Сентября /11 октября 1884. Суббота

Вчера Давыдов говорил, что слышал от французского посланника: «Католические миссионеры-де отзываются, что с смертью вашей Церкви здесь разрушатся,— и теперь уже есть разделение, да сдерживаются».— Но, во-первых, я еще не завтра, по-видимому, помру, во-вторых, Цер­ковь здесь православная, стало быть, Христос сам ее хранит; в-третьих, в самом деле, нужно подумать о прочном устройстве порядка церковного. Авось — Бог не выдаст, свинья не съест, и католические миссионеры напрасно прождут случая воспользоваться обломками Православной Церкви здесь!

Вчера говорил Давыдову, чтобы он дал мне случай познакомиться со здешними министрами и прочими.

Как начинать речь к неверующим? Хоть следующим образом. Пред­ставьте, что за дверьми этого дома вас ждет одно из трех: или вы убиты будете при выходе, или взяты в тяжелый плен, или приняты в светлое царство. Вы не знаете что же именно? Но знаете, что из этого дома вам выйти неизбежно. Не будет ли не благоразумием, если вы беспечно направляетесь к двери, не думая и не исследуя. Или вы уверены, что непременно будете убиты. Но на чем же основана эта уверенность? Не нужно ли проверить, прочна ли основана? Спросите у людей. Гул всех веков и народов — против нас. Стало быть, нужна проверка, и — нет нужды важнее этого нужно,— особенно для руководительствующих.

Сентября /12 октября 1884. Воскресенье

В один час дня, когда сомнение в прибытии Ольги Ефимовны не переставало грызть меня (хотя наружно оного никому не было видно во все время), пришла телеграмма из Нагасаки от Костылева, гласящая: «Путятина сегодня вечером на Хиросимамору выйдет» (из Нагасаки).

Слава Богу! На душе легко! Дай Бог, чтобы чрез нее здесь устроилось спасение императрицы и потом многих!

1/13 октября 1884. К <...> (сношение)

Какая это Немизида вечно сторожит род людской и не дает никому проглотить ни одного сладкого куска,— без того, чтобы не поперхнуть­ся? Ни одной радости нет на земле, которая не была бы тотчас же отравлена.— Обрадовался было я приезду Ольги Ефимовны Путятиной — а сегодня Ирина Ямасита пришла проситься вон из Миссии, мол, «плохо знаю живопись, нужно учиться»,— и собралась учиться гравированью на меди, стало быть — прощай навеки! С этим капризным олухом ничего не поделаешь! Я и уговаривать не стал; поручил Анне,— как к стене горох. Итак, живописица потеряна для Миссии,— и это совершенно отравило мне радость ожидания Путятиной! Да и что! Не нужно ждать никакой радости на земле; придет она,— закрывать для нее сердце, зная, что коли это забудет сделать — злая Немизида тотчас тебе по лбу. Ну вас к лешему — все земные радости и горя! Быть равнодушным ко всему, и баста! — Только выдержит ли эта философия! Эх, дрянь — человек! Скоро ль умереть?

Октября 1884. Вторник

Мы, когда мечтаем о деле, то оно нам нравится, а примемся — пре­скучно. И это естественно: в думах нам представляется дело целостным, с его успехом, благими результатами и прочими благами; а станем де­лать, то нужно по капле — процесс надоедливый, ну скучно.— Душа нас не обманывает; когда кончим дело, тогда получим удовольствие, о кото­ром мечтали, но изволь-ка добраться до него! Торопливость мечты тут скорее вредна, чем полезна,— когда она покажет нам радужные крылья, тогда ползет червем уже и не в мочь — ну и бросаем часто — и скверно делаем!

Октября 1884. Пятница

Ольга Ефимовна Путятина приехала; из Порт-Саида шла на «России» Добровольного Флота. Прибыла, по-видимому, здоровою. Сегодня в две­надцатом часу дня встретили ее в Миссии и отслужили благодарствен­ный молебен. С нею прибыла сестра Милосердия Марья Клементьевна.— Дай Бог, Ольге Ефимовне сослужить добрую службу Церкви Божией здесь! Очень рады мы все были ее приезду. О. Анатолий с судна прово­дил ее в Миссию; часть Женской школы, с Анной во главе, встретили ее на станции железной дороги, здесь — все ученицы и ученики ожидали и прекрасно пропели по-японски молебен. Из Посольства были за нею карета на станции, и секретарь (Ал. Ник. Шпейр) с женой тоже были на станции встретить,— а потом приезжали с визитом к ней. Сегодня же Rev Lloid с женой посетили ее, был случайно у меня.— Дай Бог, дай Бог ей послужить делу Миссии здесь с успехом!

