В башкирский обком кпсс — от члена кпсс писателя Султанова Зигата Адигамовича.

Большой отрывок из моего романа «Ядкәр» был опубликован на девяти номерах газеты «Совет Башҡортостаны» с 12-го по 18-ый и с 22-го по 24 октября 1974 года. Предложенный тогда мною кусок увидел свет полностью, со стороны обкома КПСС никто не запрещал и не прерывал. Правда, в промежутке между 18-го и 22 октября на несколько дней публикация была задержана, но как потом объяснили мне товарищи из газеты, по вине нашего председателы Союза писателей БАССР т. Мирзагитова: он, разъяренный с «недозволенным» содержанием редакционной «корзинки» предварившая публикацию, по телефону обругал редактора газеты и пригрозил, что устроит ему «головомойку» со стороны обкома партии (эти два редактора между собой не ладили.). Через несколько дней выяснилось, что обком партии не видит ничего крамольного ни в «корзинке», ни в тексте самого произведения, публикация была продолжена и доведена до конца.

А что касается «недозволенного» (по мнению т. Мирзагитова) в «корзинке», то по неопытности и наивности (а теперь могу сказать, и по нескромности) автора там было сообщено, что «писатель Зигат Султанов завершил пятую книгу [32] своего романа «Ядкәр». В этой (пятой) части произведения, задуманном в большом объеме, изображена высокоинтеллектуальная жизнь современной башкирской интеллигенции, а главным конфликтом романа является схватка двух противоборствующих мировых идеологий». Писательскому руководителю не понравилось выражение «пятую книгу... романа... задуманного в большом объеме» и, как свидетельствовал тогда один авторитетный мой коллега (Я.Х. Хамматов), Мирзагитов был «взбешен и дальше жди себе больших бед»... Как мне кажется, нашему высокому начальнику, прежде чем пойти на указанную акцию, разумнее было бы якобы провинившегося писателя (т.е меня, его собрата по перу) пригласить к себе, спокойно расспросить о творческих планах и завершенных уже работах, а если нужно, по-товарищески крепко и пожурить за промах... Однако раздражительность его брала верх. Но самое печальное состоит в том, что эта волюнтаристская выходка руководителя сыграла роковую роль в моей дальнейшей творческой судьбе: с того злополучного дня прошел слух обо мне как о «неугодном для обкома КПСС писателе», в редакциях стали меня избегать, перестали печатать... Такая напасть продолжается до сих пор, причем некоторые нынешние «деятели», как оргсекретарь правления Союзв писателей Б. Рафиков, указанную зловещую легенду обо мне всячески муссируют. Чем я заслужил такую звериную ненависть Рафикова — мне не известно.

Теперь относительно «пяти книг». Хотя уже понимаю, что говорить так нескромно, но нынешние роковые обстоятельства вынуждают меня раскрыть «секреты» своего творчества.

Заявка о «пяти книгах» хотя и явилась моей оплошностью, но не является голословной, имеется под ней своего рода основание:

1-я книга (текст требует некоторой доработки) — «Коммунист», 182 стр. машинописного текста, о гражданской войне в Башкирии. 5 февраля 1971 года рукопись была обсуждена на заседании бюро секции прозы СП БАССР и рекомендована для опубликования в Башкнигоиздате. Большой отрывок опубликован в пяти номерах (с 17 по 23 марта 1971 г.) газеты «Совет Башҡортостаны». До сих пор рукопись лежит у меня, т.к. директор Башкнигоиздата рукописи, не опубликованные в журнале «Агидель», не принимает. Тогдашний главный редактор журнала А. Мирзагитов тоже не опубликовал (а ставший потом председателем правления СП и другим не рекомендовал), мотивируя тем, что разгребать такой сложный материал преждевременно. Кстати, до этого в 60-х годах он же зарезал сразу два моих сатирических повестей, причем первая из них под названием «Пены на высоких волнах» точно так же, как и теперешний мой роман, была снята с производства перед самой отправкой в набор. Мотивировка: «надо быть осторожным, за сатиру теперь нас по головке не гладят».

2-я книга — «Земля моя, люди мои» (другое название «Сакмара-река»), 450 стр. машинописного текста[33]; крупные куски были опубликованы в журнале «Агидель» и газете «Совет Башҡортостаны». Полный текст прочитал писатель Г. Ибрагимов и оценил положительно. Текст требует некоторой доработки.

