Национально-специфические особенности невербальной коммуникации

 

If his lips are silent, he chatters with his finger tips; betrayal oozes out of him at every pore.

Sigmund Freud

 

Роль невербальной коммуникации в МК соответствует ее удельному весу в общении, по разным данным составляющему от 65 до 93%. Известны многочисленные примеры, когда люди, не знающие языка друг друга, тем не менее, умудряются достичь взаимопонимания, активно используя просодические средства, мимику и кинесику. То общее, что объединяет культуры, - улыбка, выражение лица, совпадающие жесты - значительно облегчает межкультурное общение.

Сферу невербальной коммуникации составляют все неязыковые сигналы, посылаемые человеком или создаваемые окружением и имеющие коммуникативную ценность. Сходство между вербальными и невербальными знаками заключается в том, что те и другие имеют знаковый характер, являются социально и культурно обусловленными и подвержены индивидуальным вариациям. Содержательный компонент информации преимущественно передается через вербальные знаки, а личностно-эмоциональный – через невербальные.

Еще в 1872 году Ч. Дарвин писал о том, что все люди выражают свои базовые эмоции одинаково. Изыскания других ученых поддержали эту точку зрения, обнаружив у представителей разных народов универсальную мимику, выражающую страх, радость, удивление, гнев, грусть и отвращение. Однако закономерности выражения этих эмоций варьируются от культуры к культуре. Ученые полагают, что нет телодвижений или жестов, которые могут считаться универсальными символами (Damen 1987: 161).

Особый интерес с точки зрения МК представляют национально маркированные невербальные средства, которые подразделяются на: 1) паралингвистические средства; 2) "язык тела"; 3) коммуникативные сигналы, продуцируемые контекстом.

Паралингвистические средства включают "акустические элементы, сопровождающие, дополняющие или замещающие звуки речи" (Damen 1987: 166): темп, ритм и громкость речи, паузы, модуляции голоса, интонацию, вздохи, стоны, покашливание, прищелкивание языком, плач, смех и т. д.

Американцы заработали в Европе репутацию людей невежливых и бесцеремонных из-за того, что в США нормой считается более громкая речь, нежели в европейских странах. В. И. Карасик прослеживает связь между громкостью голоса и типом коммуникативной дистанции (1992: 44). Возможно, привычка говорить громко объясняется общепринятыми в США демократизмом и неформальностью общения. Американцы, побывавшие в России, настоятельно советуют своим соотечественникам говорить тише на российских улицах и в общественном транспорте, чтобы не привлекать к себе повышенного внимания и не казаться невоспитанными.

С другой стороны, американцам, не знающим русского языка и наблюдающим за общением между русскими со стороны, коммуникативное поведение русских кажется сверхэмоциональным. "Вначале мы с друзьями думали, что русские все время ссорятся; но вдруг, к нашему удивлению, они начинали улыбаться. Впоследствии мы поняли: то, что мы воспринимали как агрессивность, было просто экспрессией" (Life Is Not All Differences by Ariel Hart // English, 1998, #3, p.4).

Существенной помехой в МК становится неумение правильно воспроизводить и интерпретировать просодические характеристики, присущие определенной лингвокультуре. Л. Г. Фомиченко усматривает связь между менталитетом и просодической организацией речи. С ее точки зрения, свойственное английскому языку понижение тона в ядерном слоге как проявление автономности личности, индивидуализма отсутствует в русском языке ввиду того, что эта черта чужда русскому менталитету. Она также пишет о том, что в американском варианте английского языка преимущественно используется "ровная шкала со средним ровным понижением на ядерном слоге, что свидетельствует об отсутствии категоричности в мышлении и демократичности в отношении к описываемым фактам". При рассмотрении ситуаций МК она рекомендует учитывать, что просодическая организация ментальных репрезентаций на уровне текста может выступать как одна из причин интерференции в рамках когнитивного диссонанса (Фомиченко 1998: 219 – 222).

Как это ни парадоксально, большую роль в коммуникации также играет молчание. В разных культурах представление о том, какое "количество" молчания является приемлемым для адекватного общения и что такое "затянувшаяся пауза", имеет свою национальную специфику. Считается, что американцы не выносят длительных пауз и изо всех сил пытаются заполнить их говорением. Поэтому когда иностранные журналисты или бизнесмены едут в США, чтобы выведать там нужную информацию, их инструктируют: делайте затяжные паузы – и американцы вам сами все расскажут.

