Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры («Интеллигенция», «Совесть, нравственный закон, мораль»)Содержание книги
Похожие статьи вашей тематики
Поиск на нашем сайте
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ. По внутренней форме это слово — от лат. intellegentia — означает «высшую степень сознания, самосознание», и русская интеллигенция — уникальный случай, когда «класс» (или «прослойка»— это уже другой вопрос) выделен в обществе и назван по этому признаку. Вообще,— сделаем здесь небольшое отступление — общественные классы называются, как правило, довольно точно в соответствии со своим основным признаком: «рабочие»; «капиталисты», или «промышленники», или «предприниматели»; «купцы»; «землевладельцы»; «Духовенство» и т. д. Исключение составляют, В пожалуй, крестьяне: фр. paysans от pays «страна», исп. campesinos от саmро «деревня, не-город", нем. Bauer от bur «поселение, населенная местность.) — всюду крестьяне обозначены как основное «население страны, ее земли»; название крестьян ничему не противопоставляется, оно вне противопоставлений, оно — основное. Ц В русском слове положен в основу признак вероисповедания — крестьяне от христиане, но этот признак, в сущности, тоже обозначает их как «все основное население страны», в отличие от ее соседей — нехристиан, «нехристей», как и все другие наименования крестьян. Уникальность наименования интеллигенции, таким образом, не в его точности— точны все наименования классов – а в его признаке: русская интеллигенция — единственный случай, когда такой класс назван как «самосознающий». В русском языке и в русской культуре интеллигенция утверждается как особое слово и концепт в начале 60-х гг. XIX в. (см. подробнее ниже раздел Б). План настоящей статьи словаря следующий: А) Дальняя история термина и концепта (1. В культуре Рима. 2. В Европе первой трети XIX в., у Гизо, Гегеля, раннего Маркса. 3. В России 1840— 1865 гг. 4. Связь понятия «интеллигенция» с контекстом русской духовной жизни нач. XX в.). Б) Русская интеллигенция. Социологическая характеристика (1. У писателя П.Д. Боборыкина, министра П.А. Валуева и др. 2. У исследователей культуры. 3—4. В среде «разночинцев», у Н.В. Шелгунова, П.Л. Лаврова. 5. Национальный состав и «национальный вопрос» в русской интеллигенции). В) Русская интеллигенция. Духовный склад (в частности, по сборнику «Вехи» 1909 г.); Г) Российская интеллигенция. Наши дни (различные определения — Надежда Мандельштам и др.). А) Дальняя история термина и концепта «Интеллигенция» 1. Его первоисточником является греческое слово noesis «сознание, понимание в их высшей степени». Этот концепт, «Ноэсис», противопоставляется двум более низким степеням сознания — dianoia «образ мыслей, размышление» и episteme «научное знание» и объединяет их как высшая категория (см. словарь: H.G. Liddell—R. Scott—H.S.Jones. A Greek-English Lexicon. Oxford: Clarendon Press, 9-th ed., completed, 1985, p. 1178.) Под влиянием этого греческого концепта в римской культуре возникло слово intellegentia, первоначально означавшее просто «высшую степень понимания, сознания» без больших греческих тонкостей. Здесь впервые оно засвидетельствовано не у какого-нибудь философа, а у драматурга-комика Теренция (190—159 до н. э.) в комедии «Свекровь». Там в начале выступает защитник автора и говорит, как трудно было автору поставить свою пьесу: в театре толпа шумела, ожидала канатных плясунов, борцов, гладиаторов, на пьесу никто не обращал внимания; и вот теперь, может быть, «ваше, зрительское разумение (intellegentia) поможет автору» и его произведение будет принято («Второй пролог», стих 30; имеется русский пер.: Теренций. Комедии. М.: Искусство, 1988). Хоть ситуация эта и более чем двухтысячелетней давности, но по-прежнему типичная: требуется «интеллигентность», чтобы оценить настоящее искусство. Далее в латыни основным значением этого слова оказывается «способность понимания» как высшая умственная способность, главенствующая над всеми остальными — над mens «ум, дух», ratio «рассудок». У Цицерона intellegentia употребляется много раз и обрастает различными смысловыми оттенками. Большой тонкости достигает этот термин у «последнего римлянина» и «первого схоласта» Боэция (480—524). В своем завершающем сочинении «Утешение философией» («Consolatio philosophiae»), написанном в тюрьме перед казнью, Боэций определяет четыре ступени познания: чувство воспринимает то, что заключено в материальную форму; воображение постигает нематериальный образ; рассудок — минуя внешнюю форму предмета, постигает его общее понятие, его идею, «универсалию», его принадлежность к определенному «роду». Но есть еще высший разум, «божественная интеллигенция», которому доступны все перечисленные виды познания и еще особое, высшее: этот вид разума, «поднявшись над вселенной, проникает лезвием чистого разума в самую простоту форм» (Cons., V, pr. 4). Высшая «интеллигенция» — это не личностный разум, это высшая точка познания, взятого во всеохватывающем, универсальном масштабе (см. Уколова В.