Когнитивные модели и структуры

Одним из главных условий успешного акта общения является когнитивный образ предметно-референтной ситуации, который представляет собой общее знание и может быть представлен в виде схемы или модели. Помимо "фотографического снимка" видимого мира, он содержит знания о конвенциях, нормах, ритуалах, ролях коммуникативной деятельности, играющих в акте общения роль интерсубъективных, социокультурных факторов (Макаров 1998: 122 – 123).

Системно-динамический подход предполагает, что картина мира находится в постоянном развитии и движении. Это двусторонний процесс, включающий как динамику окружающей действительности, так и развитие самой языковой личности, ощущающей себя частью картины мира, в которой ей отведено собственное место. Это место не является пожизненным, и смена его влечет за собой иное отношение личности к своему окружению. Динамическим фактором также является уровень языковой, культурной и коммуникативной компетенции личности, который обусловливает разную степень детализации и точности отражения картины мира через призму индивидуального восприятия и языка.

Как правило, стимулы внешней среды воспринимаются не как единичные сенсорные события, а как часть более значительного паттерна <...>, состоящего из сенсорных стимулов” (Солсо 1996: 33) адекватной коммуникации вообще и МК в частности. Общепризнанными когнитивными структурами, организующими и систематизирующими знание, являются фреймы, схемы, планы и скрипты (сценарии). С. А. Сухих и В. В. Зеленская распределяют их иерархически как знание о мире предметов и событий (фрейм), знание о социальном взаимодействии (скрипт, сценарий) и знание о том, как организуется деятельность (план). Последний оказывается тем интегральным знанием, которое подчиняет фреймы и скрипты (Сухих, Зеленская 1998: 112).

Фреймы представляют собой "когнитивную структуру в феноменологическом поле человека, которая основана на вероятностном знании о типических ситуациях и связанных с этим знанием ожиданиях по поводу свойств и отношений реальных и гипотетических объектов” (Макаров 1998: 119). Метафора, которая лежит в основе термина, позволяет уподобить "фрейм" (букв. "рамка") фотографическому снимку, при создании которого человеческое око видит как то, что попало в объектив, так и то, что осталось за кадром. Один и тот же фрагмент действительности может быть рассмотрен под разными углами зрения, в результате чего определенные объекты могут приобрести большую значимость, в то время как другие - оказаться в тени или стать вовсе невидимыми.

Ю. В. Монич приходит к выводу о том, что фрейм "структурируется по законам гештальдта: на общем фоне наиболее броские и существенные детали вырисовывают фигуру. Эти же отношения закономерно отображаются на уровне системы знания, где структурирующим фактором является значимость, или ценность, воспринимаемой реалии" (Монич 1998: 99). Структура фрейма достаточно прозрачна и поддается моделированию. По М. Л. Макарову, фрейм организован вокруг центрального концепта и содержит не тривиальный набор ассоциаций, а лишь самую существенную информацию о фрагменте действительности. Он выделяет в структуре фрейма вершину (тему) и слоты или терминалы, заполняемые пропозициями (Макаров 1998: 119).

Человеческий мозг устроен таким образом, что он автоматически достраивает те объекты, которые представлены во фрейме только частично или намечены пунктирно. В связи с тем, что достраивание это происходит на основе нашего предшествующего культурного опыта, привносимая информация не всегда достоверна, и нередко подвержена воздействию субъективных восприятий, в результате чего целое в сознании разных культурно-языковых личностей может различаться.

Рассмотрим расхождение между русским и американским восприятием фрейма "apartment house". Увидев неблагоустроенные дворы и подъезды русских многоэтажных домов, американцы воспринимают их как гетто в США и мысленно дорисовывают картину на основе своего американского опыта, представляя себе, что должно находиться внутри этих домов. Поэтому они бывают немало удивлены, обнаружив в домах чистые и уютные квартиры. Возникает несостыковка фреймов, противоречащая системе знаний носителя американской лингвокультуры.

