Лекция 7. Школы в психологии: 1910 - 1920 годы 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Лекция 7. Школы в психологии: 1910 - 1920 годы



Первая треть двадцатого века отмечена в истории психологии появлением нескольких крупных научных школ. При всей многозначности понятия «научная школа» оно отражает две нераздельные функции науки. Школа предполагает обучение творчеству, без чего невозможна преемственность в развитии познания. Эта функция внутренне связана с другой – исследовательской, поскольку обучение, о котором идет речь, возможно только в процессе производства новых знаний, а не в репродукции уже добытых. Поэтому школа в науке – это всегда коллективное творчество.

В определенных исторических обстоятельствах школы приобретают характер особых направлений. Они претендуют на то, что именно в их программе наиболее адекватно представлена магистральная линия научного прогресса. В одних случаях приверженцы этих направлений связаны непосредственным общением и группируются вокруг своих лидеров. Складываются исследовательские коллективы с высокой степенью сплоченности. Они совместно отстаивают кредо школы в противовес другим концепциям, циркулирующим в сообществе ученых. Нередко они имеют собственные средства информации (печатные органы и замкнутый круг общения). В других случаях к направлению примыкают исследователи, которых не связывает между собой ничего, кроме определенного подхода, отличного от других подходов, утвердившихся в науке в данный исторический период. Школа представляет собой необходимый компонент нормального развития науки: она культивирует научный талант и определяет направление исследований.

Каковы причины возникновения школ, рассматриваемых в этой лекции? Их своеобразие обусловлено тем, что они решительно расходились в понимании предмета и методов психологии. В 20 – 30-х годах уже трудно говорить о психологии как единой науке. «Психологии 1925 г.» назывался сборник, вышедший под редакцией Марчесона. Через несколько лет Эдна Хайдбредер опубликовала книгу «Семь психологий». В ней содержалась характеристика главных направлений, но уже тогда внутри этих направлений в свою очередь появились «микрошколы» и число их постоянно возрастало. Чтобы проникнуть в глубинные причины коренных разногласий в психологии по поводу природы изучаемых явлений, надежности методов и т.п., следует проанализировать эволюцию основных школ.

Рассмотрим прежде всего так называемую структурную школу – прямую наследницу направления, лидером которого являлся Вундт. Представители ее называли себя структуралистами, так как считали главной задачей психологии экспериментальное исследование структуры сознания. Понятие структуры предполагает элементы и их связь, поэтому усилия школы были направлены на поиск исходных ингредиентов психики (отождествленной с сознанием) и способов их структурирования. Это была вундтовская идея, отразившая влияние механистического естествознания.

С крахом программы Вундта наступил и закат его школы. Опустел питомник, где некогда осваивали экспериментальные методы Кеттел и Бехтерев, Анри и Спирмен, Крепелин и Мюнстерберг. Многие из учеников, утратив веру в идеи Вундта, разочаровались и в его таланте. Компилятор, которому не принадлежит ни один существенный вклад, кроме, быть может, доктрины апперцепции – так отзывался о Вундте Стенли Холл – первый американец, обучавшийся в Лейпциге. «Это было трагедией Вундта, – писал Мюллет-Фрайенфелос, – что он привлек так много учеников, но удержал немногих». Однако один ученик продолжал свято верить, что только в руках Вундта психология превращается в настоящую науку. Им был англичанин Эдвар Титченер.

Окончив Оксфорд, где он изучал философию, Титченер четыре года работал преподавателем физиологии. Сочетание философских интересов с естественнонаучными приводило многих в область психологии. Так случилось и с Титченером. В Англии в 90-е годы он не мог заниматься экспериментальной психологией и отправился в Лейпциг. Пробыв 2 года у Вундта, он надеялся стать пионером новой науки у себя на родине, но там не было потребности в исследователях, экспериментирующих над человеческой «душой». Титченер уезжает в Соединенные Штаты, где психологические лаборатории росли как грибы после дождя. Он обосновался в 1893 г. в Корнельском университете. Здесь он проработал 35 лет, неуклонно следуя совместно с преданными учениками (число которых у него с каждым годом возрастало) программным установкам, усвоенным в Лейпцигской лаборатории. Он публикует «Экспериментальную психологию» (1901–1905), выдвинувшую его в ряд самых крупных психологов эпохи.

