Практика иконописания и теория иконы: пределы иконопочитания

Так что помимо практики иконописания, существует и, так сказать, теория иконоописания, собственно – богословие иконности как опыт обоснования того, почему и зачем нужны иконные образы. Иконопочитание трубует в христианстве догматическую обоснование. Хотя, чтобы представлять себе, что есть христианство, достаточно двух слов, в которых – выражение всей веры и всей возможной догматики: «Иисус Христос». Исторический человек, Иисус из Назарета, является Христом, то есть Мессией, обетованным еще в Старом Завете Спасителем. И осмысление, кто есть Христос, что есть его дело, как веровать в Него, и есть все богословие христианства.

С точки зрения христологической Иисус является в двух очень непохожих аспектах: с одной стороны, это реальный человек, а с другой – Он позволял себе ходить по водам, воскрешать умерших, что по силам, конечно, и всякому святому и пророку. Но Он еще и отпускал грехи, что было самым главным соблазном для очень многих: Ведь это прерогатива Одного только Бога. И поэтому такой двоящийся образ Иисуса и как человека, и как Бога создает проблему для богословия. На уровне человека все очень просто – поверить, приняв Евангелие и, пережив обращение, пережить, что есть Истина и как дальше жить. Тем более, что вера – дар свыше и здесь вроде бы усилий особых не нужно, если не учитывать рассудок, для которого проблемы существуют уже на уровне языковом. Христианская вера облекается в богословскую словесную форму в виде догмата о богочеловечестве в 4-5 веке. Христа мы понимаем и принимаем как Бога и человека, но как два таких несхожих начала могут соединяться воедино? Ответ богословский – это соединение ипостасное: Бог и человек встречаются в Личности Сына Божьего. Бог как Отец, исполненный любви, являет себя через Сына действием Святого Духа и это действие себя выражает в боговоплощении и вочеловечивании, а самое главное, – в Искупительной Жертве и Воскресении.

И всякий человек, который верует во Христа и Евангелие, приобщается к тому факту, что Христос жил и творил дело Отца – восстановление единства между Ним и человеком. Это, помимо прочего, и обоснование того, что мы можем не только мысленно, не только чувством, не только верой проходить этот путь, но и взором, ибо воплощение – наглядно, ведь если Бог имел и имеет во Христе человеческую природу, то есть – и человеческий облик, что можно воспроизводить.

Но те, кто отрицает иконы, то есть иконоборцы, – такие же христиане, точно также верующие в Иисуса, Святую Троицу и в церковь, считая, однако, что почитание икон – это форма идолопоклонства, а единственная форма правильного почитания Бога, единственно правильная икона – это Евхаристия, литургия, тогда как все остальное – возврат к язычеству. Можно предположить, что для иконопочитателей это самое откровение Бога не является чем-то сугубо историческим. Бог постоянно себя открывает в этом мире, Христос этот мир не покинул. Вознесение Христа – это вознесение всего спасенного человечества. Поэтому икона – это образ литургический, это образ постоянно возобновляемого богообщения. Это не есть просто документ, не просто визуальная информация о том, как выглядел Христос, Пресвятая Дева или апостол Петр.

Не буквальное, символическое восприятие искусства и иконы в частности – это вообще признак иконопочитательской традиции. Тем более, что она на Востоке была подтверждена уже в позднее византийское время в учении исихазма, паламизма о нетварных энергиях, что есть, однако, камень преткновения для богословия до сих пор, хотя должно представлять и положительный пафос, который в них заключен, и сугубо наглядно – ту ситуацию, смысл которой описывается с помощью этого термина. Что произошло на горе Фавор и что такое этот самый фаворский свет? Произошла именно трансформация, трансфигурация, метаморфоза, Преображение Христа. Некоторые могут сказать, что это свет нетварный, небесный, другие – что это отсвет воскресного дня – разные существуют традиции, но главное, что Он себя явил, обнаружил, показал апостолам Себя в другом обличие, что не есть изменение Его природ – он остался Богом и остался человеком, это другая форма воздействия на тех же апостолов.

И вся история человечества – это есть формы и способы действия и воздействия Бога в этом мире. Но Бог в этом мире действует, сохраняя свое отличие от этого мира. Поэтому Палама посчитал возможным говорить об энергиях, действиях Божества, но об энергиях нетварных. Это не есть какое-то умаление божества – Бог остается Богом, но это не Он Сам, а Его действия, то есть энергии. Поэтому свет фаворский – это не сам Бог, и светом его можно назвать только иносказательно (и прочими всякими именованиям). Так что и икона – это тоже форма самооткровения Божества, приобщение к которому возможно через молитвенный акт.

Поэтому икона, которая висит где-нибудь в музее – она, строго говоря, перестает быть иконой. Икона является иконой только в пространстве храма, в контексте богослужения. Хотя мы говорим о форме иконного изображения, об иконной стилистике, но это уже не совсем верно: икона – это именно функция, это образ действия, это, говоря языком грамматики, наречие, языком риторики – парабола, притча, а пользуясь метафорой лингвистической – это идиолект, то же наречие, на котором мы общаемся с Богом во Христе и действием непременным и непреложным Св. Духа.