И. «Последний римлянин» Боэций. М., 1987, с. 99—100; ср. также Майоров Г.Г. Формирование средневековой философии. М., 1979, с. 362). В таком виде этот концепт перешел в немецкую классическую философию и был развит в системах Шеллинга и Гегеля (см. ниже). 2. Но сходными идеями, в применении теперь уже к истории общества, была пронизана вся духовная жизнь Европы первой трети XIX в. В 1812—1818 гг. Гегель создает свою первую значительную работу «Наука логики», а Вильгельм фон Гумбольдт в 1822 г. публикует «Историческое учение об идеях» («Historische Ideenlehre») и годом раньше подготовительную к нему работу «О задаче историка». Здесь он пишет: «В ходе этого исследования делалась попытка внушить две вещи: что во всем происходящем действует не воспринимаемая непосредственно идея и что познана эта идея может быть только в пределах самих событий. Поэтому историку не следует искать решения всех вопросов только в материальном мире и исключать идею из изображения происходящего» (В. фон Гумбольдт. Язык и философия культуры. М., 1985, с. 306). Гумбольдт приглашает историка исследовать искусство, легенды, мнения общества как проявление «идеи». Во Франции Гегель впервые был упомянут в 1804 г. в одном обзоре о современном состоянии философии в Германии (в «Archives litteraires», I). Но, независимо от того, связано ли это конкретно с Гегелем или с общим «духом эпохи», примечательно, что в 1807 г., начиная свои первые публикации, французский историк — в будущем знаменитый историк и политический деятель — Франсуа Гизо (Guizot, 1787—1874) уже разделяет подобные представления. И уже в своей первой лекции Гизо формулирует их гораздо более точно, чем Гумбольдт. Гизо вводит понятие «истории цивилизации» как истории последовательно сменяющих друг друга общественных задач, пронизанных общей идеей. В 1828 г. Гизо начинает публиковать свой знаменитый курс лекций «История цивилизации в Европе», а годом позже — «История цивилизации во Франции», которым было суждено сыграть большую роль в развитии понятия «интеллигенция» не только в Европе, но и в России. Сотни страниц «Истории цивилизации во Франции» посвящены «силе идей», «силе общественного разума-интеллигенции» («la force des Idees», «de l'intelligence publique»). Эта сила, по Гизо, не имеет никаких оформленных средств проявления, но тем не менее оказывает принудительное воздействие на правление страной: общераспространенные идеи обладают принудительной силой (см. Реизов Б.Г. Французская романтическая историография. Л., 1956, с. 197). Во всем этом проглядывает большое сходство с учением Гегеля о самопознании духа в истории, в историческом процессе, но Гизо дает конкретное историческое исследование, а не просто декларацию. Здесь концепт «Интеллигенция», впервые, по-видимому, встречается с концептом «Цивилизация» и пересекается с ним (см. Цивилизация). Зато у Гегеля, пропустившего те же идеи через концепцию своей «Логики», некоторые утверждения звучат прямо как продолжение Боэция: «В теоретическом отношении к природе первой стороной является то, что мы отходим от явлений природы, оставляем их в неприкосновенности и ориентируемся по ним. При этом мы начинаем с чувственных сведений о природе. Однако если бы физика основывалась лишь на восприятиях.., то работа физика состояла бы лишь в осматривании, прислушивании, обнюхивании и т. д., и животные, таким образом, были бы также и физиками. В действительности, однако, видит, слышит и т. д. дух, мыслящее существо... В теоретическом отношении мы отпускаем вещи на свободу... Лишь представление, интеллект (у Гегеля здесь букв.: интеллигенция — die Intelligenz. — Ю.