Перед психологией, по Титченеру, как и перед любой другой наукой, стоят три вопроса: «что?», «как?», «почему?». Ответ на первый вопрос – это решение задачи аналитического порядка: требуется выяснить, из каких элементов построен исследуемый предмет. Рассматривая, как эти элементы комбинируются, наука решает задачу синтеза. И наконец, необходимо объяснить, почему возникает именно такая их комбинация, а не иная. Применительно к психологии это означает поиск простейших элементов сознания и открытие регулярности в их сочетаниях (например, законов слияния тонов или контраста цветов). «На вопрос «Почему?» психолог отвечает, объясняя психические процессы в терминах параллельных им процессов в нервной системе».

Психологию Титченер трактовал как науку об опыте, зависящем от испытывающего его субъекта. Поскольку определить, что относится к субъекту, и только к нему, – задача не из легких (ибо захватывающая сознание «злоба дневи» погружает человека в мир внешних вещей), то обычное самонаблюдение, не подготовленное к решению научно-психологических задач, нуждается в специальной упорной тренировке, превращающей его в изощренную интроспекцию, способную описывать психологические факты в «чистой» культуре. Только такому натренированному наблюдению и может доверять психология, если она надеется познать свои реалии.

Вюрцбургская школа

В начале двадцатого века в различных университетах мира действовали десятки лабораторий экспериментальной психологии. Только в Соединенных Штатах их было свыше сорока. Их тематика различна: анализ ощущений, психофизика, психометрия, ассоциативный эксперимент. Работа велась с большим рвением, но существенно новых фактов и идей не рождалось.

Джемс обращал внимание на то, что результаты огромного количества опытов не соответствуют вложенным усилиям. Но вот на этом однообразном фоне сверкнуло несколько публикаций в журнале «Архив общей психологии», которые, как оказалось впоследствии, повлияли на прогресс не в меньшей степени, чем фолианты Вундта и Титченера. Публикации эти исходили от группы молодых экспериментаторов, практиковавшихся у профессора Кюльпе в Вюрцбурге (Бавария). Профессор был мягкий, доброжелательный, общительный человек с широкими гуманитарными интересами. После обучения у Вундта он стал его ассистентом (приват-доцентом) – вторым ассистентом после разочаровавшегося в своем патроне Кеттела. Вскоре Кюльпе стал известен как автор «Очерка психологии» (1893), где излагались идеи, близкие к вундтовским. И если судить по этой книге (единственной его книге по психологии), ничего нового в Вюрцбург, куда он переехал в 1894 г., он не привез.

Почему же в таком случае его лаборатория вскоре резко выделилась среди множества других, а проведенные в ней несколькими молодыми людьми опыты оказались для первого десятилетия нашего века самым значительным событием в экспериментальном исследовании человеческой психики? Чтобы ответить на этот вопрос, надо обратиться к логике развития психологического познания и соотнести с ней то, что произошло в вюрцбургской лаборатории.

В наборе экспериментальных схем этой лаборатории поначалу как будто ничего примечательного не было. Определялись пороги чувствительности, измерялось время реакции, проводился ставший после Гальтона и Эббингауза тривиальным ассоциативный эксперимент.