Кроме того, паралингвистические средства могут нести другую культурную информацию. Например, П. Траджилл утверждает, что качество голоса является достоверным социолингвистическим индикатором, коррелирующим с социоситуативной стратификацией английского языка: "качеству голоса менее образованных носителей языка присущи более высокий подъем тона, более интенсивная громкость, скрипучий тембр, несколько выдвинутое и опущенное положение языка и другие нюансы” (цит. по: Орлов 1993: 126).

Невербальные знаки в коммуникативных системах разных лингвокультур могут различаться как по форме, так и по содержанию. Например, в США существует оскорбительный звук, издаваемый губами с просунутым между ними языком, который называется Bronx cheer. Он не имеет значимого аналога в русской культуре. Своего рода межкультурная омонимия проявляется в том, как в России и США используется свист. Так, Й. Ричмонду не раз приходилось объяснять высокопоставленным американцам, что в России свист в концертном зале во время представления не выражает восторга, как в США, а, напротив, является знаком неодобрения (Richmond 1996: 128).

Интересно, что некоторые "природные" паралингвистические явления "слышатся" носителям русского и английского языков по-разному, например:

апчхи ah-choo

гав-гав bow-wow

кря-кря quack-quack

мур-р-р purr

тяв-тяв yip-yip

хрю-хрю oink-oink.

Находясь в чужой культурно-языковой среде, человек выделяется из толпы не только одеждой, как думают некоторые, а еще "чем-то", что бывает трудно выразить словами. Это "что-то" - мимика, артикуляция, жесты, движения тела, специфическая походка. Из-за артикуляционных особенностей разных языков лицевые мышцы их носителей развиты в разной степени. Выражение лица может также зависеть от того, какая степень эксплицитного выражения эмоций считается допустимой в данной культуре. С. Л. Лапейруз пишет о характерном выражении лица американцев, напоминающем маску, часто скрывающую их истинные мысли и чувства (Lapeyrouse 1999: 1).

Много написано и о традиционной американской улыбке. "Американцев учат начинать беседу с улыбки и продолжать улыбаться", – утверждает Й. Ричмонд (Richmond 1997: 136). Русские же относятся к американской улыбке с недоверием и часто воспринимают ее как неискреннюю. “Улыбка особенно режет глаз, когда знаешь: дела, настроение человека в данный момент слову “о’кэй” далеко не соответствуют, - пишут В. М. Песков и Б. Г. Стрельников. Однако американцы считают нужным улыбаться, поскольку дежурная улыбка - это демонстрация стойкости и жизнеспособности. "Социальная среда беспощадно бракует ослабших и неудачников. Улыбка - это сигнал: я держусь, я всплыву! <...> Если американец улыбаться не способен - значит, дела его плохи до крайности". Однако Песков и Стрельников пишут о необходимости различать улыбку-вывеску и способность американца улыбнуться и посмеяться от полноты чувств (Песков, Стрельников 1977: 60 - 61). Таким образом, американская улыбка различается в зависимости от степени искренности. Это позволяет С. Г. Тер-Минасовой выделить разные виды улыбки: "улыбку формальную", "улыбку коммерческую", "улыбку искреннюю" (2000: 193).

Американцы, напротив, находят, что на начальном этапе коммуникации с незнакомыми людьми русские слишком серьезны и даже угрюмы. "Россия меня пугает, - говорил Мухаммед Али, - люди в автобусах выглядят так серьезно, как если бы им предстоял электрический стул". У. Г Стефан и М. Абалакина-Паап пишут о том, что в России улыбаться незнакомым людям на улице считается отклонением от нормы, которое может быть неверно интерпретировано (Stephan, Abalakina-Paap 1996: 368). И уж если русские начинают улыбаться, это означает, что они расслабились и находятся на пути к установлению хороших взаимоотношений с собеседником.

Жестикуляция и другие телодвижения также могут выдавать неносителя лингвокультуры, даже в том случае, если он великолепно владеет иностранным языком. Существует немало анекдотов о том, каким образом обнаруживают себя американские и русские шпионы. Американца легко узнать по специфической манере сидеть, положив лодыжку одной ноги на колено другой, откинувшись на стуле и заложив руки за голову. Русские же подводит то, что они пьют чай, не вынимая ложки из стакана.

