Государственные финансы в западных экономических теориях макрорегулирования

 

В первой половине XX в. великий Дж.М. Кейнс писал: «Идеи эко­номистов и политических мыслителей — и когда они правы, и когда они ошибаются — имеют гораздо большее значение, чем при­нято думать. В действительности только они и правят миром. Люди практики, которые считают себя совершенно неподверженными ин­теллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений како­го-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад. Я уверен, что сила корыстных интересов значительно преувеличива­ется по сравнению с постепенным усилением влияния идей. Правда, это происходит не сразу, а по истечении некоторого периода време­ни». Весь ход новейшей истории подтверждает эту мудрость, нашед­шую свое воплощение в появлении новых экономических идей и теснейшей взаимосвязи реальных экономических ситуаций, в кото­рых за последние десятилетия оказывался мир. В связи с этим разви­тие западной экономической науки представляет интерес в период перехода России на новую экономическую модель.

Экономическая практика Запада дает примеры преодоления боль­ших трудностей хозяйственного развития, таких, как «Великая де­прессия 30-х», сильнейшие экономические кризисы середины 1970-х и начала 1980-х гг., высокая инфляция этого же периода, серьезные структурные деформации, достаточно весомые масштабы безработи­цы и стремительный рост бюджетного дефицита и государственного долга. Можно не бояться погрешить против истины, утверждая факт выдающихся достижений западных экономистов XX в. После изуче­ния данного параграфа станет более понятной логическая схема эво­люции финансовой науки и ее сегодняшних задач, а также необходи­мость усвоения теоретического опыта развитых стран и возможнос­тей его применения в практике российской экономики переходного периода.

Как известно, генезис науки о финансах насчитывает несколько веков и его начало исследователи относят к XV—XVI вв. Сегодня трудно назвать автора, который ввел в обиход термин «финансы». Авторство этого термина можно оставить за французским ученым Ж. Боденом, который в 1577 г. издает работу «Шесть книг о респуб­лике». Из французского языка термин «финансы» перешел во все язы­ки мира. В работе Бодена термин «финансы» используется для обо­значения системы отношений между государством и остальными субъектами воспроизводственных отношений. С сегодняшних пози­ций эти отношения нельзя отнести к финансам, поскольку они не носили денежного характера. Однако экономическая суть натураль­ных налогов и личных повинностей в экономических формациях с преобладанием натуральных отношений та же, что и суть денежных налогов в экономических формациях с развитыми товарно-денежны­ми отношениями.

Не являясь исключением, финансовая наука, как и все прочие, рождается из потребностей практики, т.е. тогда, когда ранее не изу­чаемая сторона действительности становится стабильной и значимой для жизнедеятельности данной системы. Поэтому совершенно есте­ственно, что финансовая практика на тысячелетия старше финансо­вой науки. Не вдаваясь в подробный анализ содержания работ отдель­ных авторов, назовем древнейших авторов сочинений в области фи­нансов.

Первым автором работы, посвященной финансам, был Ксефонт (430— 355 г. до н.э.). Его работа называется «О доходах Афинской республики». У Аристотеля (384—322 г. до н.э.) основные воззрения в области финансов изложены в работе «Афинское государственное устройство». Науке извес­тно имя арабского ученого Кодама, который в 948 г. н.э. написал сочине­ние о налогах. Длинный список европейских ученых, занимавшихся проблемами финансов, возглавляет Ф. Аквинский (1225—1274). Он впер­вые сделал попытку обосновать право короля на сбор налогов с подданных. Среди авторов работ по финансам были итальянцы Ф. Петрарка, Д. Ка-раф, Бернардо, Ф. Гвиччардини, Дж. Ботеро, Н. Макиавелли и др.