Все началось с небольшого, на первый взгляд, изменения инструкции испытуемому (в его роли обычно выступали попеременно сами экспериментаторы). От него требовалось не только, например, сказать, какой из поочередно взвешиваемых предметов тяжелее (в психофизических опытах), или отреагировать на одно слово другим (в ассоциативном эксперименте), но и сообщить, какие именно процессы протекали в его сознании перед тем, как он выносил суждение о весе предмета или перед тем, как произносил требуемое слово. Почему такого типа задачи прежде не ставились? Потому что иной была направленность исследовательского поиска. В психофизике, скажем, требовалось определить «едва заметное различие» между ощущениями. Отчет испытуемого рассматривался как информация о простейшем элементе сознания. В ассоциативном эксперименте нужно было выяснить, какой образ вызывает слово или сколько раз следует повторять раздражители, чтобы закрепилась связь между ними и т.д. Во всех случаях экспериментатора интересовало только одно – эффекты действий испытуемого, а не сами эти действия (психические акты) как таковые. Эффекты же в свою очередь считались отражающими структуру интрапсихической сферы. Не удивительно, что при такой ориентации исследований идеи структурализма об «атомистическом» строении сознания казались прошедшими строгую экспериментальную проверку.

Изменение в инструкции, обусловившее новаторский стиль вюрцбургской лаборатории, переносило акцент с эффектов поведения испытуемого на производимые им действия (операции, акты). Напомним, что в эру господства интроспекционизма считалось, что сведения об этих действиях возможно почерпнуть только из того же источника, что и сведения об их эффектах (структурных компонентах сознания), т.е. из показаний самонаблюдения. Испытуемых просили зафиксировать не результат, а процесс, описать, какие события происходят в их сознании при решении какой-либо экспериментальной задачи.

Подчеркнем еще раз, что эти задачи первоначально были самые обычные, тысячи раз повторявшиеся. Но на обычное сумели взглянуть с необычной стороны, увидели в нем акт суждения, а не только ощущение тождества или различия. Тем самым казавшийся элементарным психофизический опыт сразу же перемещался (в качестве акта суждения) в тот же разряд, к которому относились так называемые высшие психические процессы. Именно в изменении направленности психологического видения заключалась новизна подхода.

Вюрцбургская школа вводила в психологическое мышление новые переменные:

· установку (мотивационную переменную), возникающую при принятии задачи;

· задачу (цель), от которой исходят детерминирующие тенденции;

· процесс как смену поисковых операций, иногда приобретающих аффективную напряженность;

· несенсорные компоненты в составе сознания (умственные, а не чувственные образы).

Эта схема противостояла традиционной, согласно которой детерминантной процесса служит внешний раздражитель, а сам процесс – «плетение» ассоциативных сеток, узелками которой являются чувственные образы (первичные – ощущения, вторичные – представления).

Иногда самым важным достижением вюрцбургцев считают открытие мышления без образов, «чистого» мышления. В литературе даже встречается термин «Вюрцбургская школа безобразного мышления». Такое мнение сложилось под впечатлением дискуссий, вспыхнувших вокруг вопроса о том, существует ли мышление, свободное от образов. Возникли споры по поводу того, кто из психологов первым открыл несенсорный состав сознания – вюрцбургцы или Бине и Вудворс, пришедшие в своих экспериментах независимо друг от друга к сходным выводам.

Критики учеников Кюльпе сделали главный упор именно на этом пункте. Но, то что является главным в сознании какого-либо поколения исследователей, вовсе не выступает таковым в исторической перспективе.

Функционализм

Функционализм – это не школа типа психологических центров в Лейпциге, Корнелле или Вюрцбурге. Это и не теоретическая система, если понимать под таковой вслед за Макгечем «связную и полную, хотя и динамичную, организацию и интерпретацию фактов и специальных теорий данного предмета». Не являясь ни школой, ни системой, функционализм стал одним из главных течений американской психологии. Его рождение было эффектом взаимодействия запросов логики развития науки с социальной практикой.

Особо обостренная чувствительность к возможности использовать достижения психологии на практике была характерна для исследователей поведения США, где нараставшие темпы промышленного подъема и обострение капиталистической конкуренции создавали культ практицизма, предприимчивости и личного успеха. Здесь и сложилось функциональное направление. Его программа определялась задачей – изучить, каким образом индивид посредством психических функций приспосабливается к изменчивой среде, и найти способы возможно более эффективного приспособления.

