Об обратно-дедуктивном, или историческом методе

1. Есть два рода социологических исследований. В одцц^ ставится вопрос о том, каково будет следствие той или другой причины при предположении известного общего состояния социальных условий. Таковы, например, исследования отно. сительно того, каковы будут следствия принятия или непрц. нятия хлебных законов, уничтожения монархии или введения всеобщего голосования — при данном состоянии общества и культуры в той или другой европейской стране или же при каком-либо другом предположении касательно социальных условий вообще, без отношения к тем переменам в этих условиях, которые могли бы осуществиться или, быть может, уже осуществляются. Но бывают еще и другого рода иссле­дования: в них изучается то, какими законами определяются сами эти общие обстоятельства... Решением таких вопросов занимается общая социальная наука, которая должна ограни­чивать и контролировать результаты более специальных иссле­дований.

2. Чтобы правильно представить себе область этой науки и отграничить ее от подчиненных отделов социологических умозрений, необходимо фиксировать понятия, связываемые с выражением «состояние общества». «Состоянием общества» называется то положение, в каком находятся в какой-либо данный момент общественные факты или явления: например, уровень познаний и степень умственной и нравственной культуры всего общества и каждого из его классов; состояние' промышленности, богатство и его распределение; обычные занятия общества; его деление на классы и отношения этих классов друг к другу; общепринятые воззрения относительно всех наиболее важных для человека предметов и степень той уверенности, с какой придерживаются этих воззрений; вкусы общества, характер и степень его эстетического развития; форма правления и наиболее важные из законов и обычаев. Состояние всего этого и много другого, что легко можно было бы перечислить, и образует состояние общества, или состояние цивилизации в какое-либо данное время.

Когда о состояниях общества и о вызывающих их причин³" говорят как об объекте науки; то при этом подразумевают) что между названными элементами существует некотор°^е естественное соотношение, что возможно не любое сочетаНй^е этих общих социальных фактов, а лишь некоторые из #* сочетаний, — короче говоря, что между различными социаЛЬ' ными явлениями обнаруживается однородность в их сосуШ^еС'

_твовании. Так именно и есть на самом деле, и это выступает, _конечно, необходимым следствием того влияния, какое все сосуществующие явления оказывают друг на друга. Этот факт предполагается консенсусом отдельных частей общественного тела.

Состояния общества подобны различным организациям или различным возрастам живого тела: это состояния не одного или немногих органов или функций, а всего организма. Поэтому имеющиеся у нас сведения относительно прошлых веков и тех общественных состояний, какие существуют в настоящее время в различных областях Земли, должны при надлежащем анализе указывать на известное единообразие. А именно, оказывается, что когда одно из явлений общественной жизни находится в каком-либо особом состоянии, с ним всегда или обыкновенно сосуществует более или менее точно определенное состояние многих других общественных явлений.

Но единообразия сосуществования, имеющие место между такими явлениями, которые суть следствия причин, должны (как мы уже часто отмечали) быть выводами' из тех законов причинной связи, какими в действительности эти явления определяются. Взаимное соотношение между различными элементами каждого состояния общества является, таким образом, производным законом, вытекающим из законов, управляющих последовательностью отдельных состояний об­щества: ближайшая причина каждого состояния общества есть непосредственно предшествующее ему состояние этого общес­тва. Поэтому основная задача социальной науки заключается в отыскании законов, согласно которым всякое данное состоя­ние общества вызывает другое, следующее за ним и замеща­ющее его. Здесь важный и много обсуждавшийся вопрос о том, прогрессируют ли человек и общество. Идея прогресса содержится во всяком правильном представлении об общес­твенных явлениях как о предмете науки.

3. Одна из особенностей наук о человеческой природе и обществе (присущая им, правда, не исключительно, но в особенно сильной степени) состоит в том, что они имеют дело ^с предметом, свойства которого изменчивы. Я разумею здесь Не те перемены, которые происходят со дня на день, а Перемены от века к веку — те, при которых меняются не Только качества отдельных индивидуумов, но и особенности большинства членов общества.

