Главная идея, юмор и лиризм поэмы

Одной из важных особенностей поэмы "Мертвые души" является то, что в ней нет противопоставления отрицательным героям героев положительных. Типичное для произведений передовой буржуазной литературы выдвижение ловкого дельца в качестве той силы, которая торжествует над вырождающимся барством, феодальной аристократией, дворянством, чуждо великому русскому писателю. Он угадал глубокие внутренние процессы, происходящие в крепостническом обществе России, порождающие чичиковщину, но он отверг всякую мысль о положительности этого типа. А вместе с тем "Мертвые души" - это произведение о судьбах страны, о будущем родины. Именно с точки зрения судеб России помещики представлены "мертвыми душами", а с ними вместе и чиновники, и Чичиков. В своем идеале Чичиков - та же самая косная сила, что и Плюшкин. Героям и всем их идеалам в "Мертвых душах" противостоит лирический образ России, воплотивший идеал самого писателя. Русь, устремленная вперед, наводящая ужас своим гремящим полетом, победно вырывающаяся в авангард всечеловеческого прогресса,- этот образ, замыкающий первый том поэмы, дал основание Белинскому гениально сформулировать главную идею поэмы: идея поэмы состоит в выражении противоречия между крепостническо-самодержавным строем и тем, к чему стремится Россия. Стремление России, выраженное Гоголем в лирическом отступлении о птице-тройке, не имеет ничего общего не только с крепостничеством, но и с общественными формами, которые соответствуют вожделениям Чичикова. Белинский с жаром возмущения пишет о Чичиковых европейских буржуазных стран, которые там "не скупают мертвых душ, а покупают живые души на свободных парламентских выборах!". Занятый вопросами о судьбе России, Гоголь не мог предаваться беззаботному смеху. Его юмор глубок и серьезен.

 

Язык и стиль

Белинский отмечал: "Гоголь не пишет, а рисует; его изображения дышат живыми красками действительности. Видишь и слышишь их. Каждое слово, каждая фраза резко, определенно, рельефно выражает у него мысль, и тщетно бы хотели вы придумать другое слово или другую фразу для выражения этой мысли".

Нужна была колоссальная работа ума, зоркая наблюдательность и постоянная готовность подхватить, запомнить и пустить в дело меткое словцо, живописное выражение, характерную деталь, чтобы добиться гоголевской рельефности слога, беспримерной выразительности и изобразительности языка. Современники оставили свидетельство того, как жаден был Гоголь к людям, от которых мог чему-нибудь научиться или услышать нечто колоритное, своеобразное. Он целые часы мог проводить с мастеровым, конным заводчиком, охотником, простым крестьянином. Язык Гоголя включает в себя и особенности живой крестьянской речи, и фразеологию чиновничества, и жаргон игроков, охотников, и особенности светского чопорного разговора, и все богатство книжной речи. Ему было из чего выбирать точное, звучное и живописное слово.

Сколько у него выражений для понятия - говорить! Вот несколько из них: "куда метнул", "подпустил турусы", "влепил словцо", "ввернул словцо", "начал откалывать", "какие ты забранки пригинаешь", "какие пули отливает", "прибрал словцо", "закрутил слово". Мастер сложных, развернутых сравнений, поразительных по смелости гипербол, он обладал еще умением молниеносно переходить от смешного к серьезному и от обычного, повседневного внезапно воспарять в неизмеримые высоты патриотического пафоса и философского пророческого раздумья.

Бесконечно разнообразный в словаре, Гоголь столь же разнообразен и в синтаксическом строе своей речи. От простого предложения он с необычайной легкостью переходит к таким конструкциям, где при одном главном предложении 10, 15, 19 придаточных предложений. Яркая, поистине живая речь повествователя, полная характерных вводных словечек и вводных предложений, поговорок, изречений, неожиданных восклицаний, комических умолчаний, легко, свободно и естественно переливается в лирическое слово писателя-гражданина, проникающего взором гения будущие судьбы своей отчизны, предающегося воспоминаниям юности, либо размышляющего о назначении и судьбах писателя-реалиста в современном ему лживом, холодном, бессердечном и враждебном обществе. Тогда фраза нижется на фразу, речь стремительно подымается ввысь и плавно парит, отчеканенная в стройный, звучный период ("Русь! Русь! вижу тебя", "Какое манящее и несущее и чудесное в слове: дорога!", "Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал?").