3-я книга об участии башкирского народа в составе башкирской кавалерийской дивизии в Великой Отечественной войне, книга еще в начальной стадии: автор совершил поездку по местам боевой славы дивизии, в течении многих лет он тесно общался со многими участниками войны, собрал обширный материал. В процессе собирания материала оказал непосредственную помощь в подготовке к печати двух книг-воспоминаний ветерана дивизии С.Р. Кадирова: «Через огонь и воды» (литературная обработка З. Султанова) и «Орел Урала» (литературная запись З. Султанова, книга издана на башк. и рус. языках). Пробная часть задуманной мною книги о войне была опубликована под названием «Там, где сверкали алмазные клинки» в семи номерах (с 29 августа по 7 сентября 1971 года) газеты «Совет Башҡортостаны». Однако продолжающаяся до сего дня многолетняя борьба за судьбу романа «Ядкәр» отняла у меня много сил и здоровья, поэтому завершение книги о войне задерживается.

4-5 книги — только что названный и теперь уже известный и Вам роман «Ятлағандарға ядкәр» (или «Ядкәр»). Сегодня некоторыми коллегами против него ведется беспощадная война на полное уничтожение.

А если товарищ Мирзагитов все еще сомневается и убежден в том, что говоря о своих работах я обманываю, может послать официальную ревизию в мой «рабочий цех» и проверить все на месте. Что касается его рецензии на роман (рецензия написана в 1984 году, после этого я роман переработал), главная пртензия рецензента сводится к следующему: «сатира, или реалистический роман?!.» В таком случае куда девать М. Булгакова («Мастер и Маргарита»), А. Платонова («Город Градов», «Ювеналово море») и других, которые свои сугубо реалистические романы написали в таком неугодном А. Мирзагитову, говоря его же словами, «ироническо-сатирическом жанре»?!.

С глубоким уважением член КПСС писатель Йыһат Солтанов. 03.12.1986.

 

 

«Заговор обреченных»

 

Шул исемле кинофильм киң танылыу ҡаҙанғайны ул саҡта — йәшерен һүҙ ҡуйышҡан, ләкин мәкерле эштәрендә еңелеүгә дусар ителгән фетнәселәр хаҡында.

Әлеге йыллыҡ партия йыйылышынан һуң, һарыуҙары ҡайнаған баяғы начальник-түрәләребеҙҙең миңә ҡаршы яһилланып ни ҡыласаҡтарын алдан уҡ төҫмөрләүем дөрөҫкә сыҡты тәки — өйөрҙәре менән бер төптән ҡубынып ҡылдылар үҙҙәре уйлаған «иң һуңғы һәм иң хәл иткес» һөжүмде:

 

Секретарю Башкирского обкома КПСС тов. Ахунзянову Т.И. [34]

Уважаемый Тагир Исмагилович!

Доводим до Вашего сведения свою оценку отчетного партийного собрания писателей, состоявшегося 2 декабря 1986 года [35]. Фактически оно провалилось, было уведено в сторону насущных проблем дальнейшего развития башкирской советской литературы демагогическими выступлениями некоторых коммунистов, выдвинувших на первый план свои сугубо личные корыстные интересы...

Теперь очевидно, что среди писателей сложилась группа, поставившая перед собой цель очернить руководство Союза писателей и редакции журнала «Агидель»...

В этот раз для нападков была использована 12-летняя история с рукописью так называемого романа-эссе «Ядкарь» Зигата Султанова. Это произведение, не имеющее каких-либо художественных достоинств (ни сюжета, ни одного героя с более или менее приемлемой нравственностью, карикатиурное изображение секретаря обкома, трудно читаемое, правда, не содержит в себе высмеянного Мустаем Каримом [36] султановского утверждения, что башкиры первыми придумали колесо и мазь для него, но целиком подчинено той же глобальной султановской мысли: вся цивилизация началась с башкир, полно унизительных намеков в адрес соседних народов [37]... И это произведение в 1974 году было обсуждено на заседании секции прозы и получило одобрение (по словам одного из оставшихся в живых участников обсуждения Нугумана Мусина — с многочисленными серьезными замечаниями). Тогда же роман начал печататься в газете «Совет Башҡортостаны», в предисловии автор заявил, что он задуман из 20 (двадцати) книг [38], но газетная публикация была прервана по указанию обкома партии [39]...