Главной причиной этой изменчивости служит широкая и Постоянная реакция следствий на свои причины. Обстоятель­ства, окружающие людей, действуя согласно своим собствен-^Ш законам и законам человеческой природы, образуют Характер людей; но и люди, в свою очередь, формируют и

 

260

261

создают обстоятельства для самих себя и для своих потомков В результате такого взаимодействия необходимо должен по­лучаться либо цикл, либо прогресс, движение вперед. В ас. трономии всякий факт есть точно так же одновременно ц следствие, и причина: последовательные положения различны^ небесных тел производят перемены как в направлении, так и в напряжении тех сил, которыми эти положения опреде. ляются. При этом в результате таких взаимодействий после некоторого числа перемен здесь снова получается прежнее сочетание условий, что, конечно, ведет к постоянному пов-торению того же самого ряда в неизменной последователь-ности. Короче говоря, тела солнечной системы вращаются по орбитам; но существуют (или, по крайней мере, могут сущес­твовать согласно законам астрономии) другие небесные тела которые вместо орбиты будут описывать траекторию — путь, не возвращающийся в себя самого. Один из этих двух путей и должен служить прообразом течения жизни человечества. Один из первых мыслителей, признавших, что последова­тельность исторических событий подчинена определенным законам, и пытавшихся открыть эти законы путем аналити­ческого обзора истории, — Вико, знаменитый автор «Scienza Nouva», держался первого из этих воззрений. Он представлял себе общественные явления вращающимися по орбите, т.е. периодически проходящими один и тот же ряд перемен. Хотя не было недостатка в обстоятельствах, придававших этому взгляду некоторое правдоподобие, однако он не мог выдержать строгой критики, и все мыслители после Вико усвоили идею траектории, или прогресса, вместо орбиты, или цикла.

Слова «прогресс» и «прогрессивность» не следует понимать здесь как синонимы слов «улучшение» и «стремление к улуч­шению». Вполне понятно, что законы человеческой природы могут определять и даже делать необходимыми и такие пе­ремены в человеке и обществе, которые не всегда или даже никогда не могут быть улучшениями. Правда, я убежден, что в обществе, несмотря на случайные и временные отклонения, дело идет и впредь будет идти к лучшему и более счастливому состоянию. Но это — уже не вопрос метода социальной науки, а теорема самой этой науки. Для нашей цели достаточно наличия прогрессивного изменения как в характере человечес­кой расы, так и в ее внешних обстоятельствах, поскольку они создаются самими людьми, — достаточно того, что в каждый следующий век главные общественные явления отличаются °^т того, чем они были в век предыдущий, и в еще большей степени от того, чем они были в какую-нибудь более раннк>1° эпоху; причем наиболее резко отмечают эти последовательны⁶ перемены периоды деятельности отдельных поколений — Л^е'

риоды, в течение которых успела воспитаться, вырасти и завладеть обществом новая смена людей. На идее прогресса человеческой расы был в последние годы построен новый метод социальной науки, далеко превосходящий оба господ­ствовавших до сих пор метода: химический, или опытный, и геометрический. Этот новый метод, принятый теперь всеми передовыми мыслителями континента, задается целью открыть путем изучения и анализа общих исторических фактов «закон прогресса» (как выражаются эти мыслители): такой закон, будучи установлен, должен, по их мнению, дать нам возмож­ность предсказывать будущие события совершенно так же, как, установив несколько членов какого-нибудь бесконечного ряда в алгебре, мы можем открыть принцип их образования и предсказать любое число остальных членов это ряда. Установ­ление этого закона и служило главной целью исторического умозрения во Франции в последние годы. Но охотно признавая великие услуги, оказанные этой школой историческому зна­нию, я не могу не считать ее представителей больше всего виновными в коренном непонимании истинного метода со­циальной философии. Непонимание это заключается в пред­положении, будто тот порядок последовательности, какой нам удалось проследить между различными состояниями общества и цивилизации (даже если бы этот порядок был более строго единообразен, чем это доказано до сих пор), может когда-либо получить значение закона природы. Он может быть только «эмпирическим законом». Последовательность состояний чело­веческого духа и человеческого общества не может иметь своего особого, независимого закона: она должна зависеть от пси­хологических и этиологических законов, управляющих действи­ем обстоятельств на людей и людей на обстоятельства. По­нятно, что эти законы и те общие условия, в которых на­ходится человечество, могут иногда определять последователь­ные преобразования человека и общества в одном определен­ном и неизменном порядке. Но даже и в данном случае Конечной целью науки не может быть открытие такого эм­пирического закона. Пока этот закон нельзя связать с теми психологическими и этиологическими законами, от которых он Должен зависеть, пока его нельзя (связав априорную дедукцию ^с историческими данными) превратить из эмпирического закона ^в закон научный, до тех пор им нельзя пользоваться и для Предсказания будущих событий, — разве что за исключением ^сТрого смежных случаев. Среди представителей новой исто­рической школы один только О.Конт видел необходимость ^такого увязывания всех наших исторических обобщений с Законами человеческой природы.

