Апреля 1884. Второй день Пасхи

На Соборе сказать речь — об одинаковой важности для Церкви — власти, как учения и таинства; если признают последние два, так пусть подчиняются и управлению. Иначе, в католичестве — слепо подчиняй­ся, в протестантстве — во всем, как хочешь,— То или другое войдет сюда, а истина минует Японию,— Впрочем, кто знает, быть может, пред судом Божиим Япония и не готова, и недостойна принять всю истину,— а «слепо покоряйся» и «как хочешь» — действительно удобнее — «трезви- ся и бодрствуй». Первое — для простонародья (где, действительно, като­личество и имеет больше всего последователей), второе — для японской интеллигенции — шатко и поверхностно, но заносчиво и самовольно.

Собор все это должен вразуметь ясно, прежде чем приступить к дейст­виям, в числе которых предвидятся очень самовластные и глупые, на­страиваемые о. Павлом Савабе, который в настоящее время — истинно враг Церкви Божией. Вотте и избрали благочинного! Наблагочинил! Пусть уж, без славы, так и кончится его благочиние. От посещения других Церквей его уклонить, иначе и все расстроит также, как ныне расстроил свою.

Апреля 1884. Понедельник Фоминой

«Церковь в упадке»,— Савабе клевещет. Не в упадке; она и не подни­малась высоко, чтобы упасть, а слаба, как дитя, как юное деревцо. И она (Савабе и прочие) бьют еще это дитя, ломают ветки с этого слабого деревца, а сами кричат — в упадке! Что за ослепление! Видно, что враг рода человеческого начал свою борьбу и против здешней Церкви, как ни слаба она. Подкрепи ее, Бог!

Спаситель уподоблял проповедников ловцам рыбы. Двум ловцам — легче и успешнее работа: один тянет сеть, другой отходит в глубину — там, где рыба, но чтобы проводить ее в сеть.

Если б и мне, грешному, помощника понимающего и содействующе­го! Но оо. Анатолий и Владимир — полезные в своем роде, особенно первый,— способнее разве разогнать рыбу, коли вместе на лов стать! Какие печальные опыты были уже! Не дай Бог вперед!

Припомнить о. Анатолия в отношении к оо. Евфимию и Михею, рав­но как в отношении к о. Павлу Савабе, а о. Владимира к о. Дмитрию — довольно!

Мф. 18,7: Горе миру от соблазнов. «Вадавай но ру кана коноё-я! Соно хито-о цуми-ни отосииру-о мотте пари! Синаредомо хито-о цумини ото- сииру кото манугарезару токорое».— Предупредил Спаситель Свою Цер­ковь. Для Японской Церкви это начинается, по-видимому. Но «тадаси хитоо цумина отосиируру Монова вадавай нору коно хотое!» (все это в речи на Соборе должно войти для предупреждения заблуждающихся).

На Соборе отнюдь не иметь в виду опереться в чем-нибудь на о. Павла Сато,— как ни обязан он мне защитою его доселе от его непонятных врагов. Он на Пасху отдал почтенье всем своим злоненавистникам; хо­рошо бы, если бы это от чувства любви, а то ведь просто японское заискивание; ну и вся рятиди! Накакоодзи — «в нужнике-де сидит, не может принять», Цуда газету читает, Яцуке — дома нет.— И ему — с гуся вода! Говорю опять — пусть бы смирение,— так ведь — японцам на что лучше! Попробуй в чем обопрись на него — так и будешь с носом, как сославшись на Нумабе, когда И! У них взаимная лесть одна способна непроницаемою бронею покрыть всякую ложь.

Касательно Собора додумаюсь, кажется, до того, что буду с нетерпе­нием ждать его, чтобы посмотреть, чем кончится вся эта мерзость со­блазна, затеянная Савабе, этим феноменом,— язычествующим несмотря на 20 лет христианства,— и с гордостью, чтобы поразить змия соблазна. Только, дай Господи, смирение и спокойствие! Не попусти, Господи, гневу овладеть мною! Этого больше всего страшусь и от этого зла боль­ше всего прошу у Господа. Ангел-Хранитель ограда! Тактика диавола больше всего рассчитана, по-видимому, именно на мой вспыльчивый нрав и мою гневливость — природное мое зло. Храни меня, Боже!