На языковом уровне фреймы становятся условием способности коммуниканта к пониманию связанных между собой слов, а также сети многочисленных ассоциаций, в которых воплощается его культурно-языковой опыт. Приведем еще один пример, который живописно иллюстрирует разницу аналогичных фреймовых структур в русской и американской культурах: "Сердце переводчика падает при виде таких слов, как “коммуналка”, которые он вынужден передавать как “communal apartment”. При этом он жертвует всей окраской оригинала – корнем kommun со слегка иностранным оттенком звучания, <...> “обрусевшим” благодаря поцелую уменьшительного суффикса –ка, который здесь выражает горестную привязанность. Английский эквивалент пробуждает в сознании образ Беркли в Калифорнии, где хиппи с повязками на головах жарят на кухне темный рис. Русское слово, в свою очередь, ассоциируется с чередой мрачноватых комнат, в каждой из которых живет по семье; все они пользуются общей кухонькой, атмосфера которой сгущена из-за всего, что нельзя сказать вслух и того, что было сказано, вопреки здравому смыслу" (Lourie and Mikhalev 1989: 38).

При попадании в определенный контекст фрейм может активировать как эксплицитно выраженную информацию, так и пресуппозиции, импликации и фоновые знания. Ч. Филлмор приводит в качестве иллюстрации фразу: “Мы ни в коем случае не откроем наши подарки до утра”, с которой у интерпретатора, обладающего определенным знанием культуры, должен ассоциироваться контекст Рождества (Филлмор 1988: 65). Однако следует обратить внимание на то, что этот контекст всплывет в сознании американского или другого западного, но не русского коммуниканта, поскольку данный фрейм не связан с современными русскими традициями и не входит в систему знания носителя русского языка.

Следующая когнитивная структура – скрипт - используется для представления информации о стереотипных эпизодах и представляет собой заранее заготовленную причинную цепочку, отражающую привычную для носителей данной культуры последовательность событий (Шенк и др. 1989: 40), Скрипт - это по сути своей сценарий небольшой драмы с сюжетом и ролями, распределенными между разными актерами (Bootzin et al. 1991: 219).

Фрейм статичен, скрипт динамичен. Сценарии диктуют поведение людей или интерпретацию поведения других лиц в определенной коммуникативной ситуации. С одной стороны, наличие сценариев упрощает людям жизнь, предписывая им поведение в конкретных ситуациях и сводя к минимуму необходимость делать собственный выбор. С другой стороны, в межкультурных ситуациях существование культурно обусловленных скриптов ставит иноземца в сложное положение по сравнению с носителями культуры. Для человека, хорошо владеющего языком и знакомого с его культурным компонентом, инкорпорированным в язык, - это - самая трудная часть адаптации к культуре. Например, прохождение всей цепочки, предписываемой культурой при необходимости делать покупки в магазине или во время проезда в общественном транспорте, становится кошмаром для неносителя культуры. Простейшие действия воспринимаются как проблема. Вот как, например, Дж. Герхарт описывает процесс мытья посуды в России:

<...> the preferred method of washing dishes requires scrubbing with a brush under a stream of hot water. Standing water is thought of as unsanitary (to the chagrin of American travelers who can find no sink stoppers) (Gerhart 1974: 56).

Неодинаковая структура фреймов и скриптов, отражающих специфику разных социумов, усугубляется различиями в конвенциональности и нормативности (совпадением / несовпадением, обязательностью / факультативностью).

Сцена, в свою очередь, является конгломератом фреймов и скриптов и группирует "действия и состояния, относящиеся к единой цели и единой обстановке" (Шенк и др. 1989: 42). Сформированные схемы помогают коммуниканту воспринимать и запечатлевать в памяти новый опыт на основе его связи с уже осмысленной ранее информацией. Однако в межкультурной коммуникации этот процесс не всегда срабатывает: новые связи образуются между старым опытом из одной культуры и новым опытом из другой. В результате образуются воображаемые связи, которые оказываются ложными и ведут к квазикоммуникации, оканчивающейся коммуникативным сбоем.

Параметры сцены как когнитивной структуры задаются категориями времени и пространства, которые мы считаем необходимым рассмотреть подробнее в связи с анализом национально-специфической картины мира.