В каждой лингвокультуре существуют специфические национально маркированные жесты. Всем хорошо известен американский жест в форме буквы V, образованный указательным и средним пальцами руки, повернутой к лицу тыльной стороной - знак победы (V-sign, или peace sign). Во время счета русские загибают пальцы, начиная с мизинца или с большого пальца руки. Американцы, напротив, разгибают пальцы, начиная с указательного и завершая большим. Национальные особенности жестикуляции также зафиксированы в идиоматике: рус. тыкать пальцем в кого-л.: засучить рукава, спустя рукава, шиш с маслом; амер. keep one's fingers crossed – скрестить пальцы, чтобы не сглазить.

Одним из ярких примеров межкультурного непонимания стала ситуация, связанная с Н. С. Хрущевым. Когда в разгар холодной войны Хрущев приехал в США, он приветствовал представителей прессы, потрясая сцепленными над головой руками в знак дружбы между народами. Американцы интерпретировали этот жест в соответствии со своими культурными установками как символ победы. Поэтому пресса истолковала смысл жеста как намерение СССР одержать верх над США (Dahl).

Про данным исследователей, в русской культуре чаще, чем в американской, используются контактные жесты: рукопожатие, поцелуй, объятие и т. д. (Прохвачева 1997: 112). Сами американцы считают парадоксальным то, что жители США тратят огромные деньги на кремы, лезвия и другие продукты, цель которых – сделать кожу приятной для прикосновения, но при этом американская культура остается бесконтактной. Одно из основных правил американского общения: “Don’t touch people when speaking with them”. В русской культуре, напротив, прикосновения считаются символом дружбы, верности и любви. Русские мужчины здороваются за руку намного чаще, чем в США. Непривычным для американцев является и то, что по этикету женщина первой подает руку для приветствия и что мужчины иногда целуют женщинам руку. Прикосновения к незнакомым людям в общественном транспорте не пугают русских, но вызывают чувство смятения у американцев. Показательна и следующая ситуация: "Можно наблюдать, как супруга россиянина на прогулке в парке, словно школьную подругу, подхватывает под руку жену американца. Жест, совершенно естественный для русской женщины, американке покажется крайне эксцентричным. Ведь в США две идущие под ручку женщины не вызывают никаких сомнений в их нетрадиционной сексуальной ориентации. У американских мужчин при встрече даже со старыми деловыми партнерами не принято обниматься и целоваться. Ну а у нас – сами знаете" (Агуреев 1999: 25). Но даже когда речь заходит об американской привычке "похлопывать друг друга по спине" (back slapping), это все равно не меняет сути американской культуры как бесконтактной. Так или иначе, американцы привыкли общаться "на расстоянии вытянутой руки", сохраняя между собой если не физическую, то коммуникативную дистанцию.

Американца в русской толпе можно также узнать по специфической пружинистой походке, для которой характерно перекатывание ступни с пятки на носок. Возможно, она вырабатывается благодаря постоянным занятиям спортом и привычке ходить в кроссовках. В целом походка очень информативна. Например, в знаменитом американском фильме Grease – стилизации под 50-е годы 20 века - герой Траволты и его друзья ходят так, как было принято у представителей "поколения рок-н-ролла". Его поведение в школе, включая походку, в корне отличается от того, как он вел себя с подругой на берегу моря, где он не пытался "играть роль".

На расхождения между русским и американским невербальным поведением обращает внимание Й. Ричмонд, когда он описывает, что считается "некультурным" ("nyekulturny") в России: "Некультурно стоять, засунув руки в карманы брюк, сидеть, развалившись на стуле и закинув руки за голову, класть ноги на стол – то есть все то, что склонны делать американцы. <...> Неприемлемо обедать, рассевшись на газоне" (Richmond 1997: 121). В театре русские проходят между рядами, повернувшись лицом, а американцы спиной к сидящим.

Демократичные отношения между студентом и преподавателем в США оказывают влияние на их невербальное поведение, что нередко удивляет русских. Неформальная одежда, жевательная резинка во рту, манера садиться на стол во время занятия – подобного родя проявления в России либо вообще недопустимы, либо встречаются у наиболее эксцентричных студентов и преподавателей и рассматриваются внутри культуры как отклонение от нормы. Столь же неприемлемым считается поведение студентов, которые сидят в аудитории в бейсболках, едят, пьют, кладут ноги на стул или стол. По этой причине может возникать коммуникативный диссонанс между русским преподавателем и американскими студентами.

