Осложненное предложение и его место в общей системе

Представление об осложненном предложении складывалось в противопоставлении простому предложению как такому, которое состоит из фиксированного набора членов – главные (подлежащее, сказуемое или главный член односоставного) и «второстепенные», т. е. дополнения, обстоятельства и определения. Дополнений, отвечающих на разные вопросы, может быть несколько, обстоятельств тоже, а определения, одно или несколько, могут относиться к любому именному члену предложения. Так что предложение могло быть весьма объемным, оставаясь простым.

Однако при определенных условиях компоненты предложения выходили за намеченные рамки, не приобретая, однако, качества сложности. А коль скоро это качество – две предикативные единицы, связанные между собой в одно целое союзом или другим известным способом, – в таких предложениях отсутствовало, они продолжали считаться простыми – с добавлением эпитета «осложненные».

В лингвистической литературе сложился и закрепился список основных компонентов, конструкций или отдельных слов, вхождение которых делает простое предложение осложненным. В этот список входят обычно: 1) однородные члены предложения: подлежащие, дополнения, обстоятельства и определения (вхождение же второго сказуемого, за исключением некоторых особых случаев, по мнению большинства, переводило предложение в ранг сложных); 2) различного рода «обороты». Термин «оборот» строго не определяется, но в данном случае он подразумевает конструкции, в которых при «главном слове» представлены собственные второстепенные члены. Традиционно обороты квалифицируются по ведущему слову (глагольные – причастные, деепричастные и инфинитивные, неглагольные – адъективные, адвербиальные, субстантивные) и по функции – определительные обороты с ведущим компонентом причастием, прилагательным или существительными, обстоятельственные, деепричастные, инфинитивные, наречные и субстантивные. Особую группу составляют сравнительные и сравнительно-сопоставительные обороты разных типов; 3) обособленные компоненты, выделенные запятыми (Петруша, молодой человек лет двадцати двух). Как видно, эти характеристики основаны на разных признаках и не исключают друг друга; 4) вводные слова, словосочетания и предложения в составе основного предложения; 5) всевозможные вставки; 6) обращения разного рода. Под этим термином можно понимать два типа компонентов предложения. Во-первых, собственно обращения, т. е. слова или сочетания слов, называющие адресата и выполняющие вокативную функцию, например: Ваня, иди сюда / Братишка, где это ты пропадал? Доктор, у меня что-то горло болит. Во-вторых, квазиобращения, функция которых состоит не в привлечении внимания адресата, а в выражении своего отношения к нему, например: Голубушка! Мне странно это … А ты, мил человек, откудова будешь? Мерзавцы, гнать вас надо отсюда – или своей оценки его поступков или его личности, например: Ослы! Сто раз вам повторять; А вы, вороны, не проглядели ли? Машенька, кисанька, куда это ты собралась? Ну, вояка, развоевался! 7) междометия и звукоподражания в составе предложения.

Совершенно очевидно, что за этим списком не стоит какого-то единого основания. В сущности говоря, главным и, пожалуй, единственным основанием такого объединения разнородных явлений являются правила пунктуации. Все эти «осложняющие компоненты» выделяются запятой или, реже, другими знаками препинания. Объединение их служит главным образом для того, чтобы контролировать пунктуацию: «обыкновенные» члены предложения не требуют запятой, а ее появление (реже – появление двоеточия, многоточия, восклицательного знака) сигнализирует о какой-то «большей сложности» конструкции предложения.

Такая «практическая направленность» понятия об осложненном предложении может быть полезна в практике обучения правильной письменной речи. Но в работах, посвященных синтаксической организации предложения, этот термин с таким содержанием просто неуместен. Поэтому надо постараться найти в нем рациональное зерно.

А. Ф. Прияткина посвятила осложненному предложению свою докторскую диссертацию и ввела этот термин в научную, а не только в учебную литературу. Она является также автором учебного пособия, посвященного осложненному предложению, и она же первая вынесла это понятие за рамки простого предложения, назвав осложненное предложение «третьим членом» ряда «простое – осложненное – сложное».