В XVII—XVIII вв. обогатили финансовую науку немецкие ученые Л. фон Секендорф, С. Пуфендорф, И. Юсти и И. Зонненфельс, которых в литературе относят к представителям немецкой школы камералистики. Юсти в работе «Система сущности финансов», изданной в 1746 г., обобщил высказывания представителей школы камералистики о финансах. В этой работе впервые разграничиваются финансовая наука и финансовая поли­тика. К XVII в. европейская наука обогатилась за счет налаженного обме­на информацией. Предшественники физиократов изучают экономику. В их трудах затрагиваются различные аспекты финансов. Среди авторов.мож­но назвать Т. Гоббса, Дж. Локка, Д. Юма, У. Петти, Г. Баугельбера, С. Во-бана, Дж. Стюарта. Именно У. Петти (1623—1687) с его сочинением «Трактат

о налогах и сборах» считается родоначальником буржуазной полит­экономии.

К XVIII в. относится зарождение и развитие классической политической экономии. Представители этой школы не выделяли финансы из полити­ческой экономии, не считали их самостоятельной наукой. При всем раз­нообразии уровня, объема и стиля работ авторов этой школы (французы А. Тюрго, Ф. Кенэ, В. Мирабо, англичане А. Смит и Д. Риккардо) учение о финансах представителей классической школы можно свести к следу­ющим четырем основным положениям:

1) государство необходимо, поскольку оно охраняет «естественный по­рядок» от зависти и покушений;

2) содержание правительства должно быть дешевым, так как расходы па управление государством являются непроизводительными;

3) государство не может нарушать «естественный порядок», т.е. право собственности и конкуренции, путем установления ограничительных тамо­женных пошлин и монополий и не должно вмешиваться в хозяйственную жизнь страны;

4) государством должны соблюдаться основные принципы налогообло­жения: налоги надлежит платить всем в соответствии со своими доходами; налог следует точно определить заранее; налоги необходимо взимать в удоб­ное для плательщика время; взимание налогов должно быть дешевым.

Победа капиталистической системы над феодальной породила выдви­жение новых экономических школ, защищавших новые производственные отношения. Из ученых-финансистов конца XIX в. следует упомянуть фран­цуза П. Леруа-Болье, опубликовавшего в 1877 г. курс финансовой науки, и англичанина К. Бастбла, написавшего в 1892 г. книгу «Публичные фи­нансы». Наибольший вклад в развитие теории финансов внес К. Рау, из­давший в 1826—1832 гг. курс политэкономии, третья часть которого была полностью посвящена финансам. На русском языке работа Рау «Основ­ные начала финансовой науки» была опубликована в 1867 г. и оказала су­щественное влияние на развитие финансовой науки России.

Не получили особой известности сочинения немецких ученых о финан­сах, изданные в первой трети XIX в.: Содена (1811), Якоба (1821), Маль-хуса (1830), Шена (1832). Однако эти работы значительно повлияли на мировоззрение Л. фон Штейна, впервые включившего в понятие «финан­сы» местные финансы, а также классика финансовой науки А. Вагнера (ос­новная работа которого «Наука о финансах» была опубликована в 1880 г.). Из видных ученых-финансистов конца XIX в. следует назвать австрийца Э. Сакса, итальянца Ф. Нитти, американца Э. Селигманна и, наконец, ита­льянского ученого Л. Касса, работа которого «Основы финансовой науки» была напечатана в 1869 г. (на русском языке — в 1900 г.).

На грани Средневековья и Нового времени торговый капитал создал базисную возможность и определил настоятельную потребность в сознательном отношении к государственному денежному (финансовому) хозяйству. Вначале исследованием вопросов финансовой теории занимались ученые, создавшие общую политическую экономию. Необходимо отдать дань уважения тем, кто вложил свой труд в исследо­вание тогда еще новой области знаний.

При всем огромном разнообразии принципов, методологической базы, масштабов и уровня анализа у столь именитых авторов основ­ные направления их исследований существенно отличаются от под­ходов современных экономических теорий.

Ученые — экономисты и финансисты — длительный период откристаллизовывали само понятие государственных финансов, дискути­ровали об их общественном назначении (функциях), сфере распрос­транения действия системы государственных финансов. Отдельно строились теории государственных доходов (в которых особым вни­манием всегда пользовалась важнейшая их сфера — налогообложе­ние), государственных расходов, бюджета и государственного креди­та, финансового контроля. Причем со временем внимание ко всем этим вопросам возрастало. Столь многоплановое и кропотливое изу­чение всех деталей финансовой практики лучшими представителя­ми экономической мысли на протяжении нескольких веков позволи­ло создать достаточно стройную, убедительную и захватывающе ин­тересную науку — «теорию финансов», в которой к концу первой трети XX в. было уже мало «белых пятен». Тем не менее, элементы дискуссионных положений имеют место до сих пор, что в сущности вполне соответствует природе процесса научного познания. В про­тивном случае, как известно, научная логика и научная система об­речены превратиться в догму.

