Но едва я опустил коротышку на пол, тот снова почувствовал себя

хозяином положения...

-- Убирайся вон, -- заявил он Самоучке, -- и чтобы ноги твоей тут не

Было, не то тебя выпроводит полиция.

Я нагнал Самоучку на нижних ступеньках лестницы. Мне было неловко, я

Мучился его стыдом, я не знал, что ему сказать. Он делал вид, что не

Замечает меня. Наконец, вынув носовой платок, он что-то в него сплюнул. Нос

Кровоточил уже не так сильно.

-- Давайте зайдем в аптеку, -- неловко предложил я.

Он не ответил. Из читального зала доносился громкий шум. Должно быть,

Там все заговорили разом. Женщина пронзительно рассмеялась.

-- Я больше никогда не смогу сюда прийти, -- сказал Самоучка.

Он обернулся и растерянно оглядел лестницу и вход в читальный зал. От

Этого движения струйка крови потекла по его шее за воротник. Рот и щеки у

Него были перепачканы кровью.

-- Пойдемте, -- сказал я, беря его под локоть.

Он вздрогнул и резко высвободился из моих рук.

-- Оставьте меня!

-- Но я не могу бросить вас одного. Вам надо помочь смыть кровь,

Проводить вас к врачу.

-- Оставьте меня, мсье, -- повторял он. -- Пожалуйста, оставьте.

Он был на грани истерики -- я не стал его удерживать. На мгновение лучи

Заходящего солнца осветили его удаляющуюся сутулую спину, потом он исчез. На

Пороге осталось пятно крови в форме звезды.

Час спустя

Пасмурно, солнце садится, поезд отходит через два часа. Я в последний

Раз заглянул в городской парк и теперь прохаживаюсь по улице Булибе. Я ЗНАЮ,

Что это улица Булибе, но я ее больше не узнаю. Прежде, когда я шел по ней,

Мне всегда казалось, что я вступаю в толщу здравого смысла. Приземистая,

Квадратная, со своей неуклюжей основательностью, с неровной, залитой

Гудроном мостовой, улица Булибе была похожа на шоссейные дороги в той их

Части, что проходит по небольшим богатым городкам и на несколько километров

Тянется вдоль трехэтажных домов; я называл ее крестьянской улицей, и она

Нравилась мне -- очень уж неожиданно она выглядела в торговом порту. Все

Дома и сегодня на месте, но они утратили свой сельский облик -- здания как

здания, ничего больше. Такое же чувство было у меня и только что в парке:

Растения, лужайки, фонтан Оливье Маскере, казалось, упрямо отказываются

Что-либо выражать. Я понимаю -- город покинул меня сам. Я еще не уехал из

Бувиля, а меня в Бувиле уже нет. Мне странно, что надо еще два часа пробыть

В городе, который, не обращая на меня внимания, уже расставляет по местам

Мебель, накрывая ее чехлами, чтобы сегодня вечером или завтра она во всей

Своей нетронутой красе предстала глазам вновь прибывших. А я, как никогда

Прежде, чувствую себя забытым.

Сделав несколько шагов, я останавливаюсь. Я смакую всеобъемлющее

Забвение, в которое я ввергнут. Я нахожусь между двумя городами; один со

Мной не знаком, другой -- раззнакомился. Кто вспоминает обо мне? Быть может,

грузная молодая женщина в Лондоне... Да и обо МНЕ ли она думает? К тому же

Есть еще этот тип, этот египтянин. Быть может, сейчас он вошел к ней в

Номер, быть может, обнимает ее. Я не ревную, я знаю, что она живой мертвец.

Даже если бы она любила его всем сердцем, все равно это была бы любовь

Умершей. А я -- я был ее последней живой любовью. Но все же он может ей дать

Другое -- наслаждение. И если сейчас она изнемогает в бездонной сумятице

Ощущений, значит, в ней не осталось ничего, что связывает ее со мной. Она

Наслаждается, а я значу для нее не больше, чем если бы она никогда со мной

Не встречалась: в мгновение ока она исторгла меня из себя, и все сознание

Мира тоже меня исторгло. Странное чувство. И однако же, я знаю, что

Существую, что Я здесь.

Я говорю "я" -- но понятие это утратило для меня смысл. Я настолько

Предан забвению, что мне трудно почувствовать самого себя. Реального во мне

Осталось только существование, и оно чувствует, что существует. Я долго,

Беззвучно зеваю. Никого. Антуан Рокантен не существует Ни-для-кого. Забавно.