Принцип однофункциональности сочиненных членов

Мысль о принципиальном различии между сочинением и подчинением относится к числу тех немногих положений синтаксической науки, по поводу которых среди исследователей имеется достаточная степень единодушия. Как пишет В. А. Белошапкова, «противопоставление сочинения и подчинения составляет основу синтаксической системы» (Белошапкова 1977: 23). В основе этого противопоставления лежит очень простая и наглядная идея: при подчинении элементы неравноправны, а при сочинении равноправны. Правда, представление о равноправии сочиненных членов воплощается у разных авторов в разных терминах: отсутствие детерминации, функциональная синтаксическая равнозначность, грамматическая равноценность, тождество синтаксической функции (или позиции), одинаковая роль в создании синтаксической конструкции, одно и то же синтаксическое место в предложении и др. (Реформатский 1955: 271–272, Пешковский 1956: 57–58, Мартине 1963: 482–483, Белошапкова 1977: 22–25, Русский язык 1979: 322–323, Грамматика 1980: 166, Перетрухин 1979: 16). Однако, насколько можно судить, этому терминологическому разнообразию не отвечает существенное различие во взглядах на суть дела.

Итак, «абсолютная идея» сочинения[53] состоит в требовании синтаксической однофункциональности сочиненных элементов и вытекающего отсюда тождества их отношения к некоторому внешнему элементу. Однако, как и всякая абсолютная идея, она не может существовать в чистом виде. Хорошо известны некоторые факты, противоречащие этой ясной картине: в конструкциях, которые хотелось бы считать сочинительными, отсутствует настоящее равноправие элементов.

Описания этих фактов, представленные в литературе, при всем их разнообразии, группируются вокруг двух основных точек зрения.

Первая точка зрения состоит в том, что все конструкции, не обнаруживающие однофункциональности, лежат вне сочинения (см., например, Перетрухин 1979). Такое решение позволяет сохранить абсолютную идею в неприкосновенности, но имеет серьезные недостатки, прежде всего, оно игнорирует интуитивно ощущаемую близость неоднофункциональных конструкций к каноническим сочинительным.

Кроме того, оно лишает общности фундаментальное противопоставление сочинения и подчинения. Поскольку те рубрики, под которые подводятся факты, противоречащие сочинительному канону (уточнение, присоединение, пояснение и т. п.), еще менее естественно относить к подчинению, то придется поставить эти явления в тот же ряд, в котором находятся сочинение и подчинение. Между тем, очевидно, что сочинение и подчинение – явления совсем другого порядка, чем уточнение, присоединение и т. п.

Вторая точка зрения предполагает, что однофункциональность не является обязательным свойством сочинения. В соответствии с этой точкой зрения конструкции с однофункциональными элементами составляют хотя и самый распространенный, но все же частный случай, заряду с которым следует рассматривать сочинительные конструкции других типов, имеющие такой же статус. Этот подход реализован, например, в работах Санников 1979 и Санников 1980, где различается три вида сочинительных конструкций: функционально-сочинительные то есть, конструкции с однофункциональностью), семантико-сочинительные и коммуникативно-сочинительные. Недостатком этого решения является то, что оно уничтожает главенствующую роль принципа однофункциональности.

Существуют и некоторые модификации этих полярных подходов. Например, В. А. Белошапкова пытается сохранить принцип однофункциональности ценой несколько более широкого его понимания: семантическая одноплановость, предполагаемая однофункциональностью компонентов сочинительной конструкции, «может быть направлена и не тем линиям, по которым синтаксическая традиция различает члены предложения. Сочинительная связь возможна и между такими словоформами, которые являются разными членами предложения… Однофункциональность в таких случаях складывается на основе общей роли компонентов, объединяемых сочинительной связью, в создании вопросительной, отрицательной или обобщающей семантики предложения» (Белошапкова 1977: 23–24).

Нам также хотелось бы исходить из признания приоритета принципа однофункциональности. Известно, однако, что всякий «хороший» лингвистический принцип, пользуясь словами Ю. А. Шрейдера (сказанными по другому поводу), не только справедлив почти всегда, и всегда почти справедлив. Это означает, что с одной стороны, для большинства ситуаций он справедлив безусловно, а с другой стороны, в том незначительном числе случаев, когда он нарушается, нужно уметь увидеть его следы и те обстоятельства, которые помешали проявиться более полно.

Ниже мы рассмотрим факты, противоречащие принципу однофункциональности сочиненных членов, и попытаемся проследить источник этого противоречия. Мы предпримем попытку объяснить их не тем, что в этих случаях принцип однофункциональности просто не действует, а тем, что на него наложились другие факторы, исказившие картину.

