Функциональное тождество слов и сочинительная связь

Основным признаком однородности членов предложения является тождество их функций, обусловленное тем, что в структуре предложения они занимают одно синтаксическое место.

Правда, из-за известных недостатков традиционного учения о членах предложения трудно объективно оценить степень единства функции однородных членов. И все же можно утверждать, что они совпадают по своим не только общим, но и основным частным функциям. Поэтому словоформы, например в функциях: а) подлежащего и обстоятельства, б) сказуемого и обстоятельства, в) прямого дополнения и обстоятельства, г) дополнения и определения, а также д) прямого и косвенного дополнений – нельзя признать однородными даже при наличии союза. Ср.: а) Никто и нигде меня не ждет (Пауст.) б) – А ты догадлив, – повторил Хижняк, но уже без улыбки (Шол., ХХ); в) Мы испытали все, и полной мерой (Прок., 44); г) Сбежавшимся пехотинцам удается отбить повара, но уже мертвого (Бакл., VIII); д) Купил игрушку и сыну.

Одни ученые считают подобные сочетания явно неоднородными[103], другие, например, В. Н. Мигирин, Л. Л. Иофик и А. Г. Поспелова, – «частично-однородными» или переходными «от неоднородности к однородности» (М. Н. Майданский), наконец, третьи, в числе которых Е. В. Котевич и А. С. Попов, – несомненно однородными, потому что, по их мнению, «однородные члены предложения могут быть неодинаковыми как по морфологическому оформлению, так и по своим функциям».

Признание возможной разнофункциональности ОЧП разрушает, по нашему убеждению, само понятие синтаксической однородности и обусловлено смешением совершенно разных конструкций[104].

В самом деле, среди приведенных выше примеров мы находим четыре разновидности сочетаний, в каждой из которых «сочиненные» члены занимают не одно, а два синтаксических места, поэтому не могут быть однородными.

Так, в конструкции никто и нигде не ждет словоформа никто находится в позиции подлежащего, с которым синтагматически связано сказуемое не ждет; словоформа же (и) нигде занимает позицию обстоятельства места и формально зависит от сказуемого. Рядоположенные словоформы никто и нигде являются мнимосочиненными: если вторую из них вместе с и переставить в начало, то смысл конструкции сохранится, ср.: И нигде никто не ждет меня. Следовательно, и здесь не соединительный союз, а выделительно-усилительная частица. Ср., однако, в случае подлинно сочинительной связи: вчера и сегодня купались при невозможности и сегодня вчера купались.

В конструкциях повторил, но уже без улыбки; отбить повара, но уже мертвого категориальные свойства первых членов мнимосочиненного ряда обусловливают грамматическую форму вторых членов. Последние занимают отдельное синтаксическое место и поэтому не могут быть однородны с первыми. Некоторые лингвисты видят здесь присоединительную связь, другие говорят даже о наличии полупредикативных отношений. Полагаем, что такие деформированные конструкции с «вторичной», по терминологии А. Ф. Прияткиной, союзной связью образуются в результате компрессии соотносительных конструкций, в которых второй член представляет собой лексический повтор с распространением (повторил, но повторил уже без улыбки) и является особой разновидностью уточнений (см. § 7).

В конструкции же Купил игрушку и сыну, где грамматическая форма обоих мнимосочиненных членов обусловлена категориальными свойствами стержневого глагольного компонента, элемент и совмещает функции выделительной частиц (ср.: И сыну купил игрушку) и своеобразного внутритекстового, межпредложенческого присоединительного союза, ср., например: Гость молчал. Молчал и хозяин (Гл. Успенский).

Наконец, в конструкции испытали все, и полной мерой последующий член не сочиняется с предшествующим, а присоединяется к нему, хотя оба они грамматически зависят от общего глагольного компонента. Точнее сказать, последний член присоединяется именно к этому глагольному компоненту, а со словоформой все он только нечаянный сосед, ср.: все испытали, и полной мерой.