Я думаю, что этот взгляд на осложненное предложение правилен, если смотреть на предложение как на продукт речевого творчества. Вводя в предложение тот или иной осложняющий компонент, говорящий, конечно, «осложняет» свое предложение, делает его более сложным – в нетерминологическом смысле слова. Но не делает сложным в терминологическом смысле. А это существенно.

Но в контексте теоретического синтаксиса на осложненность предложения целесообразнее посмотреть с точки зрения сложного предложения. Говоря это, я имею в виду следующее. Элементарное сложное предложение (бином) состоит из двух предикативных частей. Но в процессе речи, и устной, и письменной, люди нередко строят сложные фразы, состоящие из трех, четырех, восьми и даже десяти предикативных частей, в ней может быть и последовательное, и параллельное подключение зависимых предикативных частей к двум первичным частям бинома.

В предикативных частях такого усложненного построения, естественно, должно быть много общих компонентов, включенных в общую ситуацию. Это не только создает предпосылки для компрессии каких-то частей, но делает такую компрессию необходимой. А сжатие предикативной части сложного предложения, естественно, предполагает потерю какими-то из них качества предикативности.

С моей точки зрения, понятие «осложненное предложение» и должно пониматься как такое предложение, в составе которого одно из предикативных звеньев испытало компрессию, что привело к потере этим звеном качества предикативности.

В отличие от простого и сложного предложения, которые являются единицами языка, осложненное предложение является только единицей речи.

Результатом такой компрессии и является большая часть перечисленных выше осложняющих компонентов. Они легко интерпретируются под этим углом зрения. Все они заслуживают пристального внимания, которое, я думаю, и будет им уделено в ближайшем будущем.

Компрессия может проявляться по-разному, быть настолько последовательной и полной, что от предикативной единицы остается едва уловимый след, а может быть и столь минимальной, что оказывается очень трудным, а подчас и невозможным, провести границу между таким «почти сложным» и собственно сложным предложениями. Все множество осложняющих компонентов располагается между этими полюсами. «Нижним полюсом» осложненности мне представляются предложения, содержащие однородные именные члены предложения – дополнения и подлежащие. Однородные подлежащие, как и дополнения, составляют группу, становятся как бы одним членом предложения, вся информация, которая относится к одному из однородных подлежащих, автоматически относится и к другому или к другим.

Противоположный «полюс» составляют такие предложения, в которых компрессируется только предикат. Он не устраняется вовсе, но меняет свою финитную форму на инфинитную. В русском языке это может быть деепричастная или инфинитивная форма, в других языках, в частности в тюркских, – множество инфинитных форм, выступающих в роли предикатов зависимой части. Это причастия в формах предикативного склонения, сочетания причастий в абсолютной форме или в формах предикативного склонения в сочетании с послелогами, деепричастия и др.

Самый крайний случай конструкции, промежуточной между сложными и осложненными, – это изъяснительные предложения с придаточным подлежащим. Они организованы по-разному в русском языке и в тюркских (и шире – во всех алтайских). И грамматическая традиция русистики и алтаистики оценивала их по-разному: русисты признавали их сложными, алтаисты – осложненными. Но во всех этих языках они не вполне отвечают сформулированному выше требованию независимости предикативных узлов сложного предложения. Ведь в главной части таких предложений нет собственного подлежащего, и в этом качестве выступает вся придаточная часть в целом.

Например: Очень странно, что Маргариты до сих пор нет <…>.

Особенно интересны и разнообразны, конечно, инфинитные глагольные обороты. Каждому типу их может быть посвящено самостоятельное исследование.

Но я сейчас хочу остановиться как раз на тех явлениях, которые, как я считаю, требуют специального внимания с точки зрения их места в ряду осложняющих – или вне этого ряда.

Определенные сомнения под этим углом зрения вызывают у меня вводные компоненты – слова, словосочетания – и предложения. Если в «основное» предложение входит вводное предложение, функция которого состоит в экспликации модуса, т. е. отношения говорящего к содержанию основного высказывания, то такое предложение, несмотря на присутствие в нем двух предикативных единиц, сложным не признается, очевидно, потому, что понятие сложности предложения предполагает модальную одноплановость его частей. Хотя это ожидание и не сформулировано эксплицитно, но иначе трудно объяснить, почему предложение, объединяющее две предикативные единицы, оценивается как осложненное, а не как сложное. Но если не считать его сложным, то еще меньше оснований считать его осложненным.

С моей точки зрения, надо признать, что вводные компоненты, выражающие модусные компоненты смысла, вообще не лежат в одной плоскости с диктумной частью, за исключением тех случаев, когда модус выступает в качестве главного диктумного звена, что мы имеем в изъяснительных предложениях: Я догадываюсь, что ты не была вчера на работе. Все предложения, содержащие модусные звенья, в форме каких конструкций они бы ни выступали – предикативных, полипредикативных или редуцированных до оборота или отдельного слова, – должны рассматриваться с одной, причем эксплицитно сформулированной позиции.

Обращения я также не считаю компонентами, осложняющими предложение, – по той причине, что они сами являют собой особый тип предложения. Они не всегда состоят из одного слова, в частности имени. Они могут выражаться соединением нескольких слов, типа: Голубушка ты моя! Матушка, родненькая! (Что это с вами?) или Чего стоишь, глаза пялишь, идол поганый?!

Конечно, информация, заключенная в обращениях, качественно другая, чем в других типах предложений и в его основных компонентах. И выражается она не только словами, выступающими в специфических значениях, в которых эмоциональный компонент смысла безусловно доминирует над лексическим значением слова как единицы языка. Но это специфическое значение тоже существует как факт языка и реализуется именно в обращении.

В грамматиках выделяется особый тип предложений – вокативные. Но должно ли вокативное предложение быть изолированным, т. е. употребляться только как призыв издали (например, когда человека зовут издали по имени, прозвищу или иначе)? Или вокативное предложение может предшествовать сообщению, адресованному указанным лицом?

Мне кажется нелогичным оценивать синтаксическую форму в зависимости от того, изолирована ли она или включена в речевой поток. В сущности говоря, вопрос должен ставиться шире и глубже. Собственно обращение не несет в себе новой информации, оно выполняет лишь фактическую функцию, независимо от того, употреблено ли оно отдельно или за ним следует сообщение, от которого оно отделено восклицательным знаком или запятой, или оно разрывает собой предложение. Если признавать существование вокативных предложений как особого структурного и функционального типа, то объединение его с обычным предложением должно или признаваться сложным, или, как и в случае с вводными словами, оцениваться как-то иначе. Но называть его осложненным, мне кажется, неправомерно.

Другое дело – сочетание личного имени или характеристики адресата речи с подлежащим – местоимением ты / вы. Здесь возможно два типа случаев:

а) А ты, Маша, из школы сразу беги домой.

б) Эх ты, ворона! Да вы, вороны, не прозевали ли? Маша, золотко мое! Как я тебе рада; А ты, негодяй, что здесь потерял? С тобой, радость моя, я сейчас поговорю …

Но в этих случаях перед нами уже не обращение, а приложение к подлежащему, указывающему на адресата речи. Приложение, конечно, может осложнять предложение. Но его может иметь не только подлежащее, но и дополнение. В сущности, речь идет о предикативных характеристиках, типы функций которых разнообразны. Этот материал уже достаточно исследован в лексикологии, но в синтаксисе пока еще не нашел надлежащего места.

О междометиях и звукоподражаниях как о разновидностях осложнений вообще говорить вряд ли имеет смысл. Прежде всего, междометия в собственном смысле вообще не принадлежат современным звуковым системам. Они лишены даже фонемной структуры, не говоря о словообразовательной. Обычно они появляются не внутри предложения, а перед ним или после (или вообще вне предложения): Тьфу ты, опять ключи дома забыла! О-о-ох, спину ломит! Мочи нет, о-о-ох … Страх-то какой, господи!

