Возрождается военная наука: из Первой военной школы альберико барбиано, по выражению современника, герои выскакивали, как из троянского коня.

На кондотьеров жестоко нападали итальянские патриоты, с гениальнейшим Макиавелли во главе. В наемных войсках, не одушевляемых гражданским чувством, они видели гибель Италии, раздробление, узурпацию тиранами власти в свободных республиках, патриоты тяготели к идеалу римской милиции. Кондотьеров обвиняли в том, что они "живодеры". Таким живодером был, например, немец герцог Вернер фон Урслинген (Гварнерио), избравший себе девиз: "враг Бога, сострадания и милосердия". У итальянских кондотьеров, однако, часто встречается оригинальная христианско-патриотическая идеология. Если и между ними были крутые люди (знаменитая фамилия Сфорца — означает насилователь), то условия войны и отношения хозяев, нанимавших кондотьеров, к ним объясняют это. Когда папа Сикст IV узнал, что нанятый им кондотьер Роберт Малатеста одержал полную победу, он распорядился его умертвить.

Такие отношения, конечно, вызывали во время операций у кондотьера мысль — не только разбить противника, но и охранить интересы свои и армии со стороны нанявшей их власти. Макиавелли и другие патриоты обвиняли кондотьеров в том, что они, чтобы не остаться без работы, затягивали войну, как недобросовестный адвокат затягивает судебный процесс, что они стремились к фокусничеству, что бои их между собой оставались бескровными, а победы имели призрачный характер. Несомненно, известное стремление к виртуозности, к искусству для искусства, характерно для кондотьеров. Но у них же народилась осмысленная операция, осмысленная тактика вместо анархической тактики и стратегии средневековья; они обращали особое внимание на правильное снабжение армии, так как солдат служил только хорошо обеспечивающему его кондотьеру, — а когда возникала опасность для самого кондотьера, как это было, когда флорентийцы двинулись против Кастручио Катракани, кондотьеры умели вести очень кровопролитный бой.

Несмотря на печальную память разорения и раздробления, оставленную кондотьерами, сравнивая их армии, с точки зрения военного искусства, с феодальным ополчением, мы должны признать их шагом вперед.

Демобилизация.

Но наемничество должно было быть организовано государством, а не находиться в руках частных лиц или представлять вольные коллективы. Ужас наемничества состоял в том, что, когда война оканчивалась, деклассированный наемник, если он не был рыцарем-помещиком, не находил себе места. С приобретенными на войне навыками крестьянин уже не годился быть крепостным; в [157] городе на демобилизованного смотрели с опаской. Демобилизация представляла непреодолимые трудности. Главный рынок наемничества представляла Фландрия (особенно Брабант, откуда брабансоны), так как в этом углу Европы было удобно вербовать и Германии, и Франции, и Англии. Уже в 1171 г. между Фридрихом Барбаросса и французским королем Людовиком VII было заключено взаимное обязательство — не терпеть в своих государствах "бесславных людей, брабансонами или которелями называемых". Ни один их вассал не должен был допускать, чтобы такой человек (т. е. бывший наемник) женился на их земле или поступил на постоянную службу. За предоставление работы и угла демобилизованному епископ отлучал от церкви, а соседи силой принуждали выгнать демобилизованного. Через 8 лет Латеранский собор грозил сильнейшими карами против наемников всех категорий и национальностей, а в 1215 г. Великая Хартия Вольности вовсе запрещала наемничество.

Ротная война. В этих условиях вызываемые к существованию каждой войной наемники поневоле, как люди, которых демобилизация ставила вне закона, складывались в тесно сплоченные товарищества, в компании{108}. В особенно трудном положении оказывалась Франция в перерывы Столетней войны, чтобы дать отпор английским наемным войскам, французы были вынуждены завести и у себя многочисленные наемные части; во время перерыва войны на территории Франции оказывались поставленные вне закона, но крепко сплоченные, английские и французские компании, которые обращались как бы в акционерные общества (предводимая протопопом Арно-де-Серволь банда так и звалась — "общество для достижения прибыли"), которые делили между собой страну и грабили каждая свой участок. В 1362 году, когда против них было мобилизовано феодальное ополчение, компании собрались близ Лиона в числе до 15 тыс. бойцов и в сражении при Бринье наголову разбили графа Танервиля с ополчением Бургундии, Шалона и Лиона. Разбойничьи компании показали себя на высшей, по сравнению с феодалами, ступени военного искусства: королевские силы были окружены, потеснены, и бой решил удар во фланг: банды лезли тесно сплоченными рядами, "как щетка"{109}. При невозможности справиться с шайками наемников оружием, единственным средством избавиться от них был призыв их на новую войну — заманить их в крестовый поход против турок или отправить [158] в Испанию поддерживать претендента на королевский престол.