Гоголевский лирический порыв, организующийся в периодическую речь, берет исток в народной песенной поэзии. Разрабатывая народно-песенные приемы изображения переживаний человека, вникая в глубочайший лиризм и в специфику словесной ткани народной песни, Гоголь сумел развить в себе этот льющийся через край лиризм, поглощающий без остатка своим вдохновенным пафосом и величайшим искусством словесного выражения.

 

Борьба вокруг поэмы "Мертвые души"

Вслед за выходом "Мертвых душ" в июльском номере "Библиотеки для чтения" (1842 г.) появилась статья Сенковского, представляющая собой водянистый, довольно скучный, хотя и с претензией на остроты, разбор "Мертвых душ", насквозь пропитанный злобой и ненавистью. Беспрестанные придирки к слогу сменяются нападками на лирические отступления, издевательские пересказы отдельных сцен дополняются обвинениями Гоголя в клевете на русских людей. После сцены "Чичиков у Собакевича" критик, прикинувшийся возмущенным читателем, восклицал: "Фуй, фуй!... Какие люди! Какие понятия! И это, по-вашему, картина нравов и характеров России, поэма из русской жизни, цветок ее поэзии?!". Забывая всякий такт и малейшее приличие, Сенковский обзывал героев поэмы "нечистыми", а картины быта "зловонными" ("Библиотека для чтения", 1842). В заключение "разбора" было выражено мнение, что Поль-де-Кок выше Гоголя.

Ненависть к Гоголю, до крайности обостренная "Мертвыми душами", сохранилась у Сенковского навсегда.

Булгарин отводил Гоголю место где-то позади Сологуба, Одоевского и Нарежного. Булгарин писал: "Гоголь искусно рисует карикатуры и комические сцены - это правда; но все это так поверхностно, так мелко..."*. "Ужели это существует в натуре? Ужели могут быть такие чиновники и такой губернатор, каких мы видим в "Мертвых душах"?.. Это вымысел, скажете вы... Но почему же этот вымысел, отдаляясь от истины и природы, не создал ничего светлого, утешительного?" ("Северная пчела", 1842, № 7, стр. 26.)

Вся острота высказываний реакционных журналистов и писателей была, как видим, направлена против гоголевского реализма. Шум и толки насчет карикатур, описывания уродов и чучел - все это лишь рассчитанный ход. Не за правду же они ратовали: Булгарин и его компания простили бы Гоголю и Собакевича, и Плюшкина, если бы, во-первых, в них было меньше жизненной правды, а больше карикатуры, или "сатиры", а, во-вторых, если бы рядом с ними были искупительные лица добродетельных героев.

Произведения Гоголя возбудили ожесточенную злобу в лагере булгариных и сенковских не потому, что в них якобы даны карикатуры, чучела и уроды, а как раз наоборот, потому что Гоголь сказал истинную правду о жизни и людях, ту правду, которую стремились затушевать своей "благонамеренной" сатирой сочинители нравственно-сатирических, или, как их окрестил Белинский, полицейских, романов.

Славянофилы выступали не как враги, а как единственные "друзья" Гоголя. К. Аксаков написал целую брошюру о "Мертвых душах". Шевырев поместил в "Москвитянине" две обширнейших статьи, одна более 20, другая более 30 страниц. Затем в "Москвитянине" не раз появлялись всякого рода полемические статейки, так или иначе затрагивавшие Гоголя.

Если кратко определить суть брошюры К. Аксакова "Несколько слов о поэме Гоголя "Похождения Чичикова, или Мертвые души", то она сводится к тому, чтобы вынуть из гоголевского реализма его живую душу - пафос критики существующих общественных порядков. Этой цели служило лживое уподобление гоголевской поэмы "Илиаде" и сопоставление имени Гоголя с именем Гомера.

Аксаков не отрицал ни правдивости картин Гоголя, ни могучей силы его обобщений и полноты изображения предметов. Он "только" видел в образах Гоголя совсем не то, что они в себе содержали. Аксаков, а вслед за ним Шевырев, пытались обелить гоголевских помещиков и чиновников, говоря, что Гоголь не лишает их "ни одного человеческого движения".