Вставки – это интересное явление речи, заслуживающее внимания и серьезного изучения. Но явление это прежде всего речевое. Оно предопределяется внутренним разрывом между течением двух разных процессов – внутренней речи (мысли) и говорения, а тем паче писания. Предложение начато, оно «внутри нас» уже «готово», но мысль идет дальше, контролируя говоримое, может сделать шаг в сторону, внести коррекцию, уточнение, привлечь параллель или породить ассоциацию, которую говорящий захочет ввести в речь, разорвав ее естественное течение. Тут действует особый речемыслительный механизм, которым должны в большей мере интересоваться психолингвисты, чем синтаксисты.

Возвращаясь теперь к предложениям, которые я считаю осложненными, несколько упрощая, вероятно, реальное положение дел, я хотела бы сказать следующее. Все виды осложненных предложений можно было бы попытаться расположить в пространстве между действительно сложными предложениями, центром которых являются бинарные соединения частей, отвечающие требованию – «в каждой части свой независимый предикативный узел», и действительно простыми, не содержащими ни однородных членов, ни оборотов, ни обособлений, ни вводных слов и словосочетаний.

Самым близким к сложному предложению – и, конечно, самым интересным теоретически – является тип предложений, вплотную примыкающий к сложному. В русском языке этот класс конструкций представлен довольно бедно – в сущности, почти исключительно деепричастными конструкциями. Всего два активных русских деепричастия принимают на себя огромную нагрузку, которая в других языках распределяется между многими формами. Например, в бурятском языке полтора десятка деепричастий, выражающих разные отношения между частями предложения, в тюркских языках Южной Сибири их от четырех до одиннадцати. С ними функционально смыкаются причастно-падежные формы и сочетания причастий с послелогами и частицами, и за счет этого общее множество функционально близких форм достигает двух десятков и даже больше.

Предложения с этими формами чрезвычайно близки к сложным. В сущности, это специальные формы зависимых предикатов моносубъектных полипредикативных и полипропозитивных конструкций.

Конструкции с разными неглагольными оборотами, как мне представляется, стоят на шаг дальше от сложных, в них больше «скрытой» информации, не получающей внешнего выражения, но доходящей до адресата речи или читателя. Эти предложения тоже полипропозитивны (точнее, конечно, бипропозитивны, если мы говорим о биномах).

Где-то здесь рядом на шкале должны располагаться конструкции с обособленными второстепенными членами, за которыми тоже стоит пропозитивная информация, но скрытая глубже.

И наконец, однородные дополнения и подлежащие завершают эту шкалу. Собственно, если дополнения и подлежащие представлены просто двумя существительными, то в процессе понимания таких фраз не возникает необходимости реконструировать пропозицию: Маша и Петя пошли в школу. Здесь два имени объединяются в едином представлении о «двойном действующем лице», хотя, конечно, это предложение можно разложить на два: каждый из детей сделал то же, что и другой. Если же эти именные члены предложения распространены общими определениями (В лагере были мальчики и девочки двенадцати национальностей), тем более если между определениями устанавливаются определенные отношения, подчеркнутые союзом, или два противопоставленных подлежащих составляют группу, соотнесенную с одним сказуемым (Молоко выпил не я, а Коля), то, конечно, предложение по шкале усложненности поднимается на шаг вверх.

На шкале сложности, таким образом, осложненные предложения занимают довольно большое пространство в «промежутке» между собственно простыми и собственно сложными. Но это еще не полный ответ на вопрос об их положении, «месте» в общей системе языка. Во-первых, еще остается не до конца ясным – есть ли у них какое-то свое место в языковой системе? В лингвистике речи-текста такие фразы, безусловно, занимают особое место. Но единицами языка они не являются – это у меня не вызывает сомнений. Но всем регулярным речевым фактам в системе языка что-то обязательно соответствует. И я склонна думать, что каждому типу «осложненных» предложений в системе «язык» соответствует не «образец конструкции», ее модель, а определенная операция «упрощение сложного», приведение предикативной единицы к такому виду, к такой непредикативной форме, которая позволит информации, содержавшейся в предикативной единице, войти в состав осложненного предложения.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1. Без какого компонента не может существовать предложение как единица языка?