Конкретнее, нас будет интересовать, в каких направлениях размывается каноническая сочинительная конструкция, под действием каких факторов и какие черты канона при этом сохраняются.

Наиболее интересны три типа отклонений от сочинительного канона:

• вторичная союзная связь;

• нестандартное сочинительное сокращение;

• использование сочинительной связи в функции подчинительной.

<…>

Вторичная союзная связь

Первое направление разрушения сочинительного канона проявляется в отсутствии синтаксической однофункциональности сочиненных членов, которое компенсируется их семантической одноплановостью. Это явление имеет две разновидности, различающиеся тем, существует ли семантическая общность членов изначально или она появляется лишь в ситуации.

Наиболее освоенный языком тип конструкций с сочиненными членами, имеющими изначальную семантическую общность, – это конструкции с местоимениями (вопросительными, отрицательными, неопределенными и обобщающими) (Белошапкова 1977: 23):

(3а) Никто и никогда об этом не думал.

(3б.) Кто и на сколько опоздал?

К ним примыкают конструкции с близким типом значения, но выраженным неместоименными словами; ср. местоименное сочетание все и всегда и неместоименное

(4) Многие и часто (поступают еще хуже).

Общность значения сочиненных членов может воплощаться в их лексемном тождестве (или тождестве корневой морфемы):

(5а) Говорю с поэтом и о поэте [пример В. З. Санникова].

(5б) Упал на льду не с лошади, а с лошадью: большая разница для моего наезднического самолюбия (А. С. Пушкин).

(5в) Хотя дешифровка линейного письма была выполнена в Англии и англичанином, по своему образу мыслей Майкл Вентрис меньше всего походил на «типичного англичанина».

Имеются и такие конструкции, в которых семантическая общность сочиненных членов изначально не задана, а появляется лишь в ситуации:

(6а) Приказчик … очень быстро и в разных направлениях шевелил пальцами (пример из Пешковский 1956).

(6б) Считаю себя вправе писать вам карандашом, в постели и самое домашнее письмо (А. Блок).

(6в) Вечно ты пишешь письма карандашом или в постели.

Итак, конструкции типа (3)–(6) обладают тем общим свойством, что в них сочинены такие элементы предложения, которые относятся к одному и тому же элементу, но выполняют относительно него разные роли и в силу этого могли бы быть ему соподчинены. При этом конструкции (3)–(5) с «запаянной» семантической общностью сочиненных генов в большей или меньшей степени грамматикализованы, в то время как конструкции типа (6) проявляют специальное намерение говорящего указать на одноплановость определенных аспектов ситуации с некоторой актуальной в данный момент точки зрения. Эту сторону дела ясно описал еще А. М. Пешковский: осознавая «те или иные соподчиненные члены как в чем-либо однородные, мы получаем возможность соединить их союзами, как бы далеко они не отстояли друг от друга и грамматически и логически» (Пешковский 1956: 442). Предложение (6а) отличается от соответствующего предложения сочинения тем, что скорость и направление воспринимаются говорим как одноплановые характеристики движения. В связи с этим хотелось бы обратить внимание на конструкции с вопросительными местоимениями типа (3б) (Крейдлин 1983). В них отличие от соответствующего предложения без сочинения не сводится лишь к указанию на общность сочиненных вопросительных элементов. Сравним (3б) и (7):

(3б) Кто и на сколько опоздал?

(7) Кто на сколько опоздал?

В (3б) мы имеем дело с простой совокупностью двух вопросов: Кто опоздал? На сколько опоздал? В (7) представлен лишь один вопрос – о величие опоздания каждого из опоздавших лиц, или, точнее говоря, о соответствии между (уже известным) множеством опоздавших лиц и множеством отрезков времени, характеризующих величину.

Следующее направление, в котором происходит размывание сочинительного канона, связано с конструкциями, содержащими так называемую вторичную союзную связь (Прияткина 1977, Грамматика 1980: 179):

(8а) Он поет, и неплохо.

(8б) Мальчик гуляет, но мало.

(8в) Нам предстояла недолгая, но разлука.

В этих предложениях союз связывает элементы, которые и без того связаны друг с другом подчинительной связью. Поэтому при устранении союза из предложения оно не лишается связности: гуляет, но мало => гуляет мало. Такая союзная связь называется вторичной, поскольку она как бы «накладывается» на подчинительную связь, составляющую первичную основу словосочетания.

