Значение и смысл визуального

Но обращать внимание нужно, вообще-то говоря, на весь комплекс того содержания, которое заключено в произведении искусства, потому что произведение искусства изобразительного именно изображает, оно что-то представляет, репрезентирует, и содержание произведения искусства отчасти связано с его репрезентацией чего-то другого или самого себя, с репрезентацией произведения, а также того, кто его создал, того, кто о нём что-то подумал, и того, кто от него что-то ожидает. Комплекс того содержания определяет следующую тему «Значение и смысл в изобразительном искусстве», о чём мы будем говорить достаточно подробно, и это очень, на самом деле, скрупулёзная тема. Мы чаще всего «значение и смысл» употребляем, как синонимы, хотя это вещи абсолютно не совпадающие, и весь традиционный семантический анализ произведения искусства и вообще чего-либо связан с различением именно значения и смысла, хотя существуют и такие чуть более последние теоретические позиции, которые принципиально отрицают эту разницу, что есть довольно радикальная и не классическая точка зрения.

Дальше: одним из значений произведения искусства может быть репрезентация, воспроизведение чего-либо, вещи, идеи какой-либо, так возникает представление о том, что произведение искусства может функционировать, как некий знак, причём знак так называемый иконический, то есть изобразительный. Конечно, произведение искусства не обязательно рассматривать, как знак, это не всё, что есть произведение искусства и что в нем есть, но что такое знак, какова функция знака и что значит слово «значение», «значение значения» – это не тавтология. Это, в общем-то, одна из самых центральных проблем и лингвистики, и философии и всего прочего: как знак что-то обозначает, каким способом, каков механизм референции, какова структура обозначения чего-либо, что не является само по себе, но только в знаке появляется, открывается, или, наоборот, скрывается. Ибо знак – это и то, что, наоборот, отстраняет, удаляет, упраздняет, умерщвляет все то, что он обозначает, поэтому, например, понимание этого даёт нам понимание всевозможной этой постструктуралистской идеологии, методологии, теории, практики, собственно говоря, того времени, в котором мы благополучно с вами живём.

 

Неизобразимое и поэтическое

Но знак может быть совсем не только иконическим. Мы смотрим на произведение искусства и узнаём в нём не просто какую-нибудь инструкцию по использованию какой-нибудь кофеварки, а что-то другое, кроме того, само произведение искусства о чём-то рассказывает, оно есть то, что не является им самим, оно рассказывает, оно показывает, оно наглядно демонстрирует то, что оно есть произведение искусства. И мы каким-то способом узнаём, что это, действительно, произведение искусства, особенно это касается таких видов изобразительности, где иконичность, то есть прямая репрезентация предмета, вещь сама собой разумеющаяся, ведь мы различаем просто рекламную фотографию, сделанную для буклета какой-нибудь фирмы, которая производит, например, велосипеды. И изображение велосипеда или велосипедиста даже какого-нибудь на крутом повороте, – и весь он, и его велосипед, и там всё, что угодно (даже свежие раны на локте), но мы понимаем, что это ни есть искусство. А какой-нибудь уже фотохудожник изобразил того же самого велосипедиста, какого-нибудь победителя Tour de France, и мы видим, что этот фотожурналист стоял где-то на обочине и щёлкал, щёлкал там своим Canon-ом. Но то, что он поместил на разворот, например, какого-нибудь журнала, это произведение искусства, ведь это сделано так, что это можно смотреть, рассматривать не как изображение велосипеда или велосипедиста, а как изображение изображения. И мы любуемся самим произведением, и что-то переживаем, испытываем удовольствие, оттого, что мы это увидели, мы переживаем, ощущаем этот самый процесс, нам хочется ещё раз смотреть на это, на другое, ни на то, какие красивые шоссейные велосипеды, а на то, какое красивое его изображение. И это тем более касается не столь буквальных натуралистических изображений, каковой является фотография. Именно в не натуроподобных видах изобразительности момент эстетический приобретает особый характер. И совершенно не изобразительные изображения, где даже непонятно, что изображено и изображено ли, тем не менее, обладают несомненной эстетической функцией. Так что следующая тема – «Эстетическая функция в изобразительном искусстве». Но всё это вместе направлено создание и произведения искусства, и произведенного этим искусством эффекта, так что и стилистика, и эта самая эстетика, – это все поэтика, которая – от poeisis. Это все то что и сделано и что делает, творит, не скрывая это, а являя.

