Января /11 февраля 1889. Понедельник

Торжественный и весьма важный для Японии день — обнародование Конституции. Император уступил большую часть своей правительст­венной власти народу. Почти везде Конституция добывалась кровью, иногда целыми потоками крови. Здесь она свободно и благодушно дана и столь же благодушно принята.

Выпавший ночью дождь несколько мешал связности праздника в начале дня. Впрочем, все действия программы состоялись.

Мы отслужили литургию и благодарственный молебен, начав с восьми часов утра. На молебне первый раз в Японской Церкви провозглашено и пропето было (весьма плохо) многолетие на японском — «икутосемо» Императору и фамилии его, синклиту и японскому народу. Часов в де­сять школы отправились в назначенное заранее, по дороге Императора к войску, место — у Русского Посольства. Пропели, при приближении Императорского поезда, раз Спаси, Господи, люди... на японском, два раза народный гимн «Кимига ё» и еще «Сю я, нандзино [?]». Пели, говорят, превосходно. Император и весь поезд засмотрелись на пев­чих,— и неудивительно.— Четырехголосное пение все слышали впервой. На дороге домой певчие пели против императорского дворца и в других местах,— против Семинарии и здесь — против крыльца. На дороге в иных местах была такая теснота и давка, что только благодаря нашим боль­шим ученикам Катихизаторской школы девочки наши не были подавлены, как крысы; ведь четырнадцать человек раздавлены до смерти в тесноте, как газеты извещают. Певчие и все ученицы наши, слава Богу, вернулись не только все здоровые, но даже никто не упал и не выпачкался в грязи дорогой,— Порядок шествия школы наши везде, где можно, соблюдали так хорошо, что заслужили похвалу, слышанную из многих уст — «неда- ром-де духовная школа». В процессии у них было четыре флага: два госу­дарственных, один Семинарии и один — поздравительный Императору (банзай).

Город разукрашен арками, фонарями, флагами, даси (коляски с теат­ральными представлениями и прочее), из которых иные забавные; на­пример, на одной коляске журавль выпускает из клюва свиток, а змея, выползая из трещины, тащит его к себе.

Утром во дворце была церемония передачи Императором Конститу­ции народу: Император принял свиток от составителя документа, пере­дав его графу Курода — премьеру нынешнего Государственного Совета. Вся церемония продолжалась не более двух минут, как рассказывает о. Анатолий, в качестве члена Посольства бывший там. Император, вы- шедши на трон, прочитал указ, потом принял свиток, передал, покло­нился и ушел,— а сто один выстрел возвестил японскому народу, что он — самодержавный.

Праздник отчасти был испорчен убийством министра просвещения — Мори. Утром, когда собирался во Дворец, некто Нисино, лет двадцати пяти, потребовал свидания с ним,— и выходившего уже из кареты ми­нистра схватил левой рукой поперек тела, а правой распорол ему брюхо кухонным ножом. Сам тут же был убит одним из свиты. В кармане убито­го нашли бумагу, где объяснялось, что министр убит за осквернение святыни храма в Исе; оскорбление же состояло в том, что Мори, когда был там, вошел в кумирню в сапогах — «недостоин-де такой нечестивец сегодня участвовать в церемонии», и убил. Характеристично! Крайний индифферентизм и бездушный фанатизм — оба друг с другом.— Нисино не необразован, служил чиновником, жил неподалеку от Миссии, в Кан­да; был человек слабого сложения,— не ссорился в спорах, но выражал крайнее благоговение Императору; о замысле его ровно никто не знал.

Вечером часть Конституции уже явилась в газетах, и я с удовольстви­ем увидел во второй главе — «о правах народа» двадцать восьмым пара­графом объявленную свободу вероисповеданий. Итак, теперь уже не «моккё» (молчаливое позволение), а открыто объявленная свобода — всем, кто хочет, быть христианами! Слава Богу! Хоть и доселе было свободно, но все же, кто мог и хотел притеснить, и притеснял,— теперь этого нельзя.

Вечером любовался на иллюминацию в городе и, между прочим, на веселье в нашей Женской школе; дал девочкам 3 ены устроить «симбок- квай», как устрояют у себя семинаристы, где произносились бы речи и тому подобное. Но они устроили лучше: часа три резвились, бегали, кричали и смеялись там у себя по комнатам до того шумно и весело, что здесь со второго этажа было слышно, хотя дом почти весь закрыт был ставнями.

Конец дня испорчен был сообщением от Павла Накаи, будто Вели­кий Князь Сиракава посылается в Германию изучить там веру в видах принять оную и здесь Императорскому Дому. Это лютеранство-то! Но Япония так обезьянничает ныне во всем Германии. Нельзя удивляться, если и веру оттуда возьмут. Только это будет уж не вера, а политическая мера. Это и будет, значит, что Япония не достойна еще прямо вступить в полосу света: искать веры как истины.