Присоединение – это особый тип связи, отличный от сочинения[105]. «Случаи, когда слова объединяются сочинительным союзом и, – подчеркивает М. В. Панов, – следует отличать от случаев, когда употребляется присоединительный союз и (= и притом): Едем на каникулы, и к дедушке, и в деревню! Кто и когда взял эту книгу (= Кто взял… и притом когда?). Соединяемые члены, по мнению Л. В. Щербы, «присутствуют в сознании, хотя бы в смутном виде, уже в начале высказывания», при наличии же присоединительной связи «второй элемент появляется в сознании лишь после первого или во время его высказывания». В отличие от соединительного, присоединительный союз и вводит не равноправный, а добавочный член, занимающий отдельное синтаксическое место. Присоединительный характер этого союза иногда подчеркивается лексически, посредством слов притом, вдобавок и т. п. Если такого актуализатора нет, то его можно вставить без заметного изменения смысла конструкции. Перед присоединительным союзом делается пауза, последующий член произносится в более быстром темпе и обычно с понижением голоса. Однородные же члены «стремятся к однотонной интонации».

Приведем бесспорные примеры с присоединительной связью: Он бережет ее: это его первая шинель, и вдобавок офицерского покроя (Бакл., VI); Способы есть, и совсем неплохие (Чук., VII).

Присоединительная связь возможна и между одноименными членами, причем в середине предложения. Именно в этом случае, говоря словами И. А. Поповой, «непреднамеренность преднамеренна, заранее рассчитана» и служит в литературно-письменной речи особым способом выражения мысли, одним из приемов выделения и подчеркивания замыкающего члена сочиненного ряда. Преднамеренное разрушение сочиненного ряда и преобразование его замыкающего члена во вставной элемент отражается на письме посредством тире или скобок, например: Итак, перевод Гренинга оказывается одним из основных – и непосредственных – источников при исследовании рассматриваемой грамматики (Б. А. Успенский); При такой системе преподавания «словесности» было совершенно немыслимо развитие литературного (а значит, и всякого) вкуса (Чук., V); Слово относится говорящим именно к образу (а не к предмету)… (Ветров, IV).

Однако далеко не всегда границы между соединением и присоединением достаточно четки. Конечное положение члена гораздо благоприятнее для реализации присоединительной связи, чем положение внутри предложения, ср.: «Он выполнил эту работу месяц назад и без ошибок» и «Он месяц назад и без ошибок выполнил эту работу»[106].

Союзные сочетания обстоятельств, не совпадающих по своим частным функциям, например, обстоятельств времени и места, образа действия и места, времени и образа действия, условия и времени, заслуживают особого внимания, хотя они и редки. Например: И тот, кто с песней по жизни шагает, Тот никогда и нигде не пропадет (В. Лебедев-Кумач); Я видел этих людей часто и во многих местах (Н. Смеляков. Дел. Америка); – Налегли! – в ту же минуту и уже громко приказал ротмистр (Федин, XVII); Нельзя купаться натощак или сразу же после обильной пищи (Лещ., I).

«С нашей точки зрения, – пишет Л. Л. Иофик, – сочинение различного типа обстоятельств не нарушает принципа сочинительной связи однородных членов, так как обстоятельства любого типа[107] по своей синтаксической функции совершенно одинаково характеризуют подчиняющий член».

Это утверждение не лишено оснований. Действительно, в сочиненных рядах разновидности обстоятельств аккомодируются, а их частные функции обобщаются на более высоком уровне. Так, в приведенных выше примерах различающиеся частными функциями обстоятельства обобщаются внутри сочиненного ряда в единое ситуативное обстоятельство со значением общих условий протекания действия (при каких условиях или обстоятельствах? в какой ситуации?) Разумеется, отсюда исключаются случаи вроде «А у нас туманы вьются над водой и летом» (Прок., 90), где и не союз, а усилительная частица, синонимичная частице даже.

В силу синкретичности членов предложения иногда даже косвенное дополнение и обстоятельство, объединенные внутри сочиненного ряда, образуют единое ситуативное обстоятельство с общеусловным значением, ср.: У кого и когда (= при каких обстоятельствах?) возникла идея массового побега, мы не знаем (Смирнов, Посл. бой); Она сдавала комнаты (на каких условиях?) только одиноким мужчинам, но без всяких лукавых намерений (Пауст., XI).

Подобные сочетания считали однородными членами А. М. Пешковский, Л. В. Шишкова др.