Структурализм с его стерильным анализом сознания был бессилен решить эту задачу. Но вопреки структуралистской теории быстро развивавшиеся отрасли психологии – тестология, патопсихология, зоопсихология, детская психология и другие – «наводили мосты» между внутренним и внешним, субъективным и объективным. В гуще исследовательской работы шла стимулируемая эволюционно-биологическим подходом переориентация психологической мысли, требовавшая новых теоретических форм. Эти тенденции – социальные и научные – и запечатлело функциональное направление.

У его истоков стоял Вильям Джемс (1842–1910). Он родился в Нью-Йорке, в обеспеченной семье. Впечатлительный, неуравновешенный, с широкими переменчивыми интересами, он увлекался в юности то искусством, то естественными науками (химией, биологией). Его обучение прерывалось поездками в Западную Европу. (Он часто болел, а отец его придерживался мнения, что при заболевании нужно не ложиться в госпиталь, а путешествовать.) В 1867 г., будучи в Берлине, он слушал лекции по физиологии и сделал из них вывод, что психология начинает превращаться в науку». Идея создания психологии как самостоятельной науки созревала прежде всего в Германии. Именно здесь физиология (в особенности физиология органов чувств) развивалась наиболее интенсивно, создавая предпосылки для опытной разработки психических явлений.

Напомним, что в этом же 1867 г. во время командировки в Германию Сеченов набрасывает проект «медицинской психологии» и размышляет о постановке психологических опытов. Уже вышли «Элементы психофизики» Фехнера. Вундтовские «Лекции о душе человека и животных», классические исследования Гельмгольца о слуховых и зрительных ощущениях. Но Джемса не удовлетворял тот подход к душевным явлениям, который складывался под воздействием психофизики и физиологического изучения рецепторов. Он обращается к эволюционно-биологическому объяснению психического (утвердившемуся первоначально не в Германии, а в Англии).

В 1872 г. Джемс становится преподавателем анатомии и физиологии в Гарварде, а через несколько лет читает курс «Об отношениях между физиологией и психологией», руководствуясь «Основами психологии» Спенсера. В этот же период Джемс примкнул к группе молодых «интеллектуалов», образовавших в Гарварде «метафизический клуб». Душой клуба был философ Чарльз Пирс.

В 1890 г. вышли двухтомные «Основы психологии» Джемса. В них психология определялась как естественная, биологическая наука, предметом которой служат «психические (ментальные) явления и их условия». Уже само определение говорило о несогласии Джемса с господствовавшими тогда среди западноевропейских психологов представлениями. Сфера психологических исследований существенно расширялась. Она включала теперь и «условия», т.е. нечто лежащее за пределами сознания.

Учение Джемса об эмоциях, удивившее своей парадоксальностью, было первоначально изложено в 1884 г. в журнальной статье под названием «Что такое эмоция?». Вопреки казавшемуся неоспоримым представлению о том, что эмоция служит источником физиологических изменений в различных системах – мышечной, сосудистой и др., Джемс предложил рассматривать ее не как первопричину, а как результат этих изменений. Внешний раздражитель вызывает в организме (мышцах и внутренних органах) пертурбации, которые переживаются субъектом в форме эмоциональных состояний. «Мы опечалены, потому что плачем, приведены в ярость, потому что бьем другого». Почти одновременно датский анатом Г. Ланге высказал сходную гипотезу, предположив, что мы обязаны нашим радостям и печалям, нашим несчастливым и счастливым часам вазомоторной (сосудистой) системе. И Джемс, и Ланге предлагали своим возможным оппонентам убедиться в справедливости нового воззрения простым способом: вычесть из эмоции все сопутствующие ей телесные реакции. В результате такой операции от нее ничего не остается.

Действие заинтересованного субъекта – такова ось, вокруг которой вращалась вся совокупность психолого-философских воззрений Джемса. Применительно к эмоциям это представление о возможности управлять внутренним через внешнее: при нежелательных эмоциональных тенденциях субъект способен них подавить, совершая внешние действия, имеющие противоположную направленность. Если, скажем, он разгневан, но производит действия, характерные для человека, который находится в благодушном настроении, его гнев должен пройти. В качестве конечного причинного фактора в новой физиологической схеме, утверждавшей обратную связь между двигательным актом и эмоцией, выступала древняя «сила воли», не имеющая оснований ни в чем, кроме как в самой себе.