4. Но несмотря на положительное правило — не вводить

 

262

i

263

в социальную науку ни одного обобщения из истории, пок_а для него нельзя указать достаточных оснований в человеческой природе, — я тем не менее не думаю, чтобы кто-нибудь стал утверждать, будто, отправляясь от принципов человеческой природы и от общих условий жизни человечества, можно было a priori определить тот порядок, на каком должно происходить развитие человечества, и дедуктивно вывести из этого основные факты прошлой истории — вплоть до нашего времени. После первых немногих членов ряда влияние, оказываемое на каждое поколение предшествующими ему поколениями, получает (как это правильно заметил только что упомянутый писатель) все больше и больше перевеса над всеми другими влияниями. И в конце концов то, что мы теперь собой представляем и что мы делаем, является лишь в весьма незначительной степени результатом всеобщих условий человеческой расы или хотя бы условий нашей личной жизни, действующих через посредство основных свойств нашей природы; все это есть главным образом результат тех свойств, которые созданы в нас всей прежней историей человечества, Столь длинного ряда взаимных влияний между обстоятельствами и человеком — ряда, в котором каждый последующий член слагается из все большего числа все более разнообразных частей, — совершенно не в силах вычислить (на основании элементарных законов, лежащих в основе этого ряда) человеческие способности. Уже одни размеры этого ряда явились бы препятствием к этому, так как даже маленькая ошибка в каком-либо одном из его членов стала бы быстро возрастать при каждом следующем шаге.

Таким образом, если в ряде самих следствий, рассматри­ваемых как одно целое, не оказывается никакой правильности, то мы напрасно стали бы пытаться построить общую соци­альную науку. В таком случае мы должны довольствоваться отмеченными выше социологическими умозрениями подчинен­ного порядка, т.е. установлением следствий введения той или другой причины в предполагаемое неизменным состояние общества. Такого рода знание, удовлетворяющее обычным требованиям повседневной политической практики, должно терять свою силу во всех тех случаях, где одним из фактов является прогрессивное движение общества; таким образом, оно тем ненадежнее, чем важнее случай. Но так как и ес­тественные различия между людьми, и разнообразие первона­чальных местных условий гораздо менее значительны, нежели черты сходства, то естественно, что прогрессивное развитие человечества и его деятельности будет в известной степени единообразным. И по мере движения общества вперед это единообразие стремится стать больше, а не меньше, так каК развитие каждого народа, определяемое сначала исключительно

₆го собственной природой и обстоятельствами, постепенно попадает под влияние (притом усиливающееся с прогрессом цивилизации) со стороны других народов земного шара и со стороны обстоятельств, повлиявших на эти народы. Поэтому история при разумном ее изучении дает эмпирические законы общества. Задача же общей социологии заключается в том, чтобы проверить эти, законы и связать их с законами чело­веческой природы посредством дедукций, показывающих, что таких именно производных законов и надо было ожидать в качестве следствий тех, основных законов.