В течение многих лет Зигат Султанов молчал и года 2-3 назад вновь принес свою рукопись, уверяя, что она переписана заново. Роман прочитали, подробно отрецензировали Булат Рафиков [40] и Асгат Мирзагитов. Было сказано, что роман нуждается в серьезной переработке и в идейном, и художественном аспектах. Автор согласился с доводами рецензентов. Но через некоторое время поведение Зигата Султанова неожиданно преобрело агрессивный характер...

В истории с этим романом нас особенно удивляет позиция Кадима Аралбаева [41]. После второй жалобы Зигата Султанова в обком партии на Асгата Мирзагитова и Амира Гареева, которые якобы мешают публикации романа из-за личной вражды автору, он (Аралбаев) стал настаивать на немедленном печатании этого произведения в журнале, пугая тем, что иначе автор напишет и в ЦК КПСС. Более того, на заседании редколлегии настойчиво требовал начать его публикацию немедленно, с январского номера, доказывая, что это произведение о становлении башкирской советской интеллигенции и явится хорошим подарком 70-летию Великого Октября. У членов редколлегии создалось впечатление, что Кадим Аралбаев или толком не прочитал этого произведения, или не смог разобраться в нем [42]. Было решено отдать «Ядкарь» еще на одну рецензию — доктору филологических наук Гилемдару Рамазанову, который тоже пришел к мнению, что роман в таком виде печатать нельзя [43]. То же самое сказали профессоры Гайса Хусаинов и Роберт Баимов, прочитавшие роман позже...

Так вот, на отчетном собрании Зигат Султанов выступил с пространной речью. Изрядно поехидничав по поводу «мудрости» Амира Гареева, болезней и заграничных поездок Асгата Мирзагитова, узости плеч Булата Рафикова, он, уволенный недавно из редакции журнала по собственному желанию, а фактически за развал работы отдела критики, взялся за критический разбор работы отдела прозы, а уменьшение тиража журнала объяснил тем, что не публикуют его роман.

Тон был задан. Зайнаб Биишева объявила Зигата Султанова великим тружеником, по своему обыкновению прошлась по адресу Мустая Карима («ваш кудрявый», «ваш герой»), свое падение с лестницы в здании Союза писателей СССР в начале VIII съезда представила чуть ли не организованным покушением на нее (какой-то знакомый высокий мужчина с портфелем в руке, о ноги которого она споткнулась), заявила, что в республике ее не признают, притесняют, лишь Москва ее спасает. Ее слово кое-кому пришлось по вкусу, и они пытались организовать массовую овацию... Тайфур Сагитов предложил ввести в решение отчетного собрания специальный пункт о романе «Ядкарь», отстранить от этого дела редколлегию журнала, к которой теперь Зигат Султанов не питает доверия.

Таким образом, собранию вновь был навязан роман «Ядкарь», который и так заслонил собой наиболее актуальные вопросы литературного процесса, которые пытается решить правление и редколлегия журнала... К сожалению, оскорбления в адрес нынешних руководителей Союза и редакции, выпады против Мустая Карима, вся эта работа локтями не были замечены лишь руководящими партийными работниками, присутствовавшими на собрании. Зав. отделом Культуры обкома КПСС тов. Дильмухаметов А.М. назвал все выступления хорошими, принципиальными.

Получилось так, что он молча одобрил и то, что Зайнаб Биишева начисто отрицала целесообразность решения партийных органов после гражданской войны об образовании комиссии по реализации башкирского языка и ее работы во главе с Шагитом Худайбердиным, а также призвала собрание брать пример с татарских писателей и перестать ругать эмигрировавшихся после революции башкирских деятелей, то бишь Заки Валидова [44]. Мы понимаем, что демократизация советского общества предполагает открытое выслушивание всех мнений, но всему должна быть дана партийная оценка.