Октября 1884. Четверг

Когда неприятель нападает нечаянно сзади и поражает оглушитель­ным ударом, тогда человек не может не efartle, так моя вера со мной; разом почувствовал нестерпимую и неунимаюіцуюся боль в правом боку. Ночью от спокойного лежанья боль уменьшилась, а утром с шести часов возобновилась с такой силой, что я готов был на стену лезть. Послал за доктором Сасаки; пришел ученик — и, по-видимому, не поняв в чем дело, посоветовал одного — спокойно лежать. Я лег, потому что после ничего и предпринять нельзя было — Боль успокоилась, и, когда пришел Саса­ки, я почти не чувствовал себя больным,— Сасаки успокоил насчет того, что это не заворот кишки или что-либо в этом роде серьезное, а просто засорение слепой кишки; велел день лежать, принимая касторку и лег­кую пищу. День весь пролежал до головной боли, и вот теперь пишу успокоенный, что еще до смерти можно будет докончить перевод псал­мов.

Ольге Ефимовне, бывшей сегодня у меня три раза, нужно серьезно поговорить по-братски, не слечь ныне мне в постель. Больше ничего еще не нужно.

Декабря 1884

Славны бубны за горами! Ольга Ефимовна, приехавши служить делу Божию здесь, и не говорит о деле Божием здесь, а все о родных, о доме и разных других предметах. Впрочем, и может ли хоть немного служить? Больна и чахоткой, и водяной, и позвоночным хребтом. Лежит теперь в постели по случаю неприготовленности еще ее дома здесь,— Эх-ма! К Царству-то Небесному она, несомненно, готова; но готова ли здесь на какую-либо службу, Бог весть! [Будет] ли и от нее, как от других, не один убыток Миссии!

О. Гедеон, если приедет, то дать ему нужно помочь несколько меся­цев, чтобы несколько научиться языку, научиться служить по-японски, узнать церковные дела юга и чтобы мне узнать его, затем его немедлен­но в Оосака и навсегда, если он способен! Но не торопиться отправить его и не торопиться насчет его, а узнавать его прежде всего.

О. же Владимир, по-видимому, неисправим во лжи и своенравности — упорстве. Так и обращаться с ним.

Декабря 1884. Суббота

О. Гедеон приедет; но не целомудренным, а с похотью на мирское. Бог с ним! Предоставить ему писать сочинение на степень. Пусть здесь живет и преподает в Семинарии; тем временем о. Владимир будет иметь больше времени заняться японским языком и, может быть, поставлен на церковную кафедру.

С Нового года заняться знаками; вставать в три часа ежедневно. Иметь в виду семь лет и с 1892 года быть готовым по богослужению.

Декабря 1884

Есть судья — Иоанн Исида, доселе бывший в Исиномаки, теперь пере­веденный в Хиросима. Из благочестия даже вино пить и табак курить перестал, как сегодня слышал от Нумабе. Посмотрим, продержится ли. Очень они ненадежны — эти благочестивые чиновники,— тотчас в кругу своей братии прелюбодеев мира теряют свой дух, как например, быв­ший начальник тюрьмы — Стефан Савабе, теперь обратившийся опять в язычника, а прежде казавшийся таким усердным,— Дай Бог, Иоанну

Исида устоять против мира и диавола! В Исиномаки он очень способст­вовал поднятью Церкви,—Дай Бог тоже в Хиросима!

Сегодня было поставлено во диакона для Коодзимаци Симеона Юка- ва и посвящение в стихарей Василия Токеда и Иоанна Судзуки — чтецов Церкви в Коодзимаци. О. Павел Ниицума говорил здесь проповедь: пло­хо,— много огня, но слишком много повторений, водянистости, плохих оборотов, вроде: «кеитейраомобё»,— а что «омобё», об этом он, поду­мавши, скажет.

Положено сегодня (в разговоре с Мидзуно) восстановить учрежден­ные в прошлом году собрания священников и катихизаторов у меня два раза в неделю,— для поднятия годности в приходе о. Сато.