Ордовансовые роты. К концу Столетней войны мучения, которые терпел французский народ от безработных наемников, достигли максимума. Естественно, во Франции были предприняты первые шаги к военной реформе. Гениальный государственный деятель, представитель только что начинавшей оперяться, буржуазии, Жак Кер, в 1439 году на заседании, генеральных штатов а Орлеане предложил и провел следующую меру: лучшую половину грабящих банд взять на жалованье, обратить в постоянные войска и с ее помощью уничтожить другую, наиболее распущенную и преступную. Но средневековый строй не знал постоянных войск, кроме нескольких телохранителей государя; у средневекового государства, не собиравшего налогов, не было средств для содержания постоянной армии. Жак Кер, предлагая предоставить королю право содержать постоянную армию и право собирать с населения налоги{110} на ее содержание, наносил средневековому строю сильнейший удар и закладывал фундамент новых веков, а с ними — абсолютизма королевской власти. Страх перед наемниками заставил согласиться с Жаком Кером; в 1445 году появились ордонансы, которыми узаконивалось существование 15 компаний. Эти 15 ордонансовых (т. е. существующих по королевскому приказу) рот получили организацию, отвечающую средневековой тактике; каждая рота состояла из 100 копий, по 4 бойца и 2 слуг в каждом (конные и пешие вместе); стоявший во главе роты прежний бандитский капитан (голова) стал называться королевским капитаном. Каждая провинция, в которой квартировала ордонансовая рота, должна была снабжать ее продовольствием. На каждое копье полагалась ежемесячно 2 барана и половина туши рогатого скота; раз в год — 4 свиньи. Кроме того, каждый едок в копье получал в год 2 бочонка вина и 11½ вьюков зерна; на каждую лошадь полагалось в год 4 воза сена и 12 вьюков овса; на приварок и освещение каждый едок получал от провинции 20 ливров в месяц.

Наемничество являлось высшей ступенью по сравнению с феодальной милицией; но из внутренних противоречий наемничества, мобилизуемого только на войну, родилась первая постоянная армия в 9 тысяч солдат. И первой задачей постоянной армии, родившейся с наступлением мира, явился, внутренний фронт: враг не внешний, а внутренний. Ордонансовые роты — только начальная стадия института [159] постоянной армии; полное развитие он получил лишь двести лет спустя, в XVII веке, когда экономика Европы поднялась на высшую ступень.

Сломанные копья. Тогда как конные ордонансовые роты являлись постоянной существующей частью, вся пехота продолжала наниматься только на случай войны, так как для содержания хотя бы кадров пехоты в мирное время государство еще не имело средств. Конная часть называлась поэтому в конце XV столетия "ординариями", а пехота — "экстраординариями".

Пользоваться бандами французских авантюрьеров было очень трудно, вследствие недисциплинированности их, наклонности к бунту и грабежу. Командование бандами поручалось наиболее известным, популярным, авторитетным и опытным рыцарям: так, например, командование 1000 авантюрьеров было поручено Баярду — "рыцарю без страха и упрека"; последний скромно заявил, что командовать таким тысячным отрядом превышает его силы, и просил оставить его во главе только 500 авантюрьеров. Людовик XII в начале XVI столетия сделал попытку социально усилить эту пехоту, назначив в каждую роту на службу, на двойное жалованье, по 12 бедных дворян. Это были так называемые "сломанные копья" "Lancia spezzada" — т. е. обедневшие, обезлошадившиеся рыцари, уже не представлявшие настоящих копий.