Русских и американцев поражают расхождения между поведением полицейских и водителей в культурах друг друга. Если русского водителя останавливает милиционер, то некоторые водители, особенно провинившиеся, выходят из машины и идут навстречу стражу порядка. Такое поведение считается совершенно недопустимым в США, где попытка водителя выйти из машины или сделать какие-либо другие резкие телодвижения (например, достать что-либо с заднего сидения) рассматриваются как попытка оказать полицейскому сопротивление. Как сказал один американский полицейский: "Если бы наш водитель вел себя, как русский, моя первая реакция была бы – выстрелить". Правильное поведение американца в такой ситуации – подать полицейскому в окошко документы и сидеть спокойно, положив руки на руль.

Расположение людей в пространстве при общении также имеет свою культурную специфику. Будучи пространственно-психологическим, американское понятие privacy обозначает личное пространство радиусом не менее полуметра, в которое не должен вторгаться никто посторонний. Этим объясняется поведение людей в магазине, в банке и в общественном транспорте, где между людьми по возможности соблюдается необходимая для суверенности личности дистанция. Если же человек приближается слишком близко, он неизменно извиняется: "Excuse me". Поскольку при общении в русской культуре "личная зона" обычно меньше, чем в американской, русское коммуникативное поведение может восприниматься американцами как вторжение в их личное пространство: Russians may bump into or push people without apology... (Stephan, Marina Abalakina-Paap, 1996: 368).

Одна американская студентка, обучавшаяся в России, жаловалась, что не может ничего купить в магазине без того, чтобы кто-нибудь не встал перед ней без очереди. Выяснилось, что она всегда соблюдала такую большую дистанцию от стоящего перед ней человека, что остальные покупатели не догадывались, что она тоже стоит в очереди.

Важную роль для оценки личности, ее статуса, материальной обеспеченности, образовательного уровня и т. д. играет одежда, которая дополняет физический облик личности. Наряду с языком, одежда тоже несет умышленное или неумышленное сообщение, которое индивидуум с ее помощью передает окружающим. Если в западном деловом мире темно-синий костюм и темно-красный галстук воспринимаются как символы власти и являются неотъемлемой частью гардероба серьезного бизнесмена, то коричневый костюм считается неприемлемым и сигнализирующим о невысоком социальном положении своего обладателя. Поэтому неофициальный девиз бизнесмена: Never brown in town. Белые носки в сочетании с деловым костюмом также презрительно отвергаются. В связи с этим надо отметить, что в действительности деловой костюм не является единственной формой одежды бизнесмена, которая может ассоциироваться к "цивилизованным подходом к делу". Например, совершенно иначе одеваются представители деловых кругов в арабских странах, что ни в коей мере не свидетельствует об их "нецивилизованности".

Черный и белый цвет и строгая элегантность превалируют в "монохромном" высшем свете. С другой стороны, небрежная манера одеваться, длинные волосы, джинсы стали "визитной карточкой" компьютерного бизнеса США, отличающего его от остального корпоративного мира.

Дж. Т. Моллой, (John T. Molloy), автор книг Dress for Success и Woman’s Dress for Success, придумал "униформу" для деловых женщин: "Клянусь всегда и везде носить только хорошо сшитый темный костюм традиционного покроя с юбкой". Русские женщины, с точки зрения американцев, чрезмерно разнаряжены в будни (overdressed) и злоупотребляют косметикой. Ярко накрашенные русские девушки, которые ходят в институт в мини-юбках, черных колготках и туфлях на высоких каблуках, кажутся американцам одетыми непристойно. Русским же американские студенты в мешковатых брюках и неизменных футболках представляются одетыми небрежно и даже неряшливо. Первые попытки усвоить стиль одежды друг друга часто бывают неудачными – не соблюдаются понятия красоты, уместности и престижа, нарушаются и другие заповеди. К примеру, вспоминается молодая русская учительница, которая пришла на интервью с американскими грантодателями одетая "на их манер" – в футболке и джинсах (очевидно для того, чтобы подчеркнуть, свой демократизм и простоту) - и вызвала у них реакцию негодования: "How could she come to an interview dressed like this?" Американцы расценили неформальную одежду как неуважение к ситуации, в которой они рассчитывали увидеть участников в строгой деловой одежде. Гранта учительница не получила. Поскольку "по одежке встречают", неуместный внешний вид в МК – это заведомо неверный шаг, который может стоить взаимопонимания.