Апреля 1884. Среда Фоминой

Не на протестантство и католичество должен смотреть Савабе с бра­тией, чтобы об [?] их и завидовать нам, я на язычников, и распаляться ревностью по Боге и братии: вон в половине четвертого месяца сего года на Кооясан праздновалась 1050-я годовщина смерти Кообоодай- си,— так богомольцев в шесть недель только перебывало там 326 000, несмотря на то, что Кооясан в сорока милях от Оосака. После шестна­дцатого апреля прием в монастырь Кообоо дайси ежедневно был свыше двадцати тысяч человек, и пилигримы были со всех мест Империи (Japan Herald 28 April, 1884). Значит — силен еще буддизм в Японии, отмечает газета. Вот на что нужно смотреть и воодушевляться ревностью к прогнатью сей тьмы!

Мая 1884. Четверг

Вот тяжелое-то время! Мученье,— грудь готова разорваться. И ни в ком почти сочувствия и содействия! О. Анатолий, по слабости, почти совсем с врагами. А всему виной Савабе. Послал ему письмо, чтобы не позволял катихизаторам оставлять своих мест и бродяжничать для сове­щаний о делах Японской Церкви. А он, вместо того, чтобы послушаться, прислал шесть катихизаторов сюда, в субботу 28 апреля (10 мая). Я стал отсылать их на место,— заупрямились, вызвал Савабе и оставил его за непослушание и приведенье в расстройство всей своей Церкви, от заве- дывания дзе-я-сиу кёоквай. 1 (13) мая отправился на его место — времен­но — о. Павел Ниицума с Василием Мацуи из Семинарии. Так как разом лишиться шести катихизаторов неудобно, то употребил все меры убеж­дения отправить их на место службы.

— Как к стене горох,— Сказал, что если сегодня не уйдут, на место службы, то вычеркну из списка катихизаторов.— Спасибо, хоть еще пока есть надежда. В восемь часов вечера приходил один просить отсрочить еще на день,— дать им посовещаться.

Печально так было сегодня, как редко бывает. Что за мерзость и бессовестность в записке, для представления которой пришли сии шесть человек.

В несчастии и капля утешения дорога. Так дороги были слова Иоанна Судзуки, ученика о. Павла Ниицума, мне сегодня. «Не печальтесь очень, пройдет это»,— сказал он,— и эти простые слова показались мне свет­лым облачком среди тьмы! — О, Боже! Ведь Ты же и японцев должен спасти! Не напрасно же мы здесь по Твоей мысли и велению! Ужели же пет нам утешения? Или мы не так действуем? Но Ты же видишь, что мы не попираем все, что есть у нас! Так научи же и направь, если мы не так делаем! Или избавь от отчаяния! За тебя же все! Коли мы лучше не умеем, за что же японцам-то терять спасение? Для них помоги!

В десять часов вечера.

Все зависит от того, как смотреть на мир. Люди ругаются, люди лаются — так из-за этого печалиться? Люди бросают камнями; так дать им попадать в себя, ранить, падать? Ни-ни! Унизительно, недостойно миссионера, долженствующего не забывать, что он стоит среди грязи. Итак — бодрость и — ясный взгляд вперед!

Мая 1884. Суббота

Настоящая неурядица (Савабе запрещен из-за неподчинения и за то, что возмутил катихизаторов, шесть катихизаторов отставлены по упорст­ву в неповиновении — идти на место службы) будет полезна в том отно­шении, что она начнет ряд моих посланий к Церкви: па будущей неделе пойдет послание — чтобы береглись немиролюбцев; дальше — чтобы ка­тихизаторы не обращали внимания на католиков и протестантов и не смущались ими; дальше, что мы призваны проповедывать Слово Божие, а не физику, историю и тому подобное.