Шевырев извращал образы "Мертвых душ", прилизывая и прихорашивая их. Коробочка у него - "тип деятельной помещицы-хозяйки", крестьяне у нее живут, по его мнению, в довольстве, а что людей она называет по кличкам, как животных и птицу, так это черта "аккуратных хозяев". У Ноздрева Шевырев отметил "черту русского народа" - страсть всем похвалиться и радушие. Шевырев не замечал, что, лакируя гоголевских помещиков, он впадал в противоречие со своим же собственным заявлением о том, что лучше сделать 30 верст крюку, чем повстречаться с такими людьми. Но главное было не в том. Главный пункт статьи Шевырева состоял в доказательствах того, что юмор ограничивает полноту и правдивость образов Гоголя: "Комический юмор автора,- делал вывод Шевырев,- мешает иногда ему охватывать жизнь во всей ее полноте и широком объеме" ("Москвитянин", 1842, ч. IV, № 8, стр. 368.)

Выходило, что образы Гоголя не соответствуют тому, что представляют собой реально существующие помещики. Другим путем Шевырев приходил к тому же результату, что и Сенковский,- к отрицанию жизненной правды в образах "Мертвых душ". Вражда к критическому направлению в литературе, к комизму и юмору неизбежно превращалась в ненависть к реализму, хотя на словах Шевырев призывал искусство быть верным жизни.

На стороне Гоголя выступил великий критический авторитет эпохи, властитель дум целого поколения, выросшего после 14 декабря 1825 года,- В. Г. Белинский. Он разъяснил обществу величие нового произведения Гоголя, а самого Гоголя назвал гениальным поэтом и первым писателем современной России.

В статье "Литературный разговор, подслушанный в книжной лавке" Белинский доказал несостоятельность обвинений Гоголя в том, что он будто бы отступает от правды. Каждый герой Гоголя характером, поведением, манерой выражаться полностью соответствует условиям действительности, в которых сформировался. Каждая черта Манилова, Собакевича, Ноздрева, Коробочки жизненна и глубоко типична. Математическая верность действительности - это свойство таланта Гоголя - в "Мертвых душах" проявилась с покоряющей силой и полнотой. Ничего он не окарикатуривает, не уродует, не извращает в угоду вымыслу, в целях возбуждения смеха: его зоркий гений берет самые важные, самые значительные черты действительности; и не вина Гоголя, что картина жизни получается безотрадно-печальной при всей своей смешной внешности. Гоголь не подбеливает и не подрумянивает грязную и пошлую действительность и потому больше, чем кто-либо другой, содействует пробуждению общественного сознания. Он-то и есть подлинный патриот, не терпящий зла, безобразий и подлости в жизни своего отечества. Белинский предсказал бессмертие великому произведению Гоголя, а его бешеным критикам посоветовал побольше писать брани на поэму: от этого книга Гоголя будет подыматься все выше и выше в глазах просвещенной России.

В статьях "Несколько слов о поэме Гоголя "Похождения Чичикова, или Мертвые души", "Объяснение на объяснение по поводу поэмы Гоголя "Мертвые души" Белинский камня на камне не оставил от славянофильской фальсификации Гоголя. В этих статьях показано, что Гомер, изображая древний мир, влюблен в этот мир, в его героев, быт и нравы. Гоголь же отражает действительность "сквозь видимый миру смех и незримые, неведомые ему слезы". Он не воспевает изображаемый быт, нравы и типы, а высмеивает их, творит над ними свой суд художника. Его изображение помещиков, чиновников и их окружения дышит пафосом отрицания. На конкретных фактах Белинский разъясняет правоту высказанной им ранее мысли, что "Мертвые души" - это произведение, "беспощадно сдергивающее покров с действительности". Главное идейное содержание поэмы Гоголя заключается в художественном раскрытии противоречия между стремлениями русского народа и существующими общественными формами жизни. Поэтому "Мертвые души" - произведение "социальное, общественное и историческое".

Другой великий русский мыслитель того времени, революционер-демократ Герцен также высоко оценил художественное и идейное достоинство поэмы Гоголя. Герцен указывал: "Мертвые души" потрясли всю Россию. Предъявить современной России подобное обвинение было необходимо".

Революционеры-демократы не дали Гоголя и его великого произведения на поругание, они вселили в умы русского общества сознание высочайшего идейно-художественного достоинства этой поэмы. Н. Г. Чернышевский, вождь русской революционной крестьянской демократии, развивая взгляды Белинского, писал, что "давно уже не было в мире писателя, который был бы так важен для своего народа, как Гоголь для России"... "Гоголю многим обязаны те, которые нуждаются в защите, он стал во главе тех, которые отрицают злое и пошлое. Потому он имел славу возбудить во многих вражду к себе. И только тогда будут все единогласны в похвалах ему, когда исчезнет все пошлое и низкое, против чего он боролся!".

