Новая трактовка сознания соединилась в XVII В. С индивидуалистической трактовкой поведения личности, ее побудительно – аффективных сил.

Гоббс одним из первых проповедовал тезис о «естественном человеке», ставший краеугольным камнем буржуазной концепции личности. Он утверждал, что человек от природы наделен неистребимым стремлением к самосохранению и к собственной выгоде. Естественное состояние – это «война всех против всех», которая вынуждает людей построить искусственное тело – государство и передать ему свои права. Воля является, согласно Гоббсу, производной от двух основных чувственных мотивов: стремления и отвращения. Иногда в человеческой душе они попеременно сменяют друг друга по отношению к одному и тому же предмету. Человек то порывается действовать, то сдерживается. Пока это состояние продолжается, оно называется обдумыванием (взвешиванием). Такое обдумывание и обозначает границы, в которых поступок непредопределен. За их пределами никакой свободы воли не существует. Гоббс и Спиноза покончили с волей как самостоятельной силой. Но это вовсе не означало превращения личности в пассивный субстрат, автоматически управляемый внешними толчками. Материалистам важно было переместить источник активности из сферы бесплотной, непротяженной духовной субстанции, где его локализовали Декарт и Лейбниц, в сферу телесную, имманентно наделенную у живых существ чувственным стремлением, которое и является главным двигателем человеческого поведения. Отрицая индетерминизм, свободу воли в ее христианском понимании, Гоббс вместе с тем полагал, что в известных пределах человек может выбирать между различными мотивами и способами действия.

Спиноза учил, что «воля и разум одно и то же». Иллюзия свободы воли – результат незнания предшествующих причин. Взамен спонтанного волевого импульса, идущего из сферы сознания, выдвигалось влечение.

Желание относилось к разряду основных аффектов, которые включали наряду с ним еще две побудительные силы – удовольствие и неудовольствие. Первое увеличивает, второе уменьшает способность тела к действию. Кроме них, подчеркивал Спиноза, я не признаю никаких других основных аффектов ... и остальные аффекты берут свое начало от этих трех». И он предпринимает удивительную попытку внести строгость геометрического анализа в беспорядочную массу традиционных сведений о человеческих эмоциях и чувствах, вывести их все из одного принципа (стремления вещи пребывать в своем существовании) и нескольких далее неразложимых аффектов. Доказывая, что «аффекты ненависти, гнева, зависти и т.д., рассматриваемые сами в себе, вытекают из той же необходимости и могущества природы, как и все остальные единичные вещи», Спиноза вносил принцип материалистического детерминизма в психологию чувств.

Аффект – это состояние, испытываемое организмом. Будучи включено в цепь причин, оно является не первичным, а производным. Вместе с тем оно само имеет причинное значение. От характера аффекта зависит большая или меньшая способность тела к действию. Тем самым психическое выступало не только как продукт, результат взаимодействия организма с природой, но и как фактор, активно влияющий на это взаимодействие.

Проблема соотношения души и тела приобрела особую остроту после того, как поведение органических тел стало мыслиться по образцу механического движения. Душа была лишена способности увеличивать или уменьшать количество движения в мире, включая также и движение живого организма.

Отнеся душу и тело к принципиально разнородным областям бытия, Декарт попытался объяснить их эмпирически очевидную связь посредством гипотезы взаимодействия. Чтобы объяснить возможность взаимодействия двух субстанций в пределах организма, Декарт предложил гипотезу о том, что в организме имеется специальный орган, обеспечивающий это взаимодействие, а именно так называемая шишковидная железа (эпифиз), которая служит посредником между телом и сознанием. Эта железа, по Декарту, воспринимая движение «животных духов», в свою очередь способна благодаря колебанию (вызванному акцией души) воздействовать на их чисто механическое течение. Декарт допускал, что, не создавая новых движений, душа может изменять их направление, подобно тому, как всадник способен изменить поведение коня, которым он управляет.

Признав атрибутивное (а не субстанциальное) различие между мышлением и протяжением и вместе с тем их нераздельность, Спиноза постулировал: «Ни тело не может определять душу к мышлению, ни душа не может определять тело ни к движению, ни к покою, ни к чему-либо другому (если только есть что-нибудь такое)».

Спиноза выдвинул глубочайшую идею о том, что имеется только одна «причинная цепь», одна закономерность и необходимость, один и тот же «порядок» и для вещей (включая такую вещь, как тело), и для идей. Затруднения возникают тогда, когда спинозовская трактовка психофизической проблемы (соотношение психического с природой, физическим миром в целом) переводится на язык психофизиологической проблемы (соотношение психических процессов с физиологическими, нервными). Тогда-то и начинаются поиски корреляций между индивидуальной душой и индивидуальным телом вне всеобщей универсальной закономерности, которой неотвратимо подчинены и одно и другое, включенные в общую причинную цепь.