Эти и рассмотренные выше случаи не отвергают нашего тезиса о том, что основным конститутивным признаком синтаксической однородности членов предложения является их подлинное функциональное тождество, а не простая и порой мнимая одноименность по традиционному табелю о синтаксических рангах.

Рядоположенность действительно разнофункциональных членов, которые не могут быть объединены более общей функцией, воспринимается нами как явное нарушение литературной нормы. Такая рядоположенность обычно создается в конструкциях, где многозначный глагол одновременно употребляется в нескольких значениях, каждое из которых требует особой падежной или предложно-падежной формы, функционально специализированной. Эти конструкции иногда используются намеренно для создания комизма.

Примером может служить рекомендательная записка, данная Бернардом Шоу некоему начинающем актеру, который настойчиво добивался у знаменитого драматурга протекции для поступления в театр: «Горячо рекомендую вам актера К. Он играет Гамлета, Шейлока, Цезаря, на флейте и в бильярд». Здесь слово играть совмещает три значения: 1) «изображать на сцене, исполнять какую-либо роль», 2) «исполнять что-либо (и без дополнения) на музыкальном инструменте» и 3) «проводить время в каком-либо занятии, служащем для заполнения досуга, для развлечения, являющегося видом спорта». Заметим, что прямое и косвенное дополнения мы не можем «напрямую» включить в сочиненный ряд, ибо нельзя сказать играть Гамлета и на флейте.

Функциональное тождество членов возможно только при наличии общего члена, с которым они образуют одно словосочетание (по терминологии чешских грамматистов, синтаксическую двоицу), выступая в качестве его зависимого либо (что важно для однородных подлежащих двусоставного и для однородных главных членов односоставного предложения) главного компонента. Этот соподчиняющий либо сложноподчиненный компонент иногда лексически не выражен, т. е. является нулевым. Его содержательные признаки устанавливаются «в рамках соответствующих противопоставлений (контрастов), возникающих на базе синтаксических связей в предложении». Понятие нулевого компонента помогает отграничить ОЧП от внешне сходных конструкций. Нулевые компоненты нередки при парцелляции предложений, при расчленении их на относительно самостоятельные отрезки высказывания, например: 1. Шла машина в снежной дымке, Ехал Теркин без дорог. И держал его в обнимку Хлопец – башенный стрелок. Укрывал своей одежей, Грел дыханьем (Тв., Вас. Теркин, VI). 2. Когда его скорбь смягчится, ему будет приятно читать это. Грустно, а все-таки приятно (Пан., VI).

В первом примере Укрывал своей одежей, Грел дыханьем – простое двусоставное предложение с однородными сказуемыми, потому что из синтаксических противопоставлений, существующих в тексте, легко выявляется соподчиняющий нулевой компонент – подлежащее хлопец и соподчиненный компонент – прямое дополнение его. Во втором примере Грустно, а все-таки приятно не сложносочиненное предложение с односоставными предикативными единицами, а однородные сказуемые двусоставного предложения с нулевым инфинитивным подлежащим читать.

Иногда встречаются также конструкции с нулевым замыкающим членом сочиненного ряда, например: «Опустила Антониха в этом месте камень и по веревке – в воду» (Песков, II).

Синтаксическое равноправие однородных членов (компонентов расширенного члена) обусловливает особый характер связи между ними – сочинение[108]. Вместе с тем синтаксическая равноценность однородных членов обусловлена характером их связи. Сочинение – синтаксическая связь функционально тождественных словоформ, выступающих в предложении как единый расширенный член предложения. Можно сказать, что данные словоформы сочинены, ибо они функционально тождественны (одинаково относятся к общему для них члену), и данные словоформы функционально тождественны, потому что они сочинены.