Структура произведения искусства – это поэтика, слово «поэтика» используют широко за пределами науки об искусстве, но искусствоведы с чистой совестью могут точно так же использовать сей литературоведческий термин, как они используют слово «стиль». Поэтика – это аналитика того, как устроено произведение искусства, а его иконика, – это то, как оно что-то изображает, эстетика произведения искусства – это то, как оно представляет себя.

 

Действие риторического

Но ещё в произведении искусства есть такая хитрая функция, как риторика, произведение искусства – это именно что-то, что производит действие на адресата, на зрителя. И это крайне очень важно: мы испытываем воздействие произведения искусства, оно непосредственно производит эффект, и я должен осознавать и отслеживать, какие состояния во мне оно пробуждает, состояние мысли, состояние чувств, состояние воли. Так что эти три античные, традиционные измерения души одновременно являются тремя измерениями риторики, которая может действовать на мысль, может действовать на чувство и может действовать на волю, где именно воля – конечная инстанция, потому что риторика – это именно воздействие с целью принуждения к какому-то действию.

Особенно наглядно и напрямую эта производящая активность, эффективная действенность заметна в архитектуре, которая буквально именно своей функциональностью творит вокруг себя и из себя ту или иную действительность (не надо путать ни с миром как таковым, ни с реальностью), когда, например, это здание, заставляет меня в нём жить, а это – заставляет меня помолиться, это здание заставляет меня, например, испытывать чувство голода, если это, например, ресторан, а здесь мне хочется помыться, ибо это термы – например, после посещения какого-нибудь присутственного места, набитого чиновниками, то есть базилики. С архитектурой всё это очень просто, потому что в архитектуре момент риторики самый активный, самый направленный, не случайно архитектура – это тот же самый театр, это зрелище, это, действительно, сцена, это пространство сценическое, именно по силе воздействия на меня. С картиной всё гораздо сложнее, но тем не менее, там эти моменты риторики мы с вами будем обсуждать, ведь изобразительное искусство – это визуальная риторика.

И, наконец, коль мы добрались до этих всевозможных функций, до значения произведения искусства, как такового, то возникает следующий вопрос: всё это есть, на самом-то деле, механизм, средство пробуждения в человеке, тех или иных, как мы выяснили, состояний, так что получается, человеческая душа, сознание человека есть то самое наиглавнейшее место, где всё и рождается, и куда, собственно говоря, всё возвращается. Произведение искусства в качестве замысла, буквально концепции, чего-то зародившегося из этой самой души выходит на свет, воплощается, обретает плоть, и потом обратно на нее же это всё и обрушивается, на душу зрителя. И эта поэтическая эмбриология (термин В. Вейдле) – обязательный пункт в теории искусства: как устроена, собственно говоря, эта самая инстанция. При том что историк искусства сразу пожмёт плечами и скажет: «Да вы чего, как я могу этим заниматься? Как я могу? Я собственную душу не могу понять, а уж тем паче – душу человека, жившего в 12 веке». Но это ложные сомнения: произведение искусства для нас может быть документом именно душевных состояний, и можно постулировать такую теорию, такую концепцию искусства, где это самое искусство будет именно прямым средством доступа к этим самым душевным состояниям, более того – инструментом диагностирования. Произведение искусства ни как знак, ни как даже символ, а как самый настоящий и подлинный, вовсе не метафорический «симптом». Разница между знаком, символом, симптомом принципиальна и фундаментальна, и разбираться, где перед нами символ, а где симптом, – условие, можно сказать, осмысленного функционирования той же истории искусства.

Произведение искусства, как именно симптоматика души человека, индивидуума, – это и симптоматика духа времени и даже – Мировой души, ибо душевные и духовные процессы – вещь реальная, реальная настолько, насколько можно себе вообразить. И здесь главное – не думать, что душа и душевные наши психические процессы – это моя собственная собственность, что есть большая, глубокая ошибка, которая может приводить даже к патологиям, если человек вообразит, что его душа и его психика – только его и ничья другая область ведения, знания. Эти вещи можно и должно лечить, вопрос – как.