Административно-территориальное деление Сибири в XVIII – первой половине XIX века

Едва ли не каждый сибирский управитель, начиная от приказчиков и ясачных сборщиков и кончая губернаторами, побывал под следствием по обвинению в «порухе» казенного интереса. У современного исследователя, просматривающего дела Сибирского приказа и Сената, неизменно возникает впечатление, что расследования в Сибири шли практически не прекращаясь, а весь местный административный аппарат погряз в коррупции и злоупотреблениях. Каждый чиновник, обладая хоть малой толикой власти, стремился эту власть так или иначе продемонстрировать перед населением. Порой важна была не столько выгода, сколько наслаждение собственным могуществом, упоение властью. Произвол и незаконная деятельность облегчались тем, что в чиновной среде Сибири уже к началу XVIII в. сложились семейные кланы, которые с течением времени укрепили свое положение. С. Б. Броневский, бывший одно время генерал-губернатором Сибири, писал в своих мемуарах, что, «начиная от Земского суда, в Уездном и Палатах все родня: председатель имеет сыновей или зятевьев, либо племянников судьею, исправником, секретарями, так что следственное дело из Земского суда в Губернский передается от одного брата к другому, и в Палату к отцу или тестю».

Разгул произвола наблюдался в отдаленных северо-восточных районах Сибири (Якутии, Охотско-Камчатском крае) и особенно в отношении аборигенов. В начале 1760-х гг. командир Анадырского острога Ф. Плениснер доносил сибирскому губернатору Ф. И. Соймонову: «А понеже с начала приведения в подданство ясашных людей – коряк, юкагир, камчадалов, курилов – у наших людей, которые посылаются для ясака или которые над ними команду имеют, от вышняго до последнего казака всегда обыкновение было и ныне имеется, что они с теми бедными верноподданными ясашными народами для своего интереса и подлой корысти наижесточайше поступают и их без разбору, князьцов и протчих, грабят и до последняго, что имеют, отнимают, а по се время никакого в том страху по отдаленности места не имеют». Сам Соймонов в 1763 г. отмечал: «...верноподданным ясашным народам и камчадалам несносные обиды, грабительства и раззорении не токма не прекращаютца, но еще час от часу возрастают».Иногда чиновный беспредел срастался с уголовщиной. Дело доходило до того, что отдельные сибирские чиновники занимались перепродажей краденных и награбленных разбойничьими бандами вещей, а когда разбойников ловили – их отпускали на свободу.

Сибирь в XVIII – первой половине XIX в. периодически сотрясалась громкими следственными процессами, начало которым положило расследование в 1717-1721 гг. деятельности первого сибирского губернатора князя М. П. Гагарина. Сыск охватил всю Сибирь, но особенно тряхнули Иркутскую провинцию, где многие воеводы и приказчики полетели со своих мест, попавшись на воровстве ясачной казны и взяточничестве.

В середине 1730-х гг. расследовали злоупотребления иркутского вице-губернатора А. Жолобова, по его делу проходило несколько десятков более мелких управителей. Сам Жолобов в 1736 г. был казнен. Сменивший его на посту вице-губернатора А. Плещеев, по свидетельству «Иркутской летописи», «был в канцелярских делах несведущ, вспыльчив, корыстолюбив, промышленных и торговых людей за недачу подарков драл плетьми и кнутом и притеснял приказных служителей, приверженцев любил постоянно угощать и поить разными винами допьяна». В 1730-1740-е гг. прошли крупные следственные процессы по злоупотреблениям сибирского губернатора А. Сухарева, тарского воеводы Д. Рукина, тюменского воеводы М. Лодыгина, камчатского командира М. Лебедева, кяхтинского комиссара С. Свиньина и др. В одном только Якутске с 1752 по 1762 г. рассматривалось 1500 следственных дел «о похищении казенного интереса». В 1760-е гг. в Сибири работала Первая Ясачная комиссия, вскрывшая многие злоупотребления при ясачном сборе.

Но следователи порой сами «впадали» в преступления. Самым показательным в этом отношении была деятельность в Иркутске в 1758-1760 гг. следователя П. Н. Крылова, который, формально расследуя утайку от казны истинных доходов от продажи вина, имел тайное задание от обер-прокурора Сената А. И. Глебова заставить иркутских купцов отказаться от «винного откупа» в пользу самого Глебова. Крылов устроил в Иркутске настоящий террор и вакханалию произвола. Сразу же по прибытии он арестовал, заковал в цепи и посадил в тюрьму74 купца, в том числе президента и членов магистрата, опечатал их лавки и дома. Затем привлек к следствию еще 100 купцов. От пыток на дыбе погиб один из самых богатых купцов Иван Бечевин. Попытка иркутского вице-губернатора И. Вульфа урезонить следователя привела к тому, что Вульф по приказу Крылова был избит солдатами и посажен под арест. «Следствие» закончилось тем, что купцы отказались от винного откупа и дали Крылову астрономическую по тем временам взятку в 155 тыс. рублей. Сенатский следователь чувствовал себя полновластным хозяином Иркутска, он даже на государственный герб прикрепил табличку со своим именем, за что и был в конце концов отстранен от должности и сам попал под следствие. Но благодаря высокому покровительству сумел избежать наказания. «Крыловский погром», сопровождавшийся грабежом имущества, обошелся иркутскому купечеству, по свидетельству современника, купца А. Сибирякова, в 300 тыс. рублей и разорил многих купцов.