Исходя из того, что сочиненные словоформы «служат в предложении одним и тем же членом», Р. И. Аванесов выдвинул остроумную идею о возможности систематизировать члены предложения на основе сочинения. Он предложил различать морфологизированные и неморфологизированные члены предложения. Морфологизированный член, например, наречное обстоятельство или субстантивное дополнение, выражен словом той части речи, для которой данная синтаксическая функция является первичной, основной, типовой. Неморфологизированные члены предложения, например, субстантивное обстоятельство или инфинитивное предложение, выражены нетиповыми морфологическими средствами, а потому синтаксическая квалификация таких членов нередко оказывается трудной и спорной. В этом случае можно использовать прием союзного сочинения неморфологизированного члена с морфологизированным. Так в предложении «Мать шьет на машинке» (пример В. М. Никитина) предложно-падежная форма на машинке – обстоятельство способа действия (как?), потому что ее можно союзно сочинить с наречным (морфологизированным) членом, ср.: шьет на машинке и вручную // не только на машинке, но и вручную // не на машинке, а вручную // на машинке или вручную. Возможность / невозможность союзного подчинения слов той или иной части речи с типовым морфологическим средством выражения М. В. Панов использовал в качестве основного принципа классификации членов предложения. Ср. его определения обстоятельства и приглагольного дополнения: «Наречия, а также существительные в косвенных падежах, деепричастия, прилагательные и причастия (а также инфинитивы), которые могут соединяться сочинительной связью с наречиями, объединяются при глаголах в класс обстоятельств.

Существительные в косвенных падежах, поясняющие глагол, если они не могут в данном тексте соединяться сочинительными союзами с наречиями, образуют класс дополнений».

Основным материальным средством выражения сочинения являются специальные союзы – соединительные, сопоставительные, противительные и разделительные. Не случайно А. М. Пешковский определил однородные члены как члены, «которые соединены или могли бы быть без изменения грамматического смысла соединены союзом». Поэтому возможность вставки соединительного союза и (в других языках его семантического дублета) между компонентами считается бесспорным доказательством их синтаксической однородности, наличия между ними сочинительной связи. См.: Пешковский А. М., Абакумов С. И., Мухин А. М., Ертл В., Гроот А. В., Фрэнсис У. Н. и др.

Однако надо оговорить, что внесение соединительного союза и (лучше как…так и или даже сопоставительного не только… но и) является вполне надежным критерием сочинения лишь при соблюдении двух условий: 1) если он вставляется между одноименными членами, что исключает смешение его с присоединительным союзом или усилительной частицей, 2) если при этом не изменяется характер семантико-синтаксических отношений.

Изменение характера отношений при внесении соединительного союза между одноименными членами свидетельствует о том, что в исходном сочетании сочинительной связи нет и члены неоднородны. Именно потому, что белый твердый воротник не равно белый и твердый воротник, определения в первом случае неоднородны и между ними нет сочинительной связи. А. С. Уськин не прав, когда на этом примере решительно оспаривает правомерность самого приема: «…Союз и (кстати, и всякий другой сочинительный союз) можно вставить между определениями не для проверки их однородности и неоднородности а только для изменения их смысловой роли в предложении». Само изменение характера отношения – уже доказательство того, что в конструкции белый твердый воротник отсутствует сочинительная связь между определениями. Ср., однако, красные, белые розы = красные и белые розы = не только красные, но и белые розы; здесь вставка соединительного союза не меняет характера отношений между определениями, значит, и при бессоюзии они были сочинены. В конструкциях же типа гуманное, человеческое отношение; раннее зимнее утро внесение сочинительного союза в принципе невозможно, что служит неопровержимым доказательством неоднородности определений.

Сочинительные союзы являются не только показателями связи, но и средством выражения весьма разнообразных семантико-синтаксических отношений внутри сочиненного ряда, между компонентами расширенного члена (см. главу II).

Важным средством выражения сочинительной связи служит также интонация. Некоторые лингвисты (В. В. Виноградов, А. Н. Гвоздев) считают специфическую интонацию перечисления даже основным показателем однородности членов предложения. И все же интонация и паузы играют вспомогательную роль и не всегда являются бесспорным критерием сочинения, поэтому утверждение А. М. Пешковского о том, что паузы выступают «заместительницами союзов», нуждается в уточнении. Например, в предложении «Приходили товарищи, инженеры» (Пан., IX) невозможно соотнести паузу с каким-либо союзом и трудно определить, каким членом предложения является словоформа инженеры. Только зная, что Нонна работала в конструкторском бюро и товарищи ее были инженерами, можно заключить, что инженеры – приложение к подлежащему товарищи. «В отличие от интонации и пауз, союзы в равной мере выступают и в устной, и в письменной речи, причем сигнализируют о наличии именно координативной (= сочинительной. – В. П.) а не какой-нибудь другой синтаксической связи».