С.) характеризуется этим свободным отношением к вещам» (Философия природы, § 246. — Гегель//Энцикл. фи-лос. наук. Т. 2. М., 1975, с. 15). В другом месте Гегель обобщает: «Субъект, погруженный в созерцание, находится в непосредственной связи с ним, так что в созерцании, собственно говоря, он не имеет еще никакого другого бытия, кроме указанного объективного, пространственного и временного бытия. Свободная деятельность интеллигенции состоит здесь во внимании к многообразному наличному бытию непосредственно данного и в том, чтобы по собственному усмотрению останавливаться на каком-то содержании или переходить К другому — способность постигать» (Учение о понятии и философская энциклопедия. Втор. отд. Филос. энцикл., § 138// Гегель. Работы разных лет. Т. 2. М., 1971, 184). Как ни абстрактны эти рассуждения Гегеля, они, по-видимому, оказали прямое воздействие на трактовку политических и социальных вопросов в Германии 1830—1840-х гг. Это связано именно с тем, что у Гегеля большую роль играет идея «самосознания духа в истории, в историческом процессе», столь важная для Германии этой поры. Вполне гегельянский взгляд мы находим в статьях К. Маркса, объединенных названием «О сословных комиссиях в Пруссии» (1842 г.). Сословным интересам различных социальных группировок Маркс противопоставляет «интеллигенцию» или «интеллигентность» как принцип: «... Интеллигентность... не есть ищущий удовлетворения эгоистический интерес, это — всеобщий интерес»; «Об интеллигентности речь может идти не как о части, входящей в состав целого, а как об организующем начале»; «... Чтобы требование представительства интеллигенции имело смысл, мы должны толковать его как требование сознательного представительства народной интеллигентности, которая отнюдь не пытается противопоставлять отдельные потребности государству, но для которой высшая потребность заключается в том, чтобы претворить в жизнь самую сущность государства, рассматриваемого притом как ее собственное деяние...» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 40, с. 287— 290). Эти высказывания Маркса следует трактовать, конечно, не как какое-то особое «марксистское» понимание интеллигенции как социальной группы — чего здесь вовсе нет, а как гегелевскую идею о самосознании народа, причем совершенно ясно, что это самосознание, под названием «интеллигентности» или «интеллигенции» связывается не с какой-либо отдельной социальной прослойкой, не с сословием, а с самосознающим духом всего народа. В таком качестве заметки Маркса очень важны — они свидетельствуют о важном промежуточном звене в развитии концепта «интеллигенции»: интеллигенция понимается уже не как разлитый в обществе «разум- интеллигенция» у Гизо, а как социальное, историческое самосознание народа в процессе государственного строительства, но это самосознание не связывается еще определенно с каким-либо сословием (а вероятно, такие попытки были, так как слова Маркса воспринимаются как протест против них). 3. Только в России в период между 1845—1865 гг. совершается следующий этап в развитии концепта «Интеллигенция»: субъектом (носителем, агенсом, производящим деятелем) исторического самосознания народа в процессе государственного строительства оказывается при этом новом понимании не абстрактный «разум», не «дух народа» и не весь народ, а определенная, исторически и социально вполне конкретная часть народа, взявшая на себя социальную функцию общественного самосознания от имени и во имя всего народа. Собственно, это и есть основное содержание концепта «Интеллигенция», и, вопреки мнениям о будто бы необычайной запутанности его дальнейшей истории, мы полагаем, что она ясна и проста: концепт остается одним и тем же, как бы «рамкой» для кадра, но он лишь как бы «примеривается», а затем и передвигается с одной социальной группы на другую, в поисках ответа на вопрос: какая же социальная группа является субъектом самосознания нации? В «кадре» оказываются разные социальные группы. Необходимо, однако, подчеркнуть, что такое «передвижение» совершается не вполне стихийно, — не так, как, скажем, понятие «авангарда», самого модного течения или группы в искусстве, фиксируется то на одном, то на другом течении в литературе, живописи или эстрадной музыке. Напротив, в данном случае «передвижение» концепта и его фиксация на той или иной социальной группе происходит путем сознательных усилий, путем общественного осмысления и обсуждения в среде различных социальных групп и общества в целом — в конечном счете, путем сознательных усилий тех самых социальных групп, которые в данную историческую эпоху и оказываются, в силу самих этих усилий самосознания, носительницами общественного самосознания. Далеко не случайно поэтому — напротив, исторически детерминированно, — вопрос о роли самосознания в истории, о роли личности в истории и о роли воли и детерминизма в истории оказывается связанным с вопросом об интеллигенции. Процесс развития концепта на этом не заканчивается, в нем есть определенная «логика» развития, или, можно сказать, «алгоритм». Его хорошо уловил русский историк права Петр Иванович Новгородцев (1866—1924): «Прежняя формула об органическом действии национального духа (как у представителей французской романтической историографии, см. выше. — Ю.