 

Натуральная школа» и ее значение в развитии русской реалистической литературы. Идейно-эстетические принципы, жанры, тип героя в творчестве ведущих представителей «натуральной школы» (Д.В. Григорович, В.И. Даль, А.В. Дружинин, И.И. Панаев, В.А. Соллогуб, Е.П. Гребенка, И.Т. Кокорев и др.).

Натуральная школа — этап в развитии русской реалистической литературы, границы которого измеряются 40-ми гг. XIX в. Это сложное, подчас противоречивое объединение писателей, по преимуществу прозаиков, признающих авторитет В.Г. Белинского-теоретика и критика, следующих традициям Н.В. Гоголя, автора петербургских повестей, первого тома «Мертвых душ». Свое наименование получила от его оппонента Ф.В. Булгарина, пытавшегося скомпрометировать преемников Гоголя, единомышленников Белинского отождествлением их реализма с грубым натурализмом («Северная пчела», 26 янв. 1846). Белинский, переосмыслив данный термин, дал ему положительное толкование, воспользовался им, ввел в литературоведческий обиход. Расцвет переживает с 1845 по 1848 г., когда ее произведения, в основном физиологические очерки, повести, романы, появляются на страницах журналов «Отечественные записки», «Современник», альманахов, в т.ч. «Физиология Петербурга», «Петербургский сборник». В отличие от реалистичного направления 30-х г., представленного немногими, но великими именами, объединяла многочисленных рядовых беллетристов и начинающих талантливых писателей. Ее распад в конце 40-х гг. вызван не столько смертью Белинского, сколько изменением общественной ситуации в стране и возмужанием талантов, обретающих в период «мрачного семилетия» новую «манеру» в творчестве.
Натуральная школа характеризует преимущественный интерес к социальной тематике, к изображению трагической зависимости человека, будь то бедный чиновник, крепостной крестьянин, дворянский интеллигент, богатый помещик, от неблагоприятных условий общественного бытия. Признание Белинского: «Меня теперь всего поглотила идея достоинства человеческой личности и ее горькой участи», — определяет содержание многих произведений тех лет (Белинский В.Г. Полн. собр. соч. М., 1956. Т. 11. С. 558). В поле зрения реалистов 1840-х гг. чаще всего находятся горемыки-горюны, тихие, смирные люди, одаренные, но безвольные натуры. Они апатически констатируют свою беспомощность: «Обстоятельства нас определяют <...> и потом же нас казнят> (Тургенев И.С. Полн. собр. соч. М., 1980. Т. 5. С. 26); горько жалуются на свою обездоленность: «Да человек-то я маленький, и ходу мне никакого нет» (Островский А.Н. Полн. собр. соч. М., 1952. Т. 13. С. 17), но обычно не идут дальше вопроса: «За что, судьба жестокая, ты создала меня бедняком?» (Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. и писем. М., 1949. Т. 5. С. 168). Поэтому в произведениях нередко присутствует, помимо критического (иронического), сентиментальный пафос, исходящий либо от самого писателя (Д.В. Григорович), либо от его чувствительного героя (Достоевский). Это позволило Ап. Григорьеву говорить о сентиментальном натурализме реалистов 1840-х гг.
Традиции сентиментальной литературы действительно заметны в прозе натуральной школы. И не столько в пафосе ее отдельных произведений, сколько в признании эстетической значимости обыкновенного, повседневного. Одна из заслуг сентименталистов состоит в том, что они увидели «в самых обыкновенных вещах пиитическую сторону» (Н.М. Карамзин), ввели в сферу искусства частную жизнь простых людей, хотя она под их пером приобретала декоративные, оранжерейные черты.
В отличие от сентименталистов и особенно от романтиков, которые, говоря словами В. Майкова, признавали изящное во всем необыкновенном и не допускали его ни в чем обыкновенном, реалисты видят в прозе ежедневных будней и мелочное, пошлое, и «бездну поэзии» (В.Г. Белинский), показывают взаимопроникновение обычного и необычного. Герои натуральной школы, «обитатели чердаков и подвалов» (В.Г. Белинский), отличаются от Башмачкина и Вырина тем, что подчас осознают свою значимость, свою духовность. И это прежде всего характеризует «маленького человека» в произведениях Достоевского. «Сердцем и мыслями я человек», — провозглашает Макар Девушкин.

