблемы де- мократического развития. М., 2005. C. 120–122.

На уровне самосознания большинства населения распад России, таким образом, уже фактически подготовлен. В средствах массовой информации циркулируют весьма симптоматичные в этом отношении стихотворные строфы:

Не упрекай сибиряка,

Что держит он в кармане нож, Ведь он на русского похож, Как барс похож на барсука.

Стихи прозвучали в свое время с высокой трибуны Съезда народных депутатов СССР. Был ли читающий их народный избранник лишен статуса депутатской неприкосновенности? Ничуть не бывало. Русофобское чет- веростишие взяли на щит адепты сибирского сепаратизма. В Интернете в режиме форума развернулась дискуссия, насколько содержательно прав в отношении различий русских и сибиряков автор пресловутого стихотво- рения.

Этническая идентификация, впрочем, не есть предел идентификационного расщепления. Применительно к центральной России был включен механизм перехода к идентификаторам социально-профессиональных стратификаций. Усугубляющееся социальное расслоение действует как дезинтеграционный фактор по отношению к национальному единству. В регионах национально- территориальной модели управления национализм оказался подменен трай- бализмом. Клановая система организации там фактически уже вытесняет собой более широкие идентификаторы. Действие проекта демонтажа нацио- нальной государственности — налицо.

Глобализация вступает в глокализационную фазу своего развития. Сущность ее заключается в сочетании планетарного универсализма с рас- падом по минимизированным региональным локалитетам. Понятно, что для национального государства в такой проектной модели не остается мес- та. Трайбализация, между тем, является симптомом достижения процесса идентификационного расщепления последнего из уровней групповой иден- тификации — семейного.

Семья для современных российских граждан является по существу по- следней ценностной точкой опоры. Это подтверждают данные опросов об- щественного мнения. Семья в системе аксиологической иерархии номини- руется сейчас в качестве главной ценности для россиян. Показательно, что в десятке наиболее значимых ценностных параметров отсутствуют такие, которые были бы связаны с общероссийской групповой идентификаци- ей, — «Родина», «патриотизм», «национальная культура», «религия» и т. п. Россиянин самоизолировался в собственном семейном мирке (рис. 2.30)³⁹.

³⁹ <http://bd. fom.ru/cat/>.

 

 

Семья Безопасность

Достаток

Мир Права человека

Закон Справедливость Стабильность

Труд Порядок

0   5  10 15 20 25 30 35 40 45 50

%

Рис. 2.30. Иерархия ценностных ориентиров российского населения (% от числа опрошенных — не более пяти важнейших для респондента ценностей)

 

Впрочем, при целенаправленной политике, опираясь на институт семьи, возможно восстановить и другие, более широкие идентификационные ин- теграторы. Но это понимают и противники российской идентификацион- ной общности. Семья подвергалась в постсоветское время массированной информационной атаке, деструктивные последствия которой очевидны. Применительно к российской молодежи семейные ориентиры уже не яв- ляются главной ценностной категорией. Выше семьи у шестнадцатилетних номинируются в аксиологической иерархии ценности индивидуумного зна- чения — «достаток», «свобода», «успех» (рис. 2.31)⁴⁰. Окончательное разру- шение семейных устоев будет означать предельную дисперсию населения и, по существу, гибель российского социума.

0     10   20   30   40   50   60    70

%

Достаток Свобода

Успех Семья

Права человека Собственность Безопасность

Мир Стабильность Достоинство

Сила

Рис. 2.31. Иерархия ценностных ориентиров российской молодежи

⁴⁰ <http://bd. fom.ru/cat/>.