 

2.1.1.2 Время глазами русских и американцев: сопоставительный аспект

 

Пространственно-временная парадигма просматривается в каждом элементе лексической и грамматической системы языков. Авторы теории лингвистической относительности Э. Сепир и Б. Уорф первыми обратили серьезное внимание на способы выражения категории времени в разных лингвокультурах. Уорф пишет о т. н. "криптотипах" - тонких, едва уловимых оттенках значения, которые не имеют однозначных лексических соответствий, однако являются функционально важными с точки зрения грамматического и семантического отражения элементов действительности.

В этом смысле представляется плодотворным использование в американской теории коммуникации понятия "linguisticality" (которое с известной степенью приближенности можно перевести как "лингвистичность"), восходящее к трудам Х. Г. Гадамера и пришедшее в американскую науку через посредство работ Дж. Стюарта. Оно в определенной мере смыкается с "криптотипами" и объединяет в себе язык, опыт, концептосферу и культурную референцию. Это начальная точка и источник всякой коммуникации.

А. Эйнштейн утверждал, что именно язык был главным оппонентом его теории относительности, ибо диктовал расчленение категорий времени и пространства, в то время как на самом деле они являются нерасторжимым целым и существуют в тесной взаимосвязи и взаимозависимости (Nystrom 2000: 11).

Линейное восприятие времени, свойственное западным культурам и рассматриваемое их представителями как единственно возможное и само собой разумеющееся, не является бесспорным. В искусстве Средневековья время метафорично описывали через образ вращающегося колеса. На Востоке его по сей день уподобляют тихому водоему с расходящимися по воде кругами или безбрежному океану - от "сейчас" до вечности. При этом будущее подобно настоящему, поэтому цель человека - не ускользнуть от кругового движения времени в линейное, а стать частью вечности через посредство эстетического опыта "сейчас" и "здесь" и сознательную эволюцию духовности через всеобъемлющее, недифференцированное целое. В арабской культуре используется парадигма: "отсутствие времени - сейчас - всегда". Для североамериканских индейцев свойственно восприятие времени как цикличного процесса и синхронизация человеческого поведения с ритмами природы. Западное же время изображается как стрела или текущая река, берущая начало далеко в прошлом. Время воспринимается как ориентированное в пространстве и движущееся по направлению к определенной цели. Человеческое поведение синхронизируется не с биоритмами, а с ходом часов (Cleveland 2000: 434). В русском языке также ощущается связь времени и пространства: время бежит, длится, бегущих дней не удержать, быстротечность моды.

Среди разных временных систем, рассматриваемых учеными, выделяются: 1) техническая (научное исчисление времени); 2) формальная (лунные фазы, смена времен года, приливы и отливы и т. д.); 3) неформальная (существующие в различных культурах понятия, связанные со временем: продолжительность определенных событий, приемлемое время ожидания, допустимое время опоздания) (см., например, Lustig, Koester, 1996: 206 – 208).

Широко распространенными являются понятия полихронного (polychronic) и монохронного (monochronic) времени, восходящие к работам Э. Холла (Hall 1983: 42 – 54). Это две системы, существенно различающиеся логически и эмпирически. Монохронное время делимо, действия последовательны, каждому действию отводится определенный отрезок времени. В западных обществах подобное отношение к организации жизненного опыта является настолько прочно устоявшимся, что кажется единственно возможным. С точки зрения Холла, однако, монохронное время является усвоенным, оно не присуще человеку от природы, не обусловлено биологическими ритмами человека, не экзистенциально по своей природе. Полихронное время, с другой стороны, воспринимается как более абстрактная категория, допускается выполнение нескольких действий одновременно, основное внимание уделяется выполнению самих действий, а не составленному заранее расписанию, ритм жизни более медленный. Соответственно, как пишет Н. Л. Грейдина, “западная матрица культуры определяется как техногенная, с ускоренным темпом развития автоматизации и технологии, преобладанием научно-рационалистического осмысления картины мира. Восточная модель <...> выступает как традиционная культура с замедленным темпом развития, доминирующим канонизированно-мифологизированным типом ментальности" (Грейдина 1999: 15).