Государственные финансы неотделимы от государства, а государ­ство XVIII—начала XX в. — это «ночной сторож», охраняющий мир, собственность и правопорядок, но ни в коем случае не хозяйствую­щий субъект, тем более претендующий на руководящую роль в обще­ственном воспроизводстве. Государству можно, конечно, доверить руководить почтой, связью, непомерно дорогим строительством же­лезных дорог, но от всего, что приносит хотя бы среднюю прибыль, государство необходимо отстранить. Это основа национального мен­талитета и господствующее мировоззрение периода капитализма со­вершенной конкуренции. И роль, значимость государственных де­нежных фондов полностью подчинялась ведущему принципу невме­шательства государства в экономику. Вся система централизованных денежных фондов аккумулировала тогда сравнительно небольшую долю национального дохода.

Тем не менее, уже с 1830-х гг. относительные и абсолютные пока­затели величин государственных расходов начали возрастать. Пер­вым, кто это заметил и сделал соответствующий прогноз, был эконо­мический советник О. фон Бисмарка А. Вагнер. Его расчеты и теоре­тические выкладки были поистине революционны, так как он одним из первых понял ограниченность рынка и разделил экономику на два

сектора: государственный и частный, не считал правительство толь­ко непроизводительным органом и сформулировал «закон возраста­ющей государственной активности». В соответствии с последним во всех странах, где быстро развивается промышленность, государствен­ные расходы должны увеличиваться более высокими темпами, чем объемы производства и национальные доходы. Кроме того, растущая государственная активность, по его мнению, определяется соци­альным и научно-техническим прогрессом, а также возрастающим количеством причин для межгрупповых и внутригрупповых проти­воречий. Но гениальные прогнозы А. Вагнера не могли быть тогда востребованы, и для оформления их в научную теорию время еще не пришло.

В хронологических рамках экономической истории (XVII — первая треть XX в.) «классическая школа» охватила весь период возникнове­ния и формирования микроэкономики и была ориентирована исключи­тельно на модель «свободного» рынка, выросшего из взаимодействия единичных производителей. Таким образом, вся экономика страны пред­ставлялась не более чем «совокупностью микрорынков», а объяснение механизмов движения и развития микроэкономики автоматически пе­реносилось на экономику в целом и становилось теоретическим объяс­нением механизмов макроэкономического движения.

Логика подобной системы взглядов на законы движения в мире материального производства предполагала, что отклонения от требу­емого равновесия возможны только временные, а длительное завы­шение уровня цен или сокращения объема производства невозмож­ны, так как ценовой механизм, обеспеченный условиями совершен­ной конкуренции, в конце концов все отрегулирует.

Однако к 1930-м гг. реальные процессы перестали укладываться в концепцию «автоматической» самонастройки, и это относилось преж­де всего к инфляции и безработице. Быстро растущая монополизация большинства рыночных структур уничтожила условия совершенной конкуренции, а вместе с ними и ценовое саморегулирование. Объем совокупного спроса, который мог быть создан силами рынка (частное потребление плюс частное расходование капитала), был уже недоста­точен, чтобы сохранить полную занятость. Брешь, которую необхо­димо было заполнить для стабилизации хотя бы относительного мак­роравновесия, намного превосходила норму частного инвестирова­ния, которую тогда можно было поддерживать.

Массовая безработица усилила роль социальных факторов, также деформирующих законы стихийного действия рыночных регулято­ров. В отличие от предыдущих циклических кризисов перепроизвод­ства, «Великая депрессия 30-х» обозначила кризис всей существующей системы мотивов, целей, методов экономического управления, а также обеспечивающих их экономических теорий. Государственная политика в отношении цикла не была готова к новой постановке про­блемы поиска методов для достижения равновесия.

