Философские концепции пространства и времени.

Говоря о содержании окружающего нас мира, о движении как всеобщем свойстве сущего, мы не могли избежать упот­ребления таких понятий, как пространство и время, по той причине, что любое тело, вещь, явление, всегда соседству­ют с другими предметами и явлениями действительности, обладают протяженностью, т.е. имеют пространственные характеристики. Они также непрерывно изменяют свои внутренние и внешние состояния по отношению друг к дру­гу, и в разных конкретных случаях это происходит с различ­ными скоростями, ритмом, темпом, длительностью. Набор этих характеристик, рассматриваемых отдельно как нечто единое, дает нам представление о времени. Пространство и время, таким образом, выступают как формы бытия беско­нечной в своем многообразии реальности.

Пространство О сущности пространства и времени

и время в истории люди задумывались уже на ранних эта-
философии пах своего развития, и многие мысли-

тели прошлого пытались разгадать их природу. Прежде всего это было связано с развитием человеческой практи­ки и познания, которые, расширяясь и совершенствуясь, требовали все более осмысленного и глубокого понима­ния этих категорий. Так, уже в античности одной из пер

вых точных дисциплин стала геометрия, которая выдели­лась из философии как наука о пространственных формах и способах их измерения. Также значительное внимание уделялось времени в свете астрономических наблюдений и рассуждений о вечности космоса и быстротечности че­ловеческой жизни. В последующем интерес к категориям «пространство» и «время» никогда не ослабевал, порождая множество связанных с ними вопросов. При этом неиз­менно возникал и такой: являются ли пространство и вре­мя самостоятельными сущностями или же они только со­путствуют чему-то? В этой связи можно выделить два наиболее значительных и принципиально отличных друг от друга направления, которые сложились в истории фи­лософии, — субстанциальное и реляционное.

В субстанциальном направлении пространство и время рассматривались как самостоятельные, независимые от ма­терии и сознания сущности. У Аристотеля, например, про­странство ограничено сферой неподвижных звезд, за ними — божественное небо, неподвижное, вечное, пребыва­ющее вне времени и пространства, и приводящее все в дви­жение. Древнегреческим философам Демокриту и Эпикуру пространство представлялось неким вместилищем для ато­мов и отождествлялось с пустотой. Его считали абсолютным, однородным и неподвижным, а время — протекающим рав­номерно. Эти идеи, разделявшие материю, движение, про­странство и время на самостоятельные субстанции, позднее были развиты затем в классической механике Ньютона и имели широкое распространение вплоть до начала нашего столетия.

Второе направление,реляционное (от лат. relativus — отно­сительный), связывается с пониманием пространства и вре­мени не как самостоятельных сущностей, а как особых от­ношений между объектами и процессами реального мира. Вне этих отношений с данной точки зрения пространство и время не существуют. Ярким представителем указанного на­правления был Г.Лейбниц (1646—1716). Подобные взгляды развивает и марксистская философия.

Еще один важный вопрос, с которым так

подходы или иначе сталкиваются многие филосо-

к пониманию фу состоит в том, являются ли простран-

пространства ^^^^ ^ время характеристиками бытия, т.е.

и времени имеют они объективный характер или же

проистекают из особенностей нашего сознания и по своей природе субъективны? В этой связи с определенной долей ус­ловности можно говорить о материалистическом и идеалисти­ческом содержании данных категорий.

Материалистический подход в его четко выраженной фор­ме характеризуется тем, что пространство и время рассматри­ваются как существующие вне и независимо от сознания, т.е. подчеркивается объективный характер их существования. Дан­ная позиция в значительной мере опирается на взгляды таких выдающихся представителей естествознания, как И.Ньютон (1643—1727) и А.Эйн11п-ейн (1879—1955), а в наиболее полном виде была разработана в марксистской философии, которая, претендуя на научность, уделяет этим вопросам пристальное внимание, в отличие от многих других философских систем, которые относят проблемы пространства и времени к компе­тенции исключительно естественных наук.