Нельзя, однако, и недооценивать интонацию как средство выражения сочинительной связи, причем надо говорить об интонации однородности, а не только о перечислительной интонации, ибо последняя – лишь разновидность первой. Так, при противительных отношениях между членами перечислительной интонации быть не может, ср.: «Прежние годы не семенами сеяли – зерном!» (Песков, I). Здесь особая, противительная интонация.

Акад. А. А. Шахматов подчеркивал, что «ту или иную интонацию можно признать способом обнаружения грамматической категории». При этом, как верно заметила А. Ф. Прияткина, надо помнить, что «ритмомелодические показатели вообще, чтобы быть обнаруженными, должны опираться на другие формы языка. Это хорошо видно на примере письменной речи, которая, не имея средств (если не считать пунктуации) передачи интонации, тем не менее «содержит» ее: …интонация «задана» в построении другими средствами языка».

Ср. у акад. Л. В. Щербы: «Поскольку письменный язык всегда основан в конечном счете на устном, постольку и интонации, как вторичный момент, связанный с синтаксическими формами, не чужды письменному языку, особенно если находят в себе выражения в знаках препинания».

Выше уже говорилось о различии интонаций однородности и присоединения. Приведем еще два пример, в которых разные по количеству членов и по типу отношений конструкции отличаются только характером интонации.

Широко известна детская загадка-шутка: «а и б сидели на трубе; а упала, б пропала. Что осталось на трубе?». Шутка построена на интонационном различии сочиненных рядов. Прав ли отгадчик, если он отвечает: «Ничего»? Он прав, если ряд А и Б произнесен без пауз и является союзным. Он не прав, если такой ряд произносится с интонацией перечисления и содержит три члена: «А, И, Б сидели на трубе». Эта шутка невозможна при любом другом сочинительном союзе, ср.: «А да Б сидели».

Без заранее заданной интонационной схемы предложение «Молодоженам подарили диван кровать кресло коляску» реализуется в четырех высказываниях, содержащих от двух до четырех однородных членов и различающихся лишь интонацией и паузами, ср.:

1. Молодоженам подарили диван-кровать, кресло-коляску.

2а. Молодоженам подарили диван, кровать, кресло-коляску.

2б. Молодоженам подарили диван-кровать, кресло, коляску.

3. Молодоженам подарили диван, кровать, кресло, коляску.

Итак, важнейшим, конститутивным признаков однородности членов предложения является тождество их функции. Такие члены совпадают по своим не только общим, но и основным частным функциям (исключение составляют разновидности однородных обстоятельств). Признание возможной разнофункциональности однородных членов разрушает само понятие синтаксической однородности. Тождество синтаксической функции элементов есть в сущности одинаковое их отношение к некоему третьему элементу, которому они соподчинены и который может быть нулевым. В пределах простого предложения собственно сочинительная связь всегда свидетельствует о синтаксической однородности сочетающихся словоформ, ибо она обязательно связана с соподчинением, без чего немыслимо функциональное тождество. От сочинительной связи надо отграничить связь присоединительную. Основным и бесспорным показателем сочинения и средством выражения семантико-синтаксических отношений между однородными членами (компонентами расширенного членам) являются собственно сочинительные союзы. Непременным, но все же побочным средством выражения сочинительной связи служит специфическая интонация однородности – перечислительная, противительная и пр.

§ 3. Логическая, лексико-семантическая и морфологическая
сочетаемость слов в границах сочиненного ряда

Синтаксическая однородность соотносится с однородностью логической, что обусловлено связью и взаимодействием грамматики и логики. Однако соотношение не означает тождества. Есперсен подчеркивал, что «соответствие между внешними (отраженными в логике. – В. П.) и грамматическими категориями никогда не бывает полным: повсюду мы находим самые странные и неожиданные перекрещивания и взаимопересечения». По его остроумному замечанию, «синтаксические категории, подобно двуликому Янусу, обращены и к форме, и к понятию».