2. Какими могут быть предикаты с грамматической точки зрения?

3. Что такое актанты?

4. При каких глаголах употребляются «актанты-локализаторы»?

5. Дайте определение элементарного простого предложения.

6. Сколько актантных падежей в русском языке? Перечислите их. Приведите примеры употребления.

7. Какие функции выполняет ЭПП в системе языка? Охарактеризуйте их.

8. Что такое неэлементарное простое предложение?

9. Дайте определение сложного предложения. Чем сложное предложение отличается от простого?

10. В чем сущность сложного предложения?

11. Какие проблемы выделяет М. И. Черемисина в классификации простых и сложных предложений?

12. Какие компоненты входят в структуру осложненного предложения? Что является основанием для их выделения?

13. Как, с точки зрения М. И. Черемисиной, должно рассматриваться сложное предложение?

14. Охарактеризуйте статус вводных компонентов, обращений, междометий и звукоподражаний, вставок в структуре осложненного предложения.

15. Постройте шкалу перехода от простого предложения к сложному, расположив на ней конструкции, осложняющие предложение.

 

Дмитриева Л. К.

ОСЛОЖНЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ
(Функции однородности, обособления, вводности и обращения) [6]

В современной синтаксической литературе на уровне предложения рассматриваются две синтаксические категории – простое и сложное предложение. Простое предложение квалифицируется как монопредикативная структура, в которой предикативность составляет ее грамматическое значение. Сложное предложение определяется как полипредикативная структура, в которой предикативность составляет необходимое качество ее компонентов, но не является грамматическим значением всей структуры. В качестве значения сложного предложения выступают определенные синтаксические и смысловые отношения между его компонентами[7].

Наряду с терминами «простое» и «сложное» предложение употребляется термин «осложненное» предложение. В отличие от более или менее однозначно определенных, наполненных конкретным синтаксическим содержанием терминов «простое» и «сложное» предложение, термин «осложненное» предложение не заключает в себе определенного синтаксического понятия. Он используется как объединяющий термин для предложений с однородными, обособленными, уточняющими членами предложения, вводными компонентами или обращением без попытки найти то общее, что объединяет данные, на первый взгляд, разрозненные категории и делает осложненное предложение специфической синтаксической структурой[8].

Однако и однородные, и обособленные, и уточняющие члены предложения, и вводные компоненты, и обращение имеют общие структурные признаки, отличающие их от обычных членов предложения.

Косвенным подтверждением этого является сама по себе необходимость соединения в едином термине двух синтаксических понятий «однородные (!) члены предложения» (!), «обособленный (!) член предложения» (!), «уточняющий (!) член предложения» (!).

Еще более знаменательна дифференциация по членам предложения при сохраняющемся едином синтаксическом понятии однородности, обособления, уточнения: однородные подлежащие, однородные сказуемые, однородные дополнения и т. д. или обособленные определения, обособленные приложения, обособленные обстоятельства и т. д.

Уже эти, лежащие на поверхности факты свидетельствуют, что наряду с синтаксической категорией «член предложения» имеется более абстрагированная, более объемная синтаксическая категория, которая должна быть наделена специфическими структурными признаками, в отличие от структурных признаков члена предложения.

Попробуем выявить общие структурные признаки однородных, обособленных, уточняющих членов предложения, вводных компонентов и обращений[9].

1) Они отличаются специфической семой, отражающей их синтаксические функции. Сема однородности: вещественное сходство обозначаемых понятий, сема обособления: выделенность, подчеркнутость признака; сема уточнения: конкретизация более отвлеченного признака; сема вводности – модальная ремарка; сема обращения – вокативность.