В противоположность материалистической точке зрения идеалистические взгляды связаны с отрицанием объективной природы пространства и времени и признанием их зависимо­сти от различных форм сознания, которые так или иначе выс­тупают первопричиной их существования. Например, предста­вители субъективного идеализма (Беркли, Юм, Мах и др.) рассматривают пространство и время как формы индивидуаль­ного сознания. В частности, для Д.Юма (1711—1776) они су­ществуют только в восприятии. «Идея пространства, — гово­рит он, — доставляется уму двумя чувствами — зрением и осязанием, и ничто не кажется нам протяженным, если оно невидимо, неосязаемо... Поэтому у нас только в том случае мо­жет быть идея пространства, или протяжения, когда мы рас­сматриваем ее как объект зрения или осязания». {Юм Д. Трак­тат о человеческой природе. Соч. Т. 1. М., 1966. С. 130—131).

Для И.Канта (1724—1804) пространство и время также

субъективны, но выступают уже как априорные, т.е. данные человеку до опыта формы чувственного созерцания.

Примером решения проблемы пространства и времени, с точки зрения объективного идеализма, является средневе­ковая философия, где Бог, и только он, мыслится вне време­ни и пространства. Они сотворены Всевышним и являются свойством сотворенной им же материи, а потому имеют свое начало — момент божественного творения. Другой пример; в объективном идеализме Г.Гегеля (1770—1831) не нашлось ме­ста для пространства и времени, поскольку философ стре­мился выстроить абсолютную систему знаний, имеющую вневременной, вечный, «чисто логический» характер.

Теория Современные философские представле-

относительности ния о пространстве и времени неразрыв­но связаны с последними достижениями в области естественных и точных наук и подтверждают обо­снованность материалистических и реляционных взглядов на их природу. Так, в соответствии с теорией относительнос­ти Эйнштейна пространство и время существуют не сами по себе, как не существуют и в отдельности друг от друга, а на­ходятся в такой неразрывной связи с материей, что не об­ладают никакой самостоятельностью и выступают как атри­буты единого и многообразного целого. Образуя единый пространственно-временной континуум, они также зависят и от скорости движения материальных тел: при увеличении относительной скорости движения тела его пространствен­ные характеристики сокращаются, а его собственное время замедляет свое течение. Согласуясь с новаторскими идеями Римана, Лобачевского, Гаусса, Пуанкаре, теория Эйнштейна обо­сновала также неразрывную связь пространства и времени с гравитацией, указав, что пространственно-временные ха­рактеристики меняются в зависимости от взаимного распо­ложения тяготеющих масс, вблизи которых происходит ис­кривление пространства-времени.

В теории относительности время, пространство и движение рассматриваются как атрибуты, основные формы существова

ния материи и, будучи неразрывно связанными с нею, как и сама материя (взятая в отрыве от них), не могут иметь само­стоятельного существования. А мир в целом, пребывающий в постоянном движении, рассматривается как бесконечный в пространстве и во времени. Наиболее четко и доступно эту по­зицию сформулировал сам Эйнштейн. Отвечая на заданный ему вопрос о сущности теории относительности, он сказал: «Суть такова: раньше считали, что если каким-нибудь чудом все материальные вещи исчезли бы вдруг, то пространство и время остались бы. Согласно же теории относительности вме­сте с вещами исчезли бы и пространство, и время». (Цит. по: Алексеев П.В., Панин А.В. Философия. М., 1997. С. 370).

Многомерность Современные естественнонаучные кон-
пространства цепции, развивающие теорию относи­
тельности и рассматривающие в единстве
сильные, слабые, электромагнитные и гравитационные вза­
имодействия, трактуют трехмерность пространства и одно­
мерность времени (его однонаправленность из прошлого в
будущее) лишь как один из возможных случаев бытия мате­
риальных тел и вводят многомерность пространства-време­
ни, допуская существование иных миров наряду с нашей
Метагалактикой. Предполагается, что там пространство и
время могут иметь принципиально иную структуру, иные
размерности и формы.

Пространственно-временные характеристики имеют свою специфику не только на уровне микро-, макро- и мегамира, но и на уровне живой природы, социальной действительности.

