Политические указания. Переходный режим. Временное правительство.

Определив по возможности умственное и нравственное преобразование, которое должно характеризовать на всем Западе вторую часть великой революции, мне остается указать необ­ходимые отношения между этим философским движением и всей современной политикой.

Хотя эволюция позитивизма в основе независима от соци­альных стремлений, представляемых ныне остатками старых Доктрин, однако общий ход событий может оказать на нее воздействие, которое важно предвидеть. Наоборот, новая Доктрина, хотя и лишена возможности значительно изменить соответствующую среду, способна, однако, произвести здесь

233

232

улучшения, на которые нужно указать. С этих двух точе^ зрения трактат, предисловием к которому служит это сочи, нение, будет содержать тщательное исследование характера, который должен иметь нормальный переход, долженствующий по возможности облегчить наступление нормального будущего определенного истинной социальной наукой. Поэтому эта вторая часть моего общего введения была бы неполной, если бы д не присоединил к ней указание, достаточное до тех пор, пока обновляющая доктрина свободно не получит решительного перевеса.

Главная характерная черта этой политики определяется ее временным назначением. Ни одно постоянное учреждение не может создаться, пока будет длиться современная анархия мнений и нравов. Покуда глубокие убеждения и системати­ческие привычки не возьмут верх во всех важных случаях социальной жизни, могут иметь успех лишь различные меры, способные облегчить это основное переустройство. Все другие попытки по необходимости будут недолговечны, как опыт это уже неоднократно подтверждал вопреки напрасной надежде их авторов, поддерживаемой вначале народным увлечением.

Это неизбежное условие нашего революционного состояния было надлежащим образом понято только памятным собрани­ем, руководившим республиканским переворотом. Из всех верховных влагстей,которые на протяжении двух поколений стараются вершить наши судьбы, только Конвент сумел из­бежать высокомерной политической иллюзии, будто можно строить речные учреждения, не ожидая создания интеллекту­ального и морального фундамента. Поэтому он один и оставил наиболее глубокие следы в умах и сердцах. В силу только того, что его великие мероприятия открыто назывались временными, не исключая даже тех, которые более касались будущего, чем настоящего, они оказывались в естественной гармонии со средой, подлежавшей изменению. Всякий истинный философ всегда будет испытывать почтительное восхищение этой ин­стинктивной мудростью, которая не только не могла опираться ни на какую реальную теорию, но ей приходилось беспрерывно бороться с обманчивой метафизикой, духом которой были проникнуты умы всех выдающихся государственных людей, которыми может гордиться Запад со смерти великого Фрид­риха. Это превосходство было бы необъяснимо, если бы обус­ловившая его настоятельная необходимость не способствовала также в значительной степени его. подъему тем, что обнару­живала невозможность существования в данное время какого-либо окончательного строя, или тем, что сдерживала анархи­ческие иллюзии официальной доктрины путем сильного со-

средоточения политики, которое одно только могло помешать ретроградному вторжению.

Когда эта спасительная необходимость потеряла свой острый характер, великое собрание поддалось, хотя в гораздо меньшей степени, чем его предшественник, метафизическому влечению £ отвлеченному и полному устройству мнимого окончательного состояния, продолжительность которого не достигла даже Предела, назначенного в начале для предварительного режима, обессмертившего первую половину правления Конвента.

Согласно своему персональному постановлению, это рево­люционное правительство должно было прекратить свое су-: шествование только в момент общего мира. Но если бы оно " могло продержаться до этого срока, то, вероятно, пришлось» бы сохранить его и на будущее время, ввиду действительной ■■■■ невозможности установить в то время окончательный образ

правления.

Эта исключительная политика была, без сомнения, продик­тована только неотложными нуждами тогдашнего положения как необходимая для нашей национальной защиты. Однако, кроме этой временной необходимости, которая отодвигала на задний план всякое другое соображение, существовал более глубокий и более прочный мотив, который могла обнаружить только историческая теория, тогда еще невозможная. Он состоял в чисто отрицательной природе господствующей метафизики, которая обусловила полное отсутствие   интеллектуальных и моральных оснований, требуемых истинным политическим переустройством. Хотя этот огромный пробел не сознавался, он, тем не менее, был главной причиной, вследствие которой пришлось отложить введение окончательного режима. Воцарив­шийся мир не замедлил бы его обнаружить, так как он был уже создан в противном лагере людьми, чуждыми справедливой республиканской борьбе. Он был, в особенности, незаметен благодаря неизбежному первоначальному заблуждению, припи­сывавшему настоящую органическую способность чисто кри­тическим доктринам, разработанным в течение предыдущего века. Когда именно это тождество революционной метафизики сделало очевидным ее существенно анархическую природу, стремление к окончательным построениям становится необхо­димым началом продолжительного ретроградного движения, Различные фазы которого заполняют все следующие столетия. Ибо отсутствие принципов, приуроченных к действительному Преобразованию, заставило основать эти тщетные попытки на _i принципах старого строя, выражавших единственные понятия Реального порядка, которые были тогда доступны системати­зации.

 

234

235

;?i >                                 Глава XXIII

Духовное преобразование должно предшествовать г
''                                 светской реформе                     t

' Наше революционное состояние, в силу вышеуказанного обстоятельства, не позволяет еще и теперь приступить _к непосредственному светскому преобразованию из опасения новых ретроградных попыток, которые отныне оказались бы в то же время и анархическими. Хотя позитивизм уже уста­новил философские основания истинного окончательного режима, эти новые принципы, однако, еще столь мало развиты и, в особенности, так плохо оценены, что они никоим образом не могут руководить политической жизнью в собственном смысле. Покуда они не займут первого места в умах и сердцах, на что потребуется, по меньшей мере, целое поколение, они не смогут управлять постепенным возведением окончательных учреждений.