Американской культуре, прагматической по своей природе, присуща абсолютизация организации времени ради самой организации, а не осуществляемых ею функций. В профессиональном мире постоянная занятость (или иллюзия занятости) становится синонимом эффективности. Человеческие отношения приносят в жертву линейной организации времени, пытаясь следовать искусственно составленному расписанию как отражению ценности американского общества - экономному расходованию времени. В результате сегментизация времени на отрезки, полезная для осуществления некоторых текущих задач, может оказаться губительной для выполнения определенных видов креативной деятельности, равно как и эмоциональных взаимоотношений.

В российской культуре, занимающей промежуточное положение между Западом и Востоком и преимущественно монохронной, элементы полихронного поведения присутствуют в большей степени, чем в американской, что, с одной стороны, проявляется в известном хаосе, неупорядоченности времени, попытке одновременно выполнять несколько задач, а с другой - в большей склонности отдавать время креативным видам деятельности и личному общению:

For Russians, time is not measured in minutes or hours but more likely in days, weeks, and months. The venerated virtue is not punctuality, but patience. (129). <…> Once prodded, however, Russians can show prodogious bursts of energy and will work round he clock to complete the job (Richmond 1996: 130).

Важно помнить, что в разных культурах присутствуют элементы как монохронного, так и полихронного времени, различаясь по удельному весу того и другого типа. Это положение часто игнорируется, культуре бездумно присваивается ярлык полихронной или монохронной, без учета сложного характера взаимоотношений различных аспектов. Например, во время поверхностной культурной ориентации перед отъездом в Россию американцев инструктируют, что это полихронная культура. Такой подход, как правило, порождает определенные ожидания и стереотипы. Поведение людей, склонных к опозданиям и неорганизованному поведению (которые встречаются в любой культуре), интерпретируется как типичное и закономерное. Результатом становится неадекватное коммуникативное поведение американцев, заведомый настрой на непунктуальность русских, что в процессе совместной деятельности часто вызывает межкультурные помехи, дезорганизацию и потерю времени. Более того, при близком рассмотрении выясняется, что сверхчувствительное отношение ко времени у американцев не отвечает русским представлениям о его эффективном использовании (к примеру, высиживание на заседаниях ровно столько времени, сколько отведено по плану, вне зависимости от поставленных целей, представляется нерациональным). С точки зрения американцев, время, вложенное в переговоры, - это своего рода инвестиция, которая должна принести доход, в то время как в русской культуре большее внимание уделяется установлению личного контакта. В результате при общении русских и американцев возникают определенные коммуникативные осложнения.

Овеществление времени в индоевропейских языках, рассмотрение его в виде набора единиц, отрезков, поддающихся счету, накоплению и прочим действиям, восходит к его отражению в языке как доступного чувственному восприятию - того, что можно тратить, терять, разбазаривать, экономить и т. д. (Для сравнения: в индейских языках отсутствуют слова для обозначения секунд, минут, часов). Кодифицированные в языке образы мира подтверждаются, поддерживаются и усиливаются через посредство других символических систем, практическую и социальную деятельность. Объективация и овеществление времени через европейские языки, включая русский и английский, породили такие понятия и предметы, как механические и электронные часы, календари, ежедневники, систему перехода на летнее время, наказания за опоздания и т. д., основанные на восприятии времени в виде дискретных визуальных единиц, поддающихся счету. Безусловно, ответственность за это несет не только язык, но, как отмечают Маклуан (McLuhan 1964), Онг (Ong 1982) и ряд других ученых, развитие письма, позволившее визуально и пространственно представить субъективный опыт, подвергнуть время анализу и подсчету (в отличие от бесписьменных языков).

Время как линейная последовательность, векторный характер движения организованы индоевропейской глагольной системой. "Ось "настоящее - прошедшее - будущее" - это черта грамматики, проходящая через опыт нашего самосознания, от которой мы строим свое личное и культурное прошлое. Наше спряжение глаголов имеет буквальную и физическую силу", указывая направление действия вперед или назад на плоскости, на которой находится говорящий (Steiner 1975: 132). Дж. Стайнер считает, что будущее время выступает как средство самоидентификации субъекта с продолжением рода (указ соч.: 160). Возникают закономерные вопросы: будущее время - это действительность или категория нашего индоевропейского сознания? Является ли способность к планированию критерием реальности или лишь приближенности к желаемому? Может ли грамматика вместить и передать все особенности времени, его пульсацию, характер протекания, начальность и конечность? “Трудно сказать, - пишет Дж. Стайнер, - создает ли язык различную архетонику или грамматика определенного языка просто отражает и кодирует временную схему, сложившуюся за пределами языка <...>" (указ. соч.: 132).

