Что значит относиться к себе как к другому?

Self, или мое собственное Я

Итак, в основе рассуждений Мида о характере и свойствах социального лежит понимание не природы человека, а специфики человеческого опыта. Ученого интересует функциональный, бихе­виористский, а отнюдь не социально-антропологический подход к этому сюжету.

Не случайно само слово «человек» Мид старается не упот­реблять, заменяя (если не подменяя) его понятием рефлексивного Self¹. «Если мы откажемся от концепции субстанциональной души, которой наделяется при рождении коммуникативное Я, то можем расценивать развитие индивидуального коммуникативного я и его самосознания в сфере его опыта»².

На самом деле мое собственное Я в трудах Мида — аналити­ческий «двойник» души, превращающий тайну человеческой жиз­ни, общения людей друг с другом в логически решаемую проблему. У примитивных народов, пишет Мид, давно подмечено стремление разграничить человеческое тело, конкретного видимого человека и его внутреннюю сущность, нечто подобное душе, которую они

¹ Self [self] — (англ.) — приставка, обозначающая направленность действия
на самого себя, связь с самим собой. Под Self как существительным в науке при­
нято понимать свойства собственной личности, ее природу. Современная амери­
канская социология вместе с Мидом трактует Self как знание и понимание, собс­
твенных индивидуальных и социальных установок, взглядов, как процесс жизни
нашего сознания, возникающий только в социуме и благодаря ему. В тексте мы
переведем Self как «мое собственное Я». Self одновременно и субъект, и объект.
Только в качестве последнего его можно отождествить с самоидентификацией,
«Я-концепцией». В целом же Self— слишком объемное и многослойное поня­
тие, чтобы можно было аутентично перевести его на русский язык. Учитывая,
что Мид нередко отождествляет Self с самосознанием и самопознанием, которые
происходят в форме диалога между индивидуальным Я и социальным миром,
взаимопроникающими друг в друга (социальный мир осуществляется только в
человеке, а человек — только в социальном мире), точный в смысловом отноше­
нии, хотя и несколько громоздкий, перевод этого термина — «самопознающее
коммуникативное Я». Мы сознательно воздерживаемся от термина «самореф­
лексивное», или «рефлексивное» Я, так как впоследствии сам Мид был вынуж­
ден признать, что ряд свойств Self ускользают от рефлексии, от чисто рациональ­
ного познания.

² Mead G. Mind. P. 115.

536 История социологии

овеществляют, мысленно воплощают в каком-нибудь предмете, растении, животном. Делается это для того, чтобы защитить ее от порчи, дурного влияния. «Двойник» этот, по мнению Мида, есть прототип моего собственного Я, как средоточия жизни человека, его внутренней целостности¹.

Справедливости ради следует заметить, что Мид не исчерпы­вает человеческое Я собственным пониманием и не обольщается относительно своих научных выводов. «Возможности нашей при­роды, тех видов энергии, на которые с таким упоением указывал Уильям Джемс, — это возможности нашего собственного Я, ле­жащие за пределами нашего собственного, непосредственного представления. Мы просто не знаем, что они из себя представляют. В определенном смысле они — самое увлекательное содержание, которое мы можем созерцать в той мере, в какой можем ими ов­ладеть»².

Непросты отношения моего собственною Я с категорией «личность» (personality). Понятие «личность» Мид употребляет го­раздо реже, чем Self, в ряде случаев даже заменяя им «самосозна­ние» (Self-consciousness). По своему содержанию данное понятие ближе всего к понятию «индивидуальность» как характеристике социально значимых отличий человека от окружающих. Это своего рода модель конкретного человека, система мыслей, ощущений и «Я- концепций», как считают окружающие, специфичных для него.

По мнению Мида, личность непременно содержит в себе, разделяет права и ценности, общие для своей социальной группы. Однако помимо этих воспитанных черт у нее есть нечто свое, осо­бенное, ни на кого не похожее. И эта инаковость — «наиболее цен­ная часть индивида. Вопрос в том, может ли она быть привнесена в мое собственное социальное Я или мое собственное социальное Я попросту объемлет эти реакции, которые могут стать всеобщими в рамках большого сообщества... Никто не заставляет нас принимать вторую точку зрения»³.