В целом для среднего американца не свойственно одеваться ярко и "выпендрежно" – это считается дурным вкусом. Как правило, разноцветную блестящую одежду и большие шляпы с цветами можно увидеть на улицах на негритянках, принадлежащих к низшему классу. Нет ничего хуже, чем резко выделяться из толпы. Даже если это будет красиво, скорее всего, окружающие разделятся на два лагеря: тех, кому ваш необычный наряд понравится и тех, у кого он вызовет резкое неприятие, причем можно предсказать, что последние будут в большинстве. Поэтому самый продуктивный подход к внешнему виду, особенно одежде, в ситуации МК – это не бояться задавать вопросы носителям культуры: как мне одеться? уместно ли я буду выглядеть в этом наряде? Кроме того, очень важно соблюдать равновесие между собственной национально-культурной идентичностью и уважением к представителям иного общества, с которыми вступаешь в контакт.

Исследователи также относят к невербальной коммуникации язык архитектуры (жилище), ландшафта, дизайн интерьера, предметы бытового обихода и т. д. (Ерасов 1997). Внешний вид жилища и его интерьер несут информацию о материальном благосостоянии, вкусе, интересах и пристрастиях его обитателя. "Бесконтактность" американской культуры приводит к тому, что и в этой сфере чрезвычайное значение имеет понятие privacy. С этой точки зрения фраза “Do Not Trespass” приобретает символическое значение.

В силу исторических и экономических условий, русские и американцы используют разные критерии при оценке жилища. Так, русские оценивают размер жилища по количеству жилых комнат (двух-, трехкомнатная квартира и т. д.), а американцы – по количеству спален (one-, two-bedroom apartment и т. д.). Это обстоятельство может приводить к непониманию в МК, так как, решив использовать русские критерии для описания своей квартиры, американцы начинают считать все комнаты, включая кухню и кладовки. У американцев отсутствует понятие, эквивалентное русской "даче". Используемое же в английском языке заимствование dacha у американцев ассоциируется с большими особняками (как в пьесах Чехова). Трудным для перевода на русский язык оказывается слово community, не имеющее адекватного эквивалента в русском языке, но широко используемое американцами для описания района, где они живут, и своих соседей. В русском и американском обществе наблюдается разное отношение к таким понятиям, как центр (downtown) и пригороды (suburbs). Если в большинстве российских городов центр считается безопасным и желанным местом проживания, то в США downtown (или inner city) воспринимается как местонахождение трущоб, где не рекомендуется находиться после того, как стемнеет (за исключением Нью-Йорка и некоторых других крупных городов). Поэтому когда русский в беседе с гордостью заявляет, что живет в центре города, некоторые американцы смотрят на него с подозрением (чем же тут гордиться?).

Незнакомый пешеход в американском пригороде, где живут состоятельные люди, вызывает подозрение, особенно в темное время суток. В отличие от русских пенсионерок, американские старушки не станут сидеть целыми днями на скамеечке возле дома, беседуя с соседями. Неудивительно, что эти различия могут приводить к трениям между представителями двух культур, как в следующем примере, описанном А. Тимошиной в сборнике "Профессионалы за сотрудничество": “Мне рассказывал домовладелец комплекса, что ему постоянно жалуются американцы на двух пожилых женщин, наших соплеменниц, эмигрировавших в США из небольшого провинциального городка Белоруссии. Они, естественно, не работали и любили часами просиживать на уютных скамеечках под окнами домов или около бассейнов, не подозревая, что раздражают окружающих своей бесконечной болтовней на незнакомом им языке и лишают их возможности искупаться без постороннего взгляда” (Профессионалы за сотрудничество 1997: 321).

Таким образом, овладение системой невербальных коммуникативных средств является не менее важным для адекватной МК, чем владение иностранным языком. Речь идет не только о знакомстве с самими средствами, но также и о синхронизации речевого и внеречевого поведения (Орлов 1993: 124). Противоречия между вербальным и невербальным поведением могут быть истолкованы участниками МК как свидетельство неискренности, неестественности и даже “странности”. Необходимым умением является также дешифровка ритуального смысла невербальной коммуникации. Кроме того, невербальное поведение в МК становится важным компонентом обратной связи, который в проблемных ситуациях может сигнализировать о возникновении межкультурного непонимания.