Различия в восприятии времени в английском и русском языках проявляются в видовременных системах (перфектные и продолженные времена в английском, совершенный и несовершенный вид в русском и т. д.). Так, например, анализируя предложения: “I have been waiting for you since 2 o’clock” и “Я жду вас уже с двух часов!”, Ю. С. Степанов делает вывод, что “время ситуации в этих двух способах выражения членится по-разному: прошедшее время, употребляемое по-английски, показывает, что с приходом адресата временные планы сменились - то, что было до прихода, само ожидание, относится уже к прошедшему, а приход адресата кладет начало новому времени - настоящему", а в русском языке настоящее время "свидетельствует, что время ситуации - до прихода адресата и в момент его прихода - одно и то же <...>” (Степанов 1997: 178).

Знакомство с видовременными системами разных языков дает понимание того, сколь многообразными могут быть способы представления категории времени в лингвокультурах. Например, русские, хорошо знающие английский язык, начинают испытывать потребность во времени Present Perfect и пытаются выразить соответствующее грамматическое значение доступными средствами русского языка: он участвовал (и участвует) в конференциях.

Культуры рассматриваются как: 1) ориентированные на прошлое (ценность прошлого опыта, упор на традиции, передача мудрости от поколения к поколению, цикличное повторение событий - прошлое повторяется в настоящем), 2) на настоящее (простые радости сегодняшнего дня без заботы о завтрашнем), или 3) на будущее (текущие события важны не сами по себе, а как потенциал, вклад в достижение будущих целей) (Lustig, Koester 1996: 206). Как для американской, так и для русской культур свойственно линейное восприятие времени и устремленность в будущее, однако наблюдаются определенные различия, которые из-за большого сходства игнорируются. В русской культуре настоящее в большей степени рассматривается в связи с прошлым, в то время как в американской превалирует восприятие настоящего как начала будущего и слабая связь с прошлым (отсюда время Present Perfect, не имеющее аналога в русском языке).

Американская устремленность в будущее выражается в вере в то, что оно непременно означает прогресс (слова progress и change имеют ярко выраженную положительную коннотацию), долгосрочном планировании действий (иногда на несколько лет вперед), отсутствии сомнения в том, что все запланированное осуществится, и соответствующих видах коммуникативного поведения (например, раннем объявлении о помолвке, беременности и т. д., искреннем выражении или имитации оптимизма и уверенности в завтрашнем дне). Старшинство не считается ценностью. Текущая деятельность важна не сама по себе, а как средство достижения будущих целей. Русские в большей степени живут настоящим, являющимся продолжением прошлого, рассматривают мудрость прошлых поколений и явлений культуры как опору коммуникативного поведения. Для них более свойственно философское, скептическое и даже суеверное отношение к будущему ("Что день грядущий нам готовит?").

Для американцев чрезвычайно важным является понятие новизны. Компонент new содержится во множестве географических названий (New World, New York, New Jersey, New Hampshire, New Mexico, New Orleans, New England, New Haven), наименованиях политических явлений (New Frontire, New Left, New Right) и т. д. Популярное в США понятие youth obsession ("помешательство на молодости") во многом определяет коммуникативные действия.