Вольные стрелки. Весьма понятными являются попытки формирования национальной пехоты, по принципу милиции, в конце XV и начале XVI века. К этому толкало ознакомление с античными писателями, которые так преклонялись перед римской милицией. Этот опыт был проделан во Франции и в Италии, где душой его являлся Макиавелли. Однако, социальные предпосылки формирования милиции отсутствовали: вместо смычки города и деревни в последней господствовало крепостное право, понятие о римской дисциплине отсутствовало, государственность еще была слаба. В 1448 г. французский король Карл VII издал указ, исходивший из гордого желания "не пользоваться услугами других, а только наших подданных" и требовавший, чтобы каждые 50 домохозяев — буржуа избрали из своей среды стрелка, который освобождался от всех налогов вместо жалованья) и потому получал название вольного. Вольные стрелки должны были обзавестись оружием и упражняться в стрельбе из лука, недостаточным в обзаведении должны были помогать избравшие их домохозяева. Они сводились в роты под командой назначаемого королем капитана, который мог их изредка собирать для смотров и упражнений. Жалованье — 4 франка в месяц — они начинали получать только при отправлении в поход. [160]

При Людовике XI эта вооруженная сила, базировавшаяся на третьем сословии, получила дальнейшее развитие. Она являлась надежной опорой королевской власти в борьбе с феодалами. Людовик XI добивался поголовного вооружения способных носить оружие мужчин городского населения. Под страхом повешения за неявку, все парижане с оружием должны были выходить на устраиваемые королем смотры. На смотру в 1467 году современники насчитывали 80 тысяч человек, а в 1474 году — даже 100 тысяч. Однако, господствовавший класс — дворянство — ясно чувствовал направление против него острия этого метода строительства вооруженной силы. Вольные стрелки подвергались осмеянию, их называли стрелками по курам, вольными кротами и т. д. Примирение королевской власти с дворянством делало вольных стрелков нежелательным для самой монархии. Слабая боеспособность вольных стрелков проявилась в сражении при Гвинегате (1479 г.) против бургундской армии Максимилиана, состоявшей из наемников, действовавших уже по швейцарскому образцу. Последовавшее поражение привело к расформированию вольных стрелков.

Тяжелая борьба, которую Франциск I (1515-1547 гг.) вел с огромной империей Карла V, неудача, понесенная им в Италии с наемной пехотой, вынудили его в 1534 г. еще раз попытаться организовать французскую национальную пехоту. Недостаток средств вновь вызвал к жизни милиционный тип пехоты. Поклонение античным образцам милиции Рима, еще слабо изученной, обусловило наименование формируемых; частей гордым именем легиона. Всего было сформировано 7 легионов, общей численностью в 50 тысяч; каждый легион состоял из 6 банд, неудачный опыт с вольными стрелками заставил уделить соответственное внимание холодному оружию — банды состояли из 800 пикинеров и только 200 аркебузьеров

По существу, это была чисто милиционная организация пехоты по приходам, фиктивная служба в легионе продолжительностью 4-5 месяцев освобождала крестьянина от налогов, заставляла помещиков смотреть на "него с опаской, но не делала из крестьянина воина. Господствующий класс отнесся к крестьянским легионам ещё более враждебно, чем к буржуазным вольным стрелкам. Венецианский посол при французском дворе — Джустиньяни — в 1537 г. доносил:

"эти французские легионеры, которых так хвалили, совершенно не удались. Это не более, как выросшие в рабстве мужики, не умеющие владеть оружием. Перейдя сразу от полного рабства к свободе и распущенности на войне, они, как это обыкновенно бывает при таких резких переходах, не хотят слушаться своих начальников. Французские [161] дворяне поэтому жалуются его величеству, что передав оружие в руки крестьян и освободив от несения прежней повинности, сделали их непослушными и упрямыми; а дворянство лишилось своих привилегий, и в скором времени крестьяне могут сделаться дворянами, а благородные — подлыми"{111}.

История легионов убеждает нас, что эта пессимистическая характеристика легионов, отражающая классовую к ним ненависть, все же дает правильную оценку их способности к операциям. В 1536 г., во время похода в Савою пришлось расформировать, за недостатком дисциплины и насилия над населением, легион Дофинэ. В 1542 р., после Неудачи под Перпиньяном, легион Лангедока дезертировал в полном составе до последнего человека. В 1543 г. легионы Шампани и Нормандии, всего 10 тысяч, должны были защищать крепость Люксембург. Но так как неприятелю удалось задержать подвоз продовольствия, и пайки в крепости были уменьшены, то легионеры, не дожидаясь подхода неприятеля, дезертировали. Осталось только 300 человек, и крепость без боя попала в руки имперцев. То же повторилось в Булони в 1545 г.