Конструкции типа (3)–(7) и конструкции типа (8) рассматриваются обычно как принципиально разные (Прияткина 1977, Грамматика 1980, Санников 1980). Между ними, действительно, имеются серьезные различия, на которых мы еще остановимся. Однако нельзя не заметить и того, что конституирующее свойство вторичной союзной связи – наложение сочинения на подчинение – в равной степени приложимо к обоим типам конструкций. Правда, это наложение происходит несколько по-разному. В (3)–(7) члены, соединяемые союзом, соподчинены некоторому третьему, а в (8) один из них подчинен другому. Поэтому, кстати говоря, сочиненные ряды типа (3)–(7) могут состоять из трех и более членов, а ряды типа (8) всегда двучленны.

Таким образом, несколько расширяя принятое словоупотребление, мы будем говорить, что имеется два типа конструкций с вторичной союзной связью – конструкции с исконным соподчинением сочиненных членов (условно – тип А) и конструкции с исконным подчинением (условно – тип Б). Обратимся к чертам сходства и различия между конструкциями типа А и типа Б.

Конструкции обоих типов произносятся обычно с отдельным логическим ударением на каждом из сочиненных членов. Рассмотрим предложение

(9) В этом году он отдыхал на юге, но дикарем.

Если произнести его с первым логическим ударением на сочетания на юге, то союз будет соединять элементы на юге и дикарем, и конструкция будет относиться к типу А. Если же логическое ударение будет падать на глагол, то сочиненными элементами окажутся сочетание отдыхал на юге и дикарем, и конструкция попадет в тип Б.

Конструкции обоих типов противопоставлены соответствующим конструкциям без сочинения своей коммуникативной организацией. Вторичная связь членит предложение на столько отдельных утверждений, сколько имеется сочиненных членов. С этим связана и множественность логических ударений, отмеченная выше. Характерно, что в тех случаях, когда соподчиненные элементы имеют каждый настолько большой коммуникативный вес, что несовместимы в рамках одного утверждения, сочинение оказывается обязательным:

(10а) Он уехал далеко и надолго.

(10б) *Он уехал далеко надолго.

Перейдем теперь к различиям между конструкциями типа А и типа Б. Самое существенное из них состоит в том, какое семантическое отношение устанавливается между сочиненными членами. Вернемся, например, к предложению (6б) (тип А). Говорящий сообщает нам, что в описываемой ситуации он рассматривает элементы «карандашом», «в постели» и «самое домашнее письмо» как одноплановые, подводимые, по выражению А. М. Пешковского, под одну и ту же рубрику («неформальные отношения между автором письма и его адресатом»).

В примере (8а) (тип Б) говорящий вовсе не предлагает нам считать значения «поет» и «неплохо» хоть в каком-то смысле семантически одноплановыми. Союз и лишь превращает единое утверждение «он неплохо поет» в два отдельных – «он поет» и «он делает это неплохо». Различие между конструкциями типа А и типа Б хорошо отражается в терминах В. З. Санникова: «семантико-сочинительная конструкция» (тип A) vs. «коммуникативно-сочинительная конструкция» (тип Б).

Как показывает пример (8а), смысловые компоненты, соединяемые союзом в конструкции типа Б, не независимы, а вкладываются один в другой. Этим объясняется еще одно различие между типами А и Б: в конструкциях типа А допустим союз или (см. (6в)), а в конструкциях типа Б он невозможен.

(11)* Он поет, или неплохо.

Дело здесь в том, что союз или в принципе способен соединять только такие утверждения, про которые говорящий допускает, что может иметь место только одно из них, и при этом заранее неизвестно, какое именно. Если мы говорим

(12) Завтра мы сходим в кино или в театр,

то мы допускаем, что может реализоваться каждая из возможностей порознь (хотя, быть может, не исключаем того, что реализуются сразу обе). В противном случае, то есть если бы говорящий не допускал их раздельной реализации, он должен был бы употребить союз и:

(13) Завтра мы сходим в кино и в театр.

Именно это свойство – независимая раздельная реализуемость обеих альтернатив – и нарушена в (11). Если выполнена вторая альтернатива («он поет неплохо»), то заведомо выполнена и первая («он поет»).

Теперь, когда мы обсудили сходства и различия между конструкциями типа А и Б, мы можем вернуться к вопросу, поставленному выше – вопросу о внутренних источниках деканонизации в этих конструкциях. Для того чтобы их обнаружить, следует обратиться к более глубокому – семантическому – уровню представления предложений, на котором их значение выявлено более эксплицитно. От этого уровня мы будем требовать, чтобы на нем, в частности, в явной форме были представлены семантические сферы действия валентных слов (но не проведено семантическое разложение самих этих слов).