Впрочем, нужно постараться учредить трехлетний катихизаторский класс, не столько для наук, сколько для того, чтобы больше дисциплини­ровать приготовляемых в катихизаторы. А науки — куда им справиться со всем, поступая в школу в зрелом возрасте! Уж пусть Семинария дает науку на послуги Церкви.

Боже, что за ничтожество человек! Ничего он не может сделать своими силами! Двадцать лет я возился с Савабе, кажись бы уже — как не научить! И вот — одно мгновение и как ветром прах — все рассеяно! Не­чего уж удивляться, что катихизаторы — мои ученики — мне изменяют. Ас христианами — где мне столковаться! Сегодня пришел один — Симе­он какой-то, старик, сицудзи из Маебаси; так как я начал, было, толко­вать с ним, то и увидел, что нужно только рукой махнуть и предоставить и его, и всех — Воле Божией. Уж если — истощил все резоны и все сердце — Савабе и катихизаторов — привыкших понимать меня, не мог ни в чем убедить, то,—где других! Пусть как Богу угодно! А нам — только сми­риться, видя свое ничтожество абсолютное!

Сейчас (три часа пополудни) о. Павел Ниицума из Маебаси прислал телеграмму просить — антиминс и просфор, чтобы завтра отслужить обедню. Послал с диаконом Романом,— О. Ниицума — этот не робеет — бодро делает дело, на которое послан. Если Бог даст ему умирить Цер­ковь, бывшую — Савабе, то это будет верный знак, что благодать Божия с ним.

Мая 1884. Воскресенье

Служил в Коодзимаци, что за благоустройство в Церкви! — После — в посольстве — молебен по случаю совершеннолетия наследника.

Из Асикага пишут, что о. Павла Ниицума не примут.

Если этак со многих Церквей, то уеду, несомненно. Двадцать пять лет полагал служить Японии, отправляясь сюда. Не приближается ли срок? Но не так хотелось бы уехать, чтобы следа не было — не для себя — плевать на «я», которое есть для меня ненавистный предмет в мире,— а для Церкви и дела Божия. Ужели при всех надеждах жизнь так-таки и выйдет бесплодна! Тогда плевать же и на жизнь!.. Что может быть пе­чальней сего слова! Но я не знаю печалей больших тех, которые терзают меня в последнее время!

7 / 19 мая 1884. Понедельник

Никогда не было так тяжко, как сегодня. Церковь отделится, в Oriental Bank’e девять с половиной тысяч долларов лопнуло. Что за несчастие! Главное — опереться не на кого. Анатолий, точно разобранная хата; притом явно клонит на сторону врагов. Сегодня говорит: «Написать бы в Синоя, чтоб прислали кого рассудить здесь». Это архиерея-то с мятеж­ным потом судить! Да где же это видано? И как это в голову ему взбрело? «Советую им уяснить, чего они хотят», говорит, то есть хочет склонить их и дать им систему. В Синоя на месте подавить мятежников. Хотя куда! Никого я не боюсь, кроме Бога и своей совести, которая во всем за меня. Только вся эта мерзостная история такую боль, такую боль причиняет, что на свет не смотрел бы! Ужели долго это продолжится?

Мая 1884. Вторник

Никогда ни единым словом не останавливать, как доселе делал, Ана­толия от уезда совсем из Японии. Этот человек больше вреден, чем полезен для Миссии: изменился до последней степени, слаб — японцы — враги Церкви, вертят им, и ни слова здравого совета от него, ни искры сочувствия,— гниль и вонь, больше ничего от сего человека; так пусть едет, как сам желает; содействовать уезду — ни на волос, останавливать — тем меньше.

Мая 1884. Среда. Именины

Вчера сам отслужил всенощную, сегодня обедню — с половины шес­того, так что классам не помешало. Певчие пришли почти сначала. Поздравляли ученики, но дал полторы сны только тайгакко. Обедали вчетвером: я, о. Анатолий, о. Георгий и Львовский.