Уже с 1544 г. легионы не включаются в полевые армии. Повинность населения по службе в легионе была заменена налогом, получившем наименование "жалованье 50 тысяч пехотинцев". Легионы остались в качестве государственного ополчения на бумаге, а на собранные вместо них деньги правительство обратилось к найму, чтобы "создать храбрых воинов и доблестных начальников". Французскую национальную пехоту оказалось возможным создать лишь веком позже, в казарменной обстановке постоянной армии.

Ландскнехты. Условия государственной жизни в Западной Европе в эпоху XVI, XVII и XVIII веков позволяли формировать удовлетворительную вооруженную силу только на условиях наемничества. Образец пехоты был дан швейцарцами, но подражать им было нелегко, так как у швейцарцев не было ни уставов, ни строевого учения. Техника выработки солдата в XVI веке оставалась неразработанной. Первый раз вне Швейцарии задача образования регулярной пехоты, сколоченной в тактические единицы, была решена в Германии императором Максимилианом. Постоянных частей еще слабые в экономическом отношении государства держать не могли. Солдат вербовали сегодня, а завтра выступали в поход. Литература XVI века не говорит ни слова об обучении и воспитании солдата. Уставы не [162] обязывали последнего, к строевым занятиям. В этих условных сплотить в несколько дней навербованных наемников можно было лишь при условии, чтобы это были настоящие профессионалы, не имеющие вне военного дела никаких национальных, политических или религиозных интересов. В таких профессионалов и выработались созданные Максимилианом ландскнехты. В Первый раз ландскнехты выступили в борьбе Максимилиана с бургундскими городами (1482-1486 гг.). Слово ландскнехт означало агента судебной власти, нечто среднее между жандармом и судебным приставом. Максимилиан, желая подчеркнуть, что он не ведет войну, а только усмиряет беспорядки, назвал вновь образованную пехоту ландскнехтами. В корпорации ландскнехтов слились в одно тактическое целое небогатое дворянство и рыцарство и авантюристы из числа горожан и крестьян.

Раздробление Германии, отсутствие понятия о германском отечестве способствовали появлению этих ремесленников войны Ландскнехт-немец за деньги продавал свою кровь воюющему с немцами государству. Ландскнехт-протестант, если находил выгодным, поступал в ряды католической армии, стремившейся уничтожить реформацию в корне{112}. Отсутствие всяких других интересов, полное деклассирование, способствовало выработке корпоративного духа. Свирепые ландскнехты действовали так дружно, что хроники XVI века отразили ошибочное мнение о существовании ордена ландскнехтов. Швейцария была вся милитаризована. В иные годы до 9 — 10% швейцарцев отправлялись на заработки и нанимались в воюющие армии. В Германии можно было обосновать равную швейцарцам силу только на отборе небольшой части мужчин, тяготевших к военному делу Число ландскнехтов, которых могла выставить многомиллионная Германия, редко превосходило 10-20 тысяч человек. Предшественники ландскнехтов — наемные пехотинцы XV века — носили презрительное название "беки" (козлы) и не представляли тактического целого. Современная хроника гласила о них: "сопляк и преступник, опытный и неопытный, молодец и слуга, млад и стар — едва ли половина из них годна для боя". Ландскнехты также начали свою военную карьеру не блестяще, но постепенно из них выработался первоклассный солдатский материал. Швейцарцы были учителями, [163] ландскнехты — учениками. Ландскнехты стремились доказать, что и они не хуже швейцарцев. Учителя вначале "обижал" учеников и в бою, а когда они находились в составе одной армии, то при дележе добычи. В 1495 г. отмечается первый парад ландскнехтов в Милане. На этом параде выступило 6 тысяч ландскнехтов, построенных правильным квадратом. В 1499 г. швейцарцы еще раз разбили ландскнехтов, но заключили с Максимилианом мир без каких-либо выгод и приобретений. Из вождей ландскнехтов наибольшую известность получил Георг фон Фрунсберг, "отец ландскнехтов", оставивший очень любопытный тактический труд. Если происходила задержка выдачи жалованья или поход складывался таким образом, что добыча, на которую рассчитывали ландскнехты, ускользала от них, происходили бунты{113}. В 1516 г император Максимилиан едва не был убит взбунтовавшимися во время Миланского похода ландскнехтами. В 1527 г. ландскнехты успешно наступали на Рим. Папа признал себя побежденным и заключил перемирие. Ландскнехты, рассчитывавшие на богатую добычу в Риме, почувствовали себя обманутыми и взбунтовались, Фрунсберг, командовавший ими, был избит и уехал из армии, посоветовавши другому начальнику, коннетаблю Бурбону, вести ландскнехтов на Рим, так как они все равно пойдут туда и без начальства, несмотря на перемирие, Рим был взят штурмом ландскнехтами и предан такому погрому, которого не производили и вандалы (Saco di Roma).