С.) сменилась потом более конкретным представлением о значении среды и эпохи, далее среда была разложена на классы, а классы на группы...» (Нравственный идеализм в философии права//Проблемы идеализма. М., 1902, с. 238). Роль класса и социальной группы внутри класса в формировании морали вообще, и в частности идеи социального самосознания, особенно подчеркивалась — и преувеличивалась — в марксистской этике (см. далее Нравственный закон, Мораль). Но даже и такое, искажающее, представление основано на объективной «логике» («алгоритме») развития этого концепта, оно (представление) просто фиксирует и «повышает в ранге» некоторое звено, некоторый этап в этом развитии. Однако процесс продолжается. Далее, естественно будет допустить — и предвидеть — что в какой-то момент истории, в силу объективных причин (определенного состояния данной страны) внутри определенной социальной группы выдвинется еще более узкая «подгруппа», которая и окажется носителем (агенсом, действующим лицом) идеи социального самосознания. Так в действительности и произошло в России (тогда — в СССР) в 1960—1980-е гг., когда из среды интеллигенции выдвинулась нравственно активная группа — диссиденты (см. далее Диссиденты). Наконец в силу той же «логики» (подкрепленной к тому же просветительской идеей XVIII века о «законодательной силе» личности) носителем социального самосознания могла представляться и совсем уже узкая группа именно отдельных личностей — активных, «критически мыслящих» и т. п. Этот этап — с некоторым нарушением последовательности в «логике» концепта — возник еще ранее в среде русских разночинцев революционной ориентации, в особенности у русских народников и в концепции Петра Лавровича Лаврова (1823—1900). Деградацию и нравственное вырождение этой идеи мы увидим потом в «культе личности И.В. Сталина». Но этот путь — путь вырождения — был не единственно возможным. Наряду с ним существовал и путь возрождения. В качестве такого этапа надо рассматривать этику русских эсеров. Здесь нельзя не согласиться с советским исследователем: «На ход этических рассуждений эсеров оказала решающее влияние идеология народников. У эсеров конструирование идеала исходило из желаемого, они восхваляли "критически мыслящую личность", преувеличивали роль интеллигенции в историческом развитии, будто бы способной "тащить историю" в соответствии с выработанным ею "социальным идеалом", приняли на вооружение субъективный метод в социологии (метод Лаврова. — Ю.С.)...» (Дробжев М.И. Этические идеи эсеров//Очерки этич. мысли в России конца XIX — начала XX века. М.: Наука, 1985, с. 277). В конце этого отрезка «концептуального пути», пройденного в соответствии с описанной логикой, возникало следующее положение, высказанное в наиболее определенной форме эсером Н.Д. Авксентьевым: «Перед нами встает в конце концов идеал свободной самоопределяющейся, автономной, моральной личности, черпающей свой закон из собственной своей разумной воли» (Авксентьев Н.Д. Сверхчеловек. Культурно-этический идеал Ницше. СПб., 1906, с. 107,цит. в указ. раб. Дробжева, с. 285, выделено в тексте наше. — Ю.С; см. далее Нравственный закон). К близкому выводу, но без отношения к Ницше, подошел и П.И. Новгородцев в уже упомянутой статье, вернемся к ней: «...Далее среда была разложена на классы, а классы на группы, — говорит Новгородцев и продолжает, — но как бы ни видоизменялось основное понятие, сущность его оставалась все та же: представление о связи личности с некоторой объемлющей ее средой, объясняющей ее жизнь, ее стремления, ее идеалы. А это представление было косвенной поддержкой для той проповеди о смирении личности пред общим ходом событий, с которой историческое созерцание выступило первоначально» (с. 238). Но вернемся к концепту «Интеллигенция», к тому моменту в русской истории, когда «рамка» концепта, как понятие о «самосознающей социальной группе» начинала получать не только концептуальное, но и социологическое основание. Заканчивал свою статью П.