Борьба вокруг романа Лермонтова

Смелый пророк, бросивший в лицо "высшему свету" свой стих "облитый горечью и злостью", заклеймивший царский трон и его окружение именем палачей русской национальной славы и свободы, Лермонтов вызвал ожесточенные споры, острую борьбу за и против.

В первой же рецензии на роман, в мае 1840 года, Белинский указал, что "в основной идее романа Лермонтова лежит важный современный вопрос о внутреннем человеке, вопрос, на который откликнутся все, и потому роман должен возбудить всеобщее внимание, весь интерес нашей публики" (IV, 146). Прогноз Белинского полностью оправдался. "Герой нашего времени" всех задел за живое, заставил говорить о себе представителей всех направлений общественной мысли.

 

Представители реакционного направления, отличаясь так или иначе в своем отношении к роману, были единодушны в одном - в отрицании его жизненной правдивости. Пресловутый журнал "Маяк" находил в романе "психологические несообразности на каждом шагу" и все произведение объявлял "эстетической и психологической нелепостью". Сенковский от сочувственных откликов быстро перешел к точке зрения "Маяка". Если в 1840 году, при первом издании "Героя нашего времени", он писал, что Лермонтов показал себя "умным наблюдателем с положительным взглядом на предметы и с поэтическим воображением", что характер Печорина "весьма занимателен и хорошо выдержан"*, то в рецензии на 3-е издание говорилось совсем иное: "Герой нашего времени" - не такое произведение, которым русская словесность могла бы похвастаться... Это просто неудавшийся опыт юного писателя, который еще не умел писать книг, учился писать; слабый, нетвердый очерк молодого художника, который обещал что-то,- великое или малое, неизвестно,- но только обещал. Тут на всяком шагу еще виден человек, который говорит с жизни без личной опытности, об обществе - без наблюдения, о "своем времени" - без познания прошедшего и настоящего, о свете - по сплетням юношеским, о страстях - по слуху, о людях - по книгам... Не забавно ли... выдавать "Героя нашего времени" за что-нибудь выше маленького ученического эскиза?..".

Некоторых исследователей удивляла своей "неожиданностью" восторженная оценка романа Булгариным. Но удивительного в отзыве Булгарина не так уж много. Основной смысл отзыва состоит в отрицании жизненности образа Печорина. "Главное действующее лицо романа Печорин,- утверждал этот фальшивый панегирист,- не есть лицо новое и невиданное; Печорин не типичен для русского быта и русского общества. Запад образовал эти холодные существа и заразил их язвою эгоизма" ("Северная пчела", 1840.)

С. П. Шевырев немало наговорил любезностей о таланте автора, у которого "чувство жизни дружно с чувством изящного", признал, что кавказское общество, изображенное в романе,- "верный сколок с живой и пустой нашей действительности". Однако не эти любезности и реверансы составляют главное в статье Шевырева. Изругав Печорина и "развратителем", и "материалистом", и "злодеем", Шевырев высказал свою задушевную, главную мысль следующим образом: "Печорин не имеет в себе ничего существенного, относительно к чисто русской жизни. Печорин есть один только призрак, отброшенный на нас Западом, тень его недуга… Там он герой мира действительного, у нас только герой фантазии - и в этом смысле герой нашего времени" ("Москвитянин", 1841)

Только Белинский и лишь он один подошел к произведению Лермонтова как к живому, захватывающему решению волнующих проблем современной русской общественной жизни. В период работы над статьей о "Герое нашего времени" Белинский писал Боткину (13 июня 1840 года): "Я не согласен с твоим мнением о натянутости и изысканности (местами) Печорина, они разумно необходимы. Герой нашего времени должен быть таков. Его характер - или решительное бездействие, или пустая деятельность... Лермонтов - великий поэт: он объективировал современное общество и его представителей".