2) Обязательным условием их существования является синтагма.

Термин «синтагма» используется в работе как обозначение интонационно неделимой единицы речевого потока, отражающей семантическое и синтаксическое членение речи[10]. При анализе явлений однородности, обособления, вводности и обращения исключительный интерес представляют конструктивные, «образующие» функции[11] синтагматического членения, когда с помощью синтагм различаются синтаксические структуры. На связь явлений однородности, обособления, вводности и обращения с синтагматическим членением указывается в работах В. В. Виноградова, Е. В. Кротевича, Е. А. Брызгуновой, Л. Л. Буланина, В. К. Кузьмичевой и др.[12].

Е. А. Брызгунова, исследуя свойства синтагматического членения речи, устанавливает понятия минимальной и основной синтагмы. Как минимальные она определяет те синтагмы, «которые внутри себя не могут допускать дальнейшего членения»[13], как основные – те синтагмы, которые выражают «зависимость членения от синтаксического строя языка»[14].

Как показывает Е. А. Брызгунова, однородные и обособленные члены предложения представляют собой минимальные синтагмы, которые одновременно являются основными. Л. Л. Буланин отмечает, что при уточнении и обращении «через синтагматическое членение» вскрывается «различие синтаксических связей»[15], и делает вывод, что «грамматическая организация речи во многих случаях предопределяет синтагматические границы»[16].

Еще ранее в работах Е. В. Кротевича отмечается обязательность синтагматического вычленения обособлений, модально-вводных слов и обращений, которая увязывается с их специфическими синтаксическими функциями.

Итак, обязательным условием существования однородных, обособленных, уточняющих членов предложения, вводных компонентов и обращений является минимальная, неделимая синтагма, которая наделена конструктивными свойствами, ибо отражает грамматическое членение.

Однородные члены существуют в виде серийного ряда синтагм:

«На растянутых веревочках, кусках проводов сохли рубашки, трусы, полотенца» (Н. Дубов).

Обособленные члены, вводные компоненты и обращения существуют в виде одной синтагмы:

«Новый покупатель вошел в лавку, пожилой, в обвислом пальто, с брезгливым, сероватым лицом» (Каверин).

«Может быть, вы сначала со мной кончите, – сказал он антиквару» (Каверин).

«Идем, Вася! Смотри, сколько народу» (Д. Сорокин).

Уточнения в виде двух синтагм: синтагмы уточняемого и уточняющего:

«Оттуда, из глубины, черневшей колодцем, долетел к ушам Елкова отголосок своего же: …. ите» (Л. Леонов).

3) Они базируются на связях между синтагмами или между синтагмой и предложением в целом, в отличие от обычных членов предложения, которые основываются на связях между словоформами.

Члены предложения устанавливаются на основе подчинительных связей словоформ: подчинительных формально-грамматических связей (управления, согласования, примыкания и – особого типа связи для главных членов предложения – координации) и подчинительных семантико-грамматических связей (атрибутивной, объективной, релятивной и предикативной).

Однородность, обособление, уточнение, вводность, обращение устанавливаются на основе соподчинительных или подчинительных связей синтагм или синтагм и предложений. И хотя при этом формально-грамматические и семантико-грамматические связи подчинения, типичные для членов простого предложения, сохраняются, однако они отступают на задний план.

Так, при однородности подлежащих, сказуемых, дополнений, определений, обстоятельств сохраняются типичные для данных членов подчинительные формально-грамматические и семантико-грамматические связи, однако появляется новая, более абстрагированная, более объемная, характеризующая только однородность как таковую, соподчинительная связь[17].

И эта соподчинительная связь объединяет именно синтагмы в серийном ряду однородности.

«… в гремучей темноте вагона, в мерзлом визге колес, в тревожных всхлипах, бормотании во сне солдат был слышен этот непрерывный предупреждающий кого-то рев паровоза …» (Ю. Бондарев).

Словоформы в темноте, в визге, в всхлипах, в бормотании связаны со словоформой был слышен связью управления. Эти словоформы выполняют роль дополнения при сказуемом был слышен, связанных со сказуемым объектной связью.

Данные дополнения включены в качестве стержневых элементов в серийный ряд неделимых синтагм, объединенных семой вещественного сходства, которая создается лексическим значением всех слов в каждой отдельной синтагме, в том числе и тех слов, которые не являются стержневыми элементами: в гремучей темноте вагона, в мерзлом визге колес, в тревожных всхлипах, бормотании во сне солдат.

Через стержневые элементы данные синтагмы связаны подчинительной связью с подчиняющим был слышен. Сами же по себе синтагмы связаны между собой сочинительной связью, и эта связь объединяет именно синтагмы, а не стержневые элементы синтагм, поскольку она возникает на основе семы вещественного сходства, объединяющей синтагмы в целостный ряд, а сема вещественного сходства создается лексическим значением всех элементов в каждой отдельной синтагме.

Так создается комбинированный тип синтаксической связи – соподчинение, которая проявляет себя как связь между синтагмами, а не между членами предложения.

Соподчинительная связь скрепляет синтагмы и организует их в серийный ряд однородности.

На связь синтагм при однородности указывает и сопоставление серийных рядов однородных и неоднородных определений.

Ср.: «На огромном расстоянии разлегся город и тихо пламенел и сверкал синими, белыми, желтыми огнями» (Короленко); «Он удовлетворенно кивнул своему отражению в ночном оконном стекле» (Л. Леонов).

В серийном ряду однородности синими, белыми, желтыми огнями мы видим ряд синтагм, из которых только ближайшая к определяемому синтагма находится в позиции сцепления с ним.

Именно поэтому мы и говорим в данном случае о соподчинительной связи синтагм.

Принятые в данной работе графические символы схем:

– синтаксема подчиняющего;

– синтагма подчиненного;

– объединение синтагм, разделенных полупаузой;

– полупауза между синтаксемами;

→ – подчинение синтагм;

– сочинение синтагм;

–––– – сцепление синтагм;

– – – разрыв синтагм;

– предикативное ядро.

 

В серийном ряду неоднородности в ночном оконном стекле неоднородные определения вместе с определяемым образуют одну слитную неделимую синтагму. Подчинительные отношения, типичные для неоднородности, проявляются в пределах одной синтагмы.

При обособлении второстепенных членов также наличествуют типичные для данного второстепенного члена подчинительные формально-грамматические и семантико-грамматические связи, однако и здесь выявляется нечто новое: происходит переразложение словосочетания[18], и подчинительные связи между словоформами переходят в подчинительные связи синтагм определяемого и определяющего.

Произведем эксперимент, сделав необособленное определение обособленным.

«Жилье их походило на бивуак: посреди единственной комнаты стояла сооруженная из дров и досок тахта» (Л. Леонов); «…посреди единственной комнаты стояла тахта, сооруженная из дров и досок».

Необособленное определение сооруженная из дров и досок слито в одну неделимую синтагму с определяемым словом тахта. Согласование и атрибутивность проявляются в пределах одной синтагмы в связи словоформ.

Обособленное определение сооруженная из дров и досок представляет собой обособленную синтагму, обязательным условием существования которой является позиция синтагматического разрыва, синтагматического отчленения от определяемого[19].

Согласование и атрибутивность выявляются в данном случае как подчинительные связи между синтагмой определяемого и синтагмой определяющего[20].

Вводные компоненты и обращения, являясь принадлежностью модели только лишь осложненного предложения, не могут быть установлены на основе традиционно признанных подчинительных связей словоформ. Они устанавливаются на основе подчинительной связи синтагмы вводности или обращения с предложением в целом[21]. Эта связь с предложением может осуществляться непосредственно и опосредованно – через один из его членов.