Признание Мидом уникальности человеческой личности, по-видимому, все-таки не означает признания им вечного, сверх­природного, общечеловеческого. Это не более чем виньетка на об­щем рисунке Я, которое рождается и живет в мире объективных

¹ Mead G. Self// George Herbert Mead on Social Psychology. P. 27.

² Ibid. P. 236-237.

³ Mead G. Auguste Comte. P. 278.

СОЦИОЛОГИЯ США

смыслов и значений, в области до-личностного (по своей приро­де), межтелесного, или интерсубъективного.

Мид говорит так: «Я хочу ясно показать, что характерной чертой моего собственного Я является отношение к себе самому именно как к объекту. Это свойство показывает само слово «Self», рефлексивное и указывающее на то, что оно может быть как субъ­ектом, так и объектом»¹. Оно — познающее и одновременно поз­наваемое самим собой².

Истоки самосознания человека — вещь парадоксальная. Хитрость заключается в том, что человек не способен прямо и не­посредственно познать самого себя опытным путем. Он узнает о себе самом от других, окружающих его людей, исходя из некое­го общего отношения к себе той социальной группы, к которой он принадлежит. «...Человек входит в свой собственный опыт как собственное Я, или индивид, не прямо и непосредственно..., но только с того момента, как он впервые становится объектом для са­мого себя, точно так же, как другие служат для него объектами, или существуют в его опыте; а объектом для самого себя он становится, только принимая установки других индивидов по отношению к са­мому себе в пределах той социальной среды, или контекста опыта и поведения, который включает и его, и других»³. Прежде чем стать собой, человек должен увидеть себя со стороны, стать другим.

Таким образом, мое собственное Я — это особая разновидность общения, а стало быть, и человеческого поведения. Оно направлено на самого себя в той же мере, в какой направлено на других.

'Mead G. Self// George Herbert Mead on Social... P. 201.

² Поясним это на примере уникальной методики маскотерапии. Она была
создана в советское время психиатром и скульптором Г.М. Назлояном для лече­
ния практически неизлечимой официальной медициной болезни — шизофре­
нии. Назлоян возвращает к нормальной жизни людей, потерявших с миром вся­
кий контакт, ушедших в пустоту своего одиночества, в безмолвие болезненной
изоляции. Психиатр убежден, что больная душа — безнадежно замкнутое про­
странство, лишенное столь необходимого внутреннего диалога между собой и
своим отражением. Прорвать эту блокаду возможно, лишь возродив в человеке
способность общаться, слушать и слышать других, а значит, и самого себя. Но
как это сделать? Человек, будь он здоров или болен, никогда не окажется равно­
душным-к воссозданию своего зримого облика. И Назлоян лепит скульптурный
портрет пациента часами, десятки, сотни часов, непрерывно разговаривая с ним,
до той поры, пока у больного не наступит просветление. Нередко это случается
в тот момент, когда скульптура обретает глаза. Мгновение устремленных друг на
друга глаз — живых и портретных — и внешнее, скульптурное Я пациента, нако­
нец, становится внутренним собеседником человека выздоравливающего.

³ MeadG, Self// George Herbert Mead on Social... P. 27.

История социологии

Механизм его появления таков. Уже в первые месяцы жизни ребенка можно увидеть элементы подражания окружающим, но то же самое характерно и для животных. Не стадия имитации, для­щаяся, по Миду, до двухлетнего возраста, определяет превращение биологического организма в сознательное существо. «Вероятно, — пишет Мид, — человеческое общение началось не с имитации, а с сотрудничества, в котором способы поведения различались, а действия одного индивида отвечали на действия другого и вызы­вали их...»¹ Смысл этого сотрудничества — в способности человека мысленно «перевоплощаться» в другого, истолковывая для себя его поведение, наполняя его смыслом и значением и действуя в свою очередь с учетом возможной реакции своего партнера. Осмысление ситуации, таким образом, становится «игрой жестов между наши­ми собственными Я, даже когда эти Я — часть нашего внутреннего самосознания»².

Как это возможно? Принятие роли другого — не механичес­кий перенос «моего собственного Я» на другого (что крайне не­дальновидно и попросту глупо) и не «вживание», «впитывание» другого Я (что явно невозможно и наивно), но прояснение наших с ним позиций. Это процесс творческий.