И. Новгородцев твердой констатацией связи между понятиями самосознания, нравственного закона и философии, и, хотя здесь концепт «Интеллигенция» пересекается с концептом «Нравственный закон» (а ему посвящена отдельная статья нашего словаря), мы все же — именно в силу объективной «логики концептов» — приведем здесь большую конечную цитату из статьи Новгородцева: «Философия Канта, впервые с такой ясностью проведшая грань между бытием и долженствованием, вместе с тем установила между этими областями безысходный и безнадежный дуализм. Нравственная идея оказывалась возвышенной, но недосягаемой целью стремлений. Задача нашего времени, как и эпохи непосредственных преемников Канта, состоит в том, чтобы понять связь двух областей и их конечную гармонию. Эта задача выводит нас за границы как положительной науки, так и моральной философии: мы вступаем здесь в область метафизики... Причинная необходимость, естественный ход событий могут противоречить и противодействовать нравственному закону, но только в пределах ограниченного опыта. Конечное торжество принадлежит высшей гармонии. Отсюда нравственная задача, и в частности идея естественного права, получают свое высшее подкрепление. Сила нравственных построений и твердость надежд опираются на такой фундамент, который незыблем для временных разочарований и преходящих неудач. Каковы бы ни были эти неудачи и разочарования, в служении высшему благу, в сознании нравственного закона мы находим верный путь к освобождению от призрачной силы преходящих явлений и к радостному признанию абсолютных начал» (с. 296). Здесь надо сказать о связи слов интеллигенция и самосознание в русском языке. Хотя, как мы видели выше, и по смыслу, и по происхождению эти два слова тесно связаны, однако второе, по мере развития первого, в русском языке стало сдавать свои позиции. По данным Е.А. Земской, слово самосознание как калька или перевод с нем. SelbstbewuBtsein первоначально употреблялось в значении, прямо вытекающем из его состава, «сознание себя, осознанность»: «Без размышления, без самосознания они бросились друг к другу и уста их соединились» (Толстой А.К. Князь Серебряный, гл. V), здесь — «не помня себя, не сознавая себя». В 30—40-е гг. XIX в. это слово стало употребляться и в отвлеченном, обобщенном значении, свойственном ему и в современном русском языке, — но, важно отметить, как бы в некоторой синонимичной близости и к слову интеллигенция (которое, как уже было сказано, само имело значение «самосознания нации»): «Остерман знал, что истинного самосознания национальности не существовало в России» (Лажечников. Ледяной дом, ч. II, гл. 7); «...содействовал самосознанию России...» (Белинский. Письмо к Гоголю, 1847 г.) и т. п. В настоящее время семантический компонент «самосознание нации» полностью выделился из слова интеллигенция и закрепился за словом самосознание, тогда как компонент «носитель самосознания в обществе», напротив, закрепился за словами интеллигенция и интеллигент. 4. Осталось сказать о связи понятия об интеллигенции с контекстом русской духовной жизни начала XX в. В 1902 г. Московским психологическим обществом, крупнейшим русским философским кружком (председатель Л.М. Лопатин) был издан указанный сборник «Проблемы идеализма». Помимо уже упомянутого П.И. Нов-городцева, среди участников сборника были С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, Е.Н. и С.Н. Трубецкие — единомышленники по «философии Всеединства», наиболее сильного и наиболее оформленного течения в русской философии начала XX в., основанного Вл. Соловьевым (подробно об этом течении см.: Акулинин В.Н. Философия всеединства: От B.C. Соловьева к П.А. Флоренскому. Новосибирск: Наука, Сиб. отдел., 1990). Таким образом, концепт «Русская интеллигенция» формировался в самой тесной связи с философией и — надо сказать еще точнее — в связи с самой русской философской жизнью, с философствованием как духовной общественной деятельностью (в это же время и позднее мы увидим ту же связь — философствования как жизни духа — у русских символистов — Андрея Белого и др.) Упомянутый сборник 1902 г. явился непосредственным предшественником знаменитого сборника «Вехи» 1909 г. Обе книги группировали в качестве ядра своих авторов одних и тех же лиц. Но между двумя сборниками пролегла русская революция 1905 — 1906 гг., и во втором из них проблема интеллигенции приобрела особую социологическую остроту (см. ниже). Вернемся теперь к концепту «Интеллигенция», чтобы рассмотреть его более детально. Б) Русская интеллигенция. Социологическая характеристика Именно в России 1860-х гг. слово и понятие «интеллигенция» приобрело социологический смысл, стало обозначать социально оформленную часть общества, взявшую на себя «миссию» (можно было бы сказать — «функцию») выразителя и «формирователя» самосознания нации. На протяжении целого исторического периода оно приобретало разнообразные и до некоторой степени противоречивые социальные оттенки, но — подчеркнем еще раз — в рамке достаточно единого, инвариантного концепта, очерченного выше. 1. Писатель П.Д. Боборыкин, по его утверждению (а также по мнению исследователя Р.В. Иванова-Разумника), употребил это слово едва ли не первым в 1866 г. в значении «высший образованный слой общества» (Боборыкин П.Д. Подгнившие «вехи»//«В защиту интеллигенции. М., 1909, с. 128). В смысле «чиновники, представители административной власти» это слово употреблено в одном и том же 1865 г. в дневниках министра внутренних дел П.А. Валуева и профессора литературы, цензора А.В. Никитенко. Верхи дворянства считали интеллигенцию людьми низшего ранга, недостаточно «воспитанными», презирали этот термин и никогда не применяли его к себе (свидетельство Л.Д. Любимова в мемуарах о русской эмиграции, 1965 г.). 2. В другом социальном смысле — и это значение склонны подчеркивать многие современные исследователи культуры — интеллигенцией в это же время назывались люди «свободных профессий» — врачи, адвокаты, «свободные художники» и т. д. В этом варианте концепта выступает древняя европейская традиция выделять в особую группу —«свободные профессии» — фр. professions liberales; arts liberaux, исп. profesiones liberales, в противопоставлении к arts mecaniqes, т. е. «механическому, ручному труду, ремеслам». Интересно, что современные испанские словари определяют эти профессии как «требующие применения интеллекта» («que requieren el ejercicio del entendimiento» — Diccionario enciclopedico Sopena, III, 2473). Это, конечно, определение архаическое, но оно восходит к глубокой культурной традиции — к «семи свободным искусствам» Средневековья. В наши дни такое понимание концепта «Интеллигенция» все еще остается, но оказывается одним из самых узких и анахронических. Некоторые исследователи переносят такую концептуализацию в далекое прошлое и считают возможным говорить об «интеллигенции в эпоху Гомера» (представителями которой оказываются у них рапсоды, зодчие и т. д.); об интеллигенции эпохи Возрождения, т. е. о представителях «свободных искусств» в это время, тогда «интеллигенция» — это и Тассо, и Кастильоне, и Аретино, и Чел-лини, но зато не Микеланджело, который был «исключением» — художником-интеллигентом. «Художникам, — писал в 1929 г. А. Дживелегов, — среди которых редки были идейные люди, вроде Микельанджело, и спрос на которых все же был больше, чем спрос на интеллигентов — ибо они содействовали внешней пышности — вообще было легче приспособиться, чем людям умственного труда... Интеллигенция была явлением совершенно новым. Этого вида общественного служения не знали средние века. Средние века знали рыцаря, который был призван защищать общество, знали духовное лицо, облеченное заботами о душе, а иногда и о теле человечества. Но светского ученого, светского проповедника, светского учителя не знали. Он явился вместе с новой культурой, чтобы служить ей и ее пропагандировать. Это был гуманист, и не сладко было на первых порах его существование... Только сверхъестественная способность приспособляться, только гибкость, доходившая порой до морального безразличия, помогли гуманистам выполнить свою историческую миссию... Унижаясь перед королями, князьями, вельможами, попрошайничая у пап и прелатов, пресмыкаясь везде, где звенело золото, гуманисты вбивали в сознание имущих и командующих, а через них и всего общества, идею важности и великого значения интеллигентского труда» (Очерки итальянского Возрождения. М., 1929. Читая эти строки теперь, спрашиваешь себя: а уж не метил ли Дживелегов, в 1929 г., под покровом итальянской истории и в нашу современность?). Такой же перенос понятия «интеллигенция» на прошлое содержится и в термине «крепостная интеллигенция» в России, впервые он был употреблен в статье: Леткова Е. Крепостная интеллигенция //Отечеств, записки. СПб., 1883, № 11, нояб.; см. также: Курмачева М.Д. Крепостная интеллигенция в России. Втор. пол. XVIII — нач. XIX в. М.: Наука, 1983. 3. Но вернемся к России XIX в. В свете новейших данных история этого концепта в России все более расширяется р прошлое. Как показал СО. Шмидт, первое засвидетельствованное на сегодняшний день употребление этого слова содержится в дневниковой записи поэта В.