В настоящее время можно прямо заняться только духовным преобразованием, которое, невзирая на его чрезвычайную трудность, стало, наконец, настолько же осуществимым, на­сколько раньше оно было крайне необходимым. Когда оно будет достаточно двинуто вперед, оно мало-помалу определит действительное светское преобразование, которое, будучи предпринято преждевременно, вызвало бы только новые не­урядицы.

Конечно, эти смуты не могут уже повлечь за собой таких же тяжких политических последствий, как раньше, так как именно наша глубокая духовная анархия препятствует преоб­ладанию всех действительных одновременно прочных и общих убеждений. Единственные сильно преобладавшие доктрины безвозвратно обессилены после того, как неопровержимый опыт, сопровождавшийся решительной критикой, доказал всюду органическую несостоятельность и разрушительную тенденцию революционной метафизики. Ослабленная сделанными теоло­гии уступками, которые были вызваны ее созидательными стремлениями, она может только привести к политике, вечно колеблющейся между ретроградными стремлениями и анар­хией, или, вернее, являющейся одновременно стеснительной и разрушительной в силу необходимости обуздывать социаль­ную среду, для которой господство метафизики сделалось столь же ненавистно, как и царство теологии.

Но хотя этот коренной разлад и должен теперь рассеять всякое серьезное беспокойство о возможности глубоких поли­тических смут, отныне невозможных ввиду отсутствия доста­точной страстности, тем не менее, эмпирические стремления

_к непосредственному созданию окончательного строя могут помимо их неизбежной бесплодности вызвать еще прискорбные. нарушения порядка... Это странное положение вещей будет неминуемо продолжаться до тех пор, пока будет длиться интеллектуальное и моральное междуцарствие, не позволяющее установить надлежащее согласие принципов и чувств, которое одно только способно создать в этом двойном отношении реальную и полную безопасность.

Хотя самопроизвольность этого временного равновесия делает его более прочным, чем можно было бы ожидать, оно есте­ственным образом вызывает внутри и даже вне страны частые тревоги, которые, являясь всегда тягостными, нередко влекут за собой на практике губительные реакции. Всякая же попытка немедленно приступить к светской реформе не только не в состоянии улучшить это положение, но всегда приводит к ухудшению его, искусственно оживляя одряхлевшие доктрины, которым нужно было бы предоставить естественно угасать. Тщетные попытки со стороны власти к их пробуждению могут привести только к нарушению у публики и даже среди мыслителей умственной свободы, необходимой для мирного воцарения истинных и окончательных принципов.

Таким образом, несмотря на то, что настало мирное время, наша новая республиканская политика, в виду продолжающе­гося духовного междуцарствия, должна быть также, как и старая, по существу временной. Этот временный характер должен даже особенно резко в ней проявляться, так как не существует уже никаких серьезных иллюзий относительно органической ценности официальной метафизики, которая в силу потребности в каких-нибудь принципах, с одной стороны, и по недостатку настоящей социальной доктрины — с другой, ныне как будто воскресла, что составляет резкий контраст с полным отсутствием систематических убеждений у большинства деятельных умов. Иллюзия, вначале неизбежная, заставившая пользоваться чисто критическими принципами в качестве органических, не  может серьезно возродиться.

Чтобы успокоиться на этот счет, достаточно обратить внимание на повсеместное распространение промышленных нравов, эстетических вкусов и научных стремлений, тройное самопроизвольное влияние которых непримиримо с социаль­ным господством метафизических догм как идеологических, так и психологических. Не нужно особенно бояться естественного Увлечения, возвращающего нас теперь к первой части рево­люции, дабы вновь укрепить наши республиканские чувства, Заставляя нас скорее забыть и продолжительное ретроградное Движение, и двусмысленное неподвижное состояние, отдаля-

 

236

237

ющие нас от первоначального потрясения, с которым все более и более непосредственно будут связываться окончательные воспоминания человечества. Удовлетворяя этой потребности, общественный инстинкт не замедлил в то же время понять, что в этой великой эпохе главным предметом подражания должна быть для нас только поразительная мудрость, с которой Конвент в течение прогрессивной фазы оценил необходимость безусловно временной политики, оставляя до лучших времен окончательное переустройство. Есть основание надеяться, что всякая новая попытка создать отвлеченную конституцию вызовет вскоре во Франции, и, следовательно, на всем Западе глубокое общее убеждение в полной тщете подобных опытов.

Впрочем, это последнее усилие угасающей метафизики совершится при условиях полной свободы обсуждения и среди народа, одинаково недоверчиво относящегося как к полити­ческим сущностям, так и к христианским тайнам. Ни один из предыдущих опытов не производился при условиях столь неблагоприятных для доктрин, не допускающих истинных доказательств, которые составляют отныне единственный возможный источник прочной веры.Таким образом, если даже новая конституция будет разработана со всей надлежащей тщательностью, общественное мнение ее, может быть, отвер­гнет, прежде чем она будет окончена, не позволив ей офи­циально существовать даже то короткое время, в течение которого в среднем продержались предшествующие конститу­ции. Всякая же попытка со стороны закона ограничить по этому предмету свободу прений только вернее приведет к этому естественному следствию нашего умственного и социального состояния.

Глава XXIV

Задача правительства в течение духовного междуцарствия: