Dasein (здесь-бытие) и его строение

 

Как уже отмечалось, среди сущего находится такое, которое не просто случается наряду с другим сущим, но есть сущее, для которого в его бытии дело идет о самом этом бытии, т.е. сущее, имеющее отношение к своему собственному бытию, понимающее свое бытие. Это сущее – человек, но взятый не с позиций его антропологических, социальных и психологических характеристик, а по способу быть, бытийствовать, иначе говоря, фундаментально-онтологически. Этот особый способ бытия Хайдеггер называет экзистенцией. Как экзистирующее сущее человек соотносится с другими разрядами сущего, отличными по способу своего бытия. В контексте нашего рассмотрения достаточным будет остановиться на таком сущем, способом бытия которого является подручность.

Подручность – это способ бытия сущего, с которым мы повседневно имеем дело, т.е. предметы нашего обихода. Быть подручным (буквально: под рукой) – это значит раскрываться в своем предназначении (утверждаться в бытие для чего). В этой связи, например, молоток – это не величина, форма, вес, материал, а то, для чего он предназначен, его функция: забивать гвозди. Отсюда становится очевидным, что в подручном человек уже понимающе присутствует, осуществляя свое деятельное к нему отношение, т.е. знает как с тем или иным подручным обходиться.

Встреча бытия как экзистенции и бытия подручным есть разомкнутость. Последнее означает: во-первых, самоотносительность моего (человека) бытия – я его понимаю и утверждаю, оно для меня разомкнуто; во-вторых, в своей встрече с подручным я (человек) простерт в разомкнутость бытия подручным. Эта целостность разомкнутости и обозначается у Хайдеггера как «Dasein» (среди существующих вариантов перевода на русский язык можно встретить: «здесь-бытие», «вот-бытие», «присутствие»). Следует отметить, что смысл здесь-бытия было бы не верным сводить к экзистенции и экзистирующему сущему – человеку. У Хайдеггера в «Бытие и время» мы найдем вполне определенные указания на то, что здесь-бытие – это не только выражение бытия человека, но и определение бытия как «чистого бытия». Можно рассуждать следующим образом. Составная часть «-бытие» в обозначении «здесь-бытие» подразумевает бытие как экзистенцию, в то время как «здесь» призвано показать целостную разомкнутость, не только разомкнутость бытия как экзистенции, но вместе с ней и разомкнутость способов бытия всего отличного от «здесь-бытия» сущего.

Здесь-бытиеобнаруживает себя в двух взаимосвязанных модусах: бытие собственным и бытие несобственным. По отношению к подручному это означает: использоваться по предназначению или не по предназначению, т.е. не в собственной функции. Чаша в собственном бытии есть сосуд для питья, но может использоваться и для забивания гвоздей, и в этом случае в своем несобственном бытие. По отношению к экзистирующему бытию (человеку), развернутому к своему бытию и бытию сущего, быть собственным – это значит не терять себя в другом, т.е. в несвойственном, чуждом для себя, для своей подлинности существовании. Не собственное для человека бытие есть усредненное существование в форме неопределенного лица (по Хайдеггеру, das Mann).

В своем строении здесь-бытие раскрывается через бытие-в-мире. Бытие-в-мире – это реализация возможности здесь-бытия размыкаться навстречу размыкающемуся бытию сущего. Целостность разомкнуто-размыкающего как экзистирующей экзистенции и размыкающегося-разомкнутым встречного мира позволяет постигать мир не в качестве рядоположеного здесь-бытию, а как обитель для здесь-бытия так или иначе им освоенную. Таким образом, мир не есть сущее, каким здесь-бытие не бывает, а это черта самого здесь-бытия, т.е., по Хайдеггеру, его мировость, постоянное нахождение при мире. В свою очередь, здесь-бытие не есть «сначала» как бы свободное от мира, а уж потом каким-либо образом заявляющее свое «отношение» к нему. Оно уже всегда простерто в мир. Иначе говоря, здесь-бытие пространственно. Но это не означает наличия индифферентного как по отношению к вещам мира, так и к экзистенции «чистого» пространства. Вещи как подручно сущее имеют свое место в связи с имением-дела по отношению к ним. Пространственность же бытийствующего в мире здесь-бытия есть всегда размещение: отдаление или приближение, а также направление вектора интереса по отношению к вещам мира.

Здесь-бытие, располагающееся в мире и тем самым располагающее миром, всегда находится при нем совместно с другими. Бытие-в-мире, таким образом, есть со-бытие, встреча с другими «я». Стремясь избегать любых антропологизаций или психологизаций, Хайдеггер говорит о «я» как сущностной определенности здесь-бытия и настаивает на том, что «субстанция» человека есть не дух как синтез души и тела, но экзистенция. Это означает, что другие встречны для здесь-бытия не в качестве духовной самости, но и не как веще-лица, которые случаются среди прочего ближайшего, но «за работой», при подручном, т.е. бытийствующими в мире.

Со-бытие с другими задает новые экзистенциалы здесь-бытия. Другой открывается для «я» здесь-бытия в заботливом отношении, которое или замещает другого в его связи с подручным и таким образом подчиняет, или освобождает от этой связи, являясь тем самым заступничеством за него. Иначе говоря, заботливость как опека делает человека несвободным и инфантильным, тогда как поддержка самостоятельности расширяет его возможности утверждать свое собственное бытие в мире. Суть бытия друг с другом, как ее видит автор фундаментальной онтологии, в хранении дистанции, которое покоится на заботе об отличном от других. Но в своей обыденности бытие в мире вместе с другими есть, как правило, усреднение, в котором человек превращается просто в «человека людей» (неопределенное Mann). Таким образом, в со-бытие с другими мы снова имеем дело с модусами собственного и несобственного бытия.

Здесь-бытие, раскрывающееся через целость бытия-в-мире, свой экзистенциальный смысл обретает в заботе как исходной возможности размыкания. Как уже отмечалось, разомкнутость – это одно из ключевых понятий фундаментально-онтологического анализа, поскольку именно через него Хайдеггер задает феноменальность бытия. Наряду с разомкнутостью он использует и другие понятия, уточняющие и разворачивающие ее смысл: открытость, со-бытийность, стояние в просвете, несокрытость и др.

Забота, будучи истоком экзистенциальности здесь-бытия, аккумулирует все ее возможности размыкания, а именно: озобоченность сущим, которой заполнена повседневная жизнь, заботливость в ее модусах собственого и несобственого со-бытия с другими, забота о себе, о подлинном собственного бытия, а через него и забота о смысле бытия вообще, по отношению к которому человек, как говорил Хайдеггер, есть его пастух. Забота – это утрата бытия и его приобретение, забвение его в повседневности бытия-в-мире при сущем, среди других и возвращение к бытию в просвете самостояния. Прорыв к подлинному, однако, обусловлен движением заботы к своей конечной возможности, каковой может быть только смерть.