Декабря 1884

Присмотреться к о. Гедеону, и, если покажется достойным, предло­жить ему великую службу: теперь Япония видит, что ей не избежать христианства; но какое? Три их! Пусть же о. Гедеон возьмет на себя доказать, что Православие должна принять Япония. Семь лет для это­го,— есть время изучить язык и написать сильнейшие сочинения о сем. Затем принято будет Православие — заслуга о. Гедеона, не принято — не вина Русской Миссии, с ее стороны сделано будет все,— специально даже человек будет посвящен для уяснения, что Православие — истина, и его должна взять Япония, но значит для Японии рано возвыситься до сего — не суждено еще то в судьбах Божиих,— Мое дело — перевод Бого­служения, о. Владимира — школа, о. Гедеона будет — доказыванье, что Япония должна быть православною.— Сказать это о. Гедеону; но пусть он хранит это в своем сердце и пусть факты являет, что у него на серд­це,— пусть разом заговорят — наши с торжеством: «Да, Япония должна быть православною»,—язычники с убеждением, инославные со злос­тью; до того же пусть о. Гедеон молчит и воспитывает силу в средоточен- ном сердце; а если станет здесь болтать о своем деле,— значит пуст.

1885 год

Января 1885. Среда

Леность и гневливость — вот два врага мои и Миссии. Их мне нужно стараться искоренить в текущем году.

Что-то Бог даст в этом году! Денег на храм нет! Пошлет ли Бог? Если да, значит Бог любит Японскую Церковь.

Едут оо. Гедеон и Митрофан. Что за люди? Столько было здесь негод­ных для Миссии, что радость медлит, боясь обмануться, а равнодушно ожидаются.— Между тем, мелькает мысль и о Корее. Сегодня Корейский Ким-е-Кин с тремя человеками свиты был просить за двоих. Эх, если бы о. Митрофану сделаться корейским миссионером, и из прошенных нет — хоть бы одному — добрым помощником ему!

Дело же в Японии по Миссиям идет. Слушая про другие Миссии, иногда дух волнуется, так вчера при рассказе протестантского пропо­ведника Нагасаки о Тоса, что там уже Протестантская Церковь из две­надцати христиан, плакавших при расставании с ним, что в Сайкео — девяносто туземных христиан, но таких усердных, что они на христиан­ское сооружение пожертвовали раз больше тысячи ен, другой — больше двух тысяч ен и прочее. Ужель у нас только христиане больше плохие, сухие, иссохшие, бесплодные, не жертвующие (или, по крайней мере, очень мало)? Эх — что-то Бог даст вперед!

В самом деле, если о. Митрофан окажется серьезным человеком, то иметь для него будущее — сделаться корейским миссионером. Учителя корейского языка достать нетрудно: если не благодаря этому случаю — как с визитом Ким-е-Ким. то из Владивостока нужно выписать, даже съездить туда для этого.— Это не забывать и иметь в виду, не говоря на первый раз о. Митрофану, а высматривать, что за человек; и если ока­жется подходящим — предложить ему и способствовать.

Да благословит Бог это!

Января 1885. Пятница

Все чаще и чаще приходит мысль, что, быть может, Япония и дейст­вительно еще недостойна истинного христианства. Японцы, особенно высшие, исключительно гонятся за западной цивилизацией,— о вере же у них не видно ни мысли, ни попечения. Вот и теперь, Оояма, военный министр, говорят, из Европы писал, что «в войсках непременно нужно ввести христианство, ибо так-де в Германии — без христианства нельзя управить войском»; но когда вернется сюда, между разными военными преобразованиями, вероятно, начнется и введение христианства, как атрибуты цивилизации войска, как введение одного из военных атрибу­тов. Конечно, для этого им больше всего годится протестантство. Кстати же тут и протестантских миссионеров — только клич кликни,— сотни, мало — тысячи будут, и на все руки готовы, на все уступки согласны; или японцы надеются принять «цвет» европейцев, как птица — цвет окружаю­щих предметов — то и протестантские миссионеры в свою будут принимать цвет японцев — что-де угодно. Все же они из высокообразованных стран, пред которыми японцы пресмыкаются,— это ли не христианство! Но — как все это далеко от истинного христианства, которое принимать должно во смирении сердца и для истинно духовных, вечных целей! «Смирение», «духовные цели», «вечное спасенье»,— как все это далеко от понятия японских принципалов! Как они слепы и глупы, как недораз­вились до этих предметов! В зачаточном состоянии еще они! И им ли православие! И не нужно ни обижаться, ни волноваться, ни досадовать, что не придется видеть введение Православия в Японию, а молиться — тою же моею неизменною молитвой; и — трудиться неустанно: быть мо­жет, Господь благословит составить зародыш Православной Церкви в стране, и будет она зерном горчичным, из которого в свое время вырас­тет дерево.— А между тем на том свете маленькая колония японцев в Царстве Небесном основывается: вот и теперь умер Исаак Ооцуки, в Семинарии,— прежде бывший в Причетнической школе; кладут в гроб, сейчас будет первая панихида; славный, кроткий, добрый юноша,— ве­рится, что Бог предмет его в Горнее Селение! И все какие добрые поми­рают, точно зрелые колосья срезываются! Виссарион Авона, Николай Такахаси, теперь Ооцуки!