Вопрос о принадлежности Достоевского к натуральной школе давно не вызывает сомнений и является одним из важнейших аспектов изучения как творчества писателя, так и самого реализма 1840-х гг. Удачный литературный дебют сразу сближает Достоевского с Белинским, делает его «своим» в кругу реалистов тех лет. В одном из писем писатель объясняет расположение к себе Белинского тем, что критик видит в нем «доказательство перед публикою и оправдание мнений своих» (28₁; 113 — курсив Достоевского. — Прим. ред.). Последующие осложнения в отношениях Достоевского с Белинским и Некрасовым не отделяют его от натуральной школы. Неслучайно Ап. Григорьев в статье «Русская изящная литература в 1852 году» и «Реализм и идеализм в нашей литературе», написанных в разное время, называет Достоевского 1840-х гг. блестящим представителем «сентиментального натурализма» (Григорьев Ап.).

Произведения Достоевского органически вписываются в историко-литературный контекст 1840-х гг., что не лишает их самобытности, оригинальности. И не только «Бедные люди» свидетельствуют об этом, но иопубликованные в 1848 г. «Белые ночи». Натуральная школа, исходя из своей концепции обыкновенного, из признания изменяемости характера под воздействием социальных обстоятельств, полемизировала с романтиками, старалась нанести им «страшный удар» показом опошления мечтателя под влиянием среды или его поражение в столкновении с ней («Обыкновенная история» И.А. Гончарова, «Кто виноват?» А.И. Герцена). Достоевский отзывается своим «сентиментальным романом» на актуальную для натуральной школы тему, но по–своему. Он изображает не опошление мечтателя, как — вслед за Гончаровым — Бутков, Плещеев, а трагедию его одинокого, беспомощного существования, осуждает жизнь в мечте и ратует за жизнь с мечтой.

Не удивительно, что именно Достоевский в конце 1840-х — начале 1850-х гг. одним из первых угадывает потребность в новом решении вопроса о соотношении характеров и обстоятельств, отступает в силу этого от канонов натуральной школы в изображении романтика и «лишнего человека», персонажей его рассказа «Маленький герой» (1849, 1857), написанного в Петропавловской крепости. Здесь, в стенах тюрьмы, писатель приходит к убеждению, что нужно «быть человеком между людьми и остаться им навсегда, в каких бы то ни было несчастьях, не уныть и не пасть...» (28₁; 162 — курсив Достоевского. — Прим. ред.). Эта мысль о нравственном противостоянии человека обстоятельствам станет господствующей в литературе 1850-х гг., когда гоголевский тезис: «вот что может сделаться с человеком» — уступает первенство пушкинскому девизу: «самостоянье человека — залог величия его». Поскольку способностью противостоять враждебным влияниям обладает тот, у кого есть идеал, постольку Достоевский в «Маленьком герое» с глубокой симпатией рисует юного романтика, исполненного рыцарской, платонической любви к женщине. Одновременно с Тургеневым, автором «Гамлета Щигровского уезда» (1849), писатель высмеивает в названном рассказе «лишнего человека» за его вечные жалобы на «враждебные обстоятельства», которые обрекают его на постоянное «ничегонеделание». Так Достоевский и Тургенев выступают в качестве зачинателей нового этапа в развитии русского реализма, идущего на смену натуральной школы.

Достоевский усилит критику диктата социального детерминизма, присущего реалистам 1840-х гг., и придет к выводу, что «человек изменится не от внешних причин, а не иначе как от перемены нравственной». Но гуманистический пафос натуральной школы, выразившийся в глубоком сочувствии к униженным и оскорбленным, останется с Достоевским навсегда. Неслучайно в своих упоминаниях о натуральной школе писатель акцентирует ее отношение к маленькому человеку, почти дословно цитируя высказывания Белинского. Так, в повести «Село Степанчиково и его обитатели. Из записок неизвестного» повествователь, вспоминая натуральную школу, говорит о ее стремлении увидеть в самом падшем создании высочайшие человеческие чувства. В романе «Униженные и оскорбленные» Достоевский передает восприятие обыденным сознанием содержания своего первого печатного произведения, отвечавшего эстетическому кодексу натуральной школы. Неискушенного в литературных спорах и новациях человека удивляет и привлекает в данном содержании описание картин житейских будней простым, близким к разговорной речи языком, призыв видеть в забитых людях своих братьев. Все это еще раз свидетельствует о том, что натуральная школа не только важнейший этап в развитии русского реализма, но и многообещающий пролог литературной деятельности Достоевского.