Однородность членов предложения как специфическая семантико-синтаксическая категория своей содержательной стороной соотносится с логическим делением родового понятия на видовые, но однозначной зависимости здесь нет. Поэтому трудно согласиться с теми лингвистами, которые категорически утверждают: «С логической точки зрения однородные члены предложения представляют собой соподчиненные понятия, которые охвачены или могут быть охвачены подчиняющим их понятием. То, что нельзя подвести под одно общее родовое понятие, не может стоять в одном ряду и быть выражено словами в качестве однородных членов предложения»[109]. Подбор такого родового понятия порой напоминает поиски мифической чаши Грааля, а потому даже ортодоксы логического подхода к однородности членов предложения вынуждены признать, что к некоторым однородным членам, например к согласованным и несогласованным определениям, подобрать родовое понятие не удается. Ср.: «Ах, как горька и не права Твоя седая, молодая, крутой посадки голова» (Тв., XII).

Кстати сказать, не всякое так называемое обобщающее слово можно признать родовым понятием по отношению к понятиям, выраженным однородными членами. Если определить понятие как мысль о предмете, которая выделяет в нем существенные признаки, как совокупность общественно значимых знаний о нем, то наиболее частотные обобщающие слова все, ничто; всюду, нигде и т. п. вряд ли способны выражать понятие вообще, тем более родовое понятие по отношению к данному сочинительному ряду, потому что, будучи «тематически нейтральными», они практически используются в любом контексте, например: «Трудно уйти оттуда, где было все: мать, которую почти не помнили, отец, ученики, упреки, долги, кони, овраги, любовь» (Шкл., III).

Действительное соотношение между логической и синтаксической однородностью можно выразить так: то, что логически однородно, в предложении обычно выступает как синтаксически однородное и объединяется в границах единого расширенного члена, однако не все, что в данном контексте синтаксически однородно и объединено в пределах одного сочиненного ряда, является логически однородным, ср.: «Черные и серые птицы прямо из-под лыж рвутся» (Песков, VI), но «Утром на чердак заглядывал робкий и пыльный луч» (Песков, II).

Слова, выражающие логически однородные понятия, могут выступать в качестве разных членов предложения – неоднородных, хотя иногда одноименных. Отождествление синтаксической однородности с логической понуждает признать однородными членами такие логически однородные слова, которые или зависят одно от другого, или по-разному соотносятся с подчиняющим членом и не связаны между собой сочинительной связью. Ср. у Р. Мразка: Мы с отцом (= я и отец)[110] пойдем на выставку; Наряду с трамваем мы пользуемся и автобусом (= трамваем и автобусом); Вместо груши она съела яблоко (= не грушу, а яблоко); Кроме зарплаты, он получил премию (= зарплату и еще премию).

«Характер соотношения логического, семантического и синтаксического моментов, – отмечает Е. В. Кротевич, – у однородных членов разных классов неодинаков». Так, у препозитивных однородных согласованных определений, в отличие от постпозитивных, логический момент играет очень важную (но отнюдь не решающую, как думает Е. В. Кротевич) роль. Несколько сказуемых при одном подлежащем, как правило, синтаксически однородны независимо от их логической соотнесенности.

Характер соотношения логического и синтаксического моментов неодинаков и у однородных членов одного класса в разных стилях речи. Например, в научном и официально-деловом стилях с их строго логической манерой изложения в границах сочиненного ряда сочетаются только слова, выражающие видовые понятие некоего родового понятия. Но даже здесь сочиненный ряд иногда замыкается союзно введенным компонентом со значением родового понятия. Ср.: «В то же время пшеница, рожь, овес и другие хлебные злаки живут около года» (Ботаника); «Семенами сосны, ели и других хвойных деревьев кормятся белки, бурундуки, кедровки, клесты» (Зоология).

Что касается художественно-беллетристического, газетно-публицистического и разговорного стилей, то здесь сочетание логически разнородных слов в пределах расширенного члена широко используется в стилистических целях, и не только для создания юмора и комизма, как обычно принято считать, но и для большей художественной выразительности, для отражения калейдоскопичности явлений и событий. Ср.: …Не спали только редкие патрули, облака и звезды (Пауст., XII); Конечно, потом у нас появились привычки, ученики и шаблоны (Шкл., III); Но губят песню сытость, ложь и проза (В.Солоухин. Венок советов); Он равнодушен к иконам, мебели, слайдам, собакам, долгоиграющим пластинкам и попугаям (Лг, 19.X.77).