Устройство наемных войск было в общем следующее: государь или чаще лицо, взявшее, на себя антрепризу формирования армии, поручало вербовку антрепренерам меньшего масштаба — известным среди ремесленников военного дела полковникам, последние выбирали 10-18 капитанов и поручали им формировать роты, до 400 человек в каждой Над всеми этими ротами полковник учинял свой регимент{114}, свое правление. В ротах было очень небольшое количество офицеров Лучшие солдаты получали двойное жалованье. Обычная норма солдатского жалованья — 4 гульдена в месяц, капитал — 40 гульденов, полковник — 400 гульденов, кроме того, полковник и капитан имели право на казенный счет содержать драбантов, т. е. телохранителей. Для расчета жалованья, месяц считался с 1-го числа до сражения. [164] С каждого боевого столкновений или штурма города считался новый месяц. Важнее жалованья для солдата часто была возможность пограбить. Добыча шла в раздел, за исключением пушек и пороха, которые полностью поступали в распоряжение капитана. Были попытки точнее регламентировать грабеж; курфюрст саксонский Иоганн Фридрих указывал, что в своей или нейтральной стране солдаты имеют право угонять лошадей, но не прочий крупный скот, имеют право забирать съестное, но без взлома замков в шкафах и сундуках.

Некоторые государи стремились отобрать у солдат выданное ему жалованье по системе, практикуемой ныне некоторыми фабриками при буржуазном строе по отношению к рабочим: организовывались лавочки, из которых солдаты искусно вынуждались забирать продукты по повышенной цене. Филипп Гессенский хвалился, что такая созданная; им система приносила ему обратно половину выданных в жалованье денег.

Появился фельдфебель{115}, но он еще далеко не получил сурового облика римского центуриона. Для некоторого обеспечения против солдатских бунтов, завербованный наемник приводился к присяге. Присяга представляла и сохраняла до последних времен характер двойного договора между вербовщиком и наемником. Во избежание недоразумений, рекомендовалось приводить к присяге не большими толпами, а маленькими кучками или поодиночке. Полковник составлял для своего регимента артикул, в котором излагались обязанности и, права солдата. Идея этого артикула — прообраз будущих уставов — коренится еще в уставе гуситов, составленном Яном Жижкой. Наемник ознакомлялся с этим прообразом устава и клялся соблюдать его в точности. Основной смысл присяги весьма разнообразно составленных артикулов — обязать наемника не образовывать солдатского коллектива, профессионального союза для защиты своих интересов. Каждый солдат может жаловаться только за самого себя. Заявления должны делаться не толпой, а через выборных лучших солдат на двойном жалованье{116}. [165]

Артикулы обычно содержали указания, что неаккуратная выплата жалованья не должна вызывать нетерпения и не оправдывает отказа от выполнения служебных обязанностей. Солдат, не получивший полностью жалованья, не имеет права отказываться от штурма города или от преследования отступающего врага. Гарнизонные солдаты обязываются выполнять строительные работы оборонительного характера. Солдат обязуется не оказывать сопротивления профосу при аресте товарища-солдата. В случае драки — не имеет права звать на помощь земляков — "нацию". Право солдата драться на дуэли подвергалось разнообразным ограничениям в артикулах: иногда он обязуется драться на дуэли только в определенном месте, иногда — только в определенное время (утром), иногда он стесняется в выборе оружия (не огнестрельное и вообще не смертельное).

В XVII веке солдат был освобожден от гражданской юрисдикции и за свои преступления отвечал только перед военным судом. Нормально суд творился в открытом заседании и формировался по образцу суда присяжных, причем наблюдалось, чтобы последние были по старшинству не ниже подсудимого. Президиум образовывался фельдмаршалом{117}, который ведал распределением добычи, и двумя старыми, опытными воинами — профосом и старостой. Кроме этого организованного суда, в первый период существования наемных банд процветала демократическая форма полевого суда, имевшая характер суда Линча; этот "суд длинного копья" или "суд рядового бойца" имел право состояться лишь с разрешения командира полка; вместе т переходом к постоянным армиям эта форма полевого суда исчезла.