 

Творчество Н.А. Некрасова: новаторство лирики, проблематика и поэтика поэм. Поэма «Кому на Руси жить хорошо» как вершина творчества Н.А. Некрасова. Проблема народа и положительного героя в поэме. Особенности жанра и композиции, принципы создания многосторонней картины пореформенной русской жизни.

Творчество Некрасова было закономерным продолжением и развитием лучших традиций русской литературы. В его произведениях нашли отражение гражданственность Рылеева, энергия отрицания, сила протеста Лермонтова, народность, фольклоризм Кольцова. В наибольшей же степени на становление творчества Некрасова воздействовали Пушкин и Гоголь. Некрасов был едва ли не единственным литературным деятелем, который в период наиболее острой полемики между приверженцами «пушкинского» И «гоголевского» направлений в русской литературе призывал молодое поколение учиться и у Гоголя, и у Пушкина. Он писал: «…по-учайтесь примером великого поэта любить искусство, правду и родину, и если бог дал вам талант, идите по следам Пушкина».

В условиях подъема литературного движения 60-70-х годов целесообразно остановиться на «некрасовской школе поэтов», как на наиболее активных и ярких выразителях исторического момента. По той же причине мы выделим «школу беллетристов», непосредственно порожденную критикой Чернышевского и его статьей-манифестом «Не начало ли перемены?» (1861), идеи которой, как мы полагаем, отразились на освещении не только крестьянской темы, но и других злободневных тем тогдашней литературы.

Вопрос о том, что в русской поэзии существовала особая «некрасовская школа», возник давно. В газете «Иллюстрация» (редактор В.Р. Зотов) анонимный рецензент отзывался о поэзии Д.Д. Минаева: «Если мы станем вчитываться в думы и песни г. Минаева, мы увидим, что в каждой строчке их так и сквозит муза г. Некрасова. Г. Минаев, принадлежа «некрасовской школе», хотя и не может возвыситься до лучших произведений г. Некрасова, сознает, однако же, вполне ее сущность и значение, ее отличие от старой лирической школы». Рецензент (возможно, сам Зотов, поклонник Белинского) Расположен к «некрасовской школе» и противопоставляет ее поверхностно-»обличительной» поэзии М.П. Розенгейма. Вынужден был признать существование «некрасовской школы» и Б.Н. Алмазов, критик «москвитянинского» направления. Он писал о русских подражателях Беранже, во главе которых стоит Некрасов: «На Руси существует целая школа такого рода поэзии; отличительная черта поэтов этой школы - умение укладывать в стих обыкновенную разговорную речь».

Тема "народных страданий" развивалась автором во всем его творчестве, она характерна для произведений разных лет. Вспомнить хотя бы такие классические стихотворения, как "Тройка", "Забытая деревня", "Размышления у парадного подъезда", "Железная дорога".

А кульминацией развития этой темы – как в творчестве Некрасова, так и в русской литературе вообще – считается поэма "Кому на Руси жить хорошо?". К сожалению, Некрасову не удалось ее закончить – он умер, оставив недорисованной картину Руси. Однако, невзирая на это, часто поэму называют эпопеей народной жизни, и недаром: она, несмотря на незавершенность, все же отражает различные стороны русского национального характера довольно полно. Русский мужик, как заявляется в ней, – богатырь (каменщик Трофим, Савелий – "богатырь святорусский"), но сила его не находит нужного, полезного применения, ведет часто к несчастьям (так, Трофим надорвался, решив поднять слишком большой груз; по вине Савелия погиб ребенок). Жизненного кредо любого работяги – терпение и труд. Пример этого – Матрена Тимофеевна, олицетворение тяжелой женской доли; даже сам бог, по выражению Некрасова, потерял "ключи от счастья женского".

Но терпеть русский мужик может только своего, русского. Самоуправство какого-нибудь Фогеля ("немчуры") или пана Глуховского ведет к преступлению против закона, хотя и оправданному с точки зрения человеческой справедливости.

Несмотря на наличие в поэме таких героев, как богатырь Савелий, Яким Нагой, Ермил Гирин, староста Влас, Матрена Тимофеевна, а также семеро "правдоискателей" – героев, сохранивших подлинную человечность, душевное благородство, – понятно, что ни один из них не изменит ничего в положении русской деревни. Никто из них не действует в этом направлении, каждый трудится и терпит, достигает успехов – но изменений к лучшему как лично для них, так и для крестьянства в целом не происходит.