В одиннадцать часов вечера.

Однако же не терять из виду и средства, которые могут быть употреб­лены для обращения Императора.— Одно из них — употребление в поль­зу Соесима. Самое первое знакомство мое с ним в Хакодате, в 1871 году, завязало религиозный спор. Он тогда: «хоть в ад, но с Микадо» и прочее. Я резко отвечал ему и этим, кажется, заинтересовал его. Пусть это будет тоном и для дальнейших сношений с ним.— С Микадо он, однако, при­нужден был разлучиться, как и ныне,—значит [?]рия неудачна.—Его шелковая материя и до сих пор у меня хранится и ждет его крещения.— Ольга Ефимовна Путятина приехала, и дочь его действительно может быть ее ученицей,— Он теперь свободен от государственных дел, как будто Бог блюдет его именно для религиозного дела.— Нет,— ну, вот и забудешься так, как ныне, когда никто не вспоминает его.— Способности у него именно — сильные к религиозному делу, только смирение нужно ему; гордость — его враг, раз она уже преградила его путь; да не заградит она дверь для дальнейшего пути! — Пусть он усвоит веру — именно как веру, для спасения души, а не для государственных целей, которые все — малы и узки в сравнении с целями веры... Пусть поднимается, шире взглянет...

Но прежде чем Соесима обратится, нужно перевести все — нужное о вере в этом отношении,— из здешней библиотеки и из выписанных книг.

Д выписать нужно все за прежние, невыписанные годы духовные журналы, специальные полемические книги, сочинения Овербека на английском, о. М. Готье, академические лекции. Кроме переводов, всего годного,— составить записку с краткими доводами.— Именно специалист должен бы быть для этого. Хорошо, если бы о. Гедеон взялся быть таковым.

Генваря 1885. Воскресенье

Приехали: о. Владимир — с окладистой бородой, о. Гедеон — «угрюм», о. Митрофан «зелен». Не успел еще дать себе отчета — благо или нет прибыло,— больно большая сутолока людей была. Могу сказать только, что «не идеально»,— как-то больно прозаично и серо. А может это-то и есть предвестие лучшего; потому что по ложке: «чем хуже, тем лучше», как и наоборот.

Января 1885. Вторник

У о. Гедеона жизнь побывала на плечах,— и потому он слабей. Блестя­щего не обещает, по-видимому (дай Бог ошибиться),— но и вреда Мис­сии не причинит.— Если приживется, несомненно, полезен будет.

О. Митрофан — молод совсем, на жалованье 1500 рублей. Но, кроме преподавания в Семинарии, за то пусть ревностно изучает пение и не­пременно сделается подрегентом (которым он уже и был в русском хоре). Львовскому так и сказать: «Без этого, мол, и не дам на дорогу в Россию в отпуск, если не поставит вместо себя на клиросе о. Митрофа­на». А о. Митрофану всячески заповедать — дойти до регентства и при­нять его от Львовского.

Января 1885. Среда

О. Гедеону я за столом сегодня и предложил взять на себя доказать, что из «Православия, Католичества и Протестантства именно первое истинно и должно быть принято Японией». На этом и настаивать, если человек покажет склонность служить Японии христианством. По-види­мому, на него надеяться можно,— уже сорок лет, не скороизменчивый возраст, стало,— приехал сюда и говорит искренно,— «Обличение» («По­лемику», или еще как,— словом — опровержение католичества и протес­тантства) или лучше «Уяснение истины» (так как наша главная цель должна быть — не спор с католиками и протестантами, до которых нам никакого дела, поелику они не касаются нас здесь, а объяснение людям истинности своего православия). Должно быть написано о. Гедеоном в разных объемах и видах,— для всех,— и просто, коротко, и обширно, учено, и еще обширней и ученей. К несчастью, перевести прямо — решительно ничего цельного.— Так пусть составит. Но сначала испы­тать его, хможет ли, и в каком духе. Не разом вешаться на шею. Пусть охлаждают меня прежние ошибки с людьми.