Правда, едва ли когда возможно, даже если история наметит производный закон, доказать a priori, что таков единственный порядок последовательности или сосуществования, в каком могли в соответствии с законами человеческой природы произойти данные следствия. Мы можем выяснить (самое большее), что имелись сильные априорные основания ожидать этого порядка и что никакой другой порядок последователь­ности или сосуществования нельзя счесть столь же вероятным, основываясь на природе человека и общих обстоятельствах его положения. Часто мы не можем сделать даже и этого: мы можем показать не то, что происшедшее было вероятно a priori, а лишь то, что оно было возможно. Однако такое установление возможности является для характеризуемого нами теперь обратного дедуктивного метода действительной проверкой и столь же необходимо для него, как проверка специальным опытом в тех случаях, где заключение получается первоначаль­ным методом прямой дедукции. Эмпирические законы необ­ходимо должны быть здесь результатом лишь немногих случаев, так как вообще немного наций достигло высокой степени социального прогресса, а еще меньшее число их достигло его в силу своего собственного, независимого развития. Если бы поэтому хотя бы только один или два из этих немногих случаев оказались недостаточно нам известными (или не вполне Разложенными на свои элементы, а потому и не вполне пригодными для сравнения с другими случаями), то очень вероятно, что вместо правильного эмпирического закона у нас Получился бы неправильный. Таким образом, на основании Фактов истории постоянно делаются самые ошибочные обоб­щения — и не только в Англии, где история, можно сказать, ^° сих пор еще совсем не разрабатывалась научным образом, ^н° Даже и в других странах, где она разрабатывается как наука, ^и Притом людьми, хорошо с ней знакомыми. И единственной Поправкой или коррективой будет в данном случае постоянная Проверка ее выводов психологическими и этиологическими ^Конами. К этому можно прибавить, что только лица, вполне двоившие себе эти законы, способны подготавливать при

 

264

265

помощи анализа фактов истории или даже просто наблюдения над современными общественными явлениями материал дд^ исторического обобщения. Только такие люди могут осознавать сравнительную важность различных фактов, а, следовательно знать и то, какие факты им нужно искать или наблюдать; еще менее возможна без этого оценка доказанности тех фактов которые, как это бывает в большинстве случаев, не могут быть установлены прямым наблюдением или на основании свиде­тельства и должны быть выведены из признаков.

5. Эмпирические законы общественной жизни бывают двоякого рода: одни из них суть единообразия сосуществова­ния, другие — единообразия последовательности. В зависимос­ти от того, занимается ли наука установлением и проверкой единообразий первого или второго рода, О.Конт дает ей наименование «социальной статики» и «социальной динами­ки» — соответственно принятому в механике различию между условиями равновесия и условиями движения (или различию между законами организации и законами жизни — в биологии). Первый из этих отделов науки определяет условия устойчи­вости общественного объединения; второй — законы его про­гресса. Социальная динамика есть теория общества, рассмат­риваемого в состоянии прогрессивного движения. Социальная же статика есть теория того консенсуса между различными частями социального организма, о котором мы говорили выше, — иными словами, теория взаимодействий между од­новременными социальными явлениями, теория, оставляющая на время (в целях науки) без внимания — насколько только это возможно — то основное движение, которое во все времена постепенно видоизменяет всю совокупность этих явлений.

С этой, первой точки зрения, социология должна дать нам возможность выводить один из другого (имея в виду дальней­шую проверку прямым наблюдением) различные характерные признаки каждой отдельной формы социального существова­ния — выводить методом, в существенных чертах аналогичным тому, который обыкновенно применяется в настоящее время в анатомии. Эта предварительная форма политической науки необходимо предполагает (в противоположность обычным воззрениям философов) рассмотрение каждого из многочислен­ных элементов социального состояния не как чего-то неза­висимого и абсолютного, а (всегда и исключительно) в его отношении ко всем другим элементам, с которыми он соединен взаимной зависимостью. Излишне было бы настаивать здесь на том, что эта отрасль социологического умозрения всегД³ в высшей степени полезна. Прежде всего, она составляет необходимую основу теории социального прогресса. Сверх тоГО> она может непосредственно и сама по себе заступать (&°

крайней мере, на время) место прямого наблюдения некоторых из общественных элементов, не поддающихся наблюдению, но о действительном положении которых можно, однако, в достаточной степени судить на основании отношений, связы­вающих их с другими, уже известными элементами. История наук может дать нам некоторое представление о важности этого вспомогательного средства; например, она может напом­нить нам о том, как ошибки популярной эрудиции касательно предполагаемых познаний древних египтян в высшей астро­номии были (еще прежде, чем над ними произнесла свой приговор более строгая наука) окончательно рассеяны одним соображением — о неизбежной связи общего развития астро­номии у египтян с развитием отвлеченной геометрии, нахо­дившейся у них в очевидно младенческом состоянии. Легко было бы привести множество аналогичных случаев, относи­тельно которых не может быть никакого спора. Однако чтобы избегнуть преувеличения, надо заметить, что эти необходимые соотношения между различными сторонами жизни общества уже по самой своей природе не могут быть настолько простыми и точными, чтобы наблюдаемые явления могли возникать только благодаря какому-либо одному виду взаимных отноше­ний между ними. Подобное воззрение, слишком узкое уже и для науки о жизни, совершенно не соответствовало бы еще более сложной природе социологических умозрений. Точное измерение пределов этого несоответствия как при здоровом, так и при болезненном состоянии образует (по крайней мере, в такой же степени, в какой это имеет место и в анатомии организма) необходимое дополнение ко всякой теории соци­ологической статики, и без этого непрямое исследование, о котором мы говорили выше, часто может только вводить в заблуждение.