Обструкция, устроенная на партсобрании группой себялюбцев, не стесняющихся в выборе средств для прокладки себе пути, прямо скажем, не лучших представителей нашей литературы, конечно же, преследуют цель свалить нынешнее руководство Союза и редакции [45] еще до съезда писателей Башкирии, который не за горами. А приход таких людей в руководство чревато многими осложнениями для всей башкирской литературы [46].

Тов. Дильмухаметов А.М., видимо, из-за своей перегруженности работой слишком полагается на мнение своего инструктора Кадима Аралбаева, на его партийную объективность и прозорливость. Но член СП СССР Кадим Аралбаев, любящий часто повторять «обком так думает!», в некоторых случаях показал себя совсем иным. Являясь куратором журнала «Агидель» он не может идти дальше мелочной опеки, придирок по поводу знаков препинания. Его же предложения по содержанию журнала часто дают отрицательный результат. Так, 60-летию журнала он опубликовал материал со ссылкой на буржуазного националиста Х. Габитова. Его хлопоты по поводу романа «Ядкарь» также вызывают сомнения относительно его компетентности [47]... А. Мирзагитов.

А. Гареев. Т. Юсупов.

Б. Рафиков.

 

Ошоноһо ғына ла етмәһә, өҫтәүенә, баҫылып сыҡмаған романымды яманлап (ә был бөтөнләй хилаф эш!) һәм «Урал батыр шәжәрәһе» өсөн миңә «Ағиҙел» журналының йыллыҡ бүләге бирелеүенә асы нәфрәт белдереп, рәйесебеҙ Әсғәт Мирзаһитов исеменән Мәскәү-мәркәздең үҙенә үк емерткес мәҡәлә-шикәйәтнамә атҡарылған булып сыҡты (ләкин ул Өфөләге ваҡиғаларҙың эҫе мәленән ике айға һуңлап ташҡа баҫылды — «Литературная Россия» гәзитенең 1987 йыл 13 март №11 һаны). Әйтелгән шикәйәтнамәләрҙең икеһе лә, был осорҙағы миңрәүләнгән (был хаҡта хатта рәсми органдарҙа ла беләләр ине) Мирзаһитов үҙе ҡәләм тибрәтеп фекерләй алмағанлыҡтан, эргәһендәге «серый кардинал» тип аталмыш (был ләҡәп Тайфур Сәғитовтың романында ла бар, буғай) әлеге лә баяғы шул Б. Рафиҡовтың ҡәләме аҫтынан сыҡҡанлығы күптәргә билдәле ине. Заманында «йәшел йылан» тәьҫиренә ныҡ бирелеүе арҡаһында (быны ул аҙаҡ үҙе лә яҙып ҡалдырҙы) алтындай йылдарын ижадһыҙ яндырғаны өсөн, хәҙер килеп, уға тамсы ла зыяны теймәгән, әммә айныҡ ҡалып ижад иткән ҡайһы бер ҡәләмдәштәренән үс алғандай ине был... Һәм бына килеп яҙыусыларҙың бер үҙҙәре генә түгел, ә етәкселек итеүсе партияның өлкә, баш ҡала, район комитеттары вәкилдәре, матбуғат органдары хәбәрселәре лә ҡатнашлығындағы шул оло йыйылышта ижадыма ҡарата ҡылынған ғәҙелһеҙлеккә ҡаршы мин сығып телмәр тотҡас һәм залдағы ипле генә коммунистар: «Ни өсөн һуң тотҡарлайһығыҙ уның романын, аңлатып бирегеҙ?» — тип идара етәкселәренән һорағас, идараның оргсәркәтибе булмыш баяғы Б. Рафиҡов, күҙ ҙә йоммай: «Беҙ Йыһат Солтановтоң романын шуның өсөн баҫтыртмаҫҡа ҡарар ҡылдыҡ, сөнки унда милләтселек көслө — күрше туғандаш милләтте түбәнһетә”, — тине, күҙен дә йоммай. — “Ҡайһы милләтте, әйтеп