О. Павел Ниицума пишет, что его не приняли в Никкава, Сиозава, Асикага, Сано; в первом месте чуть не побили, во втором — молча не приняли, в третьем — никто, в четвертом — П. Хосооя спрятался. Шко­ла ему! Слава Богу — не унывает.

Тит Хангивара пришел спросить, что все это значит и чему следо­вать? Он хочет держаться Церкви и потому возмутителям не подчинился, молвя,— если выбирать между Епископом и Савабе, то он на первой стороне.— Значит, где горе, там и утешение. Это, верно, Святитель Ни­колай послал для праздника.

Мая 1884. Четверг

Письмо окружное о немирцах и удалении от них что-то нейдет с рук. Уж не знак ли, что не нужно, не Воля Божия. Подожду'. В самом деле, это было бы резкое разграниченье и уже почти раскол.

Анатолий по слабости — мутит; был у Савабе — что вам нужно, мол? Тот с удовольствием принял его желание поговорить с пемирцами и обещал собрать их. Еще бы! Похоже на <...>ра. Впрочем, и Савабе как единственное желание высказывает, чтобы катихизаторская школа бы­ла преобразована, и в Тоокео большое место для проповеди открыть, хотя это — старые предметы, обещать, значит уступить. Победу будут праздновать,—Дать волю — сочинять проекты, но, в конце концов, и нельзя будет, хоть вы желали, осуществить,— ибо в окружном письме объявлено, если христиане не станут содержать катихизаторов, то Ка­техизаторская школа невозможна. Едва ли примут многих катихизато­ров на содержание Церквей — стало быть, Катихизаторская школа ныне будет закрыта.— А хотят преобразовать — пусть на свой счет. Посмот­рим, далеко ли уедут.

Мая /12 июня 1884

Бог сильнее, чем мы думаем, мы слабее, чем мы думаем. Не можем мы изменить человека, а как он сотворен Богом, так и стоит пред Ним; мы разве — жнем, над чем не трудились (Иоанн 4, 38),— и как досадуем, если не захватываем, что думали захватить в горсть! Но справедливо ли! Впустую себя мучаем. Вспомни Хора, Мори и прочих. То же будет и с Яцуки, Я. Ооцуки и прочими. А мы — должны светить, хотя и трудно иногда огонь извлекать из себя. Э-эх! Вообрази толпу везде, во всяком месте и во всякое время,— как ты ничтожен всегда и везде. А пред Богом ты можешь быть всем, или мал; пред людьми же всегда ничтожен.— Из-за чего же возмущаться? Не должно ли ровно идти определенным путем!

Июня 1884. Воскресенье.

Неделя всех Святых

Твердо пускай будет! Если Павел Савабе искренне не раскается и не даст крепкого слова вперед так не безобразить, то на Соборе — его нет; на службе в будущем году —нет! Гордость и противление не должны ложиться в основу Церкви! Пройдет год-два — Савабе покается! А нет — его воля! Церковь может быть и без него, потому что Церковь не на Савабе, а на Христе!

Выбывших недавно противников на службу ни за что, никак, ни под каким видом не принимать, потому что они с Савабе во главе испорчены протестантством — эти уличные проповеди толпы, давно уже всосав­шееся в них — протестантство. Странно, что доселе мне не пришло на мысль — погнать их. Но теперь уж никак не поддаваться на их просьбы — имеющие, конечно, последовать — принять их опять.

Но — олимпийское спокойствие во всем! Иначе — беда будет! Кажет­ся, привык уже к спокойствию, почти истовому бесчувствию,—ужели прорвусь! Бесконечною глупостью и злом было бы?

Июня 1884. Понедельник

Чего же, однако, сробел. Ведь от меня же все зависит. Эти люди, собравшиеся вокруг меня, ведь все же они имеют свои идеалы,— и все

это возложено на тебя же! Э-эх, стыдно терять их; а я почти совсем потерял; и с потерею же духа — все потеряно. Все это волнение кругом ведь именно потому, что представляют тебя слабым. Так сдаться же на все, но что хоть на волне лет. Причина сдаться! Самолюбие — ведь это ветхий человек, которого следовало забыть в России,— не его я привез сюда проповедовать, он контрабандой здесь,— не иметь же его, как со­кровище, а расточать и бросать везде, где можно.— Эх, спутаемся, нако­нец, совсем — чему следовать, что бросать — не разберешь.