Офицеры наемной пехоты являлись ее вождями и передовыми бойцами, но отнюдь не учителями и воспитателями своих солдат. Ни один артикул не возлагал на наемного солдата обязанности выходить на учение. Капитаны наемников, по социальному происхождению, представляли огромную пестроту. Одним из первых и популярнейших вождей ландскнехтов был сапожник Мартын Шварц из Нюренберга, посвященный впоследствии за храбрость в рыцари. Монлюк, гасконец, сам выслужившийся из простых лучников в маршалы Франции и участвовавший во многих войнах Франции XVI столетия, пишет в своих комментариях, что он мог бы привести многочисленные примеры французов [166] низкого происхождения, которые, благодаря военной карьере, достигли высоких чинов. Брантом приводит пример четырех капитанов, которые начали жизненное поприще слугами. Посмотреть на них, никто бы не сказал, что они когда-нибудь были лакеями. Это были капитаны, пользовавшиеся выдающейся репутацией в армии, особенно капитан Полэн, начавший с того, что был мальчишкой — слугой — унтер-офицера, не скрывавший своего происхождения и даже считавший особенной своей заслугой, что всем обязан исключительно самому себе{118}.

Авторитет начальников в наемных полка страдал в значительной степени вследствие того, что солдатам было известно, что полковник показывал много большую наличность солдат, чем она была в действительности чтобы присвоить себе содержание мертвых душ. Весьма часто на бумаге части наемных войск были вдвое многочисленнее, чем на самом деле. В случае смотра, для пополнения численности полка, в строй ставились пасволанты, летучие, взятые на прокат люди, обычно слуги, иногда переодетые женщины. Обычаи того времени не позволяли, в случае обнаружения такого мошенничества, вменить его в вину действительно виновным — полковнику и капитану, но устав требовал, чтобы статисту, изображавшему солдата, был отрезан нос, чтобы он не мог продолжать работу подставного лица.

Заготовка оружия, обмундирования, продовольствия лежала целиком на солдате, который должен был жить на получаемое жалованье. В случае болезни или ранения, на медицинскую помощь наемнику не приходилось рассчитывать. Чтобы обеспечить себе уход в случае ранения,. чтобы было кому-нибудь позаботиться о приготовлении пищи, о приобретении продовольствия, наемник имел обыкновенно женщину{120}.

За наемной частью в поход следовало огромное число женщин, частью с сильной нагрузкой продовольствия и необходимого в походе белья. Со многими женщинами тащились и их дети. На 6-10 наемников, смотря по выговоренным условиям, полагалась одна повозка. Таким образом, создавался громадный, но совершенно неустроенный тыл. [167]

Демобилизация наемных войск связана была с тяжелыми переживаниями, как для начальства, так и для населения. У Вальгаузена, переводом труда коего "Kriegskunst zu Fuss" является первый русский устав, дан драматический очерк сведения счетов с начальством, вызовов на, дуэли, грабежей и избиений{121}. Вальгаузен находит, что было бы гораздо правильнее не распускать вовсе полки с заключением мира. Но это требование, высказанное во втором десятилетии XVII века, обогнало историческое развитие на полвека — государственный аппарат еще недостаточно укрепился, налоговая система была недостаточно продуктивна.

Демобилизованные кучками бродяжничали и жили грабежом{122}, пока не представлялся случай завербоваться вновь на выгодных условиях. В начале 30-тилетней войны курфюрст Бранденбургский Георг Вильгельм даже издал особый эдикт, устанавливавший размер обязательной милостыни, которую каждый крестьянин должен был подавать демобилизованному.