Зато ненависть мужиков к угнетателям-помещикам обозначена достаточно четко. Некрасовский крестьянин может внятно и толково объяснить, за что же он не любит барина. Зато все другие социальные симпатии и антипатии крестьянина менее определенны. Чем, например, мужикам не угодили попы, за что их зовут "породой жеребячьею"? Братья Губины, Иван и Митродор, смущенно отвечают на этот вопрос: "Не сами…По родителям // Мы так-то…". Вот она – правда крестьянская. Дети наследуют ее от родителей, дедов, прадедов и так далее. Так и проявляется одна из черт русского народного характера. Это не личный опыт семейства Губиных, а общенациональная черта, исконная, восходящая к глубокой древности. Личность в деревне не должна выделяться, а, наоборот, руководствоваться общими правилами, мнением массы. То есть в русском народе сильно общее начало, лучше всего получается то, что делается "всем миром"; так, не зная сути дела, гоняют из деревни в деревню Егорку Шутова. За что бить? Неизвестно, но "так наказано". Единодушны они и по вопросу о "холопах примерных" – всеобщее презрение Якову Верному и "страдающему" подагрой "верному рабу" князя Переметьева.

Народный характер нельзя охватить целиком в одном произведении, да и несколько не вместят всей его ширины. Некрасову удалось отразить значительную часть народного сознания, но сумел он это сделать только за весь период своей литературной деятельности. Русский национальный характер претерпевает постоянные изменения, рождаются новые и умирают старые типы, и поэтому народная жизнь в изображении Некрасова – лишь небольшой (хотя, отдавая должное мастерству поэта, – весьма ярко нарисованный) период развития народного характера.

Гениальность Некрасова в изображении "мысли народной" нередко заставляла критиков говорить о народности творчества поэта вообще и конкретно о народности поэмы "Кому на Руси жить хорошо?". И действительно, трудно поспорить с тем, что присутствие в произведении "мысли народной" неизбежно гарантирует наличие у него этого качества. Обычно народность того или иного произведения обусловлена соотношением индивидуального творчества автора и коллективного, степенью творческого заимствования мотивов, образов, поэтики народного поэтического творчества – иными словами, фольклора.

Также понятие народного искусства обозначает глубину художественного произведения, важность его идей и образов для развития общественного самосознания, для познания жизни всей нации. Как уже не раз было отмечено, Некрасов в своем произведении затронул очень глубокие вопросы, социальные и общественные, нравственные и философские. Он как бы суммировал все сказанное предыдущими авторами, а также привнес некоторые свои, новые идеи, рассуждения о настоящей сущности и перспективе будущего для России. Он сумел ярко и наглядно обнажить перед читателем язвы современного ему общества, показал нравы и дворянские, и крестьянские, и церковные. Ведь понятие "мысль народная", на мой взгляд, включает в себя не только смысл "народного духа", "народной души", так достоверно нарисованной Некрасовым в образах русских богатырей. "Мысль народная" – это еще и размышления автора над будущим России, выражение его "мысли" о судьбе своего народа, его сожаление о его неудачах и восхищение его достоинствами.

Поэму «кому на Руси жить хорошо» Некрасов, по его же словам, собирал «по словечку в течение двадцати лет». «Я задумал изложить… - писал поэт, все, что я знаю о народе, все, что мне привелось услыхать из уст его…»

Жанр этой поэмы с трудом поддается определению. Можно сказать, что это народная эпопея нового времени. Внешне сюжет поэмы выглядит так: семеро мужиков из разных деревень задались вопросом: «Кому живется весело, вольготно на Руси?». В поисках ответа они путешествуют по всей России, встречаются с людьми из разных сословий (попом, помещиком, купцом, чиновником, разными людьми из народа). Сюжет произведения построен так, чтобы охватить жизнь всей пореформенной России.

Большую часть поэмы Некрасов посвящает обзору именно народной жизни, ведь главным героем произведения является русский народ. На протяжении всего произведения автор создает коллективный потрет русского народа, который складывается из совокупности центральных персонажей (Матрена Тимофеевна, Савелий, Гриша Добросклонов. Ермила Гирин), эпизодических (Агап Петров, Глеб, Вавила, Влас, Клим и др.), «многоголосья» толпы (глава «Пир – на весь мир»).

Уже в первой главе «Поп» создаются масштабные картины народной жизни. Герои выходят на дорогу, и перед их глазами простирается вся русская земля: «Леса, луга поемные, Ручьи и реки русские…» Далее эта картина связывается с жизнью народа: весной разливаются реки, которые заливают все поля, а значит, оставляют крестьянина без урожая. Из рассказа попа мы узнаем не только о жизни духовного сословия в России после отмены крепостного права, но и бедственном положении большинства крестьянских семей, не способных заплатить священнику за его работу.