Здесь не место методически доказывать существование необходимого соотношения между всеми возможными сторо­нами одного и того же социального организма: относительно этого пункта — по крайней мере, принципиально — мнения здравых мыслителей в настоящее время мало расходятся. Какой бы из социальных элементов мы ни избрали в качестве исходной Точки, мы легко можем видеть, что он всегда находится в более Или менее непосредственной связи со всеми другими элемен­тами — даже с теми из них, которые на первый взгляд кажутся Наиболее от него независимыми. Динамическое рассмотрение Прогрессивного развития цивилизованного человечества дает, "^ез сомнения, еще более эффективное средство для этой любопытной проверки консенсуса социальных явлений, выяс­няя, каким образом всякая перемена в одной их части дей­ствует, немедленно или весьма скоро, и на все остальные. Но

 

266

I

267

этому указанию может предшествовать (или, во всяком случае за ним может следовать) подтверждение чисто статического характера: ибо в политике, как и в механике, сообщение движения одним предметом другому доказывает связь между этими предметами. Даже если не касаться в деталях взаимно^ зависимости между различными ветвями всякой науки или искусства, то разве не очевидно существование между различ­ными науками, а также и между большинством искусств связи такого рода, что, раз нам в достаточной степени известно состояние какого-либо одного, хорошо определенного их отдела то мы можем с действительно научной вероятностью вывести на основании их необходимого соотношения, и одновременное состояние всякого отдела других наук? Путем дальнейшего расширения этих соображений мы можем понять необходимое соотношение между состоянием наук вообще и состоянием искусств вообще, — но с тем лишь ограничением, что взаимная зависимость становится здесь менее сильной по мере того как она делается менее непосредственной. То же самое имеет силу и в тех случаях, когда вместо рассмотрения совокупности социальных явлений у какого-нибудь одного народа мы ис­следуем ее синхронистически у различных народов, так как нельзя отрицать, особенно для новейших времен, постоянного взаимного влияния между народами. Надо только иметь в виду, что этот консенсус обыкновенно слабеет и постепенно умень­шается по мере уменьшения сходства случаев и числа точек соприкосновения, пока, наконец, в некоторых случаях не исчезает почти совершенно. Так, например, в Западной Европе и Восточной Азии общественный строй был до сих пор, по-видимому, почти независимым друг от друга.

За этими замечаниями следует разъяснение одного из наиболее важных, но до последнего времени наименее обра­щавших на себя внимание общих принципов, какие можно считать установленными в этом отделе социальной науки. Мы говорим о необходимом соотношении между существующими во всяком обществе формой правления и современным ей состоянием цивилизации. Это — естественный закон, и именно в силу его все бесконечные рассуждения и бесчисленные теории относительно форм правления, рассматриваемых с отвлеченной точки зрения, оказывались бесплодными и непри­годными для всякого другого назначения, кроме подготови­тельной обработки материала, долженствующего потом пойти на построение лучшей теории.