А. Жуковского 2 февраля 1836 г.: в Петербурге, около Адмиралтейства, в балагане случился страшный пожар, погибло много народа, а «через три часа, — с возмущением продолжает Жуковский, — после этого общего бедствия, почти рядом [...] осветился великолепный Энгельгардтов дом, и к нему потянулись кареты, все наполненные лучшим петербургским дворянством, тем, которое у нас представляет всю русскую европейскую интеллигенцию; никому не пришло в голову (есть исключения), что случившееся несчастье есть общее; танцевали и смеялись и бесились до 3-х часов и разъехались, как будто ничего и не было...» Автор публикации заключает, что для Жуковского понятие «интеллигенция», как, видимо, и для всех людей его круга, ассоциируется не только с определенной социальной средой и европейской образованностью, но и с нравственным поведением (СО. Шмидт, в сб. Русское подвижничество /Сост. Т.Б. Князевская. М.: Наука, 1996, с. 217—218). О раннем периоде этого слова и понятия см. также недавно опубликованные материалы акад. В.В. Виноградова в его кн. История слов. М.:Толк, 1994, с. 227—229. Переходя к более позднему периоду, мы используем работу: В.Р. Лейкина-Свирская. Интеллигенция в России во второй половине XIX в. М.: Мысль, 1971. До некоторой степени сходные процессы отмечены также в Польше, что вполне естественно в силу связи между историческими судьбами обеих стран. Мы можем говорить здесь о своеобразной русско-польской изоглоссе в культуре [см. Культура]. Конкретный материал см.: Wojcik Z. Rozwoj pojecia inteligencji. Wroclaw etc.: Wydawn. Polsk. Akad. Nauk, 1962. Еще до того, как слово «интеллигенция» вошло в привычный русский обиход, концепт уже существовал и его «рамка» передвигалась на особую часть общества, не чиновников и не «свободные профессии»: Герцен и Огарев говорили об «образованном меньшинстве», о «новой России», Чернышевский — о «новых людях», Лавров — о «критически мыслящих личностях». Этот, третий, вариант концепта, развивается далее в двух направлениях: с одной стороны, он расширяется на большую часть разночинцев, а с другой, сужается до революционных интеллигентов, бунтарей против существующего строя. В последнем смысле у Николая Васильевича Шелгунова (1824—1891), который писал: интеллигенция — «сознающая сила, и в этой роли — ее государственная функция. Она же создает и новое государство, разрушая сначала критикой все обветшалое» (Неизданная записка 1881— 1882 гг.//Каторга и ссылка, 1929, № 8—9, с. 165; цит. у Лейкиной; это очень близко к концепту Гегеля и Маркса 1842 г.). «Нигилисты» 60—70-х XIX в. играют в этом процессе важную роль (см. здесь Отцы и Дети). В концепции П.Л. Лаврова (1823—1900) передовая интеллигенция сужается до совокупности «критически мыслящих личностей», которые переделывают историю. Впоследствии это понимание развилось в концепцию революционных социал-демократов «о роли личности в истории» и, в конечном счете, выродилось в «культличности» в эпоху сталинизма. 4. Более широкое понимание интеллигенции в социальном смысле, как связанное с разночинцами, оказалось наиболее устойчивым и типичным для России всей второй половины XIX в. и начала XX в. Словарь Даля так определяет слово разночинец: «Человек неподатного сословия, но без личного дворянства и не приписанный ни к гильдии, ни к цеху» (IV, 41). Из податных сословий, мещан и крестьян, образованные разночинцы выходили лишь в небольшом количестве, но в основном это были дети купцов и духовных лиц, формально вышедшие из своего сословия, дети чиновников и низших офицеров, выслуживших личное почетное гражданство или личное дворянство на низших ступенях табели о рангах. В.Р. Лейкина-Свирская, сделавшая первую попытку в упомянутой работе исследовать «широкую тему об интеллигенции как социальном слое капиталистической России», так характеризует разночинцев: «Разночинцы были в основной массе жителями городов. В первой переписи Петербурга, проведенной в 1869 г., содержится подробный перечень профессий и занятий лиц, попавших в рубрику разночинцев. Тут и конторщики, и придворные служители, и лоцманы, и воспитанники домов призрения и учебных заведений, имевших характер приютов, и служащие, и служители театральных ведомств (в том числе актеры) и т. п. Сюда же попали люди неопределенных званий, как арестанты, бродяги, а также музыканты, сестры милосердия и проч., и не показавшие своего звания ученики Академии художеств, студенты и фабричные. В общем числе разночинцев (17,5 тыс. обоего пола) очень мало таких, которых можно причислить к работникам умственного труда: аптекари разных градаций, ветеринары и фельдшера — 233 человека муж. пола; художники — 337 