Рецензируя третье издание великого произведения (1843), Белинский писал: "Перечитывая вновь "Героя нашего времени", невольно удивляешься, как все в нем просто, легко, обыкновенно, и в то же время так проникнуто жизнью, мыслию, так широко, глубоко, возвышенно... Что же еще он сделал бы? какие поэтические тайны унес он с собою в могилу? кто разгадает их?.." (VIII, 117).

 

11. Идейно-художественный анализ драматургии Н.В. Гоголя («Ревизор», «Женитьба»). Особенности реализма и новаторство писателя.

 

7 октября 1835 года, в письме к Пушкину, в котором сообщалось, что ни "Арабески", ни "Миргород" не распродаются ("чёрт их знает, что это значит"), Гоголь уведомлял, что начал писать роман "Мёртвые души" и обращался с просьбой: "Сделайте милость, дайте какой-нибудь сюжет, хоть какой-нибудь смешной или не смешной, но русский чисто анекдот. Рука дрожит написать тем временем комедию".

Наступила высшая фаза в развитии реализма Гоголя. Он создает "Ревизора", "Шинель", "Мертвые души". Любимые произведения, написанные в предшествующий период, перерабатываются и подтягиваются к новому уровню творческих достижений.

 

"Ревизор"

Пушкин дал Гоголю сюжет "Ревизора". С большим вдохновением работал писатель над этим своим произведением. 4 декабря 1836 года комедия была уже написана. На работу пошло меньше двух месяцев. Потом последовали "беспрестанные" поправки и усовершенствования. В "Ревизоре",- писал Гоголь,- я решился собрать в одну кучу все дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем".

19 апреля 1836 года комедию показали на сцене Александрийского театра. Спектакль вызвал бурные и самые разнородные толки. Присутствовавший на спектакле царь Николай, по свидетельству Герцена, умирал со смеху. На Гоголя реакция публики произвела сильнейшее впечатление. Он был, как говорит Герцен, в отчаянии от того, что "вызвал всего лишь это августейшее веселье да самодовольный смех чиновников, совершенно подобных тем, которых он изобразил...". Гоголь винил актеров, не понявших сути пьесы, игравших ее в привычном духе водевиля. В текст комедии снова и снова вносились изменения и уточнения, чтобы максимально усилить ее обличительное значение.

 

Идейное содержание "Ревизора"

"Ревизор" был создан в то время, когда только-только началась сценическая жизнь "Горя от ума". Произведение Гоголя явилось второй гениальной реалистической комедией в русской литературе. Связь есть и тематическая, и идейная. В комедии Грибоедова осмеяно барство александровского времени. Пафос "Горя от ума" - в раскрытии неприглядного морального облика дворян-крепостников. Комедия Гоголя сосредоточена на разоблачении дворянства как правящего сословия. Гоголь представил государственный организм со всеми важнейшими функциями: административным управлением, просвещением, здравоохранением, почтовой связью, судопроизводством и даже организацией "сил порядка" в лице Степана Ильича Уховертова, частного пристава и полицейских с Держимордой.

Границы безыменного уездного города, изображенного в "Ревизоре", сливаются с обширными границами "благоустроенного государства" Российского. Реакция очень скоро почувствовала, что комедия Гоголя обличает в целом государственный механизм империи Николая I, в руках которого судьбы страны, судьбы народа.

Продолжая начатые Грибоедовым разоблачения, Гоголь показывает прежде всего, что управляющее страной сословие не нуждается в уме и боится ума не меньше, чем неслужащее московское барство времен Грибоедова.