 

Различия в коммуникативных стратегиях

 

Выбор коммуникативной стратегии - линии коммуникативного поведения, направленной на достижение поставленных целей, –может оказывать решающее воздействие на успех/неуспех МК. Рассматривая дипломатическую коммуникацию, Т. А. Колумбус и Дж. Х. Вульф утверждают, что даже независимо от содержания, исход переговоров зависит от манеры, тона и стиля преподнесения информации. Послы и их помощники, не знакомые со стратегиями коммуникации, принятыми в определенной стране, нередко вызывают по отношению к себе враждебный настрой (Couloumbis, Wolfe 1990: 144).

Что включают коммуникативные стратегии? С. А. Сухих и В. В. Зеленская выделяют в качестве механизмов речевых стратегий целеполагание, целеобразование, оценку ситуации, вербализацию и интеракцию, а в качестве их конституентов - аргументацию, мотивацию, оценку, выражение эмоций, размышление вслух, оправдание и т. д. (Сухих, Зеленская, 1998: 16).

Как правило, ученые, исследующие коммуникативные стратегии, подчеркивают прямоту как характерную черту американцев. Представляется, что поскольку прямота – понятие многозначное, следует рассмотреть его в нескольких аспектах, с тем, чтобы не оказаться в плену стереотипов.

Во-первых, под прямотой можно понимать скорость перехода к основной теме общения. Стратегия "ближе к делу", типичная для американцев, принята далеко не во всех других культурах. Так, Ю. А. Сорокин отмечает, что “быстрый переход к основной теме диалога считается у многих народов невежливым” (Шаховский, Сорокин, Томашева, 1998: 75). Вот как С. Д. Джонс рассказывает об опыте переговоров американцев с русскими: "На первой встрече с русским партнером вы коротко и ясно изложили суть сделки, которую вы хотели бы заключить. Ваш партнер ответил сорокапятиминутной речью об истории своей организации, о политической ситуации в Москве и истории здания, в котором проходит встреча. <…> Ваш визит не дал никаких конкретных результатов, и вот, во время вашего второго приезда, ваш партнер двадцать минут говорит о первой встрече – и ничего о вашем предложении. <…> В чем же дело? Да ни в чем. Обе стороны пытаются достичь успеха в своем понимании – проблема лишь в том, что русские и американцы по-разному понимают, что такое успех". Американский подход, пишет Джонс, выражается словами: get in, get it done, and get out of the way (Jones).

В других культурах, включая русскую, присутствует бóльшая роль ритуальности. Делясь своим опытом деловых переговоров, Й. Ричмонд отмечает, что когда русские приходят на встречу (как правило, с опозданием), ритуальная часть, предваряющая переговоры, включает чай или выпивку, сопровождаемую светской беседой о семье или личных проблемах. Деловая часть беседы с русскими также длительна, поскольку подход к основным проблемам осуществляется не прямо, а "окольными путями". Нетерпеливые американцы не могут дождаться, когда русская сторона, наконец, приступит к обсуждению ключевых проблем (Richmond, 1997: 129). В связи с этим американским и русским бизнесменам бывает нелегко достичь взаимопонимания. Американцы склонны разграничивать деловые и личные взаимоотношения. Русские же рассматривают установление личных контактов как необходимую часть переговоров. С. Д. Джонс объясняет это отсутствием институциональной стабильности и слабостью российских юридических основ, в результате чего деловые контакты основываются на личном доверии, в то время как в американском обществе деловые люди защищены законом (Jones). Можно отчасти согласиться с этим утверждением, однако представляется, что большую роль также играют другие факторы: русская соборность, эмоциональная потребность в личных контактах, в противовес американскому прагматизму, рациональности и деловитости, а также многократно описанные традиции русского гостеприимства, в значительной степени основанные на личностных подходах. Тем не менее, как показывают исследования, интерпретируя причины коммуникативных неудач, обе стороны объясняют их по-своему: американцы – недостатками российской системы, а русские – неспособностью американцев к установлению межличностных отношений.