С возникновением жизни на Земле возникает особое, биологическое пространственно-временное измерение, находя­щееся как бы внутри пространства-времени неживой при­роды. В этой связи внимание ученых, занимающихся иссле­дованием жизни, привлекла проблема симметричности в живой и неживой природе. Явления симметрии и асиммет­рии живых организмов изучали уже Пастер, Кант, Вернадский и др. Они выявили, что асимметрия, нехарактерная для не­живой природы, проявляется на молекулярном уровне в

виде «левого» и «правого» в группировках атомов, а на уров­не организмов выражается в их строении и динамике.

Так, В.И.Вернадский (1863—1945) отмечал, что для живых организмов чрезвычайно характерна дисперсность, т.е. резкая отграниченность их от окружающей среды, «в которой они представляют как бы самостоятельные, всегда движущиеся, резко обособленные от окружающего геометрические тела. Как бы особые чуждые мирки... Состояния пространства, за­нятые телами живых организмов, — подчеркивал он далее, — в корне отличны от состояний пространства окружающих их косных естественных тел биосферы. Они создаются в биосфе­ре только из самих себя. Никогда — из косных тел биосферы». {Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М., 1988. С. 272). Ученый также указывал, что для живого вещества ха­рактерна специфическая (по сравнению с неживой природой) геометрия тел, где прямые линии и плоскости уходят на вто­рой план, а на первый выступают кривые поверхности и кри­вые линии. Он высказал предположение, позже подтвердив­шееся, что правизна и левизна у живых организмов «резко выражены, и их геометрическая и физико-химическая тожде­ственность отсутствует», а «левизна преобладает во внутренней структуре живых тел». (Там же. С. 273).

В процессе функционирования живые тела обнаружива­ют не только отмеченную специфику пространственной организации, но и временные особенности, характерные для протекания внутренних биологических процессов. Речь идет о так называемых «биологических часах», в соответствии с которыми протекают химические реакции, регулирующие приспособляемость организмов к различным ритмам и из­меняющимся факторам внещней среды (смена дня и ночи, времен года, изменение часового пояса, длительности све­тового дня и т.п.). Внутреннее (биологическое) время живо­го организма, попадающего в нестандартные ситуации, сби­вается со своего обычного ритма, но, являясь по сути саморегулирующейся системой, эти «часы» вновь адаптиру­ются к внешнему временному ритму, выступая как бы его составной частью, встроенной во внутрь внешнего времени

Еще более сложная картина простран-

проаранство ственно-временных отношений имеет ме-

сто в социальных структурах. Здесь умест­но говорить уже о социальном пространстве как определенном отношениями человека к миру, исторически обусловленнном особенностями человеческой деятельности и практики. Оно наделено особым человеческим смыслом и как бы вписано од­новременно в биосферное, планетарное и космическое про­странство, выделяясь из него в то же время в виде созданной человеком инфраструктуры, освоенных недр и территорий, ис­пользуемых водных и воздушного океанов, космических про­сторов, ставших в своей совокупности жизненным простран­ством человека. Ори этом пространственные структуры возникают не сами по себе, не хаотично, а являются результа­том объективных процессов эволюции общества и отражают быт и культуру тех или иных народов, их экономический и со­циальный уровень развития, несут на себе печать определен­ного времени. Все это запечатлевается в соответствующей ар­хитектуре, преобразованном ландшафте и т.п., составляющем в итоге так называемую «вторую природу».