Бихевиоризм

«Стимул – реакция» – так прозвучал девиз «бихевиоризма», основные идеи которого Джон Уотсон изложил в статье «Психология, какой ее видит бихевиорист». Эта статья, опубликованная в 1913 г. в «Психологическом обозрении», в дальнейшем была названа «бихевиористским манифестом». Программа бихевиоризма сводилась к нескольким четко сформулированным пунктам: предмет психологии – поведение. Оно построено из секреторных и мышечных реакций, безостаточно детерминированных внешними стимулами. Анализ поведения должен носить строго объективный характер и ограничиться, как и во всех остальных естественных науках, внешне наблюдаемыми феноменами.

Подобно тому как астрономия разделалась с астрологией, нейрология с френологией, химия с алхимией, психологии, призывал Уотсон, надлежит отвергнуть представление о сознании как бестелесном, причудливо действующем внутреннем агенте, о котором известно лишь из показаний интроспекции. Все традиционные понятия о внутренних, психических процессах необходимо перевести на новый, бихевиористский, язык, а это значит – свести к объективно наблюдаемым стимул-реактивным отношениям. Первой попыткой представить психологию с этой точки зрения была книга Уотсона «Поведение. Введение в сравнительную психологию» (1914). Резонанс уотсоновских идей в американской психологии был очень велик. В 1915 г. в возрасте 37 лет он был избран президентом Американской психологической ассоциации. К тому времени он уже воспринял основные положения учений И.П. Павлова и В.М. Бехтерева. Влияние этих учений на бихевиоризм бесспорно. Но в соответствии с позитивистской методологией Уотсон и его последователи устраняли из психологии какие бы то ни было представления о физиологических механизмах поведения. Отвергался также восходящий к Сеченову принцип сигнальности, как отображения свойств внешних объектов в форме чувствований.

Антифизиологизм и отрицание роли образа в регуляции поведения остались определяющими признаками программы Уотсона. Прослужив в период первой мировой войны в военно-воздушных силах, Уотсон после демобилизации вновь занялся экспериментально-психологическими исследованиями, но уже не на белых крысах, а на людях, реализуя свою идею о том, что поведение всех живых существ подчинено одним и тем же законам, что поэтому человека также можно трактовать как стимул реактивную машину. Он приступил к изучению эмоций. Казалось бы, гипотеза Джемса о первичности телесных изменений, вторичности эмоциональных состояний должна была его устроить. Но он решительно ее отверг на том основании, что само представление о субъективном, переживаемом должно быть изъято из научной психологии. В эмоции, по Уотсону, нет ничего, кроме внутрителесных (висцеральных) изменений и внешних выражений. Но главное он усматривал в другом – в возможности управлять по заданной программе эмоциональным поведением. Сочетая нейтральный раздражитель (например, вид кролика) с одной из основных эмоций (например, страхом), Уотсон экспериментально продемонстрировал (совместно с Розалией Рейнор), что этот раздражитель, а также любой другой, сходный с ним, сам по себе начинает вызывать состояние аффекта. Опыты ставились над младенцами (страх вызывался громким звуком или внезапной утратой опоры). Дополнением к этой экспериментальной программе явилась еще одна серия опытов – задача состояла в том, чтобы переучить испытуемых и вновь превратить раздражитель в эмоционально-нейтральный.

Сперва он испробовал (совместно с Мэри Джонс) различные традиционные способы борьбы с чувством страха: уговоры, неприменение в течение длительного периода времени вызывающего страх условного раздражителя либо, напротив, непрерывное его применение, демонстрация позитивной социальной модели (другого человека, не реагирующего на этот раздражитель) и т.д. Но этими методами устранить отрицательную эмоцию не удавалось. Тогда был использован другой прием (эмпирически известный с древних времен): отрицательное чувство элиминировалось посредством положительного. Вызывающий страх условный раздражитель (например, кролик) ребенок воспринимал на значительном расстоянии в момент, когда этому ребенку давали вкусную пищу. Затем расстояние постепенно сокращалось и, наконец, ребенок мог брать в руки животное, один вид которого порождал прежде бурный отрицательный аффект.

