Бытие-к-смерти и время как горизонт бытия

Забота есть единство трех моментов: понимающее набрасывание здесь-бытия своих возможностей на каким-то образом раскрытый мир, уже встречность мира в его разомкнутости и пред-истолкованности другими (возможности уже предложены, мы уже в мире) и нахождение при чем-то или кем-то захваченным, быть при месте (возможности исполняются здесь). Реализация возможностей здесь-бытия или ведет к новому набрасыванию, или, подчиняясь усредненной повседневности, к удовлетворенности действительным и затуханию интереса к своим новым возможностям. Кроме того, выбор возможностей может приближать к бытию собственным или, напротив, уводить от него. Что же коренным образом не позволяет довольствоваться обретенной действительностью? Что делает выбор ответственным, т.е. направленным на возможность быть подлинным образом? Только возможность смерти.

Вопрос о смерти обсуждается Хайдеггером в экзистенциально-феноменологической постановке. Это означает, что способ присутствия человека в мире не позволяет ему иметь ни опыта собственной смерти (она непосредственно не переживается), ни опыта смерти другого (никто не может снять с другого его умирание, ему можно только сопереживать). Смерть – это отношение к своей собственной возможности не быть. Такой подход не подменяет биологического, психологического или теологического рассмотрения смерти, но им предшествует. Он изначален и по отношению к повседневному истолкованию смерти, поскольку здесь возможность смерти выявляет себя несобственным образом. В повседневности умирание нивелируется до происшествия, наличной действительности, не понята как всегда моя собственная возможность.

Среди всей полноты возможностей для здесь-бытия есть такая, которая, исполняясь, делает для него закрытыми любые возможности или невозможность всех возможностей. Это смерть как наиболее своя, не-обходимая и не-избежная возможность. Только человек как экзистенция знает о своей конечности и (или) временности. Это знание встроено в целостность заботы, явлено в ее набрасывающем характере и заявляет о себе как бытие-к-смерти. Только через масштаб неизбежной смерти прозревается подлинность или неподлинность человеческой возможности быть, поскольку перед лицом собственной смерти человек способен стать свободным. Стать свободным перед лицом собственной смерти – это значит: понять через одиночество смерти свое одиночество и оторванность от людей, освободиться от своей затерянности в суетных возможностях, от застывания в достигнутых способах быть, а также утвердиться через достоверность смерти в достоверности своего бытия-в–мире как отличного от бытия любого иного сущего, человеком не являющегося.

Таким образом, решимость заботы в набрасывании предельной своей возможности - не быть, то есть ее забегание в свою собственную смерть или распознавание своего бытия как бытия-к-смерти, позволяет вывести из забвения и поставить личностно вопрос о бытии. В этой связи можно вспомнить, как Хайдеггер рассматривает бытие в отношении к «ничто». Он говорит о том, что бытие достигается на фоне «ничто». В свою очередь «ничто» приоткрывается нам в ужасе. Ужас в данном случае – это не страх перед чем-то конкретным, а некое оцепенение. Оцепенение перед небытием, перед загадкой небытия. Экзистенциал смерти не только приоткрывает путь к подлинной экзистенции (осуществлять свою возможность быть как собственную возможность), но и выводит к постижению смысла бытия вообще на фоне ничто.

Выражением смысла бытия, по Хайдеггеру, является время. Обращаясь к истолкованию времени он подвергает критике как дофилософское, так и характерное для традиционной метафизики понимание времени, поскольку в том и другом случае оно сводится к необратимому потоку отдельных «теперь», индифферентному по отношению к располагающемуся миру и располагающему этим миром человеку. По мысли немецкого философа времяобразующее времени не покоится первоначально в «теперь», это лишь производный феномен времени.

Изначальное время – это деятельное отношение, временнящая временность здесь-бытия, в котором оно держит связанным свое бывшее (через удержание или в отрицательном модусе через забывание), свое будущее (через ожидание) и свое настоящее (через настояние или пребывание-при), постоянно смещая фокус по направлению одного из трех. Эта связность и постоянное смещение (экстазисы) есть подвижный временной горизонт как условие бытийного устроения здесь-бытия. Производными по отношению к изначальному времени являются и расхожее представление о времени, и выражающее его время традиционной метафизики, для которых существует только горизонт бытия наличным. Именно в этом случае время превращается в течение последовательности «теперь» (однородность одного и того же, поскольку не предполагаются экстазисы или временнящие смещения), что приводит к убеждению о якобы бесконечности времени.

Следует заметить, что хайдеггеровский подход к проблеме времени вполне сопоставим с тем новым пониманием времени, которое сложилось в процессе перехода от классической к неклассической науке.