Прямота может также рассматриваться как высокая степень эксплицитности. В США как в низкоконтекстной культуре предметы и явления обретают свои очертания, лишь будучи обозначенными словом. В России требуется меньшая степень эксплицитности; возрастает роль контекста, пресуппозиций, намеков и т. д. Объясняя склонность американцев к прямоте, К. Сторти отмечает их приверженность к эффективности действий (efficiency), а также то, что они, в отличие от других народов, не боятся "потерять лицо" и потому в большей степени готовы нести ответственность за последствия прямолинейности (Storti, 1994: 76). Выражение beat about/around the bush – ходить вокруг да около – имеет в английском языке отрицательную коннотацию. Русские, со своей стороны, отличаются долготерпением. Кроме того, для русского дискурса характерна более богатая "затекстовая" нагруженность.

Иностранцы нередко отмечают, что американцы в ответ на свои предложения хотят услышать однозначный ответ - "да" или "нет". Образное выражение мыслей приводит американцев в замешательство. Для русских, привыкших к абстрактным отступлениям и философским рассуждениям, уровень американской конкретики часто видится как отсутствие воображения и творческого подхода. Русские студенты жалуются, что при обучении в США им не с кем поговорить "на своем языке" (имеется в виду язык мысли). Американцы же с подозрением относятся к уклончивым фразам и не умеют читать "между строк".

Однако, несмотря на то, что американская речь тяготеет к максимальной эксплицитности, очередной парадокс заключается в том, что в американском дискурсе намного выше, чем в русском, роль фатической коммуникации. Задача фатического общения – не столько сообщить информацию, сколько открыть каналы коммуникации. В связи с тем, что"значение фатических высказываний в очень малой мере "вычитывается" из значений языковых единиц, и фатические высказывания, в этом смысле, высоко метасемиотичны" (Дементьев, 2000, 36), они трудны для межкультурной интерпретации. Поэтому нередки случаи, когда неносители лингвокультуры воспринимают фатические высказывания в прямом смысле, не понимая их истинной сущности.

Русские, оказавшиеся в США, могут привести немало случаев, когда их вводят в заблуждение фразы типа "Let's have dinner together sometime". Еще большая степень недоумения возникает, когда во фразе имеется достаточная, с точки зрения русского, степень конкретизации: "Let's have dinner together next week". Русские нередко жалуются, что после такой фразы они в течение всей недели ждут приглашения на ужин и очень огорчены или оскорблены, когда такового не дожидаются.

Предложив эту тему для обсуждения в электронной конференции CRTNET Национальной коммуникативной ассоциации США, мы получили следующий ответ от американской исследовательницы Д. Уигналл (Dennis Wignall): "<…> с американской точки зрения, фраза "Let's go to dinner" не лишена смысла – она, скорее, являет собой намерение встретиться когда-нибудь в будущем. Тот факт, что на поверхности она весьма неопределенна, дает неверное представление о ее значении. Настоящий смысл этой фразы: 1) она сигнализирует о желании дальнейшего взаимодействия; 2) взаимодействие это должно произойти вечером, а это предполагает бóльшую степень открытости, близости и симпатии; 3) неопределенность фразы – это бессознательная попытка вызвать ответную реакцию собеседника, свидетельствующую о том, что он готов к последующему взаимодействию; 4) предшествующее взаимодействие было достаточно положительным, для того, чтобы отношения были продолжены <…> В результате высказывания американцев кажутся русским двусмысленными, а американцы считают русских сверхчувствительными и понимающими все буквально".

Осмелимся также утверждать, что разная степень фатической нагруженности наблюдается даже в таких традиционно контактоустанавливающих фразах, как "Как дела?" и "How are you?" Хотя русские, задающие такой вопрос, не ожидают от собеседника длинного отчета об их делах, они все же рассчитывают на краткий, но правдивый ответ. В русской культуре намного вероятнее услышать ответ типа "Ничего хорошего" или "Не очень". Если двое встречаются на бегу, они все же, по российскому этикету, останавливаются на секунду, чтобы услышать ответ собеседника. Американцы же, как правило, отвечают "Fine", а поскольку они не ожидают от собеседника другого ответа, то, и не останавливаются, чтобы выслушать ответ. Поэтому "Fine" часто звучит, когда вопрошающий уже скрылся из виду. Н. Л. Шамне, М. В. Милованова также пишут о высокой степени десемантизации и клишированности актов извинения в американской культуре по сравнению с русской (1998: 395). Кроме того, возникает противоречие между высокой долей фатики, которая первоначально заставляет русских думать, что американцы – люди теплые, доброжелательные и эмоциональные – и последующим общением, когда выясняется достаточно высокая степень их индивидуализма и прагматичности.