Из этих экспериментов Уотсон сделал вывод о том, что страх, отвращение и другие эмоции взрослых людей возникают в детском возрасте на основе условно-рефлекторных связей между внешними раздражителями и несколькими базальными аффектами. Подробно развито это положение в книге «Психология с точки зрения бихевиориста» (1919).

Принцип «обусловливания» (условно-рефлекторной детерминации) Уотсон распространил также и на мышление, предложив «периферическую теорию», согласно которой мышление идентично субвокальному (неслышному) проговариванию звуков громкой речи, а сами эти звуки являются условными сигналами обозначаемых ими объектов. Говоря уотсоновским языком, мышление – это «навык гортани», и его органом служит не мозг, а гортань.

В начале 20-х годов академическая карьера Уотсона оборвалась из-за семейных обстоятельств (скандального развода). Он был в расцвете сил, но занятия научной психологией вынужден был оставить, и до 1945 г. являлся вице-президентом крупной рекламной фирмы. Некоторое время он читал популярные лекции, опубликованные в книге «Бихевиоризм» (1925), которая вызвала огромный интерес далеко за пределами научного мира.

В молодости Уотсона воодушевляла мысль о возможности превратить психологию в науку, способную контролировать и предсказывать поведение. Теперь, развивая эту мысль, он выдвинул план переустройства общества на основе бихевиористской программы. Согласно Уотсону, манипулируя внешними раздражителями, можно «изготовить» человека любого склада, с любыми константами поведения. Отрицалось значение не только прирожденных свойств, но и собственных убеждений личности, ее установок и отношений – всей многогранности ее внутренней жизни. Дайте мне, обещал Уотсон, дюжину нормальных детей и специфическую среду для их воспитания, и я гарантирую, что, взяв любого из них в случайном порядке, я смогу превратить его в специалиста любого типа – доктора, юриста, артиста, купца или же нищего и вора – безотносительно к его таланту, склонностям, тенденциям, способностям, призванию, а также расе его предшественников.

На первый взгляд принцип всемогущества внешних воздействий утверждал оптимистический взгляд на человека и на возможности его развития. Достаточно, однако, выяснить, какой результат предусматривался бихевиористской программой, чтобы сразу же стал очевиден ее антигуманизм. Ведь эта программа строилась с расчетом на то, чтобы путем повторения внешних воздействий заложить в организм не сумму впечатлений или идей, как это на протяжении веков предполагалось сенсорно-ассоциативным учением, а только одно – набор двигательных реакций. Никакие другие свойства и проявления во внимание не принимались. Они просто игнорировались. Подобный взгляд на человека мог быть привлекателен только для тех, кого интересовали в поведении лишь его исполнительские эффекты.

Гештальт - психология

В те же годы, когда в Соединенных Штатах вспыхнул бихевиористский «мятеж» против психологии сознания, в Германии другая группа молодых исследователей отвергла психологический «истаблишмент» с неменьшей решительностью, чем Уотсон. Эта группа стала ядром новой научной школы, выступившей под названием гештальт-психологии (от немецкого «Gestalt» – форма, структура). Ядро образовал триумвират, в который входили: Макс Вертгеймер (1880 – 1943), Вольфганг Келер (1887 – 1967) и Курт Коффка
(1886 – 1941). Они встретились в 1910 г. во Франкфурте-на-Майне в психологическом институте, где Вертгеймер искал экспериментально ответ на вопрос о том, как строится образ восприятия видимых движений, а Келер и Коффка были не только испытуемыми, но и участниками обсуждения результатов опытов. В этих дискуссиях зарождались идеи нового направления психологических исследований.