В этом вопросе Мид расходится со своими именитыми со­отечественниками — Джемсом и Чарльзом X. Кули, создавшим концепцию «зеркального Я»³. Позиция людей по отношению к кому-либо, утверждает Мид, есть часть их собственного опыта, который безусловен только для его обладателя. Опыт этот совер­шенно необязателен и спорен для другого человека. Более того, до тех пор, пока человек погружен в этот чужой опыт без остатка, он не в состоянии обрести собственное Я⁴. Собственное Я обре­тается в сопоставлении наших взглядов, позиций. Сопоставить их можно потому, что оба мы — и я, и мой собеседник — погружены в одну и ту же социо-культурную среду, наполненную общими для нас обоих смыслами и значениями. Кроме того, в момент нашего общения мы находимся в одной и той же социальной ситуации, в одинаковых обстоятельствах.

' Mead G. Social Psychology as Counterpart to Physiological Psychology // Mead G.H. Selected Writings. P. 101.

² Mead G. Social Consciousness and Consciousness of Meaning // Ibid. P. 133.

³ Суть концепции «зеркального Я» (the looking-glass self) заключается в том,
что личность рассматривается как сумма тех образов, впечатлений, которые, по
ее мнению, складываются о ней у окружающих. Последние — «живые зеркала»,
отражающие, выявляющие и формирующие мой индивидуальный образ.

⁴ Mead G. Mind, Self and Society. P. 173.

СОЦИОЛОГИЯ США

Предполагает ли отношение к себе как к другому отношение к другому как к себе, сказать трудно. Мид не склонен к рассуждениям о внутренней сопричастности, сопереживанию, ответственности за другого. «Быть другим» вряд ли означает у Мида «быть-с-другим». Это скорее признание за другим прав, которыми обладаешь сам, и возможностей, которыми сам пользуешься.

Социализация

В нормальном случае человек начинает соотносить себя с дру­гими вскоре после рождения. Однако в раннем детстве дитя, как, правило, «обращается к своему собственному Я в третьем лице. По сути своей это Я — смесь всех людей, с которыми общается, когда принимает их роли. Лишь постепенно это свойство приобретает достаточно ясную форму, чтобы быть отождествленным с биоло­гическим индивидом, и явить в нем ярко выраженную личность, которую мы называем самосознанием»¹. Так от двух до четырех лет, с точки зрения Мида, ребенок переживает время «театрализо­ванной игры, представления» (play), на протяжении которого он с готовностью переходит от одной роли к другой по своему усмотре­нию. «Вы не можете положиться на ребенка; вы не вправе сделать вывод о том, что все, что он делает, предопределяет его действия в будущем. Он не организован как целое. Ребенок не обладает ни определенным характером, ни определенной личностью»². Это — простейшая форма существования в качестве другого для самого себя, своего самопознающего коммуникативного Я. Да, ребенок в состоянии воспринять целый ряд общезначимых стимулов, на которые он будет способен отреагировать точно так же, как и ок­ружающие. Однако эти его реакции очень четко распределены во времени: ему не дано вместить общий замысел происходящего, взаимную ответственность игроков друг за друга.

Начиная с четырех лет и до конца своей жизни человек нахо­дится в той стадии своего развития, которая названа Мид ом «иг­рой по правилам, соревнованием» (game). На сей раз организация отношений между людьми осуществляется по социальному, или групповому, признаку. Мое собственное Я становится «индивиду­альной рефлексией обобщенных, систематизированных образцов

¹ MeadG. Mind, Self and Society. P. 369-370.

² Ibid. P. 159.

³ Ibid. P. 158.

История социологии

социального или группового поведения, в котором оно вместе с другими участвует»³.

Мое собственное Я, таким образом, воплощает в себе всю со­вокупность социальных связей, которые оно «стягивает» на себя. «...Мы — одни для одного человека и другие — для другого. Это части моего собственного Я, которые существуют только для него в его отношении к самому себе.

...Множественная личность в определенном смысле нор­мальна... Единство и структура моего собственного полного Я отражают единство и структуру целостного социального процес­са....Различные элементарные Я... отвечают различным аспектам структуры целостного социального процесса»¹. Мое собственное Я есть социальный процесс.