Американская устремленность в будущее в известной степени может быть объяснена отношением к прошлому. У США короткая история. Европейская Спящая красавица спала 200 лет и проснулась, чтобы вновь встретиться со своим возлюбленным (что такое 200 лет в масштабах европейской истории?). Известный герой произведения В. Ирвинга Рип-ван-Винкль проспал 20 лет, за это время кончилась одна эпоха американской истории и началась другая. Европейцы ведут счет новой истории с 15 века, в то время как для американцев это время считается “старым”, что наглядно демонстрируют примеры и словаря “Жизнь и культура США” (Леонтович, Шейгал 2000):

old country { букв. “старая страна” } страна, из которой прибыл иммигрант (особ. по отношению к европейским странам);

Old Glory “Старая слава”, прозвище государственного флага США;

Old South Старый Юг: Юг США до Гражданской войны.Обычно употребляется с оттенком романтизированной тоски по старой аристократии и патриархальному очерованию Юга;

Old West Старый Запад, территория США к западу от р. Миссисипи периода с конца Гражданской войны до конца 19 столетия. Выражение обычно ассоциируется с ковбоями и индейцами, Дикого Запада, перегонами скота и перестрелками, многократно изображенными в популярных романах и вестернах.

Выражение old money традиционно обозначает потомственное богатство и/или потомственную аристократию:

Old Jones Witherly, eighty years old, old settler, old money, old mansion, good old lands and stocks, and the old land (Caldwell, Taylor. Testimony of Two Men: 92).

Американцы употребляют слово antique по отношению к автомобилям 60-х годов.

Период времени, в течение которого предмет или явление переходят из категории new в категорию old также относителен: восемь лет для президентства, год для моды, несколько месяцев для фильма, демонстрируемого в кинотеатре (Berry, Epstein 1999: 153). Отношение к возрасту (young - old) - еще одно подтверждение относительности категории времени: возраст, считающийся "старым" в России, воспринимается как молодой в США, поскольку люди поздно вступают в брак и заводят детей. Различается восприятие понятий рано/поздно, приличествующей ситуации продолжительности монолога и диалога, частотности мены ролей в процессе беседы и т. д.

Различается и языковое членение времени. В английском языке отсутствует единица, соответствующая русским "суткам", для ее перевода используются словосочетания: twenty four hours, day and night. В целом исчисление времени отрезком в 24 часа нетипично для американской культуры и лишь иногда встречается в расписаниях самолетов и поездов. Предпочтение отдается 12-часовому циклу с добавлением AM (до полудня) или PM (после полудня). В русской и американской культурах по-разному воспринимаются понятия утро, вечер, ночь. Русскому три часа ночи соответствует американское three o’clock in the morning; слово tonight не имеет русского соответствия и передается словосочетанием сегодня вечером. Вообще понятие night в английском языке охватывает иной период времени, нежели в русском языке, и часто становится причиной коммуникативных сбоев. Возраст тоже членится по-разному (ср. ребенок - baby, child; девочка, девушка - girl; мальчик, юноша - boy). В США возраст ребенка до двух лет исчисляется месяцами (eighteen months), а в России - годами (полтора года).

Разница во времени (8 часов между Москвой и Нью-Йорком) – это существенный для МК фактор, неучет которого может приводить к неловким ситуациям (таким, как звонок деловому партнеру посреди ночи). При трансконтинентальных перелетах через несколько часовых поясов у путешественников возникает нарушение суточного ритма организма, которое может в течение нескольких дней создавать помехи нормальной деятельности индивида, включая его коммуникативное поведение.

Быстрый темп американской жизни также находит языковое выражение. Б. Брайсон утверждает, что уже в процессе становления американского варианта речь отражала нетерпение поселенцев, которые нечетко проговаривали слова, оставляли предложения не законченными, использовали сленг для обозначения незнакомых понятий (Bryson 1994: 18). С темпом жизни ассоциируются наименовании реалий, ставших неотъемлемой частью американской действительности: fast food, rush hour, expressway, superhighway и т. д. В этой связи интересно замечание американского журналиста, который пишет:

Perhaps it’s because of the fast-moving American life-style and the slower English way of life that a candidate in Britain ‘stands’ for office, and in the US he ‘runs’ (English, 1998, #36, p. 14).

Важно отметить, что из-за относительности категории времени синхрония может не срабатывать на стыке двух языков. В одно и то же историческое время языки могут находиться на разных стадиях развития (речь идет не столько о богатстве и бедности языков, сколько об определенных тенденциях и отражении социальных процессов). Так, для России лексика, имеющая отношение к рыночной экономике, сохраняет некоторую степень новизны, в то время как для США это давно устоявшиеся понятия. Таким образом, языки могут находиться в разных положениях на оси времени, чем также может быть обусловлено межкультурное непонимание.