До сих пор речь шла о логической сочетаемости слов в границах сочиненного ряда. Но содержание понятия, выраженного в слове, и значение слова – хотя и соотносительные, но разные категории. Каждое слово – единица лексико-семантической системы того или иного конкретного языка, внутри которой слова объединяются в схематические классы, например по противоположности (антонимические ряды) либо по сходству их значений (синонимические ряды). Поэтому можно особо говорить о лексико-семантической сочетаемости слов в сочиненных рядах.

Известно, что выявление закономерностей семантической сочетаемости слов в речи имеет огромное значение для общей теории предложения. Попытки создать синтаксическую теорию без учета значения не могли и не могут быть успешными, потому что, по образному сравнению Э. Бенвениста, «оно, как голова Медузы, всегда в центре языка, околдовывая тех, кто его созерцает».

В этом плане интересно выявить возможности антонимов и синонимов сочетаться в границах одного сочиненного ряда, иначе говоря, выяснить отношения между лексической антонимией и синонимией и синтаксической однородностью.

Соотносительные антонимические и синонимические ряды слов объединены внутри тематической группы как ее органические части. «Антонимия есть семантическое отношение возможных для каждого случая крайних (полярных) членов тематической группы, синонимия (в широком смысле этого слова) – отношение ближайших членов этой группы, ср., например: тощий, истощенный, тщедушный, худой, сухой, сухопарый, нормальный, упитанный, полный, солидный, толстый, тучный, жирный», – пишет Л. А. Новиков.

Возможности антонимов и синонимов сочетаться внутри сочиненных рядов отнюдь не одинаковы.

Антонимы выражают противоположные, но непременно соотносительные понятия, потому что противоположными могут быть лишь видовые понятия некоего родового понятия. Отсюда само «противопоставление слов в тематической группе всегда осуществляется в рамках более широкого понятия (основания их сравнения): продолжительность … – … краткость (= «длительность»), теплый … – … холодный (= «температура»), длинный … – … короткий, широкий … – узкий (= «размер») и т. п.».

Языковые антонимы свободно сочетаются в границах закрытых сочиненных рядов, как правило, союзных и морфологически однотипных. Семантико-синтаксические отношения между антонимичными компонентами расширенного члена могут быть разными: соединительными, собственно противительными или разделительными. Однако антонимы не способны находиться в сопоставительных отношениях, а потому не сочиняются союзами а, но, однако, зато, хотя и пр. (см. гл. II, § 3). Сочиненные ряды словоформ с антонимичными значениями широко используются для отражения диалектически противоречивой сущности явления.

Соединительные отношения выражаются одиночным (социативные отношения) или повторяющимся союзом и // ни (отношения усиленной конъюнкции), а в очень редкий случаях бессоюзно (перечислительные отношения). Иногда в границах расширенного члена используется несколько антонимичных рядов, которые обычно образуют союзные парные звенья. Ср.: Тысячи больших и мелких дел стучатся в двери (Песков, I); Да, мне легко и трудно, Русь! (Прок., 210); Просто день и ночь – понятия относительные (ЛиР, I); Двери были маленькие и большие, длинные и короткие, продольные и поперечные, двойные и одинарные (Липатов. Три зимних дня, I); Вечерней, утренней порой, На берегу реки родной, В тени украинских черешен, Бывало, он Марию ждал (Пушкин. Полтава, I); Тебя берет государство в суровые, нежные руки (В. Гусев. Слава).

Заметим, что бессоюзное сочинение антонимичных прилагательных в качестве однородных определения к существительным с конкретно-предметным значением невозможно, ср.: острый, тупой нож; горячая, холодная печь; крутое, покатое плечо.