Социальное Свою специфику имеет и социальное время,

время которое, в отличие от биологического и

планетарно-космического, протекает не­равномерно. Начав свой отсчет на заре становления челове­чества, оно на протяжении тысячелетий пребывало в едва ли заметных изменениях, и лишь с первыми ощутимыми при­знаками научно-технического професса, с XVII—XVIII вв., стало заметно набирать обороты. В XX столетии научно-тех­ническая революция буквально «спрессовала» социальное пространство и неимоверно ускорила бег времени, придав взрывной характер развитию общественно-экономических процессов. Планета стала «маленькой» и тесной для человече­ства как единого целого, а время перемещения из одного ее конца в другой теперь измеряется часами (не говоря уже о ско­рости и времени полетов на Луну и к другим космическим те­лам), что было просто немыслимо еще в XIX столетии

Можно говорить и о сложности структуры социального времени, выделяя в нем временную компоненту индивиду­ального бытия конкретных людей, социальных коллективов, отдельных сообществ, наций, государств, всего человечества в конечном счете. Время и темп жизни каждого из них весь^ ма отличны и имеют свою специфику, на что мы только ука­зываем, но не останавливаемся на этом подробно по причи­не краткости данного курса.

Итак, суммируя философские представления о простран­стве и времени и наполняя содержанием эти категории на ос­нове современного естественнонаучного знания о мире, вы­делим в свете сказанного основные свойства пространства и времени. По существу они сводятся к тому, что пространство можно определить как порядок существования, характеризуе­мый протяженностью, однородностью, многомерностью, а вре­мя как порядок следования событий и последовательность, ко­торым присущи длительность, необратимость и изотропность, т.е. равноправность всех возможных направлений.

36. ПРОБЛЕМА ДЕТЕРМИНИЗМА И ИНДЕТЕРМИНИЗМА. СОВРЕМЕННАЯ НАУЧНАЯ КАР­ТИНА МИРА.

Принцип детерминизма: детерминизм и индетерминизм

Перед философами всех времен и народов всегда вставал важнейший онтологический вопрос, без которого нельзя было построить цельного и рационального мировоззрения: является ли бытие неким упорядоченным образованием, или же мир предстает не как целостный Космос, а как кипящий хаос? Уже во всех мифологиях этот мотив борьбы хаоса и Космоса, божественного порядка и стихийного беспорядка мира, звучит весьма отчетливо.

В сущности, архаический миф и ритуал ставят своей главной задачей поддержание мирового порядка и защиту его от натиска хаотических стихий и энергий. Особую роль здесь играют оппозиции центра и периферии, верха и низа, где с первыми частями оппозиций связываются светоносные и гармоничные, а с нижними – темные и хаотичные начала мирового бытия. В тех пространственно‑временных рамках, которые отвоеваны у мирового хаоса, господствуют универсальный детерминизм, всеобщая связность и возможность взаимного превращения вещей: лягушка здесь может стать царевной, герой способен в мгновение ока перенестись за тысячи километров, попасть на девятое небо или в царство мертвых. В мифе веши и животные говорят, природа чувствует и живет, все связано со всем неразрывными чудесными нитями и все значимо, ибо за каждым мельчайшим явлением бытия таится великий и целостный вселенский смысл.

Философский и научный детерминизм любое явление рассматривает как результат действия некоторых причин, приведших к его возникновению, так же как и само это явление может исследоваться как причина других явлений. При этом философские позиции здесь могут значительно отличаться друг от друга, особенно когда речь заходит о предельных основаниях обусловленности мира. У одних философов существование мира связано с естественными причинами, у других творцами его является Бог или мировой разум. И даже если сам Бог в силу своей трансцендентности пребывает вне действия принципов детерминизма, тем не менее сотворенный им мир таковым с необходимостью подчиняется. В противном случае ни о Боге, ни о мире вообще нельзя было бы ничего рационально помыслить и внятно сказать. При этом, конечно, в религиозной картине мира обязательно присутствует чудо, неизъяснимое произволение Божие, вторгающееся в привычный порядок вещей. Однако и само это Божественное вторжение нельзя признать недетерминированным, ибо в нем, по учению теологов и религиозных философов, всегда есть высший смысл и целесообразность.

Таким образом, любая, будь то идеалистическая или материалистическая, философская система, построенная на принципах рационального объяснения бытия, с необходимостью признает закономерный характер всеобщей обусловленности явлений и процессов в мире. Даже индетерминизм, который рассматривается в качестве альтернативы детерминизму, как правило, базируется либо на отрицании какой‑либо одной характеристики детерминизма, либо на отрицании всеобщего объективного характера какого‑либо принципа, например принципа причинности. Последовательных индетерминистов в истории философии было немного.