Опасные игры с относительностью времени в процессе коммуникации как на вербальном, так и невербальном уровне могут становиться причиной дезинформации (сознательной или бессознательной). Так, например, происходит, когда для представления современной российской действительности используются устаревшие фотографии. Еще один пример - ситуация, когда рассказанный американке анекдот о периоде, когда в России существовала талонная система (Вы руки мыли с мылом? Значит чай будете пить без сахара) становится откровенным враньем, когда она ставит его в заголовок статьи о сегодняшней России.

 

2.1.1.3 Различия в восприятии пространства

 

Пространство также является категорией относительной и культурно обусловленной. В свое время Г. Эббингауз утверждал, что восприятия "определяются и обусловливаются не только объективными раздражениями, в первую очередь участвующими в их образовании, но и относящимися сюда представлениями и ожиданиями. Чем живее эти представления, тем больше объективный элемент поддается их влиянию, изменению или даже искажению. Когда это влияние достигает более высоких степеней, то его (с недавних пор) называют внушением. При наивысших же степенях такое переживание получает еще особое название - иллюзии" (Ассоциативная психология 1998: 116).

Э. Холл пришел к выводу о том, что западные культуры уделяют основное внимание объектам, игнорируя разделяющее их пространство, в то время как в восточных культурах считается, что и промежуточное пространство между предметами заслуживает уважения. Он также обнаружил, что в языке индейцев хопи нет слов, обозначающих фиксированное положение вещей - объекты описываются в зависимости от положения относительно друг друга, но понятия трехмерного пространства не существует (Dahl).

Теория коммуникации оперирует такими терминами, как "личное пространство", "ориентация в пространстве", "межличностное пространство", "строение пространства". Как на научном, так и эмпирическом уровне доказано, что личное пространство американца больше, нежели личное пространство русского, что, как правило, связывают с американским индивидуализмом. Одно из ключевых понятий американской культуры – privacy – считается территориальным. Нарушение личного пространства - одно из самых больших культурных потрясений для американцев, приезжающих в Россию, когда им приходится ездить в общественном транспорте, стоять в очереди в магазине или просто общаться. Американцы очень неохотно садятся втроем на заднее сиденье автомобиля. Если в учебной аудитории достаточно места, американские студенты обязательно садятся через одно место друг от друга, в то время как русские сели бы рядом, чтобы не обидеть соседа.

Территориальность распространяется и на такие понятия, как социальное положение и статусность. Например, маркером, используемым для очерчивания статусной территории в больших американских корпорациях, становится размер офиса: президенту обычно отводится огромный офис на верхнем этаже здания, а простому клерку - стол в комнате вместе с другими служащими на нижнем этаже (Gamble and Gamble 1990: 127). Жилье также отграничивает пространство, принадлежащее семье, а размер его позволяет судить о статусе его обитателей. В США закон охраняет территориальность как важный признак американской культуры. Нарушение границ частных владений, особенно когда речь идет об огромных домах, принадлежащих богатым американцам, считается преступлением (Do Not Trespass). Появление незнакомого пешехода в районе, где расположены большие дома, воспринимается с подозрительностью.

Дружба также является территориальным понятием, которое манифестируется по-разному в разных культурах. Одно из самых сильных положительных впечатлений американцев, достаточно долго проживших в России - это близость между друзьями (само лингвистическое обозначение указывает на территориальность).