 

Построение комедии

"Ревизор" - первая русская однополюсная комедия. До Грибоедова отрицательный полюс в комедии уравновешивался резонерами, высказывавшими авторский приговор злу и безобразиям. В "Горе от ума" отрицательному полюсу, стягивающему к себе все фамусовское общество, противостоит положительный тип Чацкого. В "Ревизоре" отрицательному полюсу нет никакого противовеса. Гоголь, как говорил Белинский, математически верен действительности: ко времени создания комедии в русском обществе, терроризованном после восстания декабристов, еще не выявились сколько-нибудь значимые социальные силы, противостоящие злу. Это был период борьбы одиночек-просветителей, ревнителей правды и прогресса. "Интрига" пьесы далека от приевшейся любви-"треугольника" и других драматургических шаблонов. Разоблачение подоплеки государственной жизни основано на характерном событии, которое и является пружиной всего действия в "Ревизоре". Пружина развернулась, событие исчерпало себя, наступила развязка, таящая в себе новый круг событий, и занавес опустился. Развязка в "Ревизоре" открывает перед воображением читателя новые перспективы действия, она оставила пьесу в положении заряженного ружья и может быть завязкой новой комедии.

 

Борьба вокруг "Ревизора"

После первого же представления комедии реакционный лагерь, официальная Россия ясно поняли, что "Ревизор" - опасное произведение. По свидетельствам современников, произведение Гоголя было принято за политическое выступление, предвещающее грозные общественные потрясения. "Ревизора" сравнивали со "Свадьбой Фигаро" Бомарше. И это очень устойчивое мнение. Такая мысль выражалась и в официальной переписке "государственных мужей". Встревоженный Гоголем муравейник кипел злобой, и отсюда раздавались голоса, что автор "Ревизора" опасный бунтовщик, враг России, которого следует заковать в кандалы и отправить в Сибирь.

Реакционная журналистика, отражая мнения ненавистников Гоголя, предприняла попытки унизить и дискредитировать комедию в глазах общества. Борьба против "Ревизора" пошла сразу в двух направлениях. Его выставляли как произведение ничтожное в художественном отношении и фальшивое по содержанию. Булгарин писал, что комедии о судейских злоупотреблениях, написанные задолго до Гоголя ("Ябеда" Капниста, "Неслыханное диво, или честный секретарь" Н. А. Судовщикова, "Судейские именины" И. Соколова), "гораздо выше "Ревизора". Сенковский сводил "Ревизора" к старому анекдоту, положенному в основу многих европейских романов и пьес; в России же этот анекдот рассказал Вальтман на страницах журнала "Библиотеки для чтения". Так выглядел "Ревизор" с художественной стороны. Что касается его содержания, то Булгарин утверждал, что в этом "презабавном фарсе" нет главного - "правдоподобия, натуры", ибо во всей России нет и быть не может такого города, где нет ни одной чистой души. Если где и берут взятки, то умно, "дают еще умнее" ("Северная пчела", 1836, № 38.)

В журнале Сенковского уверяли, что "Ревизор" не имеет никакой идеи, никакого содержания. Сочинение Гоголя "даже не имеет в предмете нравов общества, без чего не может быть настоящей комедии" ("Библиотека для чтения", 1836).

У "Ревизора" не было такого защитника, как единодушное мнение декабристской журналистики и критики, вставшее за "Горе от ума". Положительные отзывы П. А. Вяземского в "Современнике" и Н. Андросова в "Московском наблюдателе" далеки были от глубокого понимания идейного содержания и мастерства Гоголя.

Лишь в "Молве" была напечатана боевая рецензия, написанная с демократических позиций. В ней была и резкая отповедь Булгарину с Сенковским, и доказывалась великая жизненность гоголевских типов, и указывалось, что все изображенное Гоголем не так смешно, как грустно. Надеждин, автор рецензии (он скрылся под инициалами А. Б. В.) выразил мысль, что содержание комедии может быть в полноте понято и прочувствовано только "простолюдинами", ибо над ними распространяется страшная, нелепая и жестокая власть разоблаченного в комедии чиновничества. Рецензент сожалел, что артисты не поняли сути "Ревизора" и хотели быть посмешней. "Они должны быть жалки, страшны, и все это должно проистекать от точного выполнения характеров, без всякого увеличения, усиления, прибауток"*. Эта оценка родилась в журнале Н. И. Надеждина, где первенствующее значение приобрела демократическая мысль Белинского, который высоко оценил комедию в своих "Московских записках". Великий критик в своих рецензиях немедленно взял на вооружение гоголевский шедевр, уснащал свои приговоры продажной литературе и журналистике убийственными гоголевскими словечками, говоря, что они сами собой так и ложатся под перо, а все образы комедии - от унтер-офицерши Ивановой, которая "сама себя высекла", до Сквозника-Дмухановского - были осмыслены им и пущены в широкий оборот как ярчайшие типы. В статье "Горе от ума" (1839-1840) Белинский дал гениальный анализ комедии "Ревизор", показав, что это одно из высших созданий художественного гения.