Как уже было замечено, одним из главных результатов социальной статики должно быть установление условий пр⁰' чности политического объединения. Есть такие обстоятельства» которые имеются налицо во всех обществах без исключение'

а в наибольшей степени там, где социальное единение является наиболее полным, и которые можно признать (если такое предположение получит подтверждение со стороны психоло­гических и этиологических законов) условиями существования сложного явления, называемого государством. Так, например, ни одно значительное общество не существовало еще без законов или заменяющих их обычаев, без судов и той или иной организованной силы для приведения в исполнение судебных решений. Всегда существовали общественные авто­ритеты, которым с большей или меньшей покорностью и в более или менее точно определенных случаях повиновались или, согласно общему убеждению, обязаны были повиноваться остальные члены объединения. Таким способом мы найдем известное число условий, которые имелись налицо в каждом обществе, сохранявшем свое существование как целого, и с исчезновением которых оно либо поглощалось каким-нибудь другим обществом, либо перестраивалось на каком-либо новом основании, соответствующем другим условиям. Хотя такие результаты, полученные путем сравнения различных форм и состояний общества, сами по себе имеют значение лишь эмпирических законов, однако некоторые из них. будучи однажды намечены, как оказывается, с такой вероятностью вытекают из общих законов человеческой природы, что со­ответствие этих двух процессов делает доказательство полным, а обобщение превращает в научную истину.

Это, по-видимому, можно сказать, например, о результатах следующего рассуждения, извлеченного, с некоторыми изме­нениями, из критической статьи об отрицательной философии восемнадцатого столетия; я цитирую эту статью, хотя она принадлежит мне самому..., потому что не имею лучшего средства пояснить то представление, какое составилось у меня относительно характера теорем, долженствующих составить социологическую статику.

«Уже самый первый элемент социального единения — Повиновение какому-либо правительству — оказалось нелегко Установить в мире. Среди робкой и бедной духом нации. Подобной обитателям обширных равнин тропических стран, пассивное повиновение развилось, быть может, естественным Путем, хотя я не помню, чтобы и среди них оно оказалось Хоть у одного народа, у которого не господствовал бы в Качестве религиозного учения фатализм, т.е., иными словами, Подчинение власти обстоятельств как божественному предна­чертанию. Но побудить храбрый и воинственный народ под­чинить свой индивидуальный произвол, arbitrium, какой-либо общей власти всегда считалось делом столь трудным, что его °тносили к сверхъестественной силе; и такие племена всегда

 

268

269

приписывали первому установлению гражданского общества божественное происхождение. Так расходятся мнения тех, кто знал дикие племена по действительному опыту, и тех, кто знакомился с ними только по цивилизованному состоянию Даже в Европе Нового времени, после падения Римской империи, для того чтобы подавить феодальную анархию л заставить всю совокупность какого-либо европейского народа повиноваться правительству (хотя здесь этому в наиболее сосредоточенной форме своего влияния содействовало ещ_е христианство), потребовалось втрое больше столетий, чем сколько их прошло с тех пор до нашего времени.

И вот если бы эти философы знали человеческую природу другого типа, чем та, какой она является в их собственную эпоху и в том классе общества, в котором они сами живут то они увидели бы, что везде, где прочно и на долгое время устанавливалось подчинение закону и правительству (и при этом в некоторой степени сохранялись противившиеся такому подчинению сила и мужественность характера), там необхо­димо существовали известные факторы и выполнялись извес­тные условия, главными из которых можно признать следу­ющие.

Во-первых, для всех, кто считался гражданами, кто не принадлежал к числу рабов, удерживавшихся в повиновении грубой силой, существовала некоторая система воспитания, применявшаяся с детства в течение всей жизни,- система,, в которой (что бы ни входило в нее сверх того) главной и непременной частью было развитие сдерживающей дисципли­ны. Воспитание в человеке привычки, а, следовательно, и способности подчинять свои личные побуждения и стремления тому, что считалось тогда целями общества, — способности несмотря ни на какие искушения держаться предписываемого этими целями поведения, сдерживать в себе все чувствования, могущие повредить этим целям, и поощрять чувствования, им благоприятные, — такова была цель, для которой старались пользоваться всяким внешним стимулом, каким только рас­полагала направлявшая всю эту систему власть, и всякой внутренней силой или принципом, какие она могла вызвать к деятельности на основании того, что она сама знала о человеческой природе. Вся гражданская и военная политика древних республик была такой системой воспитания; у совре­менных народов ее постарались заменить главным образом религиозным обучением. А где и поскольку строгость сдер­живающей дисциплины ослабевала, там везде и постольку вновь появлялось на сцену естественное стремление людей К анархии: государство начинало разлагаться изнутри, взаимнЫ^е раздоры из-за эгоистических целей парализовывали энергй»'

нужную для борьбы против естественных причин зла, и нация росле более или менее продолжительного периода прогресси­рующего упадка либо подпадала под ярмо деспотизма, либо становилась добычей чужеземного завоевателя.