Подчинительная связь в данном случае носит особый характер. Она выражается, главным образом, самим по себе фактом включения синтагмы вводного компонента и обращения в структуру предложения и определяется функционально-семантической соотнесенностью вводного компонента и обращения с предложением – непосредственно или опосредованно – через один из его членов. (Под функционально-семантической соотнесенностью в работе понимается семантическая, смысловая соотнесенность синтагм в предложении или синтагмы и предложения, которая является единственным признаком синтаксической связи данных синтагм или данной синтагмы и предложения). Для этой связи в работе используется термин А. Г. Руднева – «соотношение», «соотносительная связь»[22].

Синтагма вводности или обращения является неделимой и вычленяется в предложении, подобно обособленной синтагме в роли определяемого в данном случае выступает все предложение в целом.

Если вводный компонент и обращение находятся в препозиции или в постпозиции по отношению к предложению, синтагма вводности и обращения, подобно обособленной синтагме, находится в позиции синтагматического разрыва, синтагматического отчленения от определяемого, однако в роли определяемого в данном случае выступает все предложение в целом.

«Юленька, надо же угостить помощников» (Н. Дубов).

 

«Может, пока сходим к морю?» (Н. Дубов).

 

«Ты поплачь, поплачь, милая …» (Н. Дубов).

 

 

Если вводный компонент и обращение находятся в интерпозиции по отношению к предложению, то в этом случае синтагматический разрыв наблюдается между частями предложения, на стыке которых находится вводный компонент и обращение. Причем вводный компонент и обращение примыкают к одной из частей, отделяясь от нее полупаузой. При этом вводный компонент, как правило, примыкает именно к тому члену предложения, через который он функционально-семантически соотнесен со всем предложением в целом, что для обращения необязательно. <…>

Итак, однородность, обособление, уточнение, вводность, обращение базируются на синтаксических связях синтагм или синтагм и предложений.

При обособлении и уточнении связь синтагм взаимодействует со связями словоформ и членов предложения.

При однородности также наблюдается взаимодействие связей синтагм со связями словоформ и членов предложения, однако в данном случае выявляется особая, комбинированная связь – соподчинение, и ее наиболее существенным признаком является то, что она связывает в серийном ряду однородности именно синтагмы, и только синтагмы.

При вводности и обращении наблюдается связь синтагм вводности и обращения с предложением – непосредственно или через один из его членов, причем устанавливается особая синтаксическая связь – соотношение, одним из характерных признаков которой является то, что она связывает с предложением именно синтагмы, поскольку и вводные компоненты и обращения могут существовать в предложении только в виде синтагм.

Соподчинение и соотношение – это специфические типы связей, объединяющие в предложении именно синтагмы

4) Однородные, обособленные, уточняющие члены предложения, вводные компоненты и обращения не распространяют предложение, поскольку распространение основывается на подчинительных связях, определяющихся категориальными свойствами грамматически главенствующего слова, но, базируясь на связях синтагм, образуют в предложении своего рода надстройку, второй конструктивный план, и вводятся в предложение по принципу либо нанизывания (при однородности) – соподчинительная связь синтагм, либо включения (при вводности, обращении и определенных типах обособления) – соотносительная и подчинительная связи синтагм, либо переразложения словосочетания в пределах предложения (при обособлении и уточнении) – подчинительная связь синтагм.

Предположение о возможности разных планов членения предложения высказано В. В. Виноградовым «Члены предложения – органическая составная часть всякого предложения, образованного посредством соединения слов Синтагматическое членение речи наслаивается на понимание синтаксических отношений между членами предложения, основано на нем и нередко семантически восполняет и преобразует его»[23].

5) Они принадлежат к числу синтаксических категорий предложенческого типа, поскольку создаются не на базе словосочетания, а на базе самого по себе предложения.

6) Они наделены конструктивными свойствами, поскольку позиции однородности, обособления, уточнения, вводности и обращения потенциально модально-предикативны, и наличие этих позиций в общей позиционной структуре предложения приводит к существенным сдвигам в общем модально-предикативном плане предложения.

Позиция однородности выявляет модально-предикативн