Чаще всего отрицается объективный характер связей и взаимовлияний в сфере общественных процессов, человеческого бытия, обусловленных свободой выбора. Такая позиция прослеживается у Канта: с его точки зрения, в природе господствуют жесткие и необходимые связи (правда, привносимые туда конструктивной деятельностью нашего рассудка), а человеческое поведение – область свободного выбора и внутреннего морального законодательства. Сходной позиции придерживался В. Виндельбанд, который в «Свободе воли» жестко разводит причинность природных процессов и свободное волеизлияние личности, совершающей акты выбора и оценки. Индетерминизм во взглядах на общественную жизнь мы находим у Т. Карлейля и Н. К. Михайловского, в понимании культуры и духовных феноменов – у Н. А. Бердяева. Последний вводит представление об Ungrund – темной бездне бытия – источнике человеческой свободы наряду с Божественным порядком. Вне причинных и иных детерминистских сетей оказывается экзистенция в построениях Сартра и Ясперса.

Однако, начиная с последней четверти XIX в., индетерминизм подпитывается не только философскими изысканиями, но и научным дискурсом. Пищей для индетерминистских воззрений служили стохастические процессы в термодинамике, принцип неопределенности в квантовой механике, непредсказуемый характер мутаций в биологии, выводы синергетики. Тем не менее ни в одной из наук индетерминистская установка не приобрела жесткого характера. Скорее следует говорить о диалектическом расширении принципа детерминизма, об окончательном научном преодолении той его метафизической разновидности, которая получила название лапласовского детерминизма (по имени крупнейшего и авторитетнейшего теоретика, представителя данного направления Лапласа).

Лапласовский детерминизм возник не столько на основе натурфилософских размышлений, сколько на основе достижений науки XVII–XVIII столетий, которые привели к формированию картины мира по образу и подобию классической механики Ньютона. К отличительным чертам лапласовского детерминизма относятся:

– сведение всего многообразия связей бытия (и соответственно форм детерминации) к причинно‑следственным связям;

– утверждение, что любое следствие порождается одной‑единственной причиной (монокаузализм);

– отрицание случайных явлений и связей в природе, отождествление случайности с тем, причины чего мы не знаем;

– понимание свободы как познанной необходимости.

Самым большим недостатком лапласовского детерминизма является неизбежно вытекающий из него фатализм: ведь если все явления и события однозначно и необходимо определены прошлыми причинами, тогда ни о какой свободе выбора в настоящий момент не может быть и речи. Мы абсолютно жестко детерминированы в своем поведении прошлым.

Однако этот неприемлемый для нашего нравственного и творческого сознания вывод – не единственный недостаток лапласовского детерминизма. Ему присущ парадокс, подмеченный еще в античности: говорили, что «Демокрит считает причиной распорядка во (всем) сущем случай». Если в мире все необходимо, то отсюда следует, что все в мире одновременно и абсолютно случайно, ибо никакой разницы между ежедневным движением солнца по небосклону и, скажем, грязным куском бумаги, гонимым порывом ветра, не существует. Их онтологический статус, в сущности, идентичен. В результате мир лишается глубины и иерархичности, а значит, и смысла, превращаясь в механическую мешанину причин и следствий. Налицо принципиальная ошибка – из абсолютно верной посылки, что нет беспричинных явлений, делается ложный вывод, что эта причина действует с необходимостью.

Развитие науки и философии опровергло лапласовский детерминизм. Сегодня можно говорить о качественно новом, диалектическом понимании принципа детерминизма, существенно обогащенном умеренными индетерминистскими идеями. Главное в современном подходе – взгляд на мир как на многоуровневую развивающуюся целостность, где не только есть место для человеческой свободы и творчества, но и сами они признаны важнейшим детерминирующим фактором существования и эволюции этой целостности.