Вторым условием постоянства политического общества оказалось наличие в той или иной форме чувства верности ИЛИ лояльности. Это чувство может иметь различные объекты, оно не ограничивается какой-либо особой формой правления. Будет ли это демократия или монархия, его сущность всегда остается той же: в устройстве государства существует нечто установленное, нечто постоянное и не подлежащее сомне­нию — нечто такое, что, по общему признанию, имеет право быть там, где оно есть, и не должно затрагиваться, какие бы перемены ни происходили кругом. Это чувство может отно­ситься, как у евреев и в большинстве древних республик, к общему всем Богу или богам, покровителям и охранителям государства. Оно может относиться к тем или другим людям, в которых видят законных руководителей и охранителей остальных членов общества, пользующихся этим положением в силу божественного указания либо в силу долгого господства или общего признания их более высоких способностей и достоинств. Оно может быть связано с законами, со старин­ными вольностями или правами. Наконец (и это единственная форма, в какой рассматриваемое чувство может сохраниться в будущем), оно может относиться к принципам индивиду­альной свободы и политического и социального равенства, осуществляемым в таких учреждениях, которых пока еще нигде нет или которые есть лишь в зачаточном виде. Во всяком случае, во всех политических обществах, имевших продолжи­тельное существование, было нечто установленное — нечто такое, что весь народ почитал священным, что, конечно, позволительно было оспаривать теоретически (там, где свобода обсуждения была признанным принципом), но действительного потрясения этого никто не боялся и никто на таковое не надеялся, — что, короче говоря (кроме, быть может, какого нибудь временного кризиса), стояло в общем мнении вне обсуждения. И необходимость этого легко доказать. Государ­ство никогда не бывает (да пока'люди в значительной степени Не улучшатся, и не может надеяться быть) в течение сколько-нибудь продолжительного времени свободным от внутренних Раздоров: нет и никогда еще не было такого состояния общества, Чтобы в нем не происходило столкновений между непосред­ственными интересами и страстями влиятельных групп народа. Что же в таком случае позволяет народам выдерживать эти бури и переживать смутные времена без сколько-нибудь Продолжительного ослабления гарантий мирного существова-

 

270

271

ния? Именно то, что, как бы ни были важны интересы, из-за которых враждуют люди, их столкновение не затрагивает основного принципа существующего социального объединения и не угрожает крупным частям общины низвержением того на чем построены их расчеты и с чем отождествлены щ надежды и стремления. Но если сомнение в этих основных принципах уже стало не случайной болезнью или спасительным лекарством, а обычным состоянием политического тела, если вызваны к существованию все жестокие страсти, естественно возникающие при таком положении дел, то государство скрыто находится в состоянии гражданской войны и непременно в более или менее близком будущем испытает ее и на самом деле.

Третьим существенным условием устойчивости политичес­кого общества является сильный и деятельный принцип связи между членами одной и той же общины или государства. Едва ли надо говорить, что мы имеем в виду не «национальное чувство» в популярном, пошлом смысле этого термина, не бессмысленную антипатию к иноземцам, равнодушие к общему благу человечества или несправедливое предпочтение того, в чем видят выгоду для своей собственной страны, не склонность к тем или другим дурным особенностям только потому, что они национальны, и не отказ от того, что признано хорошим другими странами. Мы имеем в виду принцип симпатии, а не враждебности, единения, а не разъединения. Мы разумеем чувство солидарности между теми, кто живет под одним и тем же управлением, в одних и тех же естественных или исто­рических границах. Мы разумеем такое состояние общества, когда одни его члены не считают себя чуждыми другим, когда они дорожат своей связью — чувствуют, что они составляют один народ, что судьба всех их связана, что несчастье каждого из их соотечественников есть несчастье для них самих, и когда они не проявляют эгоистического стремления разрывом такой связи освободиться от своей доли участия во всякой общей невзгоде. Каждому известно, насколько сильно было это чувство в тех древних республиках, величие которых было сколько-нибудь продолжительным. С каким успехом удалось Риму» несмотря на всю его тиранию, насадить «чувство общего отечества» в