Трудности и типичные ошибки начала терапии 145

пока они не жалуются. Им нужен только слушатель, и они

готовы за это платить (а если терапевт встанет на позицию

всех, кому они уже бесконечно надоели своими жалобами и

лишит их такой возможности, им будет еще хуже). Вполне

нормальные пациенты.

Но это лишь первый и относительно поверхностный

взгляд и подход, знание которого не будет лишним. С точки

зрения современного психоанализа такой вариант взаимо-

действия пациента с терапевтом может интерпретироваться

как направленный на то, чтобы «разоружить» аналитика,

воспринимаемого исключительно как носителя некоего

безусловного Супер-эго. Очень образно эту ситуацию харак-

теризует фраза: «Здравствуйте, я пришел на прием к Супер-

эго!» Используя тактику, которая изложена в первом абзаце

этого раздела, мы будем лишь психологически поддерживать

пациента, и поэтому параллельно нужно предпринимать

некоторые попытки конфронтации пациента с его собствен-

ным материалом, прибегать к технике отзеркаливания и

присоединения («Как вы только все это терпите! Да, все люди

отвратительны!») и т. д., то есть — исследовать.

Страх, любовь и вина

Какое бы из этих чувств не проявилось в терапии, всегда

нужно подумать о двух других, так как в большинстве слу-

чаев эта «триада» неразделима. Страх всегда сопровождает

любые отношения близости и привязанности, а поводов

для вины в эмоционально окрашенных отношениях всегда

более чем достаточно. Снова обратимся к объяснению, за-

имствованному из детского психоанализа. В раннем детстве

ребенок любит своих родителей, каковы бы они ни были, но

эта любовь всегда соединена со страхом (например, страхом

Часть 1

потерять их любовь1 или вообще потерять родителей или

страхом наказания за те или иные шалости или проступки).

Самостоятельной категорией в отношении этой триады и вы-

раженности ее отдельных компонентов является дистанция.

Поясним это дополнительно: когда родители далеко, любовь и

тоска по ним всегда больше, а страх наказания меньше, даже за

реальные проступки (в смысле: «Когда это еще будет, и будет

ли?»). Поэтому избегание чего-либо (в том числе — тех или

иных чувств) обычно сочетается с дистанцированием: ведь

если родителей нет (рядом), нет и страха наказания (за свои

реальные или мнимые прегрешения). Но эта идея у ребенка

может очень легко трансформироваться в следующую: «Если

родителей вообще не будет, то и наказания не будет», — что,

естественно, тут же провоцирует чувство вины, даже если

ребенок не довел это осмысление до «логического вывода»

о том, что он вроде бы желает им смерти. Эти три чувства

(любви, страха и вины) оказываются «сцепленными» еще на

самых ранних стадиях развития и затем сохраняются в этой

неразрывной связи на протяжении всей жизни. Поэтому по-

явление в материале пациентов тех или иных составляющих

этой триады всегда предполагает поиск двух недостающих.

Кроме того, между тремя этими компонентами существу-

ют определенные прямые и обратные зависимости. Например,

1 Думаю, многим специалистам приходилось встречаться со случаями, когда

матери пациентов в раннем детстве наказывали их фразами: «Я тебя больше не

люблю!» или «Если будешь так делать, я не буду тебя любить!» — Хотя и грех

так говорить, но — с точки зрения будущей психопатологии — лучше бы они

прибегали к физическим мерам воздействия на ребенка. В принципе такой же

(психопатологизирующий) эффект оказывает склонность некоторых родите-

лей ориентировать ребенка только на превосходные и выдающиеся достижение,

а в результате ребенок и затем — взрослый считает себя не заслуживающим

любви всякий раз, когда не соответствует этим невыполнимым ожиданиям.

Даже такая «безобидная» фраза, адресованная ребенку (идущему в школу):

«Мы ждем тебя только с пятерками!» — несет в себе еще один смысл: «Без

пятерок тебя здесь вообще не ждут!».