Схема опытов Вертгеймера была проста. Вот один из вариантов. Через две щели – вертикальную и отклоненную от нее на 20–30 градусов – пропускался с различными интервалами свет. При интервале более 200 миллисекунд два раздражителя воспринимались раздельно, как следующие друг за другом. При интервале менее 30 миллисекунд – симультанно, при интервале около 60 миллисекунд возникало восприятие движения. Вертгеймер назвал это восприятие фи-феноменом. Он ввел специальный термин, чтобы выделить уникальность этого явления, его несводимость (вопреки общепринятому в ту эпоху мнению) к сумме ощущений от раздражения сперва одних пунктов сетчатки, а затем других. Сам по себе результат опытов был тривиален. Вертгеймер использовал давно уже изобретенный стробоскоп, позволяющий при вращении с известной скоростью отдельных дискретных изображений создать видимость движения – принцип, приведший к созданию кинопроектора. Вертгеймер видел смысл своих опытов в том, что они опровергали господствующую психологическую доктрину: в составе сознания обнаруживались целостные образы, неразложимые на сенсорные первоэлементы.

Ставя опыты, касающиеся частного вопроса, будущие гештальтисты ощущали как сверхзадачу необходимость преобразования психологии. Они занялись этой наукой, будучи воодушевлены ее экспериментальными достижениями. Они и сами прошли хорошую экспериментальную выучку (Вертгеймер – в Вюрцбурге у Кюльпе, Келер и Коффка – у Штумпфа в Берлине). И вместе с тем они испытывали неудовлетворенность ситуацией в психологии. В чем причина?

Как видно из воспоминаний Келера, одни видели ее в том, что высшие психические процессы оставались вне точного экспериментального анализа, который ограничивался сенсорными элементами и принципом ассоциации. Хотя Вертгеймер получил в 1904 г. (в самый разгар споров о внеобразном мышлении) докторскую степень в Вюрцбурге, где изучал именно эти высшие процессы, и, тем не менее, пути к новой психологии, как «науке о реальных человеческих существах», не нашел. Значит, верны подозрения, что стерильность психологических исследований коренится в ложности их исходных посылок. Тогда нет нужды идти экспериментальной психологии «вверх» – к актам мышления и воли. Следует пересмотреть ее основания, начиная от трактовки простейших чувственных феноменов. Одним из них и оказался открытый Вертгеймером целостный фи-феномен. Результаты его изучения были изложены в статье «Экспериментальные исследования видимого движения» (1912). От этой статьи принято вести родословную гештальтизма. Его главный постулат гласил, что первичными данными психологии являются целостные структуры (гештальты), в принципе не выводимые из образующих их компонентов. Гештальтам присущи собственные характеристики и законы. Свойства частей определяются структурой, в которую они входят. Мысль о том, что целое больше образующих его частей, была очень древней. Чтобы объяснить характер ее влияния на психологию, следует рассмотреть общий исторический фон (весь научно-теоретический «гештальт»), в пределах которого складывалась новая школа.

Прежде всего заслуживает внимания факт одновременного возникновения гештальтизма и бихевиоризма: Вертгеймер и Уотсон выступили с идеей реформы психологии почти одновременно в условиях нараставшей неудовлетворенности господствовавшими воззрениями на предмет, проблемы, объяснительные принципы психологии. Остро чувствовалась необходимость ее обновления. Как известно, в движении научного познания имеются как эволюционные периоды, так и периоды крутой ломки общепринятых представлений. Продуктом коренных сдвигов в психологическом познании явились и бихевиоризм, и гештальтизм. Их одновременное появление – показатель того, что они возникли как различные варианты ответа на запросы логики развития психологических идей. И действительно, оба направления были реакцией на сложившиеся научные стереотипы и протестом против них. Эти стереотипы выражали уже рассмотренные нами школы – структурную и функциональную.

Вслед за работой Келера о физических гештальтах вышла книга Коффки «Основы психического развития» (1921), а затем программная статья Вертгеймера «Исследования, относящиеся к учению о гештальте» (1923). В этих работах была изложена программа нового направления, которое организовало свой журнал «Психологическое исследование» (до его закрытия при гитлеровском режиме вышло 22 тома). Келер занял после Штумпфа кафедру в Берлинском университете. К гештальтистскому триумвирату были близки доцент этого университета Курт Левин, создавший самостоятельную школу, крупный невролог Курт Гольдштейн и др.

