Анни смотрит на меня, усердно выказывая заинтересованность.

-- Маркиз де Рольбон? Который жил в XVIII веке?

-- Да.

-- Правда, ты мне о нем рассказывал, -- уклончиво говорит она. --

Значит, это исторический труд?

--Да.

-- А-а!

Если она задаст мне хотя бы один вопрос, я расскажу ей все. Но она ни о

Чем больше не спрашивает. Несомненно, считает, что того, что она узнала обо

Мне, вполне достаточно. Анни прекрасно умеет слушать, но только тогда, когда

Хочет. Я смотрю на нее -- она опустила глаза, она думает о том, что мне

Сейчас скажет, о том, как приступить к разговору. Не надо ли и мне начать ее

Расспрашивать? Думаю, ей это ни к чему. Она заговорит, когда сочтет нужным.

Сердце у меня громко стучит.

-- А я изменилась, -- внезапно говорит она.

Вот и начало. Но она умолкла. Она разливает чай в белые фарфоровые

Чашки. Она ждет ответа -- значит, надо что-то сказать. Но не первые

Попавшиеся слова, а именно то, чего она ждет. Я полон терзаний. Верно ли,

Что она изменилась? Ну да, она потолстела, вид у нее усталый, но она,

Конечно, имеет в виду другое.

-- Не знаю. Не нахожу. Ты смеешься, как прежде, как прежде, подходишь и

Кладешь руки мне на плечи, как прежде, любишь рассуждать вслух. Ты все так

же читаешь "Историю" Мишле. Ну, и многое другое...

Например, то, что для нее очень важна моя непреходящая сущность и ей

Совершенно безразлично, что со мной может случиться в жизни, и еще этот

Забавный наигрыш, педантичный и в то же время очаровательный, и то, как, с

Первой минуты отбрасывая заученные формулы вежливости, изъявления

Дружелюбия, -- все, что облегчает людям общение, она вынуждает своих

Собеседников непрестанно импровизировать.

Она пожимает плечами.

-- Нет, я изменилась, -- сухо говорит она, -- изменилась полностью. Я

Стала совершенно другим человеком. И думала, ты заметишь это с первого

взгляда. А ты мне толкуешь об "Истории" Мишле. -- Она становится прямо

Передо мной. -- Поглядим, так ли этот человек умен, как он воображает.

Ну-ка, угадай, в чем я изменилась.

Я мнусь. Она притоптывает ногой, пока еще улыбаясь, но явно начиная

Раздражаться.

-- Было у меня одно свойство, которое когда-то тебя мучило. Так, по

Крайней мере, ты утверждал. А теперь все, было да сплыло. Ты должен был это

Заметить. Разве ты не чувствуешь себя сейчас уверенней в моем присутствии?

Я не решаюсь сказать: нет, не чувствую; я совсем, как прежде, сижу на

Кончике стула и весь поглощен тем, чтобы не угодить в какую-нибудь западню и

Не вызвать необъяснимых для меня вспышек гнева.

Она снова села.

-- Ну так вот, -- говорит она, убежденно кивая головой, -- раз ты не

Понимаешь, значит, ты очень многое забыл. Даже больше, чем я думала. Ну вот

Хотя бы, помнишь свои прежние грехи? Ты приходил, говорил, уходил -- и все

Невпопад. Представь, что все осталось, как было: ты вошел бы, на стенах

Висели бы маски и шали, я сидела бы на постели и сказала бы тебе (она

Запрокидывает голову и, раздувая ноздри, театрально произносит, словно

потешаясь над самой собой): "Ну, чего ты ждешь? Садись". -- И само собой, я

бы ни в коем случае не предупредила тебя: -- "Только не в кресло у окна".

-- Ты подстраивала мне ловушки.

-- Это были не ловушки... И конечно, ты -- ты бы непременно направился

Прямехонько к креслу.

-- И что бы со мной случилось? -- спрашиваю я, оборачиваясь и с

Любопытством разглядывая кресло.

Вид у него самый обыкновенный, слащаво-уютный и удобный.

-- Неприятности, -- кратко отвечает Анни.

Я не расспрашиваю -- Анни всегда окружала себя разнообразными табу.

-- По-моему, я кое о чем догадываюсь, -- говорю я. -- Хотя это было бы

Очень странно. Постой, дай сообразить. В самом деле, комната эта совсем

Пустая. Согласись -- это я заметил сразу же. Ну так вот, я вошел бы и впрямь

Увидел бы на стенах маски, шали и все прочее. Гостиница всегда кончалась у

твоих дверей. Твой номер -- это был уже другой мир... Ты бы не пошла мне

Открывать. Ты сидела бы, забившись в угол, может, даже прямо на полу, на