О. Владимир и Анатолий, по-видимому, между собою пикируются; для поэзии явно. Пусть. Нужно не обращать на это внимания. Вероятно, вред Церкви не произойдет.

Ной Мурай помирает. Сегодня был у него. Жаль. Усердный служи­тель Церкви. Таких усердных катихизаторов мало.

Генваря 1885. Пятница

Что бы ни говорили пессимисты и святоши, но сумма добра, состра­дания, милосердия, любви на земле увеличивается, стало мир идет не под гору, а в гору. Где же теперь прежнее безжалостное рабство, пытки, муки, продажи людей и прочее? Если пишут в Северо-Германской газе­те, органе Бисмарка, в пику Англии, что в Австралии существует милли­онер, нажившийся ловлею и продажею людей на съедение людоедам, то ведь это единичные факты, в озноб повергающее нынешнее общество при одном слышании. А прежде пытки-то — излюбленное орудие прав­ды — не гораздоли хуже были? Моментальное страдание или долгое, что же лучше? Любовь, любовь и любовь! Вот главное — и в Законе Божием, и в мире людей! Буди же!

Приезд оо. Гедеона и Митрофана сдать а архив, и пусть все идет обычной колеей. Много думать нечего. Первый вчера заявил себя нелю­димым и странным, притом же и эгоистом (я ему — о высших целях для него здесь — ответ на вопрос Японии — где истинное христианство? Он — о кандидатстве; да — не люблю, чтобы ко мне ходили; словом, тот же вдовец, попорченный жизнью, и притом очерствелый,— сорок лет уже). Сегодня снес ему крест заграничный, и отныне — ни ногой к нему без дела. Второй — совсем зелен и молод, притом же о. Владимир говорит, что груб, стало нужно далеко с ним держаться. Господь с ними! Не особенно радуют! Впрочем, будущее покажет, насколько они хороши и будут полезны Миссии. Дай Бог, чтобы оказались полезны! Довольно уже Миссия глупо теряла деньги и сердца.

Но однако сделать замечательным хоть тем приезд новых братий, чтобы прекратить всякое гнилое слово,— да не исходит оно отныне из уст моих — ни наружно, ни внутренно! Помоги, Боже!

Сегодня уехал судья из Исиномаки Иоанн Исида судьей в Хиросима, очень благочестиво настроен. Вчера поздно вечером (я должен был встать) явился и долго рассказывал о Церкви в Исиномаки. Сам — «для меня главное теперь — распространение веры»,— Дал ему крест, книги, все доселе вышедшие. Дай ему, Боже! — Ночевал здесь и сегодня в деся­том часу отправился, чтобы в четыре часа сесть па пароход к югу. Обе­щался ему непременно оставить Спиридона Оосима в Исиномаки, хотя бы даже о. Иоанн Оно поселился там (сей ныне, кажется, без угла).

Генваря 1885. Суббота.

Десять часов вечера

Плох, по началу, о. Гедеон. Сегодня первое богослужение для него здесь, и у него — не говоря уже о религиозности, не хватило любопытст­ва придти сначала и уйти с концом: пришел далеко за началом, ушел — не знаю когда, но во время проповеди и по окончании его не было.— Вооб­ражаю себя на его месте по приезде в Японию: да я бы прилип к месту, чтобы все видеть и слышать, и ничто меня не оторвало бы прежде конца его.— Не понимаю, чем может быть занята душа таких людей, как о. Ге­деон! Разве уже оглядывается в недоумении, как волк, попавший в овчар­ню. Так зачем же было и ехать! Господи, скоро ль Ты пошлешь настоя­щих людей, или хоть бы одного человека? — А о. Гедеона употреблять как заурядного попа — может, этим — своею поповскую опытностию по требам будет полезен, если доживет до знания японского языка в по­требных для того размерах. Больше едва ли на что будет годен! Отвечать на вопрос: Японии — «какая вера истинна» — куда ему! Одеревенелость души тотчас видна. Не с такою душою отвечать на подобные вопросы, а с горящею духом любви и ревности!