Июня 1884. Понедельник

В речи к собравшимся внизу должно быть следующее: «Я сюда привез не самолюбие проповедывать, а истину Христову. Оскорбите мое само­любие как угодно, я противиться не буду. Доказательство налицо: я не обиделся, когда ученики пришли ко мне учить меня управлять Церковью, я отвечал им, между тем, как это — неслыханная дерзость! Равно — скажи мне малое дитя что-либо дельное и полезное для Церкви, приму; но — требуйте что-либо,— по-моему, неполезное для Церкви — не приму,— ибо мне вверена Церковь. Можете удалить меня из Японии, можете убить, но пока я здесь Епископ — для пользы Церкви и не подчинюсь никакому насилью».

Для сокращения расходов икон — после Благовещания — остановить производство. Но закрыть ли Хакодатскую школу?

После Собора оставить Нумабе секретарем, но сделать из него еще учителя, то есть читать письма самому под его руководством.

Савабе может также отсутствовать из деятельности Церкви, ибо от­сутствуют все, находящиеся в отлучке или же умершие (для Собора).

С Анатолием водиться, что в крапиву ер садиться,— непременно об­стреляешься,— хоть и облегчишься в некотором смысле.

Июня 1884. Вторник

В речи: Я рассердился на шесть катихизаторов? Но как же иначе? Спаситель даже и муци употребил, когда должно, показав этим нам, что есть место для сильной строгости и гнева.

Июня 1884. Среда

Стараться, как можно, обойтись кротостью с врагами Церкви на Соборе,— и тогда они, несомненно, будут побеждены. Насчет Савабе прямо заявить, что я готов обнять его, лишь бы он «сознался в проступке и пообещался не повторять его»,— насчет других — что я не знаю, из-за чего мечутся? Векую шаташеся!

Ужели эта <...> на дьявола меня победить гневом моим? Господи, помоги, потому что прямо видно — дело дьявола — а с ним мы слабы бороться — Ты, Господи, Сам помоги и укрепи на бронь!

Июня 1884. Четверг

(К речи, при объяснении внизу). Вы все — мои дети. Смотрите на слова мои не как на отчет пред вами, а как на слова научения вам. Вам было бы худо, если бы я потерял власть и авторитет отца,— тогда вы были бы овцы без пастыря. Но... успокойтесь, я не чувствую себя в положении обвиняемого, а в положении — вразумляющего заблуждших и предупреждающего других от заблуждения.

(Однако же и беспокоит меня еще эта неурядица в Церкви, поднятая, видимо, работой дьявола! Ни о чем другом не думается. Чрез это-то познается сокровище «мира», данное Спасителем).

Июня 1884. Суббота

Если Савабе будут просить христиане к себе, сказать: «Упросите о. Павла обещаться слушаться вперед Епископа, а также ничего по Цер­кви не предпринимать без моего ведома, тогда я с охотою соглашусь на вашу’ просьбу».

Странно: еще нет пятидесяти лет, а считаешь себя каким-то отпетым, совсем бесполезным в жизни,— в тягость себе и другим. Да и не теперь это, а давно уже, еще когда пять лет тому назад был в Петербурге, и прежде того — я ощущал это. Что это? Ужель многие так? Не все же, конечно,— но ужель многие? Или я хуже всех и взаправду,— урод какой- то? Если урод, то значит я не виноват. Если не урод — тоже,— стало-нату- рально человеку чувствовать себя ничтожеством и лишним в мире. Но так ли по совести? Не понимаю! На совести нет ничего особенно пре­ступного, но скверно на душе,— жить не хочется! Что за чепуха! Что за мерзость от жизни? И для чего я родился? Но ведь так и все спросят! Что за ирония! И что за не вылазный круг! Точно белка в колесе!