В таких условиях в обществе всегда появляется острая необходи­мость в совершенно новых концепциях экономических моделей, позво­ляющих создать новые условия для продолжения существования рыночной системы и объяснить законы последующего развития на другой теоретической высоте. В связи с этим конец «Великой депрес­сии» с позиций эволюции производственных отношений и генезиса экономических теорий можно образно сравнить с «жирной чертой», проведенной под длительным этапом существования капитализма свободной конкуренции и «царства классики».

Начинается этап качественных изменений в системе координат всех экономических наук, который, естественно, не мог обойти сто­роной и теорию финансов. Новый уровень общего философского и экономического мировоззрения с существенной корректировкой прежней системы ценностей позволили сконцентрировать внимание ученых на проблеме практического использования крупнейших денеж­ных фондов национальной экономики, а многие вопросы богатейшего теоретического наследия прошедших веков перенести в учебники.

Первой и основополагающей экономической теорией «нового поколения», которая открыла дверь всем последующим модификаци­ям экономической мысли Запада, была «Общая теория занятости, процента и денег» Дж.М. Кейнса, опубликованная в 1936 г. Образова­лось целое направление, объединенное идеей относительной нестабиль­ности капиталистической экономики ввиду объективной невозможно­сти активного государственного вмешательства. Новая концепция госу­дарственных финансов получила свое развитие в послевоенном «неокейнсианстве».

В период создания кейнсианской теории налицо были две основ­ные проблемы: невиданные ранее масштабы безработицы, катастро­фическое падение платежеспособного спроса (как потребительско­го, так и производственного) и лишь две фазы циклического разви­тия (кризис и депрессия). Кейнса не могла тогда интересовать политика долгосрочного развития, созданная модель была статисти­ческой, а все рассматриваемые в ней экономические процессы «дей­ствовали» лишь в рамках краткосрочного периода. Основные пара­метры (инвестиции, сбережения) не менялись во времени. В ответ на последующую критику этого обстоятельства он сам иронично заме­чал: «Наша жизнь тоже краткосрочна». Учитывая острую кризис-ность ситуации 1930-х гг. и необходимость введения мер «скорой

помощи», Кейнс сосредоточил все внимание на механизме формиро­вания эффективного спроса в ближайшем будущем.

В своей экономической концепции Кейнс радикально изменил систему взглядов как на само понятие «макроэкономическое равно­весие», так и на механизм его достижения. Он выступил против клас­сических постулатов о том, что предложение товаров всегда само по себе создает спрос, что равновесие спроса и предложения постоянно обеспечивается движением цен, что равенство объема инвестирова­ния и объема сбережений устанавливается автоматически через ко­лебания нормы процента. Кроме того, он решительно отверг объяс­нение безработицы элементами государственного вмешательства и деятельностью профсоюзов, препятствующих снижению уровня за­работной платы. Подобно Ньютону, который увидел за фактом паде­ния с дерева яблока закон всемирного тяготения, Кейнс обнаружил и доказал, казалось бы, достаточно понятное явление, а именно — несовпадение так называемого равновесного рыночного состояния и состояния полного использования наличных производственных ресур­сов.

Безусловно, только рыночное равновесие, по мнению Кейнса, не может обеспечить истинную пропорциональность экономического развития и достижение «золотого четырехугольника»: полной заня­тости, предотвращения инфляции, обеспечения платежного баланса и устойчивости роста национального дохода. «Драма» саморегулиру­емой рыночной экономики у «классиков» как раз и заключалась в стремлении достичь единственно рыночного равновесия. Исповедуя эту религию, в определенный момент классическая микроэкономика остановилась в состоянии неполного, неэффективного производства. В свою очередь формирование «эффективного спроса» в краткосроч­ном плане, столь необходимого для приостановления экономической и социальной катастрофы, никак не могло обойтись без роста госу­дарственных расходов и изменения отношения к политике налогов и бюджетных дефицитов.

В кейнсианской модели рассматривались различные варианты «создания» бюджетных дефицитов — как за счет увеличения расхо­дов без увеличения налогов, так и за счет снижения налогов при не­изменных расходах. И доказывалось, что в период депрессии созда­ние инвестиционно ориентированного бюджетного дефицита есть мощное средство стимулирования экономической деятельности. Кейнс считал, что если воздействие инвестиционного мультипликатора, обусловленного многократным повторением цепочки «рост инвести­ций — рост занятости — рост национального дохода — рост совокуп­ного спроса», все-таки недостаточно для достижения необходимой

величины валового совокупного спроса, то эту инвестиционную не­достаточность должно компенсировать государство как через госу­дарственные трансфертные инвестиции, так и вообще через полити­ку бюджетной экспансии. Эти основные положения кейнсианской финансовой теории легли в основу политики в отношении цикла в ведущих демократических странах. Экономическая политика госу­дарства в таких странах, как Великобритания, Канада, Австралия, Швеция, США, доказала новую тенденцию политического мышле­ния относительно цикла. Правительства объявили, что берут на себя ответственность за сохранение высокого и стабильного уровня заня­тости, и первым шагом такой политики должно быть недопущение того, чтобы упала совокупная сумма расходов, производимых в об­ществе. Столь энергичные действия для приостановки краха неиз­бежно требуют финансирования увеличивающихся непроизводи­тельных затрат только за счет активного роста бюджетных дефици­тов и всегда «сопровождающих» их государственных долгов. Но в тот период проблема долгов рассматривалась как вполне поддающаяся регулированию.

Из ближайших последователей Кейнса, разделяющих его взгля­ды на возможности использования финансовой системы, заслужива­ет внимания теория американского экономиста А. Лернера, выпустив­шего в 1972 г. солидный труд «Экономика занятости» (в России не издавался). В центре всей системы его теоретико-прагматических принципов стоит положение о развитии «функциональных финан­сов». Это положение детализирует разработки Кейнса и отражает требование формирования активной бюджетно-фискальной системы, направленной на поддержание определенного уровня государствен­ных расходов, которые должны по мере необходимости обеспечивать нормальный рост личного потребления и инвестиций. Лернер считает самой существенной проблемой вопрос о том, как избежать депрес­сии и инфляции с помощью механизма нормального регулирования расходов. Именно такой механизм он связывает с использованием «функциональных финансов» и сразу пытается ввести эту концеп­цию в определенные социальные рамки (и в этом смысле можно кон­статировать усиление социологизации теории).

Когда говорят о неокейнсианстве, к новациям прежде всего отно­сят теории экономического роста и циклического развития. По мере ликвидации послевоенных и кризисных последствий, уже в 1950-е гг. проблема экономической динамики выдвигается на первый план, и западные экономисты сосредоточивают внимание не только на кри­зисах и депрессиях, но и на цикле в целом, включая оживление и подъем. Они доказывают, что бурные инфляционные бумы — явление

для экономики не более желательное, чем затяжные спады, поэтому цикл нуждается в регулировании на всех стадиях своего протекания (ряд серьезных идей в этом направлении разработан Р. Харродом, Е. Домаром, Н. Калдором, П. Самуэльсоном, Дж. Хиксом).

Наибольшую известность в качестве главного неокейнсианского теоретика цикла приобрел американский экономист («американский Кейнс») Э. Хансен. В своем труде «Экономические циклы и нацио­нальный доход» (1951) он высказывает и доказывает предложения в области фискальной и кредитно-денежной политики, в которых идет речь о трех типах программ компенсирования, предназначенных под­держивать устойчивость. В основе этих программ: встроенный ме­ханизм гибкости; автоматически действующие компенсирующие контрмеры; управляемые программы компенсирования.

Встроенные механизмы гибкости представляют собой автомати­ческую систему, которая в состоянии глушить колебания, но бессиль­на способствовать переходу от уровня депрессии к подлинному вос­становлению. Система автоматически реагирует на изменение эконо­мического положения. Она не требует сознательного управления. Одним из элементов такой программы является круто прогрессивная шкала подоходного налога. При фиксированной системе ставок по­ступления от налога быстро возрастают с ростом дохода и резко па­дают с его уменьшением. Следовательно, бум имеет тенденцию созда­вать бюджетные излишки, а депрессия — бюджетный дефицит, т.е. происходит то, что и требуется.

Точно так же система страхования от безработицы действует ав­томатически как компенсирующая мера. В периоды процветания, когда безработных мало, общая сумма выплачиваемых пособий пада­ет, в то время как поступление налогов, удерживаемых из заработной платы на социальное обеспечение, растет, в периоды депрессии, ког­да безработица велика, общая сумма пособий растет, а поступления налогов на нужды социального обеспечения падают. Налоги на нуж­ды социального обеспечения превышают сумму выплачиваемых по­собий в годы процветания, и это оказывает сдерживающее воздей­ствие на бум; выплата пособий (по крайней мере в сбалансированной системе или системе выплат из текущих доходов) превышает обло­жение по социальному обеспечению во время депрессии, и это ока­зывает смягчающее действие в период спада. И подобно этому, под­держание фермерских цен смягчает падение доходов фермеров в пе­риоды, когда сельскохозяйственные цены снижаются. Отклонением от обычного типа программы поддержания цен является предложе­ние, согласно которому фермеры продают по рыночным ценам, но в случае образования разрыва между рыночной ценой и ценой, кото­рую предусмотрено поддержать, получают от правительства соответствующую компенсацию. Все это примеры встроенных механизмов гибкости, действующих со стороны налогов или расходов.

Система «встроенных стабилизаторов» может уменьшить ампли­туду циклических колебаний, смягчая падение, и в какой-то мере тормозит бум, но она не в состоянии вызвать действенный подъем дохода и занятости. Для этого необходимы более решительные меры, которые также могут осуществляться автоматически. Подобного рода автоматическая схема предусматривает для борьбы против цикла варьирование налоговых ставок и правительственных расходов. При­чем это варьирование автоматически вступает в действие, когда не­которые, специальные выделенные индексы поднимаются или пада­ют до точно определенных уровней. Так, когда индекс безработицы поднимается выше или опустится ниже точно определенного преде­ла, станут оказывать свое действие точно установленные изменения в налоговых ставках и расходах. Все сказанное относится и к законо­дательным мероприятиям, имеющим целью приспособить бюджет к изменениям в ходе экономического развития.

Вся кейнсианская рецептура в широком смысле этого понятия (т.е. включая теорию самого Кейнса, «ортодоксальных» кейнсианцев и «неокейнсианцев») с большим или меньшим успехом давала положи­тельный эффект до середины 1970-х гг. Затем произошло очень мно­го событий, которые вывели мировую экономику и все ее проблемы на совершенно иной уровень. Научно-техническая революция при­вела к резкому усложнению номенклатуры изделий и их быстрой сменяемости. В геометрической прогрессии увеличилось общее чис­ло предприятий, усилились интеграционные процессы. Соединились сразу несколько кризисов (циклический, структурный, энергетичес­кий, экологический). Такая усложненная система не могла уже управ­ляться прежними методами централизованного воздействия и объек­тивно требовала определенного перемещения акцентов на рыночные рычаги саморегуляции. Совершенно новая экономическая реальность нуждалась в новых концепциях макрорегулирования.

Расположение экономических школ Запада к первой половине 1970-х гг. может быть изображено в форме ромба и представляет сле­дующую картину: кейнсианская «компания» вверху, «умеренная оппо­зиция» внизу, в лице западногерманских неолибералов — В. Ойкена, А. Мюллера-Армяка, Л. Эрхарда и др. (по основным идеям занимала промежуточное положение между неоклассиками и кейнсианством), агрессивная «правая» оппозиция в лице неоклассиков с жестким ли­дером М. Фридменом, а также представители «экономики предложе­ния» М. Фелдстайн и А. Лаффер, выступающие за свободу предпри­нимательства и невмешательство государства, «слева» — концепции институционально-социологического направления, доводящего идею государственного регулирования до требований целенаправленной социальной политики и индикативного планирования (Дж. Гелбрейт, Ф. Перру, Дж. Кларк, Г. Мюрдаль, Л. Столерю и др.).