К специфическим чертам современной детерминистской установки может быть отнесено:

1. Признание объективного характера случайности в природе и обществе. Она не должна противопоставляться необходимости, так как они образуют неразрывное диалектическое единство. Хаос и неопределенность являются атрибутами самого бытия и выступают объективной онтологической основой человеческой индивидуации, свободы и творчества, хотя последние несут в себе возможность безмерности и произвола.

2. Понятие «детерминизм» шире понятия «причинность», так как сюда включаются непричинные типы обусловливания. В качестве примера непричинного обусловливания можно указать на такие типы связей (или форм детерминации), как функциональная, системная и целевая детерминация. Надо сказать, что какой‑то единой позиции по вопросу о видах детерминации нет ни среди философов, ни среди представителей частных наук.

3. Различные формы детерминации имеют разное значение на разных уровнях мирового бытия. Так, значение целевой детерминации возрастает от уровня к уровню, приобретая особое значение в человеческом бытии и в обществе. Функциональные и системные связи играют важную роль на уровне биологических систем.

4. Один и тот же тип связей по‑разному проявляется на разных ступенях мирового бытия. Чем выше эта ступень, тем сложнее и опосредствованнее типы связей. Так, на уровне общественных процессов системная детерминация не может быть оторвана от многочисленных функциональных зависимостей, определяющих взаимодействие элементов в системе, а также от причинных и ценностно‑целевых детерминант.

5. Причинные связи, как главные в мировом бытии, носят нелинейный (ветвящийся и вероятностный) характер и, рассмотренные в единстве с другими формами детерминации, требуют нелинейной – сценарной – логики научного мышления как современного варианта проявления диалектического мышления.

 

Основные детерминационные связи

Дадим краткую характеристику причинных и функциональных связей, а также ряда категориальных пар, описывающих важнейшие качественные и количественные свойства различных типов связей.

Понятие причинные связи – центральное в детерминизме. Оно обозначает генетическую связь между явлениями, при которой одно явление (причина) при определенных условиях необходимо порождает другое явление (следствие первого). Главным признаком причинных взаимосвязей выступает, во‑первых, порождающий характер причины по отношению к наступающему следствию и, во‑вторых, то, что причинно‑следственные отношения реализуются в определенной пространственной и временной непрерывности. Переносимое вещество, энергия или информация изменяются при взаимодействии с другим объектом, что является фактором возникновения новых явлений и предметов. Соответственно на разных уровнях бытия существенное значение имеют качественная и количественная специфика информации, скорость ее передачи и характер воспринимающего объекта. Отсюда вытекает понимание многообразия типов причинной связи и соответственно форм детерминации.

При возникновении любого явления действует комплекс причин, которые получили название условий. Среди них всегда можно выделить главную причину; ее иногда именуют специфицирующей причиной. Однако даже при наличии главной причины и всего комплекса условий следствие все же может не наступить. Для наступления следствия нужен своеобразный «спусковой крючок» причинной цепи под названием повод. Его сознательный поиск или, наоборот, устранение – важнейший элемент человеческого бытия, будь то политика с поиском поводов к войне или заключению мира, сфера социальных или бытовых отношений.

Поиск причин и условий возникновения каких‑то явлений и событий – главная задача любой науки. Причинное объяснение как важнейший элемент рационального бытия человека противостоит иррациональному поиску знамений, вере в приметы и прочим суевериям, которыми так богато и бытие современного человека.

Важнейшим типом связей является также функциональная (или корреляционная) связь явлений. Здесь нет отношений субстанциального порождения, а есть взаимная корреляция и взаимовлияние явлений или предметов. Это может быть временная корреляция типа ритмической смены дня и ночи, годовых, двенадцатилетних, шестидесятилетних, шестисотлетних и прочих циклов. Это может быть пространственная корреляция типа отношений симметрии. Весьма важное значение имеют корреляционные зависимости внутри какой‑то системы, скажем общение студентов внутри студенческой группы; коррелятивная двигательная активность рук человека; взаимная корреляция различных частей генома и т. д.

Наглядное воплощение функциональная зависимость получает в математике, например математическая зависимость у = f(х). Здесь задан общий логико‑математический принцип разворачивания множества единичных значений ряда и одновременно корреляции между этими значениями.