В главе «Сельская ярмонка» крестьянская масса предстает перед нами во всех своих широте и многоцветии: «Там шла торговля бойкая, С божбою, с прибаутками, С здоровым, громким хохотом…» Здесь описывается народный отдых. Народные предпочтения: книжная лавка, в которой народ покупает лубки с изображением «толстых генералов», балаган с Петрушкой. Здесь появляется герой Вавила, пропивший все деньги, но, благодаря щедрости «барина», купивший подарок любимой внучке.

Глава «Пьяная ночь» открывает откровения крестьян, показывает скрытую сторону их жизни: вот одна женщина жалуется другой на конфликты с зятем; вот Оленушка обманула пьяного мужика, съев пряник и убежав от него; вот несчастная старая женщина просит у молодого паренька любви. Но уже здесь начинают проявляться и социальные мотивы, темы бедственного положения крестьян. На протяжении всего произведения перед нами проходят картины тяжелой, нищей и бесправной жизни крестьянства. Некрасов показывает, что после отмены крепостного права положение крестьянства в России почти не изменилось.

Панорама народной жизни раскрывается как бы исподволь, во время поисков мужиками правды. Причем, чем дальше продвигаются странники, тем более оформленным становится представление о счастье. Со встречей с Ермилой Гириным намечается образ народного заступника и намечается еще одно условие счастья – уважение народное. Савелий дополняет этот образ: он народный мститель и богатырь. Матрена Тимофеевна – женский вариант «счастливого» со своим толкованием проблемы: «Не дело – между бабами счастливого искать». На последнем этапе поисков мы встречаемся с Гришей Добросклоновым, наиболее, по мнению Некрасова, развитым и счастливым. Этот герой готов отдать жизнь во имя торжества «честного дела», во имя улучшения жизни народа.

Поэма «Кому на Руси жить» насыщена фольклорными мотивами и образами. Сюжет поэмы во многом схож с народным сказом о поисках истины и счастья. Начинается произведение со своеобразного зачина, свойственного русским сказкам и былинам: «В каком году – рассчитывай, В какой земле – угадывай…»

Встречаются в поэме и народные приметы: «Кукуй, кукушечка! Заколосится хлеб, Подавишься ты колосом – Не будешь куковать!» Часто встречаются в поэме и загадки: «Никто его не видывал, А слышать – всякий слыхивал, Без тела, а живет оно, Без языка – кричит». Для этого произведения характерны также постоянные эпитеты и сравнения: «Как рыбка в море синее». Появляются в поэме и фольклорные образы (скатерть-самобранка, например).

 

Основные направления развития русской поэзии второй половины XIX столетия. Ф.И. Тютчев – поэт-философ и певец русской природы. Драматизм и психологическая глубина любовной лирики Ф.И. Тютчева. Природа и человек в лирике А.А. Фета.

 

После Пушкина и Лермонтова русская поэзия словно замерла. Нельзя сказать, что в ней не появлялись оригинальные дарования: с бо­евыми, призывными стихотворениями выступил Плещеев, глубокий тон раздумья свойствен лучшим стихам Огарева, великолепной пластикой и живописностью обладала антологическая лирика поэта и переводчика Аполлона Николаевича Майкова. В литературу входили Н.А. Некра­сов, А.А. Фет, А.А. Григорьев, Я.П. Полонский, А.К. Толстой. Не оставил поэтического пера и И.С. Тургенев. И все же поэзия пережи­вала кризис. Читатели уже не помнили Тютчева, их, как и издателей, не удовлетворяли продолжавшие писать поэты пушкинской поры – Бара­тынский, Языков, Вяземский, они охладели к бывшим любомудрам. Всем казалось, что поле поэзии опустело, что в ней господствуют мел­кие дарования, подражатели или вульгарные романтики, насилующие старые темы и образы и огрубляющие высокий пафос прежних поэтов. И хотя Белинский похвалил антологические стихотворения А. Майко­ва, а В. Майков – видный критик середины 40-х годов – тепло ото­звался о Плещееве, назвав его первым поэтом времени, авторитет по­этического слова все-таки заметно поблек и потускнел, особенно в сравнении с блестящими успехами прозы. Журналы почти перестали печатать стихи.

Вместе с тем начавшийся общественный подъем требовал от по­этов живого участия в поисках новых содержательных и формальных возможностей слова