Неудивительно, что период 1970-х гг. был временем «второго кри­зиса экономической теории» Запада. В отличие от первого, поразив­шего в основном концепции невмешательства государства в эконо­мическую жизнь общества, этот был очень трудным и болезненным для всех школ и направлений. Однако понятие «второй кризис» преж­де всего ассоциируется с кризисом воздействия государства на эко­номику через совокупный спрос и совпадает с третьим этапом ге­незиса государственных финансов как предмета исследования в кон­тексте общих экономических теорий.

Все прежние постулаты «поведения» государственных финансов начисто отвергаются. Выдвигаются жесткие требования сбалансиро­ванности бюджета путем сокращения социальных программ, а также умеренных налогов. На этой волне формируется (усилиями главным образом экономистов США) теория «экономики предложения». Ее сторонники представляют неоклассическую экономическую теорию на базе идейного наследия Ф. фон Хайека — теории предельной эф­фективности факторов производства и современного монетаризма. Здесь отчетливо видны границы с кейнсианством (в отличие от мо­нетаристов, все-таки учитывающих кейнсианский анализ совокупно­сти спроса), неокласики выступают за самостоятельную, независимую от денежной, бюджетную политику, твердо веря в высокую эффек­тивность налогового регулирования экономики.

В целом авторы этой современной концепции стоят за переход к долгосрочному государственному регулированию предложения факто­ров производства. 1970—1980-е гг. отмечены усилением влияния сто­ронников теории предложения на развитие мировой экономической мысли и на формирование экономической политики ведущих запад­ных стран. Были даны достаточно убедительные ответы на вопросы, поставленные хозяйственной практикой, и выработаны конструктив­ные варианты решения многих проблем. Такие формы государствен­ного вмешательства в экономику, как антициклическое регулирова­ние, бюджетное перераспределение доходов, подавление инфляции, были признаны вредными, расстраивающими механизм рынка и по­рождающими хозяйственные трудности. Главным фактором роста безработицы считается система государственного социального обес­печения. Кроме того, по мнению сторонников теории предложения, государственные затраты на социальные цели изменяют соотноше­ние между расходуемой и сберегаемой частями денежных доходов, так как увеличивается доля текущего потребления в расчете на фи­нансовую помощь государства в пенсионный период. В результате происходит снижение доли сбережений в совокупном доходе, умень­шается объем кредитных ресурсов и источников накопления, что, в свою очередь, вызывает замедление экономического роста.

Создатели теории предложения считают главными причинами не­предвиденной инфляции высокие налоговые ставки и полностью от­вергают бюджетный дефицит. Им удалось основательно разобрать­ся в механизме его отрицательного воздействия на расширенное вос­производство, особенно при таком методе покрытия, как долговые обязательства. В этом случае государство, стараясь не допустить ус­корения инфляции, вынуждено размещать на финансовых рынках основную массу своих ценных бумаг и превращается в конкурента частных фирм, отбирая у частного сектора кредитные ресурсы. Пос­ледние перекачиваются в сферу государственного потребления и используются главным образом непроизводительно. Следовательно, государству необходимо полностью перекрыть бюджетный канал непредвиденной инфляции и изменять предложение денег иными путями, минуя дефицит. Центральное место в концепции принадле­жит проблеме сбережений, дефицит которых обусловлен несовер­шенством налоговой системы. Когда уменьшаются реальные доходы, остающиеся после налогообложения, начинает действовать механизм сокращения личных сбережений. Когда же инфляция переплетается с непомерно высоким налогообложением прибыли, возникает боль­шая вероятность падения дивидендов, что побуждает акционеров воздержаться от вложений капитала. Давит и дополнительный инф­ляционный налог, равный обычному налогу, умноженному на темп инфляции.

Выводы новых концепций безработицы, инфляции и экономичес­кой динамики образуют теоретический фундамент, на котором стро­ится неоконсервативный проект реформы государственного регули­рования экономики. Основным стержнем этой реформы считается радикальная реформа системы налогообложения, направленная в сторону значительного уменьшения предельных налоговых ставок. Предусматривается, что это снижение должно быть дифференциро­ванным, пропорционально его предельной эффективности. В частно­сти, предлагается в большей степени сократить те виды налогов, ко­торые дадут максимально предельную отдачу с точки зрения роста накопления капитала и занятости, и в первую очередь это относится к налогам на доходы от капиталовложений. Существенная роль от­водится также реформе налогообложения лиц с высокими доходами:

с богатых надо брать меньше, так как их отличает большая склонность к сбережениям. И вообще, в снижении налоговых ставок неоконсер­ваторы видят магистральный путь к решению многих проблем совре­менной экономики.