В последнее время в поэзии и публицистике довольно широко используются бессоюзные конструкции с антонимичными, но неоднородными прилагательными-определениями при одном существительном. Ближайшее определение и существительное образуют полуустойчивое сочетание. Подобное столкновение смыслов служит стилистическим приемом, позволяющим вскрыть диалектическую суть явлений. Он очень удачно использован М. Матусовским в известной песне «Такая короткая долгая жизнь», где находим еще: такое жестокое доброе время, такие веселые грустные песни. Но есть опасность, что прием этот превратится в штамп[111]. Ср.: Такой далекий близкий берег (рецензия на роман Ю. Бондарева «Берег», Лг, 2.VII, 77); Такие простые сложные истины (телепередача, сентябрь 1977 г.); Ах, какой это трудный легкий жанр (о комедии, Лг, 26. XI 75); без местоименного показателя степени: Плохой хороший человек; Старый новый мир (названия кинофильмов); Как много появилось тяжелой легкой музыки (Крокодил, 1977, № 13); Тяжелая легкая атлетика (Сов. спорт, 29.V 77); Серьезная легкая музыка (Неделя, 1977, № 21).

И все-таки наиболее ярко специфика антонимов проявляется в сочиненных рядах с собственно-противительными и разделительными отношениями, когда одно отрицается, а другое утверждается либо реальным может быть только одно из двух. Ср.: И вдруг не холодно, а тепло сделалось в груди у Анимкина (Липатов. Три зимних дня, II); Оно вовсе не разбухает, а напротив, усыхает (Изв., 5); [Мефодий:] Дурак он, а не гений (Федин, XXVII); Незнакомые, встречаясь на митингах, в одно мгновение становились друзьями или врагами (Пауст., I); И неизвестность… должна была кончиться и превратиться или в радость, или в горе (Симонов. Посл. лето, VIII).

Широко распространено мнение о том, что ОЧП бывают выражены рядом синонимов. Правда, при этом обычно имеют в виду однородные определения с бессоюзной связью. «Без союзов объединяются, – утверждал А. Н. Гвоздев, – однородные члены-синонимы, которые взаимно дополняют и уточняют друг друга. Такие синонимы обычно не исключают один другой, а, перекрещиваясь, полнее охватывают характеризуемое понятие». Авторы известного учебника для педучилищ относят к однородным и такие определения, которые «перечисляют признаки предмета, образуя как бы один ряд синонимов, например: Наконец, приходит долгая, скучная, буранная зима (Акс.)». Подобного рода тезисы находим во многих работах. В качестве доказательств приводятся сочетания, в которых слова, будучи синонимичными, не являются однородными или, напротив, являясь синтаксически однородными, не могут быть признаны синонимичными.

Признание возможной синонимичности ОЧП основано на смешении их с внешне сходными, но качественно отличными конструкциями, содержащими поясняющий или уточняющий член. Этим грешат даже те, кто признает пояснение как особый тип связи.

Показательно противоречие в указанном выше учебнике для педучилищ. В определении ОЧП подчеркивается, что «слова соединяются друг в другом как равноправные, не зависящие друг от друга; ни одно их них не служит для пояснения другого», а при характеристике однородных определений выделяется группа «в», где приводится пример «Комнаты были наполнены заурядной, нехитрой мебелью», и утверждается: «В этом предложении второе определение поясняет первое и может быть присоединено к нему союзом то есть: мебель заурядная, то есть нехитрая».

Академическая Грамматика-54 отрицает однородность определений, находящихся в пояснительной связи, но относит к однородным определениям в конструкциях, где одно из определений «подчеркивает или конкретизирует значение другого, не вступая, однако, с ним в пояснительную (?) связь».

Связь а) одноименных неоднородных членов, б) поясняющих и уточняющих членов и в) однородных членов предложения графически можно выразить так:

а) свежие красные розы купить сыну плащ зайти поздно вечером	свежие → (красные → розы) (купить ← сыну) ←плащ зайти ← (поздно → вечером)
б) пурпурные, ярко-красные розы купить макинтош, плащ зайти поздно, вечером	(пурпурные ← ярко-красные) → розы купить ← (макинтош ← плащ) зайти ← (поздно ← вечером)
в) белые, красные розы купить плащ, шляпу заходил утром, днем, вечером	(белые ↔ красные)[112] → розы купить ← (плащ ↔ шляпу) заходил ← (утром ↔ днем ↔ вечером)

Признание синтаксического суверенитета поясняющего и уточняющего членов (см. § 6) позволяет точнее выяснить соотношение синтаксической однородности и лексической синонимии.