Испанская пехота. Очень ярким типом наемной пехоты явилась испанская пехота XVI века. В упорной борьбе по вытеснению мусульман с Пиринейского полуострова сложился характер иранцев, пропитанный католическим фанатизмом и национальной гордостью. Американские колонии, высылавшие в Испанию грузы серебра, позволяли постоянно содержать довольно значительные гарнизоны в итальянских и нидерландских владениях испанской короны. Если испанская пехота комплектовалась на местах авантюристами всех наций, то в самой Испании она имела монополию на вербовку, и части пехоты имели значительный кадр из испанцев. Много бедного дворянства, "гидальго", наполняло ряды испанской пехоты, и этот устойчивый кадр, несший с собой известный энтузиазм, видевший святое дело в борьбе с реформацией и защите католической церкви, давал испанской пехоте преимущество над безыдейным сбродом, который представляла пехота других стран; [168] испанская пехота была более терпелива к невзгодам похода, к задержке платежа жалованья, была более удобоуправляема и включала много старых ветеранов. Эти преимущества были немедленно учтены в тактике плеядой талантливых испанских генералов XVI века. Вместо разделения армии на 3 части громоздких каре по 8 — 9 тысяч человек, созданных швейцарской тактикой XV века — испанская пехота начала строиться, в терции, по 2-3 тысячи человек в каждой. Терция являлась тактической единицей, прообразом будущего баталиона. Административной единицей являлась бригада из трех терций. Артиллерийский огонь уже сказывался на полях сражений. Терция представляла вдвое меньше шеренг по сравнению с 80-ти шереножными квадратами швейцарцев, легче маневрировала, меньше страдала от огня, сохраняла вполне достаточную массу для развития натиска холодным оружием и, что самое главное, давала возможность гораздо шире развивать огонь пехоты. Терции строились в несколько линий, иногда три, с значительными интервалами, в шахматном порядке, и стрелки в большим количестве могли, в случае неприятельской атаки, легко укрываться в интервалах и за терциями.

Последнее было очень важно, так как в XVI веке мушкетеры, являвшиеся сначала незначительным придатком к основному роду пехоты — пикинерам, вооруженным "царицей оружия" — пикой, численно росли с каждым годом. Этот рост мушкетеров объяснялся не столько желанием верхов армии, как состоянием вербовочного рынка. Война состоит не только из крупных сражений; пикинер имел определенную роль только в большом бою, мушкетер же лучше нес повседневную службу, находил более широкое применение в службе охранения фуражировках, мелких стычках, осадах и защитах городов. Солдату разнообразная деятельность мушкетера нравилась больше, чем тяжёлое вооружение, шлем и панцирь пикинера. Напрасно выдающиеся писатели, как Дела Ну, советовали бороться с тенденциями солдатской массы путем уплаты пикинерам двойного жалования, по сравнению с мушкетерами; тактики находили сомкнутый натиск пикинеров в бою несравненной более важным, чем огонь, который вели мушкетеры, но жизнь складывалась иначе: маршал Монлюк обратил внимание на то, что солдат охотнее стреляет, чем идет в рукопашную. Если в начале XVI столетия мушкетеры составляли 10% пехоты, то, в 1526 г. их было уже свыше 12%, в 1546 г. — 33%, в 1570-50%, в 1588 г. — 60%.

Караколе. В древности наблюдается действие стрелков только в рассыпном строю. В средние века английские лучники явились уже не одиночными, а массовыми [169] стрелками. В XVI веке, по мере увеличения числа мушкетеров, они также начинают действовать в сомкнутых строях. Герцог Альба, помимо 20% стрелков в составе рот, входивших в терцию, формировал уже на терцию две особые мушкетерские роты.

Уже в самом начале XVI столетия складывается образ действий, в бою этих сомкнутых мушкетерских частей, строившихся, примерно, в 10 шеренг в глубину. Первая шеренга давала залп, потом, разделяясь налево и направо, уходила и становилась за последнюю шеренгу и заряжала ружья. Ее место занимала вторая шеренга, давала залп и повторяла маневр первой шеренги. Когда все шеренги, таким образом, давали по выстрелу, первая шеренга успевала уже подготовиться ко второму выстрелу, и, таким образом, мушкетерская часть, несмотря на медленность заряжания, поддерживала непрерывный огонь. При наступлении иногда применяли обратный порядок, т.е. вышедшая вперед первая шеренга давала залп и оставалась стоять, а вторая шеренга выходила из-за её флангов, выстраивалась, перед ней, давала залп и т.д. Такой способ ведения стрельбы назывался "караколе", движением улиткой. Первый раз караколе получил боевой опыт в 1515 г при стрельбе из-за препятствия по атакующей колонне швейцарцев. В середине XVI века испанцы демонстрировали на парадах "караколе". Последнее удержалось в Западной Европе до середины 30-тилетней войны, а в России проповедовалось еще уставом 1647 года. Практики замечали, что при отсутствии препятствия на фронте, когда мушкетерам грозила яростная атака противника, задние шеренги нервничали, не выжидали, пока очистится фронт перед ними и дойдет до них очередь, и стреляли в воздух, поверх голов первых шеренг. Но в истории военного искусства "караколе" сыграло значительную роль, так как потребовало подготовки, репетиций, занятий, учения; для караколе пришлось сколачивать массу мушкетеров, и пехота начала несколько дисциплинироваться.