Долгосрочным последствием снижения налоговых ставок должен стать не рост бюджетного дефицита, а его сокращение. Эти законо­мерности были математически исследованы, и результат известен в мировой экономической науке как эффект Лаффера. В теории пред­ложения он занимает исключительно важное место. Кривая на рис. 1.4 отражает взаимосвязь величины ставки налогов и поступле­ния за их счет средств в государственный бюджет. При повышении ставки доходы государства за счет налогов вначале увеличиваются, но только до определенной границы — точки М, после нее повыше­ние налоговой ставки уменьшает налоговые поступления. Высокие налоги снижают стимулы производства и уменьшают налоговые до­ходы государства.

В 1980-е гг. теория предложения была положена в основу эконо­мической политики правительств некоторых стран. На основе ее раз­работок с 1986 г. проводятся крупные налоговые реформы. Эти рефор­мы имели несомненные достижения. К первому из них можно отне­сти уменьшение максимальных предельных налоговых ставок. В частности, в США это было снижение с 70 до реальных 33%, в Шве­ции — с 87 до 80, в Португалии — с 80 до 69, Ирландии — с 77 до 65, Италии — с 72 до 62, в Великобритании — с 83 до 60% (предельная налоговая ставка — высшая налоговая ставка в системе прогрессивного обложения). Вторым достижением был рост вычетов, или лич­ного дохода и стандартных вычетов, исключивших 6 млн человек из

налоговых списков. Кроме того, деятельность по сокрытию налогов сделалась более трудной и менее привлекательной.

 

К сожалению, изменение предельной налоговой ставки дало ощу­тимое облегчение налогового бремени только небольшой части насе­ления, цель упрощения не была достигнута. Самой большой неуда­чей было явно недостаточное расширение налоговой базы, не ском­пенсировавшее быстро налоговые потери. И тем не менее, авторы экономики предложения совершенно верно уловили главное направление теоретической перестройки — необходимость всемерной моби­лизации созидательного потенциала рынка.

Как уже отмечалось, современная западная экономическая мысль представлена несколькими крупными школами, каждая из которых имеет ряд направлений. Несмотря на наличие диаметрально проти­воположных точек зрения по комплексу вопросов государственного регулирования, все школы единодушно признают существование смешанных экономик. Иными словами, в послевоенный период в стра­нах с развитыми рыночными структурами сформировалась новая наука — экономика общественного сектора, представляющая иную, чем прежде, систему взглядов на роль государства и теорию государ­ственных финансов. Изучение этой дисциплины стало неотьемлемой частью экономического образования во многих странах.

Общественный сектор представляет собой совокупность всех ре­сурсов экономики, находящихся в распоряжении государства. Так как любые действия государства в условиях рынка опосредуются финансовыми инструментами, то, не умаляя роли государственной собственности, наиболее универсальным инструментом воздействия признается бюджет. В центре внимания экономики общественного сектора находятся в первую очередь государственные финансы. Осо­бенность этой дисциплины состоит в том, что она рассматривает го­сударство даже не в качестве регулирующей структуры, а в общем ряду субъектов экономической деятельности, который должен по­ставлять обществу конкретные экономические блага с необходимой эффективностью производства этих благ. Экономика общественно­го сектора призвана также объяснить, как государство изыскивает средства для достижения этих целей, как оно эти средства расходует и за счет чего его экономическая деятельность может стать более ра­циональной. При этом учитывается принципиальное отличие госу­дарства от других субъектов рыночного хозяйства, заключающих свои сделки добровольно. Государство и его органы всегда обладают правом принуждения в рамках и на основе законов.

Потенциал общественного сектора имеет смысл использовать только в тех случаях, когда издержки и негативные последствия при­нуждения как минимум уравновешиваются его позитивными после