20-е годы ознаменовались серьезными экспериментальными достижениями гештальт-психологии. Они касались главным образом процессов восприятия, притом зрительного. Было предложено множество законов гештальта (Хсльсоп насчитал их 114). К ним, в частности, относились уже знакомые нам «фигура и фон» и «транспозиция» (реакция не на отдельные раздражители, а на их соотношение). Принцип «транспозиции» иллюстрирует следующий модельный эксперимент, проведенный Келером над курами, у которых вырабатывалась дифференцировка двух оттенков серого цвета. Куры научались клевать зерна, разбросанные на светлом квадрате, отличая его от находившегося рядом темного. В контрольном опыте тот квадрат, который служил положительным раздражителем, оказывался рядом с квадратом еще более светлым. Куры и выбирали этот последний, хотя прежде он никогда не подкреплялся. Они, таким образом, реагировали не на абсолютную светлоту, а на соотношение светлот (на «более светлое»).

Их реакция, по Келеру, определялась законом «транспозиции». Были предложены и другие законы. Так, под прегнантностью имелась в виду тенденция воспринимаемого образа принять законченную и «хорошую» форму. («Хорошей» считалась целостная фигура, которую невозможно сделать более простой или более упорядоченной.) Константность означала постоянство образа вещи при изменении условий ее восприятия. Под «близостью» понималась тенденция к объединению элементов, смежных во времени и пространстве. Под «замыканием» – тенденция к заполнению пробелов в воспринимаемой фигуре и т. д.

Если первоначально свои критические стрелы гештальтисты направляли против традиционной «атомистской» трактовки сознания, то в дальнейшем, как уже говорилось, главной мишенью стал бихевиоризм. Пытаясь показать его односторонность, неспособность охватить своими объяснительными понятиями образно-смысловую регуляцию поведения, гештальтизм, однако, сам оказался беспомощным перед этой регуляцией, ибо он так же, как и его противник, разъединил образ и действие. Ведь образ у гештальтистов выступал в виде сущности особого рода, подчиненной собственным имманентным законам (прегнантности, константности и т.п.). Его связь с реальным, предметным действием оставалась ничуть не менее загадочной, чем соотношение между действием и образом у бихевиористов.

Фрейдизм

Но одно направление не приобрело столь громкую известность за пределами психологии, как фрейдизм. Это объясняется слиянием его идей в странах Запада на искусство, литературу, медицину, антропологию и другие области науки, связанные с человеком.

Названо это направление по имени Зигмунда Фрейда (1856–1939). Сам Фрейд обозначил его термином «психоанализ». 3. Фрейд родился в Моравии (Чехословакия) в семье неудачливого мелкого коммерсанта. Поступив на медицинский факультет в Вене, Фрейд наряду со слушанием лекций несколько лет с большим усердием работал в Физиологическом институте Эрнста Брюкке – одного из создателей физико-химической школы в физиологии.

Фрейд усвоил символ веры этой школы – принцип строжайшего детерминизма и взгляд на организм как на энергетическую величину. В 1881 г. он получил степень доктора медицины и из-за того, что евреям в Австро-Венгрии путь к академической карьере был закрыт, занялся частной практикой.

В 1895 г. его захватила идея реформы психологии. Он работал над «Проектом научной психологии», в котором предлагал объяснять внутренние психические явления в объективных, количественных понятиях. «Цель психологии, – писал он в этом незаконченном проекте, – представить психические процессы в количественно определяемых состояниях специфических материальных частиц». «Проект...» являлся первой попыткой Фрейда осмыслить в границах теории эмпирический материал, имевшийся у него как врача-невролога. Довольно обширная практика ставила перед ним и заставляла решать клинические задачи, которые невозможно было осмыслить в традиционных представлениях.



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-12-17; просмотров: 536; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.92.84.196 (0.044 с.)