А все это значит,— что не следует горячиться и по поводу нынешней неурядицы в Церкви, а махнуть рукой и спокойно делать что нужно по обстоятельствам. Сердце же не прикладывать — сердце устранить, иначе непременно выйдет, что рассердишься и напортишь все. Итак — быть бездушным или равнодушным; зевком отвечать на гнев и горяченье с той стороны.—А какие мерзавцы. Школы возмущают, христиан всей Японии хотят смутить! Невольно кровь возмутится при виде этой мер­зости. Но укроти меня, Боже!

Анатолий располагает чрез два года проситься в отпуск о совсем отсюда. Не писать о нем — ни слова, ни слова, ни слова — никому; не удерживать ни намеком; пусть уходит, коли хочет; дрянь с рук! Нравст­венная кляча какая-то. Ужель все славяне таковы? А он — румын, не рус­ский.— Брат его, вероятно, останется по связи с Японией чрез женитьбу; пусть не захочет, не упрашивать ни словом.

Господи, следующие три недели важны — пока Собор окончится! Дай мне, Господи, удержать язык свой от зла! Дай, Господи, не сказать ничего гневного, неблагоразумного, лишнего! Не дай, Господи, подать повод врагам основаться на небе!

Положиться же наконец на Ниицума. Бог, видимо, готовит в нем орудие для себя здесь. Если есть Савабе, Анатолий и прочие, то есть же Ниицума, ревнитель пылкий, самоотверженный.

Да разве Христос обещал нам что-либо другое, кроме Креста в сей жизни! Итак — что же смущаться и робеть! Робеют больше всего моей гневливости. Боже, воздержи меня от нее! А как я слаб сим пороком! Без волнения не могу видеть и говорить с «немирными»; даже ученики Се­минарии, вроде Кониси, мутят меня до отвращения — говорить и то волнения — иметь какое дело с ними! — Боже, дай мне равнодушие и хладнокровие!

Всегда доселе больше всего беспокоила и беспокоит меня гневли­вость моя,— вот самый страшный вред мой и Церкви! Во мне он сидит — этот враг мой и Церкви! Боже, дай мне победить его! Без Божией помо­щи ничего не могу поделать! Еще и в прошлом году страшил меня сей враг. Аныне, если не воздержаться, что будет? Боже, обереги! Надену на себя образок — чувственно имеющий напоминать от удержания языка от зла и сердце от волнений гнева.

Июня 1884. Воскресенье

Утром Анна принесла письмо в Женскую школу — возмутительное — от безымянного из теперешних врагов Церкви; советуют бежать из шко­лы, чтобы-де избежать — бляда — кто заявит-де, что хотят скорей замуж.— Экие мерзавцы!

На Соборе в первый день речь: все идет вперед. Только одна Церковь отстала. Причина — священник — дурно управлял катихизаторами,— и не захотел исправить свою ошибку, когда ему Епископ заметил о ней. Так один человек иногда,— расстроившись внутри, может большой вред сделать. Это истинно печальней, чем умереть. Каждый год по причине смерти мы не видели между собою одного из наших сотрудников; теперь тоже не видим; еще больше вреда, чем от смерти. Но будем надеяться, что с Божьей помощью наш больной поправится. А теперь возьмем себе урок — что смирение должно полагать в основание Церкви. Наш брат, быть может, потому, что он древнейший христианин здесь, уклонился от сего правила.— Потому враг и попутал его. Будем помнить страшный пример Иуды и будем слушаться, и тем не отлучать себя от благости Божьей.

На второй день, когда будет уясняемо, кто служит Церкви, прямо сказать, что вот теперь больше десяти катихизаторов нет из прежних — именно по самоволию, потому — пусть дают обещание служить Церкви только те, кто имеет в виду год служить, не уклоняясь на своем месте и прямо исполняя свои обязанности. Лучше теперь отказаться, чем потом уклоняться от службы и смущать других и подвергать себя большему ответу и пред Богом, и пред людьми.

Насчет речи на Соборе нужно будет посоветоваться с о. Ниицума и Оогоем.

Сегодня из Асикага покорное письмо. Да не западня ли для о. Ниицума? Печатей нет.

Июня / 2 июля 1884. Среда

(Был экзамен в Женской школе — прескучившая материя,— все молча, пиша,—до тошноты скучно!)

Вчера был первый экзамен в Семинарии. Завтра, 3-го числа,— будет второй и последний, а 4-го — в Женской школе — последний.

Из нынешней неурядицы в Семинарии должно выйти то благо, что Семинария должна быть построена и сделаться почти закрытым заведе­нием, чтобы предохранить учеников от растления, вроде нынешнего, от Савабе отца и сына. О. Владимиру написать о сем и просить, чтобы достал средств на построение Семинарии.

Держался спокойно, со властию пред временем Собора и на Соборе. В этом — польза Церкви. Показать — скуку, или гнев, или унылость, по­думают, что неуверен в правоте своего пути, и внутри расстройство последует.

С Савабе не заигрывать до Собора и не говорить о нем; захочет служить Церкви, пусть покается, а нет — пусть не служит, и значит как будто его нет вовсе; его единомышленников тоже.

В будущем году на экзамен в Женскую школу непременно запасать в карман газету, чтобы избежать эту омерзительную скуку, какую сегодня чувствовал везде день при молчаливом испытании. И так часто [?] нет; хоть бы расположили молчаливые экзамены вперемежку с устными! В будущем году надоумить Аоку. А для молчаливых все-таки в кармане газету иметь.

Во время Собора пусть непрерывно предносится пред моим умствен­ным взором Святой Апостол Павел. Чтобы он сделал? Пусть мыслится о сем и пусть подряжается ему,...а Господь да поможет в сем. Особенно пусть помнят первые главы Первого Послания к Коринфянам.

Июня /4 июля 1884. Пятница

Женская школа и прочие не нужны? Но денег для другого не приба­вится,— как если обрубить руки, не прибавится силы у груди.

(В речи катихизаторам) Все вы, когда выходите из школы — ревност­ны. Отчего? Благодать, призываемая вашим желанием, возбуждает вас и дает огонь; кроме того, смирение еще есть у вас, которое и не мешает действовать благодати. Что же, значит, что послужа вы слабеете? Дух угасили, обленились, а иногда и возгордились,—благодать и оставила вас. «Духа не угашаете»,— вот средство, ревность не ослабляете. Скаже­те — трудно? А вы хотите только легкого труда, хотите пряников всегда по-детски,— не хотите возрастной пищи, хотите широкого пути,— а ука­зываемый Спасителем узкий путь вам не по вкусу,— а крест нести и за Спасителем идти не правится. Если окончательно так, то лучше не слу­жить. Но ведь не так? А просто слабость? И подумайте какой труд-то именно — самый не трудный на свете; всегда одно и тоже говорить на­доедает, но разве надоедает матери всегда одинаково кормить детей или учителю? Что ж, иногда и почувствовать усталость, то средство здесь же около тебя,— помолись, мысленно призови помощь Благодати,— и бод­рость с тобой. Вы видали ли, чтобы я без улыбки входил в класс, или на кафедру? А разве мне тоже не надоедает всегда одно и тоже? Так на что же молитва. «Проси и дается, толкни и отверзется», разве пустые слова? Что ж не бросите. Что не употребляете силы, которые с вами и при вас? — Немаловажным побуждением внемлим, но очень похерится и заклонится, будет, и кеокиухоо,— о, как оно закрепит связи между проповедниками и христианами? Посмотрите, и теперь, где питают, там так сживаются, что опять тех же просят. А дурных и ленивых — тогда совсем не будет,— Что до учености, то не придаст она силы, а уменьшит, ибо развлечет, оттянет много мыслей, сердца — на предметы мирские,— Потому-то и были Апостолы неученые, что ученость совсем не нужна для успеха проповеди. Кому нужна вера, тот возьмет от вас веру и не станет требо­вать науки, зная, что для этого, есть другие источники; и вы, преподавая одну веру, будете сильнее, сосредоточеннее, сердечнее. Между Апосто­лами один Павел был учен, и того назвали сумасшедшим за ученость. Невелика корысть! И недаром это написано, а в поучение нам,— Но Апостолы были облагодатствованы? Итак будьте и вы! Благодать открыта и для вас,— Вам нужно только яснее усвоять вероучение,— нужно также знать отличие и превосходство Православия пред инославием,— «нуж­но знать дать ответ освоив его»,— иногда обижают вас, видно.— Вот для этого-то только и полезно увеличить время пребывания в Катихизаторской школе. Сделаем это; увеличим на год; пусть будет следующий курс — два года в школе. Что преподавать, предоставьте нам. (Речь этого содержа­ния держать и на Соборе -- напечатать потом и рассылать ее в виде письма.)

Июня / 5 июля 1884. Суббота

Однако самое лучшее средство — благополучно провести Собор, смотреть на этот Собор, как на все доселе бывшее. И чего я волнуюсь? Все обстоит благополучно и идет, как должно; стало быть — мирна и вяла должна быть речь первая, и вяло идти же потом — обычна ведь с японцами вялость! Потом — даром пропадает вялость и медленнее, ско­рее достигнуть цели.

Именно на Соборе — все совершенно по-старому! Только последнюю речь можно сказать поживей и серьезней. Только Савабе — «беречь» даст Бог, пригодится для «кеокиухоо».

Одиннадцать ночи. Сейчас только ушел Иоанн Овата, прощавшийся пред отправлением домой к больной матери. Второй раз уже предупреж­дает насчет Собора — «чтобы не произошло что нехорошее на нем».— Что же? «Кемпакусе» много будет, и свое «я» выставляющие будут ста­раться замутить,— Тебе осторожным нужно быть,— А это опять же вести Собор по доселе набитой колее и смотреть, чтобы не втерлись в него враги, которых нельзя допустить говорить в Церкви.

Июня / 8 июля 1884. Вторник

Не имеют к чему придраться, так говорят — «Епископ русский — не знает наших обычаев». (Это о человеке-то двадцать пять лет жившем в Японии!) Так покажите же, в чем это незнание и какой вред оно принесло?

Слава Богу и хвала Ангелу-Хранителю за все! Приписка 9 (21) сентяб­ря 1884.

Сентября, воззв. к бонз

Бонзам, наподобие сегодняшнего письменного возражателя:

Вы набрали полные карманы камешков и побрякушек и с пренебре­жением смотрите на золото: «У нас-де — полные карманы». Да выгрузи­тесь, освободитесь из-под хлама на время и тогда сравните ваш камень с нашим хлебом жизненным, вашу змею с нашей речью.

...Бог дал человеку легкие и создал воздух, дал глаза и создал предмет зрения, дал разум и велел назвать имена животным,— точно также дал свободу и указал древо познания добра и зла,— без сего последнего человек также не ощутил бы себя свободным, как без предмета зрения ничего бы не увидел, без земли под ногами — не ходил бы и прочее.

Сентября 1884

Айайся совсем расползается — в Сейкёо-Симпо никто не хочет писать — раз ждут денежной награды (как можно заключить из слов Оогое); хотя все обеспечены содержанием,— а Сейкео-Симпо приносит двести ен убытку — значит — «Церковь убыточна сколько угодно — нам дела нет, хоть мы сыты по горло от той же Церкви». Другой раз,— все не терпят Хорие, начальника айайся, действительно нестерпимого по гневливости и гордости, даже Оогоя — и тот, по-видимому, совсем потерял терпение и просит освобождения от службы в редакции. Третий раз — не выдержи­вают японцы постоянства в работе — слишком изменчивы и поверх­ностны.

Сегодня — хоть закрывай газету,— статей наполовину нет помещать в следующем номере. Одно средство есть помочь — улещивать, ублажать, гладить по головке. Хорошо и на вашем инструменте суметь ладно поиг­рать.