Если мы сопоставим «театрализованное представление» с «иг­рой по правилам», то увидим существенное различие: играющий по правилам ребенок должен быть готов принять установку любого другого игрока, заранее зная, как соотносятся их роли. Игра как соревнование не только согласует отдельные индивидуальные ус­тановки между собой, но и создает единое смысловое пространство «обобщенного другого» (generalized othen), той социальной группы, к которой принадлежит игрок. В жизни ребенка игра представляет «переход от принятия роли других в театрализованном представ­лении (play) к организованной части, существенной для самосо­знания в полном смысле этого слова»².

«"Другой" находится в той же плоскости, на том же уровне восприятия, что и мое собственное Я. Между нашими собственны­ми Я и собственными Я других не может быть проведено никакого четкого разграничения, ибо наши собственные самопознающие коммуникативные Я существуют и входят как таковые в наш опыт только потому, что там существуют и туда входят собственные Я других»³. Они в равной степени доступны и непосредственны. «Поток сознания — носитель обоих — моего собственного Я и его общества, и каждый из них может быть рассмотрен как зависящий от другого в процессе своего развития в сознании»⁴.

Самосознание человека как умение выделять себя из окру­жающей среды в теории Мида неразрывно связано с умением от-

¹ Mead G. Self// George Herbert Mead on Social... P. 207-208.

² Ibid. P. 216.

³ Ibid. P. 227.

⁴ Mead G. Cooley's Contribution to American Social Thought // George Herbert
Mead on Social Psychology. P. 296.

СОЦИОЛОГИЯ США

носиться к себе как к другому, а умение относиться к себе как к другому, т. е. оценивать свои действия, непременно предполагает знание социальных критериев этой оценки, воплощенных в образе «обобщенного другого». Человеку становится доступным общество в целом, ситуация в целом с соподчиненностью ролей и взаимны­ми ожиданиями ее участников. В той мере, в какой логична игра, логично и упорядочено мое собственное Я.

«Именно в форме «обобщенного другого» социальный про­цесс воздействует на поведение индивидов, вовлеченных в него и производящих его, т. е. общность осуществляет контроль над по­ведением своих индивидуальных членов;...в этой форме социаль­ный процесс, или общность, входит как определяющий фактор в мышление индивидов»¹.

Мораль игры, стремление ощутить себя частью некоторого организованного целого захватывают ребенка гораздо сильнее, чем те этические принципы, которые исповедует его семья или сообщество в целом. Сколько бы ни продолжалось увлечение иг­рой, след, который она оставит в его жизни, не исчезнет. Научив человека организовывать свои отклики и реакции на происходя­щее, исходя из требований организации, она превратит его в того, о ком мы можем с уверенностью сказать: «У него есть характер в моральном смысле этого слова»².

Так думает Мид. Его цитату можно было бы оставить без ком­ментариев, как справедливую с «технической» точки зрения, если бы не упоминание о морали. Ведь к теме, затронутой Мидом, мож­но подойти и с другой точки зрения. Интерес к социальной игре нередко делает людей заложниками так называемой «карманной психологии», о чем замечательно писал английский мыслитель первой половины XX в. Клайв С Льюис: «Мы иногда попадаем как бы в «карманы», в тупики мира — в школу, в полк, в конто­ру, где нравственность очень дурна. Одни вещи считаются здесь обычными («все так делают»), другие — глупым донкихотством. Но, вынырнув оттуда, мы, к нашему ужасу, узнаем, что во внешнем мире «обычными» вещами гнушаются, а донкихотство входит в простую порядочность. То, что в «кармане» представлялось болез­ненной сверхчувствительностью, оказалось признаком душевного здоровья»³.

¹ Mead G. Self// George Herbert Mead on Social... P. 219-220.

² Ibid. P. 226.

² Льюис К.С. Страдание // Льюис К.С. Любовь. Страдание. Надежда. М., 1992. С. 145-146.

542 История социологии

Однако для Мида, как социального психолога и социолога, не существует ни категории «душевного здоровья», ни этической стороны общения и поведения людей. Его занимает совсем другое: как можно, не теряя внутреннего единства и целостности, «быть другим и в то же самое время самим собой»¹.