чел. м. п.; домашние воспитатели и гувернеры — 104 чел. об. п.; наконец, люди разных технических специальностей (агрономы, технологи, механики, землемеры, таксаторы, чертежники, топографы, ученые, управляющие) — их всего 25 чел. м. п. Сохраняя старое значение, вместе с тем слово «разночинец» постепенно наполнялось новым смыслом, связанным с привилегией образования. Разночинцами стали называться получившие чин или звание по праву образования. Изменение смысла слова было связано с новым социальным явлением — быстрым формированием буржуазной интеллигенции» (указ. соч., с. 25; здесь непонятно для нас только слово «буржуазная»: что «буржуазного» в этой интеллигенции? По-видимому, ничего). Из показанного пестрого состава разночинцев ясно, что концепт «Самосознающего класса», а тем более «класса, сознающего ход истории и государства и берущего на себя ответственность за такое осознание» — конечно, мог быть применен только к очень небольшой части общества. Это и произошло. К моменту революции концепт «Интеллигенция» в сознании русского общества понимался в духовном смысле именно таким образом, а в социальном — как применимый к части разночинцев, наиболее образованной и этически наиболее чуткой, совестливой части. 5. Национальный состав и «национальный вопрос» в русской интеллигенции. Этот подзаголовок мы даем здесь по чистой «традиции наименований» «вопросов», так как по существу русская интеллигенция всегда снимала «вопрос» о национальной принадлежности, о национальности интеллигента. С чисто социологической точки зрения (как раз в этом отношении, как мы увидим ниже, недостаточной) русская интеллигенция формировалась, конечно, прежде всего из русских, но также из немцев, поляков, евреев, литовцев и, в меньшей степени, из представителей других национальностей, населявших Российскую империю. Некоторыми ориентирами в социологической части могут служить данные об университетском образовании в связи с вопросом о национальности. После подавления польского восстания 1830 г. русское правительство закрыло Варшавский университет (1830 г.), Вильнюсский (тогда — Виленский) университет, находившийся под сильным польским влиянием (1832 г.) и Кременецкий лицей (1831 г.); вместо них по инициативе министра народного просвещения С. Уварова был открыт Киевский университет (1834 г.), с целью «подавить дух отдельной польской национальности и слить его с общим русским духом» (Милюков П. Университеты в России//Энцикл. cл. Брокгауз — Ефрон, т. 68, с. 791). Позднее эти университеты были снова открыты, но их права существенно урезаны: они имели особые уставы, ограниченный состав профессуры, меньшие оклады и т. д. Проводилась также политика ограничения образования по национальному признаку. После польского восстания 1863 г. для поляков была установлена 10-процентная норма при поступлении в русские учебные заведения; в 1866 г. эта норма была поднята до 20%. Для евреев ограничения заключались в следующем: с 1866 г. евреи не допускались к преподаванию в университетах юридических, политических, исторических и словесных наук; в 1886 и 1887 гг. прием евреев в средние и высшие учебные заведения был ограничен процентной нормой от общего числа поступавших: в черте оседлости (учебные округа Виленский, Киевский, Одесский, Варшавский, Дерптский) и в Западной Сибири — не выше 10%; в Казанском и Харьковском округах — до 5%; в Петербурге и Москве — не выше 3%; при этом требовалось также полицейское свидетельство о «праве жительства» вне черты оседлости; вообще не принимались евреи в Военно-медицинскую академию (но при этом допускался прием сверх нормы на медицинские факультеты университетов), в Московский сельскохозяйственный институт и нек. др. (Лейкина-Свирская, с. 41). В) Русская интеллигенция. Духовный склад Кем бы и когда бы ни делалось «портретирование» русской интеллигенции, а оно предпринималось много раз, оно никогда не могло удовлетворить всех ее представителей одновременно; всегда кому-нибудь из них одни черты казались преувеличенными, а другие преуменьшенными. Поэтому мы пойдем здесь (сначала) особым путем: будем указывать только те черты русской интеллигенции, которые подмечались и обсуждались ею самою, т. е. будем приводить высказывания (выделено в тексте, кроме особо отмеченных случаев, всюду нами). (См. также Облик толпы). (1) «В нашей литературе много раз указывалась духовная отор |
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-09-20; просмотров: 445; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.220.78.64 (0.016 с.) |