Сражение при Равенне. Для эпохи наемных армий характерно сражение при Равенне, 11 апреля 1512 г. Франция находилась в войне с Венецией, Испанией и папой. Французская армия, под начальством талантливого 23-летнего Гастона де Фуа, племянника короля насчитывала 23 тысячи бойцов и 50 пушек. В. состав армии входил отряд ландскнехтов,? тысяч, под начальством Якова из Эмса. Артиллерия была, так сильна потому, что к французам присоединился герцог феррарский Альфонс д'Есте, который имел в своем цейхгаузе значительную материальную часть, сам любил артиллерийское дело и располагал кадром пушкарей. Армия лиги, под. командой испанского наместника в Неаполе Кардона, насчитывала всего 16 тысяч при 24 пушках. В ближайшем будущем отношение сил должно было радикально измениться: к лиге против Франции должны были примкнуть Англия и Германская империя; ландскнехтам был уже послан приказ отделиться от французской армии, а к испанско-венецианской армии должны были примкнуть до 18 тысяч швейцарцев, наемников папы, которые на зиму, уходили к себе на родину. В этих условиях французский полководец стремился возможно скорее к развязке, а испанский — выжидал, уклоняясь от решительного сражения.

Базой французской армии в Ломбардии являлись Миланские владения. Гастон де Фуа решил вынудить противника к бою операцией в направлении на Рим. Первым этапом являлось овладение городом Равенной. Кардона успел значительно усилить гарнизон Равенны, и хотя французская артиллерия сразу же пробила брешь в тонкой средневековой стене города, но первый штурм французов испанский гарнизон отбил. Однако, предоставленный самому себе город Равенну неминуемо в течение ближайших дней был бы взят французами. По совету организатора испанской пехоты Педро Наварра, безродного солдата, Кардона спустился с армией с укрепленной позиции на отрогах Апеннинских гори начал укрепляться на южном берегу р. Ронко; преграда, образовавшаяся рекой, дала испанцам выигрыш времени для укрепления. Цель этого маневра — отрезать подвоз снабжения французской армии, создать непосредственную угрозу для нее и отвлечь ее от энергичных действий против Равенны.

Левый фланг испанской позиции обеспечивался р. Ронко, не всюду проходимой в брод и протекавшей в обрывистых берегах, правый фланг — мокрыми лугами и болотами. Перед фронтом был вырыт глубокий ров с валом, который заняла артиллерия и мушкетеры. Этот ров на 20 сажен не доходил до реки.

Затем, в виде препятствия, были поставлены повозки с рогатками; это было изобретение Педро Наварра; этими боевыми повозками фронт испанской пехоты, строившейся сравнительно с ландскнехтами неглубоко, быстро прикрывался от бурного натиска глубоких колонн противника. Тут же стали двуколки с пищалями (аркебузами) слишком крупного калибра, чтобы ими можно было стрелять с руки. Центр образовала испанская пехота, растянувшаяся в первой линии, с двумя крупными колоннами итальянской пехоты позади и 400 отборными пикинерами в резерве. Между пехотой и р. Ронко расположилась тяжелая конница Фабриция Колонна, а на правом фланге — легкая конница Пескара.

Утром 11 апреля, на следующий же день после подхода испанцев, Гастон де Фуа повел свою армию на левый берег Ронко. Была отдана письменная диспозиция, расписывавшая все части французской армии между авангардом) герцога Феррарского, который должен был образовать правое крыло, главными силами (центр) и арьергардом (левое крыло).На переправе через Ронко оставлен был отряд Ив д'Аллегр в 400 коней.

Переправа французов происходила по мосту, в полуверсте от испанских укреплений. Кардона отклонил предложение Фабриция Колонна — оставить укрепления и атаковать французов, пока они перестраиваются к бою. Боевой порядок французов был построен аналогично с испанским — пехота в центре, тяжелая конница у реки Ронко. против тяжелой испанской конницы, легкая конница — на более открытом южном фланге.