бир!” — тип мин ныҡығас: — “Татар милләтен”, — тип яуапланы. Мин, аптырап: “Юҡты һөйләмә! Тәғәйенен әйтеп бир: романдың ҡайһы урыны йәки образы ул?” — тип ҡыҫмаҡлағас, саҡ ҡына уйланып торҙо ла: — “Килмешәк образы”, — тине. Шуға хайран ҡалып: “Романдағы ул кире образ — башҡорт бит, бөтөнләй татар түгел!” — тип асыҡлыҡ керетергә итһәм дә, ҡолаҡҡа элмәнеләр кеүек — партия өлкә комитетының, район комитетының вәкәләтле вәкилдәре (күбеһе татар милләтенән!) йыйылыштан ошо шомло уй менән ҡайтып киттеләр — мине тамам һәңкәҙетә һуғыу, романымдың башына етеү ине был. (Аҙаҡ архивта шул партия йыйылышының протоколын ҡараным: партбюро сәркәтибебеҙ Ә.С. Гәрәйев, намыҫһыҙ рәүештә ялғанлап, Рафиҡовтың сығышының асылын йәшереп: “Тов. Рафиков. Я сам был свидетелем обсуждения многострадательного романа”, тип кенә сонторлап теркәгән). Үҙем кеүек үк ҡәләмдәштең күрәләтә яла яғыуы рәнйетте күңелемде, көтмәгәндә йөрәгемде йылан саҡҡандай булды. Ошоғаса һәр төрлө ҡыйырһытылыуҙарҙы сабыр кисерә тороп та, был юлы хәтәр яҙмышҡа дусар ҡылыныуымды яҡшы тойоп, Лев Толстойҙың: «Уң сикәңә һуҡһалар — һуҡтыртырға һул сикәңде ҡуй», — тигәненең отороһон ҡылырға — һуғыусыға уның үҙенең миңә киҙәнгән «милләтселек» суҡмары менән уғата ҡатыраҡ ҡундырырға ҡәһәтләндем һәм йәберсемдең шул арала журналда сыҡҡан романының тупаҫ кәмселектәре тураһында ул үҙе үк йөрөп шымартҡан юлдан партияның өлкә комитетына мин дә хат күндерҙем. Асылда башҡорт араһына килмешәк-ятбауыр булып кергән ылғый аферист-шпионды башҡорт халҡының милли геройы итеп күтәрергә, төрлө уйҙырмалар аша башҡорт халҡын — урыҫ халҡына, урыҫ дәүләтенә ҡаршы ҡуйырға маташыуын төрлө тарихи документтарға таянып дәлилләнем[48]. Бер уйлаһаң, яҡшы ла түгелдер был, әммә, башына баҫһаң, баҡа ла башмаҡтай баҡыра, тиҙәр бит... Һәм, әйтергә кәрәк, «ни тиһәң дә үҙ этең бит», тигәнде иҫкә төшөрөп, ошо ҡыҙыулығым өсөн үкенә биреп тә йөрөгәйнем. Әммә, шөкөр, эште ҙурға ебәртмәй, табаҡташтары үҙҙәре әйткән «нәүбәттәге йыйын-һайлауҙарғаса» уны түрәлегенән ҡолатмай яҡлап ҡалдырҙылар — йылғырйән бер аҙ өркөтөлөү менән генә арынды. Ә китап итеп сығарғанда әҫәрен ул мин күрһәткән етешһеҙлектәрҙән шаҡтай арсалап, һуңынан бүләк тә алды (быға мин ҡаршылашманым).

Ә баяғы үҙҙәрен тәнҡитләүсе ҡәләмдәштәре өҫтөнән дүрт ҡултамға менән обкомға яҙылған шикәйәтнамә авторҙарына килгәндә, моғайын, улар шуның ярҙамында беҙ фәҡирҙәрҙе әүәлгесә юғарынан күҫәкләттертеп, һыуҙан ҡоро сығырға маташҡандар. Ләкин КПСС Үҙәк Комитеты күптән түгел иғлан ҡылған билдәлелек (гласность) шарттарында осло беҙҙе тоҡҡа йәшереү һис мөмкин түгел ине. Түрәләребеҙҙең шикәйәтнамәһен күмәкләшеп тикшереү кәңәшмәһе уҙғарылды, шикәйәтнамәселәр өсөн һис кенә лә көтөлмәгәнсә булды ул (ултырыштың протоколын, әҙәбиәтебеҙ тарихы өсөн ифрат мөһим булғанлыҡтан, туранан-тура күсерәм). Рәсми документтың тәүге бер бите генә лә күрһәтә шуны: