Право собственности как гражданско-правовое понятие.

Право собственности регулирует определенную часть то­варно-денежных имущественных отношений, входящих в предмет гражданского права. При этом следует вновь на­помнить, что речь идет о волевых отношениях, или, точнее,

-' Заказ 6530 17

о волевой стороне экономических отношений, способной «поддаваться» правовой регламентации.

Экономические (производственные) отношения, сово­купность которых иногда рассматривается как наиболее широкое понимание отношений собственности, как извест-¹ но, составляют базис общества, на котором, по Марксу, «возвышается юридическая и политическая надстройка». С этой точки зрения, вся юридическая надстройка, выра­стающая на данном базисе, и выполняет функцию право-вого регулирования волевой стороны этих экономических i отношений собственности.

Если же собственность понимать более узко, как про­цесс 'присвоения материальных благ, как «статику» произ­водственных отношений, то и юридическое опосредование,| этой части производственных отношений (их волевой сто- | роны) приобретает более определенные черты и специфику, ^ позволяющую выделить особый правовой институт—право'" собственности, специально предназначенный для этой цели.

Такой подход к предмету права собственности обосно­вывал А. В. Венедиктов, доказывавший еще в конце 40-х годов, что правом собственности опосредуется лишь какой-то «участок» экономического базиса — именно тот, который К. Маркс обозначал категорией «присвоения» в узком смыс­ле, в смысле отношения к средствам и продуктам производ­ства как к своим. Этот подход впоследствии был уточнен и дополнен С. Н. Братусем, показавшим, что право собст­венности опосредует даже не сам 'процесс присвоения, а его статику—состояние фактически достигнутой присвоен- ности материальных благ.

В настоящее время по существу общепринят взгляд, в соответствии с которым право собственности регулирует статику имущественных (волевых) отношений собственнос­ти как состояние принадлежности (присвоенности) мате­риальных благ. Динамика этих отношений, т. е. переход материальных благ от одних лиц к другим, опосредуется в первую очередь обязательственным правом.

Важно отметить, что данные отношения, объективно принимающие товарно-денежную форму, составляют тем самым предмет гражданско-правового регулирования. Сле­довательно, и регламентирующие их нормы, неизбежно воспринимающие эту специфику, могут быть только граж­данско-правовыми по юридической 'природе (поскольку речь идет об отношениях независимых формально равных товаровладельцев).

Их совокупность и составляет гражданско-правовой

институт <» (подотрасль) права собственности, или право собственности в гражданско-правовом понимании. Нормы других отраслей права, которые также в той или иной мере регулируют волевую сторону экономических отноше­ний собственности, составляя их 'правовую форму, не вклю­чаются в гражданско-правовой институт (подотрасль) права собственности.

Их предмет составляет ту часть отношений собственно­сти, которая не приобретает товарно-денежного характера (например, возникающих по поводу объектов, исключен­ных из товарного оборота и составляющих исключитель­ную принадлежность государства), либо особые, внеэко­номические способы их защиты (уголовно-правовые, адми­нистративно-правовые). Все они (вместе с гражданско-правовыми нормами о собственности) могут рассматри­ваться как составные части общеправового, комплексного института права собственности.

Гражданско-правовой институт (подотрасль) права соб­ственности охватывает нормы, устанавливающие: характер и содержание правомочий собственника, гражданско-пра­вовой режим объектов права собственности (в том числе правила о возможности и порядке приобретения и прекра­щения права собственности на эти объекты); формы (раз­новидности) права собственности, признаваемые правопо­рядком; гражданско-правовые способы защиты этого права.

В совокупности перечисленные нормы гражданского права составляют право собственности в объективном смы­сле —как особый гражданско-правовой институт, закреп­ляющий, регулирующий и охраняющий состояние принад­лежности (присвоенности) материальных благ определен­ным лицам.

Содержание права собственности. Для того чтобы рас­крыть конкретные возможности поведения, предоставляе­мые законом собственнику имущества, охарактеризовать, по выражению Ю. К. Толстого, «меру его юридической власти», необходимо обратиться к категории права собст­венности в субъективном смысле, т. е. рассмотреть его содержание как субъективного гражданского права.

Содержание субъективного права собственности приня­то характеризовать через составляющие его правомочия. Как в законодательстве, так и в теоретической литературе обычно выделяются три правомочия собственника: по вла­дению, пользованию и распоряжению принадлежащим ему имуществом (п. 2 ст. 1 Закона о собственности в СССР,

2* 19

п. 1 ст. 45 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 года).

Закон не раскрывает содержания данных правомочий, однако в цивилистической науке оно практически обще-признано: под правомочием владения понимается основан­ная на законе (или юридически обеспеченная) возможность иметь у себя данное имущество, содержать его в своем хозяйстве (числить на балансе и т. п.); под правомочием пользования —аналогичная возможность экоплуатадии (хозяйственного использования) имущества путем извле­чения из него полезных свойств, его потребления; под правом распоряжения — соответствующая возможность определить судьбу имущества путем изменения его при­надлежности, состояния или назначения (в форме отчуж­дения, уничтожения и т. д.).

В правовой науке давно возник вопрос о том, исчерпы-^ вается ли перечисленной «триадой» правомочий право соб- 'Ч ственности, достаточно ли указания на них для того, чтобы показать юридическую специфику этого права, его отличие от правомочий иных владельцев, не являющихся собствен­никами.

Дело в том,' что такими возможностями, причем не только по отдельности, но и в совокупности, в ряде случаев могут обладать и несобственники. Например, наниматель жилого помещения в доме местного Совета, очевидно, не только владеет и пользуется квартирой или комнатой (в этом—основной смысл предоставленных ему жилищным законодательством возможностей), но и в известных рам­ках вправе распорядиться ею (путем обмена, сдачи в под­наем, раздела лицевых счетов и т. д.).

Уже отсюда следует, что сама по себе «триада» право­мочий, во всяком случае, недостаточна для характеристики содержания права собственности. Более того, было бы ошибкой представлять ее как единственно возможный и правильный вариант описания правомочий собственника. ^г Прежде всего, она вовсе не берет начало, как иногда считается, в римском праве. Римское частное право вооб­ще не знало «закрытого» (исчерпывающего) перечня пра­вомочий собственника. Известная триада ius utendi, ius fruendi, ius abutendi (право обладания, право пользования, право распоряжения) как характеристика правомочий соб­ственника появилась уже в средние века, у глоссаторов (тем более, что первые два правомочия рассматривались в классическом римском праве как вполне самостоятель-

ные вещные права, а третье стало чисто средневековым «изобретением» комментаторов).

В русское законодательство «триаду» внес М. М. Спе­ранский, что четко показано А. А. Рубановым (см.: Проб­лемы совершенствования теоретической модели права собственности.—В кн.: Развитие советского гражданского права на современном этапе. М., 1986. С. 105—106).

В Г832 году появилась ст. 420 т. Х ч. I Свода законов Российской империи, устанавливавшая, что право собст­венности имеет тот, «кто, быв первым приобретателем имущества по законному укреплению его в частную при­надлежность, получил власть в порядке, гражданскими законами установленном, исключительно и независимо от лица постороннего владеть, пользоваться и распоряжаться оным...».

Законодательство других стран содержит иные харак­теристики этого понятия, говоря, например, о 'праве «поль­зоваться и распоряжаться вещами наиболее абсолютным образом» (ст. 544 Гражданского кодекса Франции), о пра­ве «распоряжаться вещью по своему усмотрению и отстра­нять других от всякого на нее воздействия» (§ 903 Герман­ского гражданского уложения) и т. д. " В современном англо-американском праве насчиты­вают 11 правомочий собственника, причем способных в разных сочетаниях давать около полутора тысяч вариантов прав собственности (см,,:__Кикоть В. А^Современные тен­денции и противоречия учения о праве собственности в развитых капиталистических странах (научно-аналитиче­ский обзор).—В кн.: Актуальные проблемы современного буржуазного гражданского права. Сборник научно-анали­тических обзоров. М., 1983. С. 41—43).

Таким образом, привычная для нас «триада» правомо­чий собственника, строго говоря,—чисто юридическая кон­струкция, прямо не опирающаяся на какое-то особое эко­номическое содержание. Она рождена историческим разви­тием нашего законодательства и было бы неправильно искать ее истоки в особых экономических отношениях владения, пользования и распоряжения. В ином случае можно было бы содержание экономических отношений собственности раскрывать через юридические категории (правомочия собственника), что вряд ли корректно.

Специфика права собственности. Юридические особен­ности права собственности необходимо, по-видимому, ис­кать не столько в перечне (триаде) правомочий, являю­щемся лишь одним из возможных вариантов законодатель-

ной формулировки содержания этого права, сколько в са­мом характере данных правомочий. Конечно, правомочие ^ распоряжения имуществом у нанимателя всегда уже, чем аналогичное правомочие собственника. Но дело не только в том, что нанимателю недостает каких-то конкретных возможностей, чтобы «сравняться» с собственником (тем более, что последний, абстрактно говоря, может наделить другое лицо любыми принадлежащими ему самому право­мочиями).

Дело в том, что правомочия собственника, как и само право собственности в целом, дают возможность собствен-у нику, опираясь на закон, отстранять всех третьих лиц от | «хозяйственного господства» над принадлежащим ему '. имуществом, если на то нет его воли. В этом смысле право-мочия собственника носят действительно особый, исключи­тельный характер (что, несомненно, является прямым от­ражением, следствием особенностей.», его экономического положения).

Аналогичные правомочия могут быть и у несобственни­ка (например, у того же нанимателя), но они уже не носят исключительдого_харяк1Ёра. Ведь они не только не «исклю­чают» прав на это имущество самого собственника, но и возникают по его воле, а не только по воле управомочен-ного собственником лица.

Следовательно, даже одноименные правомочия несоб-' ственника отличаются от правомочий собственника прежде всего тем, что последний реализует их исключительно по своему усмотрению, будучи ограничен в действиях только прямыми запретами закона, тогда как несобственник свя­зан волей собственника, установившего для него пределы его прав (в соответствии с законом или договором), и не может действовать столь же независимо.

Это обстоятельство ранее игнорировалось нашим зако­ном (ср. ст. 19 Основ гражданского законодательства 1961 года), что порождало теоретические споры и прак­тические недоразумения.

Они дали о себе знать в последнее время как в законо-творческой деятельности, так и в хозяйственной практике. Отождествление «триады» правомочий с правом собствен­ности, господствовавшее в правосознании, сделало возмож­ными попытки подмены права собственности указанной «триадой», оказавшиеся не столь безобидными.

Так, сначала права госпредприятия по владению, поль-* зованию и распоряжению государственным имуществом ('п. 1 ст. 4 Закона о государственном предприятии (объе-

динении) стали трактоваться некоторыми экономистами как право собственности, тем более что трудовой коллек­тив этим же Законом был объявлен «полноправным хозяи­ном» соответствующей части общенародной собственности (п. 2 ст. 1, п. 3 ст. 2), а иной характеристики прав гос­предприятия данный Закон не давал.

Затем в п. 4 ст. 7 Закона о кооперации в СССР уже и кооператив был объявлен «полноправным хозяином при­надлежащего ему на праве собственности» имущества. А после того арендные, «народные» и иные коллективные предприятия стали заключать с органами государственного управления договоры о передаче или продаже (выкупе) им либо их трудовым коллективам соответствующего иму­щества в «пользование и владение», либо даже «во владе­ние, пользование и распоряжение», приобретая в резуль­тате «полную хозяйственную самостоятельность» и стано­вясь «хозяином» («самостоятельным», «полноправным» и т. д.) имущества.

Появление такого рода коллективных «хозяев», о ко­торых многократно сообщалось в различных периодических массовых изданиях, возможно, и усилило «чувство хозяи­на» у конкретных работников, но не способствовало яснос­ти правового положения их имущества. Более того, неко­торые из них были разочарованы, узнав о том, что никакого права собственности на основные фонды, выкупленные ими «в пользование и владение» у государства, не возникло.

Тем не менее, в большинстве альтернативных проектов, предлагаемых законодателю в связи с разработкой Закона о собственности, отстаивалось именно такое понимание права собственности. Например, в проекте, разработанном Комитетом Верховного Совета СССР по вопросам экологии и рационального использования природных ресурсов, в ст. 4 указывалось, что «полномочному собственнику (субъекту права собственности) принадлежат права владения, рас­поряжения и пользования объектом собственности» (Эко-ном. газ. 1989. №48. С. 11).

Понятно поэтому, какое важное практическое значение приобретает правильное и четкое определение характера и содержания правомочий собственника. Для него совер­шенно излишне указание на «хозяйский» характер прав, ибо характеристика собственника как «хозяина» не только ничего не добавляет к его правомочиям, но и смешивает их с правомочиями других владельцев (ведь наниматель квартиры, несомненно, является ее «хозяином», не будучи собственником).

Точно так же излишне и указание на «хозрасчетный характер» деятельности собственника, ибо иначе как на «полном» («подлинном») хозрасчете собственник хозяйст­вовать не может. Но зато, по нашему законодательству, хозрасчетным может.быть даже неправосубъектное обра­зование, например, внешнеторговая фирма государственно­го хозяйственного объединения. Не -будучи юридическим лицом, такая организация не может стать не только соб­ственником, но и, строго говоря, вообще субъектом имуще­ственных (гражданских) правоотношений.

Многие ученые-цивилисты, характеризуя правомочия собственника, не ограничивались перечислением известной «триады», а указывали на ее осуществление «своей властью и в своем интересе» (А. В. Венедиктов), «по своему усмот-Г 'рению» (Д. М. Генкин), «независимо» от врех других лиц ¹ С (С. М. Корнеев) и т. д. По этому же пути вполне обосно- ^\ ванно пошел и новый Закон о собственности в 'СССР, уста­новивший в п. 2 ст. 1, что «собственник по своему усмот­рению владеет, пользуется и распоряжается принадлежа­щим ему имуществом».

При этом в Законе отсутствует прямое упоминание о «пределах» названных правомочий, содержавшееся ранее в кодифицированных актах гражданского законодательст­ва. Напротив, законодатель далее специально подчерки­вает, что «собственник вправе совершать в отношении сво­его имущества любые действия, не противоречащие закону», особо выделяя возможность его использования для «любой хозяйственной или иной деятельности, не за­прещенной законом». Тем самым закреплен наиболее широкий^ всеобъемлющий характер 'прав собственника, реализующего «хозяйственное господство» над своим иму­ществом.

С учетом изложенного можно сказать, что субъектив­ное право собственности предоставляет обладателю исклю­чительную и всеобъемлющую возможность полного хозяй­ственного господства над имуществом, заключающуюся в правомочиях владеть, пользоваться и распоряжаться при­надлежащим ему имуществом по своему усмотрению, т. е. совершать в отношении имущества любые действия, не противоречащие закону. В исключительном и всеобъемлю­щем характере правомочий собственника, в независимости его имущественно-правового положения от других лиц и заключается юридическая специфика данного права.

Вместе с тем важно подчеркнуть, что наличие такого права прежде всего включает возможность самостоятель-

^4

ной организации хозяйственной (предпринимательской) деятельности и участия в товарном обороте на базе соот­ветствующего имущества. Сведение права собственности к абстрактной «триаде» правомочий долгое время позво­ляло формально считать собственниками таких субъектов, которые в действительности были почти полностью лишены возможности свободного хозяйственного и иного использо­вания принадлежащего им имущества (в частности, кол­хозы). Точно так же, например, и отдельные граждане как личные собственники были законодательно лишены права на самостоятельное хозяйственное использование своего имущества. Их «хозяйственное господство» жестко ограни­чивалось рамками сферы потребления.

Поэтому законодатель специально отметил право соб­ственника использовать имущество для любой не запре­щенной законом хозяйственной деятельности, имея в виду признание за всяким, прежде всего—коллективным или индивидуальным собственником особого субъективного пра­ва (правомочия) на собственную хозяйственную деятель­ность (см.: Сафиуллин Д. Н. Теория и практика пра­вового регулирования хозяйственных связей в СССР. Свердловск, 1990. С. 15).

В новых условиях такой подход приобретает принци­пиальное значение, закрепляя одно из основных условий становления и функционирования современной рыночной экономики.

Объекты права собственности

Понятие объекта права собственности. Несмотря на всю специфику, право собственности есть лишь разновидность более широкой категории—гражданских прав. С этой точ­ки зрения объекты права собственности тоже включаются в известное понятие объектов гражданских прав, будучи их разновидностью.

Тем не менее, о них нужно сказать особо, поскольку объекты гражданских прав—весьма широкая категория, как известно, включающая даже определенные личные, не­имущественные блага. Объектом же права собственности может быть только имущество, имеющее некую экономи­ческую ценность (ведь речь идет о волевой стороне опре­деленных экономических отношений). Далеко не всякое благо (материальное или духовное) способно стать объек­том права собственности.

f Исходя из экономической природы отношений собствен­ности, можно 'было бы сказать, что объектом права собст­венности способно быть все то, что может отчуждаться как товар, быть предметом рыночных отношений незави­симых товаровладельцев.

Но это был бы слишком широкий подход, поскольку товаром может в конкретном случае стать все, что так или иначе попадает в орбиту деятельности человека (в том числе, например, и сам человеческий организм как объект донорства и трансплантации), и даже то, до чего человек еще не добрался, но имеет хотя бы теоретические шансы добраться (например, известные за рубежом случаи «тор­говли» участками на Луне).

Необходимо уточнить, что объектом права собственно^ сти может быть не просто товар, а продукт труда, имею­щий форму товара, т. е. присвоенный кем-то, отвоеванный у природы в результате процесса производства. '*'

Все остальные объекты человеческой деятельности в случае получения ими товарной формы могут быть пред­метом отношений, которые в том или ином объеме могут регулироваться с помощью некоторых норм права собст­венности, но все равно приобретают особый правовой ре­жим, ибо распространить на них правила о собственности в полном объеме, без каких-либо изъятий, не представля­ется возможным. Ведь сами эти объекты по своей природе не допускают «полного хозяйственного господства» над собой их обладателя, а предоставляют ему довольно огра­ниченные возможности использования (например, донор­ская кровь, полученная хотя бы и возмездно).

Необходимость отметить эти, как будто очевидные, на первый взгляд, обстоятельства связана с многочисленны­ми 'попытками, 'предпринимавшимися в ходе разработки проекта Закона о собственности, объявить объектами права собственности категории, не способные выступать в этой роли по самой своей природе: жизнь и интеллект человека, его творческие способности; атмосферный воздух (воздуш­ный бассейн), природные и этнические ландшафты и т. д.

К сожалению, некоторые из них увенчались успехом:

благодаря им, в частности, в п. 2 ст. 6 Закона о собствен­ности появилось исключительное право гражданина «рас­поряжаться своими способностями к производительному и творческому труду», 'представляющее собой скрытую фор­му «права собственности на рабочую силу».

Между тем, интеллектуальные и физические способно­сти человека, в определенных ситуациях приобретающие

?б

товарную форму (при «продаже» рабочей силы на рынке труда), не являются продуктом его производительного труда, а представляют собой результат его биологического развития (если, конечно, не рассматривать человека в ка­честве объекта права, как в рабовладельческом обществе).

Данные способности не могут отчуждаться от своего носителя в результате товарных сделок, как это происходит с 'продуктом труда. Наличие правового регулирования тру­довых отношений еще не свидетельствует о том, что такое регулирование осуществляется или должно осуществляться с помощью норм о праве собственности. Сказанное сви­детельствует о том, что «право распоряжаться своими способностями к труду» не имеет ничего общего с правом собственности, и его включение в Закон о собственности нужно рассматривать как недоразумение (в прямом смыс­ле слова).

Аналогичные в принципе соображения можно высказать и по поводу закрепления в качестве объектов 'права собст­венности некоторых природных ресурсов. Так, ч. I ст. 15 Закона Эстонской ССР от 18 мая 1989 г. «Основы хозяй­ственного расчета Эстонской ССР» (Ведомости Верховного Совета и Правительства Эстонской ССР. 1989. № 18. Ст. 223) объявила исключительной собственностью Эстон­ской ССР «воздушное пространство над территорией рес­публики». Но едва ли можно всерьез говорить об осуще­ствлении «хозяйственного господства» над воздушным пространством, т. е. над воздухом в его естественном состоянии.

Такого рода «предмет» в принципе не способен быть объектом имущественного (товарного) оборота, не будучи определен ни индивидуальными, ни родовыми признаками, ни иным образом обособлен в качестве «имущества». Иное дело—воздух или его составные части, измененные под воздействием труда человека и соответствующим об­разом обособленные (нагретый воздух—пар, «сжатый воздух» с помощью компрессора, «сжиженный воздух» (газ) и т. д., являющиеся объектами гражданско-право­вых сделок).

Теоретически объектом права собственности может быть и обычный воздух, однако опять-таки обособленный от «воздушного пространства», например, запаянный в ка­кую-то емкость—и с этой точки зрения также отвоеван­ный человеком у природы в процессе его труда. В нашем же случае речь, конечно, идет не о «воздухе» как объекте права, а о воздушном пространстве, на которое распрост-

раняется суверенитет государства — категория государст­венного и международного, а отнюдь не гражданского

права.

С этой точки зрения не вызывают каких-либо возраже­ний формулы законодательства других прибалтийских республик: «исключительные права в отношении воздуш­ного пространства над территорией Республики» (ч. 2 ст. 13 Закона Литовской ССР от 18 мая 1989 г. «Об осно­вах экономической самостоятельности Литовской ССР»//Ве-домости Верховного Совета и Правительства Литовской ССР. 1989. № 15. Ст. 168), «исключительная юрисдикция в отношении воздушного пространства» (ч. 3 ст. 17 Закона Латвийской ССР от 27 июля 1989 г. «Об экономической самостоятельности Латвийской ССР»//Ведомости Верхов­ного Совета и Правительства Латвийской ССР. 1989. №32. Ст. 450).

Точно так же результатом недоразумения следует счи­тать и настойчивые попытки включить в сферу действия Закона о собственности отношения, связанные с так назы­ваемой «интеллектуальной собственностью», т. е. возника­ющие в связи с созданием и использованием произведений науки, литературы и искусства, изобретений и рационали­заторских предложений, промышленных образцов, товар­ных знаков и т. п.

Речь здесь идет о результатах интеллектуальной, твор­ческой деятельности их авторов (создателей), выражаю­щихся в соответствующим образом оформленных научных и технических идеях, системах художественных образов и т. д.

Особенностью складывающихся при этом отношений является не только невозможность для автора осуществ­лять в классическом виде «хозяйственное господство» над результатом интеллектуального творчества, но и широкая возможность для всех лиц «извлекать полезные свойства» из этого результата (пользоваться им) без согласия созда­теля иным путем, нежели обладание (владение) им. Авто­ру достаточно распространить свою идею, например, путем опубликования, и все другие лица получают фактическую возможность воспользоваться плодами его творчества.

Более того, использование здесь модели отношений соб­ственности способно ухудшить положение автора, ибо в таком случае художник, продавший картину, или автор, продавший рукопись издателю, должен терять все 'права не только на материальный носитель (холст, бумагу, маг­нитную ленту и т. д.), но и на само произведение, а при-

гз

обретатель вправе считать себя не только владельцем, но и создателем, что было бы абсурдным.

Поэтому данные отношения хотя и строятся в форме исключительных правомочий автора (т. е. однотипных по юридической природе правомочиям собственника), но обес­печивают защиту его интересов особым путем—признавая за автором неотъемлемые правомочия 'безотносительно к тому, у кого фактически находится материальный носитель его произведения. Иными словами, за автором признаются особые, авторские права, обеспечивающие его интерес как творца произведения, но не как лица, осуществляющего «хозяйственное господство» над вещью.

Не случайно рассматриваемые отношения имеют преж­де всего неимущественный характер, хотя и сохраняют связь с имущественными отношениями. Этот их двойствен­ный, особый характер общепризнан и как основа для осо­бого правового регулирования нормами авторского права, изобретательского права и тому подобных институтов, а не нормами права собственности (см., например: Дю­ма Р. Литературная и художественная собственность. Авторское право Франции. М., '1989. С. 18—19).

Следует приветствовать то обстоятельство, что и наш законодатель в конце концов исключил «отношения интел­лектуальной собственности» из сферы действия Закона о собственности (п. 4 ст. 2).

Природные ресурсы как объекты права собственности. Изложенное понимание объекта права собственности дает возможность разобраться в сложной проблеме собственно­сти на землю и оценить ее решение, предложенное Законом о собственности.

Будучи естественным, природным объектом, земля, ее недра, другие природные ресурсы обычно не являются результатом труда человека (если не учитывать, скажем, искусственные лесопосадки или, например, разведение диких пушных зверей) и потому по справедливости не должны бы присваиваться, поступать в чью-либо собствен­ность.

«Первоначальный факт завоевания» земли лишь был, по выражению Маркса, «прикрыт» естественным правом (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 18. С. 54). Более того, установление права отдельных лиц на свободное, полное владение земельными участками, как показал историче­ский опыт, неизбежно влечет их последующую концентра­цию в руках сравнительно узкого круга лиц.

Как отмечал Ф. Энгельс в «Происхождении семьи, ча-

стной собственности и государства», «едва была установле­на собственность на землю, как была уже изобретена и ипотека (см. Афины)», т. е. залог недвижимости, препятст­вующий ее дальнейшему отчуждению, «оборотоопособнос-ти». И это—при крайней ограниченности природных, в том числе земельных ресурсов, которыми располагает челове­чество.

Поэтому К. Маркс говорил, что частная собственность на землю должна представляться «в такой же мере нелепой, как частная собственность одного человека на другого человека. Даже целое общество, нация и даже все одно­временно существующие общества, взятые вместе, не есть собственники земли. Они лишь ее владельцы, пользующие­ся ею, и... должны оставить ее улучшенной последующим поколениям» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25. Ч. II. С. 337).

Примечательно, что право собственности на землю и в буржуазном праве отличается большим количеством раз­нообразных ограничений, вплоть до установления исклю­чительной собственности государства на некоторые природ- Д ные ресурсы и повсеместно закрепленной возможности • изъятия у собственника земельного участка «в публичных Д интересах» с выплатой компенсации (см., например: Ку­лагин М. И. Эволюция гражданского права в современ­ных капиталистических странах—В кн.: Советское и ино­странное гражданское 'право (проблемы взаимодействия и развития). М., 1989. С. 206—208).

Отсюда — «естественная» идея «социализации земли», объявления ее народным достоянием, при отмене всякой иной, кроме народной, собственности на природные ресур­сы. Смысл этой идеи состоит в том, что 'при отсутствии конкретного, юридического собственника на землю (ибо «народ» как целое не может быть признан субъектом имущественных правоотношений) органы государственной власти и управления получают определенную компетенцию по распоряжению земельными и другими природными ре­сурсами, а отдельные организации и граждане—необхо­димые для ведения хозяйственной и иной деятельности вещные права по их использованию, но не право собствен­ности.

Именно поэтому в п. 1 ст. 20 Закона о собственности земля, ее недра, воды, растительный и животный мир объявлены «неотъемлемым достоянием народов, прожива­ющих на данной территории». Очевидно, что особенность этих объектов как объектов природы, а не продуктов

человеческого труда, не могла быть не учтена при опреде­лении их правового режима.

Вместе с тем следовало учитывать и сохраняющуюся возможность совершения, определенных юридических дей­ствий, в том числе сделок, с данными Объектами (напри­мер, сдача в аренду, установление вещных прав и т. д.). В этом случае неизбежно возникает вопрос о том, кто же может выступать в гражданском (имущественном) обороте от имени народа как целого, являющегося в экономическом смысле собственником земли и других природных объек­тов, поскольку они составляют его «неотъемлемое достоя­ние»? Ничего иного, кроме конструкции исключительного права собственности государства, рассматриваемого в ка­честве единственно возможной правовой формы реализации экономических отношений земельной собственности, найти не удастся. Не случайно именно этот путь избрало зако­нодательство всех прибалтийских республик, прямо закре­пившее «исключительную собственность» соответствующей республики на данные объекты (ч. 1 ст. 15 Закона Эстон­ской ССР от 18 мая 1989 г. «Основы хозяйственного рас­чета Эстонской ССР», п. 1 ч. 1 ст. 13 аналогичного Закона Литовской ССР от 18 мая 1989 г., ч. 1 ст. 17 аналогичною Закона Латвийской ССР от 27 июля 1989 г.).

В принятом 13 июня 1990 г. Законе Эстонской Респуб­лики о собственности (Ведомости Верховного Совета и Правительства Эстонской Республики. 1990. № 20. Ст. 299) «земля, ее недра, воздушное 'пространство над территорией республики, внутренние водоемы и территориальные воды, шельф, леса и другие природные ресурсы» объявлены объектами права государственной собственности респуб­лики, вытекающего из неотъемлемого права народа Эсто­нии на землю и другие природные ресурсы Эстонии.

Изложенными соображениями можно объяснить указа­ние на землю и другие природные ресурсы как на объекты права собственности в п. 1 ст. 3 Закона о собственности в СССР, заголовке ст. 20 Закона «Собственность на землю и другие природные ресурсы» и помещение этой статьи в разд. IV Закона, названный «Государственная собствен­ность».

Данные обстоятельства в совокупности дают известные основания говорить о фактическом сохранении в нашем гражданском праве исключительной собственности госу­дарства на землю и другие природные ресурсы именно как гражданско-правового понятия, как правовой формы реа­лизации экономических отношений общенародной принад-

лежности данных материальных благ (тем более, что в действительности в земельные угодья вложен большой человеческий труд, причем не одного поколения людей, и с этой точки зрения правомерно говорить об их эконо­мической присвоенности).

Однако право государственной собственности в тради- | ционном виде чревато возможностью сосредоточения и осу­ществления правомочий собственника в руках представля­ющих его органов управления—ведомств различного уровня, обычно преследующих не только общегосударст­венные, но и ведомственные интересы.

В отсутствие правовых гарантий интересов конкретных землепользователей и землевладельцев данная возмож­ность вполне способна сохранить их «отчужденность» от природных объектов и все связанные с этим последствия такого хозяйствования. Появляется необходимость, с одной стороны, ограничить органы государства в их воздействии на имущественные отношения пользователей природных ресурсов, подчеркнуть их положение как несобственни­ков — органов управления общенародным достоянием, а с другой — предоставить конкретным пользователям четко очерченные и защищаемые правомочия по его использо­ванию.

В связи с этим в тексте ст. 20 Закона о собственности | законодатель не применяет само понятие «собственность» (кроме заголовка) к отдельным государственным образо­ваниям, подчеркивая тем самым зависимость их правомо- ' чий от «неотъемлемых» прав народов, проживающих яа данной территории (хотя сами эти правомочия, как нетруд­но заметить, формулируются как одноименные правомо-, чиям собственника).

При разрешении данной проблемы законодателю при­шлось учитывать федеративный характер нашего государ­ства, а также наличие во многих союзных республиках (в отличие от 'прибалтийских) автономных образований.

«Многосубъектность» государства потребовала не огра- 1 ничиваться обычным указанием на «государство» как тако­вое, а конкретно определить правомочия Союза, союйной республики, автономной республики и другого автономного образования. Здесь основная сложность состояла в том, что объекты прав всех упомянутых государственных об­разований совпадают, так как, например, земля автоном­ной республики одновременно является землей союзной республики и территорией Союза ССР в целом.

Разрешить ее с помощью одновременного установления

одинаковых прав (например, права собственности) не­скольких субъектов на один и тот же объект (по концеп­ции «расщепленной», или «сопряженной» собственности нескольких субъектов на одно и то же имущество, пред­лагавшейся некоторыми учеными) оказалось невозможным из-за принципиальной неразрешимости возникающих меж­ду такими субъектами противоречий. Ведь при полном равенстве их прав нет никаких оснований предпочесть интересы одного интересам другого, а во всех иных случаях оказывается, что кто-то из них на самом деле—собствен­ник,