Американцы же, находясь в России, считают русских, пренебрегающих столь высокой доли фатики, недостаточно воспитанными и культурными, Их также огорчает то, что русские оказываются не в состоянии за фатическими формулами "прочитать" сигналы их истинного эмоционального состояния. Одна американка, например, рассказывала, как подавала русским сигналы того, что чувствует себя несчастной и нуждается в разговоре "по душам": "Я говорила "I’m fine" и ждала от своих друзей разрешения: “What’s wrong?” “Is everything all right?”. Но напрасно. <…> Русские друзья удивляются, почему американцы не говорят о своих чувствах, а американцы в отчаянии ждут от русских сигнала о том, что такой разговор не будет для них в тягость <…> Я научилась ловить русских на слове - теперь, если они говорят: "Приходи ко мне, когда тебе что-нибудь нужно", я прихожу, не дожидаясь письменного приглашения" (Life Is Not All Differences by Ariel Hart // English, 1998, #3, p.4).

Еще два примера из писем Е. Г. Юревича – российского эмигранта, достаточно долго преподававшего в Орегонском университете. Эти примеры хорошо иллюстрируют роль фатической коммуникации в американской культуре.

"Вскоре по приезде мне устроили интервью в местном колледже. <...> Когда всё закончилось, я осторожно спросил, когда можно позвонить, чтобы узнать результат. Мне ответили, что они мне вскоре позвонят. И я не один день сидел утром у телефона и ждал. Представляете ли вы, что это значит - приехать и получить надежду на работу по профессии? Они не позвонили. А потом я узнал, что это здесь ФОРМА ОТКАЗА и существует даже такая ходячая фраза: don't call us, we will call you. Вот вам и конфуз. Или, как я сказал бы теперь, culture shock.

Однажды я получил в университете письмо из ректората. Пробежав глазами, вижу, что поздравление - с чем? Ersted Award for Distinguished Teaching. Иду по коридору с открытым письмом, навстречу декан. Я без слов протягиваю ему письмо, он читает и говорит: "О, поздравляю, это надо внести в ваше личное дело". Правда, хорошо? Да, а когда я поднялся в свой кабинет и стал читать, то увидел, что я runner-up (самого этого слова там, кажется, не было). Это означает, что меня поздравляли с тем, что я НЕ получил премию, и это тоже считается кое-что (потом узнал, что иногда отмечают даже nomination). По-настоящему я получил эту премию в следующем году, но тогда я уже никому не показывал поздравление".

Сомнения в американской прямоте возникают также в связи со склонностью американцев к эвфемии и политическоий корректности (см. соответствующий раздел), а также преувеличениям. А. Мерфи в книге Cultural Encounters in the U. S. A. указывает на то, что американцы нередко преувеличивают комплимент, чтобы сделать его более убедительным: “fantastic grades”, “perfect accent”, “the nicest jacket” (Murphy, 1992: 99). То же самое наблюдается на уровне невербального общения. Немало уже было написано о том, что американская улыбка воспринимается русскими как неискренняя. Таким образом, утверждение об американской прямоте как составляющей коммуникативной стратегии не является бесспорным. В некоторых отношениях американцы проявляют при общении большую, а в некоторых меньшую прямоту, чем русские.

Важным фактором достижения взаимопонимания при общении также является симметрия. Это понятие приобретает особую роль в МК, в особенности при общении представителей России и США, которые традиционно являются соперниками на международной арене. В таких ситуациях личные качества собеседников уходят на второй план, и стремление доминировать в ситуации общения может быть интерпретировано как высокомерие. Американцы замечают, что русские очень чувствительны к любым намекам на недостаточное уважение чувства их собственного достоинства со стороны собеседника (Richmond, 1997:151).

В стратегиях коммуникации симметрия выражается в:

· позиции коммуниканта – отношении к себе и собеседнику, проявляющемся в вербальной и невербальной форме;

· очередности мены коммуникативных ролей;

· длине/объеме репликового шага;

· длине пауз между репликами;