Для ориентации в пространстве очень важно, где находится коммуникант и как его местоположение соотносится с объектами, о которых идет речь. Так, анализируя выражения out west ‘дальний запад’ и back east 'тыловой” восток’, Ч. Филлмор поясняет, что "они мотивированы историческими событиями: переселенцы прибывали на восточную часть американского континента и мигрировали с течением времени на запад". Таким образом, коммуникант обнаруживает, что "мир текста пространственно привязан к Северной Америке и темпорально ориентирован на события после колонизации европейцами Американского континента. <...> Даже если географическая/историческая категоризация, лежащая в основе использования обсуждаемых выражений, никак не существенна для изложения, интерпретатор тем не менее в какой-то степени осознает исходные условия, мотивирующие рассматриваемые выражения, и это осознание обусловливает общую интерпретацию” (Филлмор 1988: 71). В этой цитате обращают на себя внимание два момента. Во-первых, автор указывает на взаимосвязь категорий времени и пространства, которые представляют собой важнейшие параметры осмысления языковой картины мира. Во-вторых, он пишет об осознании принципов географической и исторической категоризации значений со стороны интерпретатора. Отметим, что такого рода осознание типично для носителя лингвокультуры. Когда же речь идет о межкультурном общении, коммуникант-иностранец, вероятно, будет пользоваться иными критериями для осмысления пространственно-временных параметров ситуации. Наложение различных сеток координат на одну и ту же ситуацию со стороны коммуникантов – представителей разных культур – будет приводить к их разной категоризации.

Русскими аналогами рассмотренных выше выражений будут такие языковые единицы, как, например, Дальний Восток и Ближний Восток, в семантике которых изначально заложено пространственное местонахождение говорящего. Кстати, английским эквивалентом Ближнего Востока является Middle East.

Нельзя не согласиться с Дж. Стайнером, который утверждает, что пространственно-временные отношения, сложившиеся в культуре, оказывают влияние на все элементы грамматики, технику нумерации, восприятие существительных, обозначающих физические качества, членение цветового и звукового спектров и т. д. (Steiner 1975: 89).

 

2.1.1.4 Концептуализация и категоризация действительности

 

Согласно известному и часто цитируемому высказыванию Э. Сепира и Б. Уорфа, категоризация действительности осуществляется, "в направлении, подсказанном нашим родным языком.... Мы расчленяем мир, организуем его понятия и распределяем значения так, а не иначе в основном потому, что мы участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию. Это соглашение имеет силу для определенного языкового коллектива и закреплено в системе моделей нашего языка” (Уорф 1960: 174 – 175).

Проявлением описанных выше процессов может служить расхождение межъязыковых эквивалентов по объему понятия: палец, мизинец vs. thumb, finger, toe; рука vs. hand, arm; нога vs. leg, foot; колени vs. knees, lap; платок, косынка, шарф, пионерский галстук, кашне vs. scarf; индиец, индеец vs. Indian; синий, голубой vs. blue; рыжий, красный vs. red; седой vs. gray, white и т. д.

Интересным аспектом сопоставления русской и американской картин мира является их рассмотрение с точки зрения категории рода. Как известно, в парадигме английских существительных род не выражен грамматически, поэтому неодушевленные существительные, а также зоонимы соотносятся с местоимением it. Если же им придается род, возможны несовпадения с русским языком:

“There she lies, the great melting pot...” (Israel Zangwill) - ср. рус. "плавильный котел").

 

“Man acts as if he were the shaper and master of language, while it is language which remains mistress of man” (Martin Heidegger) - ср. рус. язык.

 

“On the Volga there is a beautiful flower, and her name is Volgograd (из письма американского преподавателя) - ср. рус. Волгоград.

Search for your authentic self until you find her (из научной дискуссии) - ср. свое "я".

А вот как Й. Ричмонд объясняет русское видение понятия "Родина":

Rodina, the word for homeland, is feminine, and Mother Russia is the symbol of the nation. In this motherland, women are strong, hard-working, nurturing, long-suffering, and the true heroes of Russia (Richmond 1996: 52).

В связи с несовпадением категории рода часто возникают сложности с переводом. Так, например, цапля Шух-шух-га (Shuh-shuh-gah) у Лонгфелло мужского рода. Бунину приходится изменить этот образ на женский: "цапля сизая, Шух-шух-га".

На вопрос: "Какого рода следующие животные в американских сказках (ваша первая ассоциация)?" - большинство американских информантов дали следующие ответы, расходящиеся с русской картиной мира:

fox - мужского рода (ср. лисичка-сестричка);

squirrel - мужского рода (ср. белка);

snake - мужского рода (ср. змея).

Различия в языковой картине мира также проявляются в способах выражения собирательности, совокупности и множественности. В этом смысле в английском языке по сравнению с русским проявляется значительно бóльшая степень разнообразия и детализации. Так, одному русскому слову ст