Хотя "юная Россия" была в меньшинстве, ее оценка гоголевского шедевра победила, потому что в этой оценке была правда. Вопреки бешенству реакции и умоисступленным клеветам булгариных и сенковских, "Ревизор" вошел в классику как бессмертное творение великой русской литературы.

Вторая по времени (после «Игроков») комедия Гоголя – «Женитьба» – представляет при своём анализе больше интереса, она глубже и шире захватывает русскую жизнь. Вот почему по справедливости, «Женитьбе» может быть присвоено почетное название «первой бытовой русской комедии»: в ней каждый герой является представителем известного сословия, здесь выведены и купцы, и чиновники, и военные. Все они очерчены ярко, характерно, ничего общего не имеют с безжизненными образами старой комедии. Яичница, Анучкин, Жевакин, Агафья Тихоновна, Устинья Наумовна – все это, быть может, несколько карикатурные, слишком яркие образы, но, тем не менее, герои живые, облеченные в плоть и кровь. «И всеми этими людьми вертит и крутит Кочкарев натура, бесспорно, энергическая, но с одним, очень часто встречающимся, недостатком, с отсутствием мысли о том, «что из всего этого выйдет». Ему лишь бы действовать и суетиться, а как на других его суета отзовется, до этого ему дела мало: он доволен, что вмешался, что сам на виду, и в этой суете, без расчета и плана, все его самоудовлетворение. И, рядом с ним, его застенчивый спутник Подколесин, этот родной брат Обломова, без стремлений, без желаний, с одной лишь мыслью, чтобы скорее прошел день, который бесконечно тянется. Этого человека ничем не пробудишь к действию: он, со своей флегмой и пассивностью, устоит против всяких доводов разума, или обольщений мечты; жизнь для него дремота в сумерки, и никто, и ничто его от этого полусна не пробудит. Вскипеть и заторопиться на мгновение он может, во лишь затем, чтобы сейчас же впасть в отчаянье страха перед поступком» (Котляревский).

«Женитьба» Гоголя – комедия смешная, но безотрадная, перед нами выведена целая галерея «серых, томительно-скучных и глупых» героев. Жизнь их бессодержательна, бессмысленна, а они этого не замечают, не сознают своего духовного убожества. В лице Агафьи Тихоновны Гоголь высмеял отклонение от старины, измену добрым старым традициям жизни, бессмысленное тяготение к «новшествам». В лице Арины Пантелеевны, а особенно купца Старикова, Гоголь вывел положительные типы; националистические наклонности автора и стремление идеализировать патриархальные «добрые времена» сказались в создании этих двух героев «Женитьбы».

 

Критика о «Женитьбе» Гоголя

Современники неверно поняли эту комедию, назвав ее веселым «фарсом». Критики в своём анализе обратили все внимание на интригу «Женитьбы», действительно, довольно запутанную и искусственную и просмотрели то обстоятельство, что комизм этой гоголевской комедии основывался не только на «положениях» героев, но и на их «характерах». Анализируя любой тип, выведенный Гоголем в «Женитьбе», мы видим, что он сам по себе закончен и комичен. Его можно взять из той обстановки, в которой он показан, взять его порознь, вне его столкновения с другими типами, и он возбудит ту же улыбку, тот же смех, как редкий оригинал и типичный продукт нашей жизни. Этот гоголевский тип возвышается и до «типа общечеловеческого», которым мы так удивляемся в комедиях Мольера. Хотя бы те же Подколесин и Кочкарев. Их можно встретить в любом месте, и в любое время. В «Женитьбе» они перед нами в роли мелких обывателей Петербурга, а сколько таких лиц, лиц, прыгающих в окно в решительную минуту, и лиц, вносящих в жизнь сумбур и суматоху, сколько их действовало и действует на широкой арене, общественной и политической?

Сам Гоголь придавал «Женитьбе» большое значение: он ее переделывал несколько раз с 1837 года до 1842 года, коренным образом менял содержание и действующих лиц. Вначале эта комедия напоминала собою сюжет «Сорочинской ярмарки» и «Ночи перед Рождеством». Её действие происходило в Малороссии, и пьеса называлась «Женихи».

 

12. Поэма Н.В. Гоголя «Мертвые души». Замысел, композиция, жанровое своеобразие, система персонажей, функциональное назначение лирических отступлений. Мастерство Гоголя-портретиста. Поэма в оценке русской критики.

 

Еще осенью 1835 года (сообщал Гоголь Пушкину) началась работа над "колоссальнейшим из первостепенных произведений русской литературы", как назвал "Мертвые души" Чернышевский. Первые главы этого произведения слышал в чтении самого автора Пушкин. Они произвели на него большое впечатление. Чем дальше продвигалась работа, тем глубже становился замысел, тем большее значение придавал этому труду сам писатель. Все, что предшествовало "Мертвым душам", рассматривается им как проба сил, как стремление выявить, так ли очинено его перо, готово ли оно для того, чтобы приняться за настоящее дело. "Гоголь,- заметил Чернышевский,- был одарен этим орлиным стремлением к неизмеримой высоте: ему все казалось мало и низко, чего достигал он или что создавал он"*. Теперь он почувствовал в себе силы представить в художественной картине "всю Русь" и создать такое произведение, которое помогло бы России разрешить важнейшие проблемы ее социального бытия. Работая над этим новым произведением, он чувствовал, что от него ждут слова спасения: "Русь! Что же ты хочешь от меня? Какая непостижимая связь таится между нами? Что глядишь ты так, и зачем все, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?"

Из сознания общественной важности своих произведений у Гоголя рождалась беспримерная забота об их художественном совершенстве, Он писал: "Я могу умереть с голода, но не выдам безрассудного, необдуманного творения".

Пять лет напряженного труда ушло на первый том "Мертвых душ". Четыре раза переделывалась рукопись этого тома; только пятая пошла в типографию для набора.

Чтобы провести свое произведение сквозь рогатки цензуры, писателю понадобилось приехать в Россию. И сколько огорчений, и сколько горьких чувств должно было ему испытать на родине! Недаром же он говорил: "Живя за границею, тошнит по России, а не успеешь приехать в Россию, как уже тошнит от России".

Когда "Мертвые души" были представлены в комитет московских цензоров, против них были высказаны самые неожиданные возражения. Одни говорили, что автор покушается на бессмертие души, другие кричали, что писать о торговле ревизскими душами значит выступать против крепостного права, третьи возмущались, что душа у Гоголя оценена оскорбительно низко - в два с половиною рубля, четвертые опасались, как бы афера Чичикова не послужила многим примером, наконец, пятых ужасало то, что если допустить к изданию "Мертвые души", то после этого ни один иностранец не приедет в Россию. Гоголю и его друзьям, в том числе Белинскому, пришлось немало похлопотать, чтобы "Мертвые души" увидели свет. "Боже, как истомили, как измучили меня все эти ожиданья и тревоги!" - восклицал издерганный и измотанный писатель*. Наконец, 21 мая 1842 года первый том "Мертвых душ", порядочно изуродованный царской цензурой, вышел в свет. Это был подлинный праздник русской литературы.