Рассмотрим предложения (14а, б) с союзом но:

(14а) Он отдыхал на юге, но дикарем (тип А).

(14б) Он отдыхал, но мало (тип Б).

Прежде всего, важно подчеркнуть, что в семантической структуре предложений (14а)–(14б) имеется не одна пропозиция, а две. Это вытекает уже из самой семантики союза но, который характеризует соотношение между двумя событиями: Р, но Q = «естественно ожидать, что событие Р сопровождается событием не-Q; в данном случае событие Р сопровождается событием Q’» (Левин 1970: 78). Семантическая структура предложений с союзом но должна в явном виде указывать те события Р и Q, соотношение между которыми описывается этим союзом. Восстановив эти события, мы получим для предложения (14а) структуру (15а), а для (14б) – структуру (15б):

(15а) «он отдыхал на юге, но он отдыхал дикарем»;

(15б) «он отдыхал, но он отдыхал мало».

Дополнительным свидетельством в пользу двухчастности структур (15а)–(15б) служит тот факт, что на каждом из соединяемых союзом элементов в (14а)–(14б) имеется логический акцент, маркирующий отдельные утверждения.

Структуры (15а)–(15б), очевидно, не противоречат канону сочинения. В них союз соединяет однотипные единицы – целые пропозиции. На пути от этих структур к предложениям (14а)–(14б) должно находиться преобразование, аналогичное по своим задачам преобразованию сочинительного сокращения, но не совпадающее с ним по условиям применения. И то и другое преобразование сокращает тождественные составляющие в сочиненных пропозициях. Но если сочинительное сокращение требует, чтобы сочиненные члены, возникшие в результате сокращения, имели одинаковые синтаксические и коммуникативные функции в исходных пропозициях, то для преобразования, порождающего конструкции с вторичными союзными связями, это условие не выполняется. В случае (14а) сочиненные члены на юге и дикарем выполняют разные синтаксические функции, хотя семантически они сопоставлены. В случае (14б) отличие от сочинительного сокращения еще значительнее: в первой пропозиции структуры (15б) вообще отсутствует составляющая, семантически сопоставленная элементу «мало», а, кроме того, сокращаемая составляющая отдыхал выполняет в сочиненных пропозициях существенно разные коммуникативные роли (рема в первой пропозиции и тема во второй). Впрочем, давать полное формальное описание этого преобразования не входит в нашу задачу. Для нас важнее отметить, что именно в тот момент, когда осуществляется это преобразование, и происходит разрушение сочинительного канона.

Итак, конструкции с вторичной союзной связью – это конструкции, семантические структуры которых еще обладают свойствами канонического сочинения, а поверхностные структуры их уже утрачивают.

Однако канон обладает определенной устойчивостью, и для выхода за его пределы необходимы стимулы достаточной силы. В конструкциях типа А и Б эти стимулы, по-видимому, различны.

В основе конструкций типа А лежит стремление говорящего найти общее в различном, подвести разнородные явления под единую рубрику, если это отвечает его коммуникативным потребностям в данной ситуации. Этот фактор действует тем легче, чем легче найти общность в соподчиненных элементах, чем более «на поверхности» лежит это общее, чем меньше оно зависит от контекста (ср. цепочку (3)–(4)–(5)–(6)).

Конструкции типа Б, как мы уже отмечали, не навязывают нам взгляда на соединяемые союзом элементы как на одноплановые. Для этих элементов общим является лишь то, что они выполняют одну и ту коммуникативную роль – роль ремы – в соответствующих пропозициях семантической структуры. Здесь за деканонизацию отвечает актор, требующий максимально компактного выражения двух коммуникативно самостоятельных пропозиций.

Подведем итог тому, о чем говорилось в разделах 1.1. и 1.2. Семантическая и синтаксическая однофункциональность элементов составляет ядро понятия сочинения. Конструкции, обладающие этим признаком, образуют сочинительный канон. Конструкции, в которых признак отсутствует или проявляется не в полном объеме, не обязательно лежат вне понятия сочинения. Они могут иметь промежуточную природу, возникая в результате действия разнонаправленных тенденций. Другими словами, существуют определенные деканонизирующие факторы, которые, взаимодействуя с каноном, приводят к его искажению. В этой перспективе мы и рассмотрим конструкции, с которых мы начали данную главу.