Вот что писал по поводу функциональных отношений в научном познании один из теоретиков неокантианства, Э. Кассирер: «Против логики родового понятия, стоящей… под знаком и господством понятия о субстанции, выдвигается логика математического понятия функции. Но область применения этой формы логики можно искать не в одной лишь сфере математики. Скорее можно утверждать, что проблема перебрасывается немедленно и в область познания природы, ибо понятие о функции содержит в себе всеобщую схему и образец, по которому создалось современное понятие о природе в его прогрессивном историческом развитии».

Действительно, масса законов в различных науках устанавливает важные функциональные зависимости, например между падением атмосферного давления и близостью непогоды, возрастанием количества разводов и общим социальным неблагополучием социума. Огромное значение имеют функциональные связи при проектировании и создании технических устройств, а также контроле за их деятельностью. Функциональный, а не причинный характер носит взаимодействие между мозгом и психикой. Функциональное объяснение не противостоит причинному (субстанциальному) объяснению, как полагал Э. Кассирер, а органически дополняет последнее в рамках диалектического, нелинейного подхода к процессам детерминации в целом.

Этот широкий и постоянно развивающийся детерминистский подход к анализу любых явлений действительности составляет важную часть уже отмеченной нами особой диалектической культуры мышления и философской рефлексии в целом. Дальнейшая диалектическая конкретизация принципа детерминизма и его органическое сращение с принципом развития осуществляется через систему парных категорий, имеющих давнюю традицию философского осмысления и отражающих находящиеся в единстве противоречивые стороны и тенденции бытия.

 

Категории детерминизма

Важнейшей категорией детерминизма является понятие «закон». С одной стороны, все закономерное всегда противостоит всему хаотичному и бессистемному, а в предельном случае – и беззаконному, когда порядок сознательно разрушается ложно и порочно ориентированной свободной волей человека. Соответственно под законом в самом широком и абстрактном смысле понимается существенная, устойчивая и повторяющаяся связь явлений и процессов в мире.

Законы могут быть самыми различными и отличаться друг от друга по степени общности (от наиболее общих философских до конкретно‑эмпирических), по сферам действия (неорганической и органической природы, социальные и психологические), по качеству детерминационных отношений (статистические или динамические) и т. д. Правда, в строгом смысле слова в мире ничто буквально не повторяется, а уж в сфере живых организмов, общественной и духовной жизни человека – тем более. Это, однако, вовсе не дает оснований вслед за Кантом жестко разделять природную естественную необходимость и человеческое свободное поведение. Как показывает современная наука, законы природного бытия носят вероятностный характер и могут претерпевать эволюционные изменения, а в человеческом духовном существовании есть свой порядок и своя внутренняя устойчивая логика.

Более того, как мы отмечали выше, сегодня есть все основания считать, что природные, социальные и духовные законы представляют собой грани проявления единых диалектических закономерностей развития, в чем все больше убеждают современные научные результаты из самых разных областей знания. Другое дело, что законы духовной жизни, во‑первых, проявляют общемировые закономерности наиболее просто, зримо и полно, ибо все высшее делает простым и явным то, что носит скрытый и сложный характер на низших уровнях существования; и во‑вторых, эти законы касаются каждой неповторимой человеческой судьбы и имеют живое личностное измерение, а стало быть, носят даже не столько законный (внешний, находящийся за кругом существования), сколько исконный – внутренний и интимный – характер, коренящийся в самых глубинах человеческого существа. В этом плане нельзя не признать определенной правоты Канта в том, что есть сфера внутренней исконной детерминации, связанной с автономным нравственным выбором и свободой жизненного самоопределения человека. Это сфера ценностей жизни и ценностной детерминации. В этом смысле у категории «закон» есть как бы два бинарных полюса: низший, где закон противостоит всему неупорядоченному и беззаконному, и высший, где внешняя детерминация противостоит исконной, внутренней, связанной со свободным ценностным выбором и целеполаганием.

Философские категории необходимости и случайности характеризуют степень жесткости и безальтернативности детерминационных отношений в мире. С одной стороны, причинная, функциональная, системная формы обусловленности базируются на необходимости наступления тех или иных следствий, событий, корреляционных эффектов и т. д. С другой стороны, в мире всегда присутствует фактор случайности. В истории философии это приводило к прямо противоположным концепциям: либо создавались философские системы, в которых абсолютизировалась роль необходимости (типа лапласовского детерминизма), а случайность рассматривалась как выражение конкретно‑исторической непознанности объектов; либо, напротив, абсолютизировалась роль случайности и спонтанности появления вещей и событий в мире, что вело к отрицанию детерминизма в мире и, как следствие, к отрицанию его познаваемости.

С диалектических позиций случайность и необходимость взаимосвязаны и представляют собой две стороны одного процесса развития. Развитие не носит однолинейного характера, оно осуществляется в реальном мире, и на него могут воздействовать как внутренние причины, так и внешние обстоятельства. В этом плане можно было бы сказать, что наличие случайности в мире необходимо. Без этого нет свободы и свободного исконного выбора. Без случайности бытие приобретает фаталистический и статичный, а в конечном счете и самопротиворечивый характер. Гегель отмечал, что данные категории нельзя мыслить друг без друга, они предполагают друг друга. Любой процесс развития, выступая как необходимый, т. е. подчиняющийся законам, реально осуществляется через массу случайных отклонений. Необходимость означает, что обусловленное законами событие обязательно наступит, его «нельзя обойти», а случайность – это, с точки зрения Гегеля, нечто такое, что может быть и может также и не быть, может быть тем или иным. «Преодоление этого случайного есть вообще… задача познания».

Случайность определяет время и форму проявления событий, отражает фактор неоднозначности и многофакторности развития, которое выступает как целый спектр возможностей и вариантов реализации каких‑то всеобщих и необходимых закономерностей.

Что же касается экзистенциальной диалектики необходимости и случайности, то следование каким‑то необходимым нравственным принципам подразумевает умение творчески применять их в каждой конкретной ситуации, т. е. брать поправки на случайный характер обстоятельств и характер людей, с которыми тебя сводит жизнь. Подобное поведение как раз и говорит о том, что принципы у человека достойные, а сам он мудр и наделен диалектическим разумом.

Возможность и действительность – пара категорий, представляющих еще один важный аспект диалектики мирового бытия. Действительность – это все то, что нас окружает, то, что уже существует, или, как отмечал Гегель, «наличное бытие объекта». Можно сказать, что это актуальное бытие. Возможность же – это потенциальное бытие, т. е. нечто еще не реализовавшееся, не сбывшееся. Это некоторая тенденция развития, которая может реализоваться, а может и не реализоваться. Возможность и действительность взаимосвязаны. С одной стороны, действительность содержит в себе самые разнообразные возможности развития того или иного процесса, его потенциальное будущее. С другой стороны, сама действительность есть результат реализации одной из возможностей. Количественная оценка возможности осуществления случайных событий связана с категорией вероятности как своеобразной меры возможности, когда мы можем говорить о наступлении того или иного события и формах его проявления с определенной долей вероятности. Категория возможности всегда связана с целевой детерминацией, представляя собой набор целей, определяющих траектории изменения настоящего. Чем отдаленнее будущее, тем шире спектр открывающихся возможностей, а чем будущее ближе, тем спектр этих возможностей уже.

Обсуждение нереализовавшихся возможностей беспредметно, ибо случившееся невозможно изменить. Оно имеет какой‑то рациональный смысл только в плане неповторения прошлых ошибок. С другой стороны, систематический и трезвый анализ перспектив реализации будущих возможностей – важнейшее условие развития настоящего в нужном и желательном для нас русле.

В своем антропологическом измерении эта диалектическая пара категорий также весьма важна. К примеру, возраст человека – это отнюдь не только его биологическая характеристика. Известно, что могут быть люди пожилые, но производящие впечатление удивительной душевной молодости и свежести. И наобо