Крылова в самодурстве «переплюнул» начальник Нерчинских заводов, крестник самой Екатерины II, В. В. Нарышкин. Он совершенно перепутал казну с собственным карманом, создал «гусарский полк» из каторжан. Поссорившись с иркутским губернатором Немцовым, Нарышкин объявил ему войну и двинул на Иркутск свое «войско», которое по дороге пьяными дебошами и грабежами наводило страх на окрестных жителей. Поход был прерван арестом Нарышкина, которого отправили в Петербург. Екатерина II лишь пожурила своего крестника, назвав его «шалуном».

«Устав благочиния» 1782 г. предписывал чиновникам «воздержание от взяток», которые «ослепляют глаза и развращают ум и сердце, устам же налагают узду». Но ничто не могло остановить зарвавшихся чинуш.

На Камчатке объезды охотского коменданта Г. А. Козлова-Угренина по подведомственной территории долго вспоминались под именем «Собачьей оспы». Другой охотский начальник судья Кох оставил о себе память в поговорке: «На небе Бог, а в Охотске Кох».

В начале XIX в. гнетущая обстановка сложилась в Иркутске. Вот как описывал произвол чиновников иркутский житель И. Т. Калашников: «Дух раболепства и обогащения пронизал весь их состав. Для них ничего не существовало священного, кроме воли начальства, как бы эта воля ни противоречила общей пользе и даже постановлениям правительства. Слов "правда" и "честь" не было в их лексиконе. Это была туча саранчи, которая истребляла все достояние губернии и, наконец, повергла ее в безнадежность и отчаяние. Все думали, что не будет конца страданиям». Чтобы доставить в столицу известие о произволе, чинимом иркутским губернатором Н. И. Трескиным (о котором современники говорили: «Был только Трескин, а законы были далеко-далеко!»), одному из иркутян, мещанину Соломатову, пришлось добираться в Петербург «через Китай, сибирскую тайгу и киргизские степи».

Наиболее одиозной фигурой сибирского чиновничества был нижнеудинский земский исправник Ф. Лоскутов. Разъезжая в сопровождении казаков по деревням, он наказывал за малейшие упущения в крестьянских хозяйствах: плохо вспахана земля – порка, нечисто во дворе или избе – порка, прорехи на рубахе – порка. В стойбищах карагасов Лоскутов собирал обильные «подарки» пушниной. Когда его наконец-то арестовали, на него было подано 280 жалоб, а стоимость описанного у него имущества доходила до 138 тыс. рублей.

По материалам ревизии Сперанского под суд были отданы два сибирских губернатора и 48 высокопоставленных местных чиновников. Еще 680 чиновников, по мнению ревизоров, вполне были достойны тюрьмы, но их не решились предать суду – слишком уж велика была бы цифра подсудимых, что могло

1802 г. Учреждение министерств в России.

1815 г. Император Александр I подписал конституцию образованного в составе Российской империи Царства Польского – самую либеральную в Европе.

1822 г. Запрет деятельности в России всех тайных обществ и масонских лож.

1830-1832 гг. Издано Полное собрание законов Российской империи в 45-ти томах.

полностью дискредитировать саму власть в глазах населения. Сперанский писал: «За злоупотребления тобольских чиновников следовало всех оштрафовать, томских – отдать под суд, а красноярских – повесить». Но ни сам Сперанский, ни правительство изменить что-либо не могли, и очередная ревизия Сибири в середине 1840-х гг. вновь вскрыла массу непорядков. «Ревизия сенатора Толстого Восточной Сибири,– писал министр юстиции,– открыла многие случаи нарушения закона и злоупотребления, из которых возникают обвинения, возводимые на генерал-лейтенанта В. Я. Руперта (генерал-губернатор Восточной Сибири – А. 3.) по управлению вверенным ему краем». Так что иркутский купец П. Т. Баснин не зря с горечью восклицал: «Да, тяжело жить в нашей Сибири, нет в ней правды, нет радости, как нет и справедливости!»

Даже выборные лица не всегда действовали в общественных интересах. Известны факты и злоупотреблений своим служебным положением, и хищения городских средств. По словам современника, иркутские купцы братья Михаил и Алексей Сибиряковы в последней трети XVIII в. «держали в руках весь Иркутск, а через него и всю Восточную Сибирь, они занимали должности городских голов и заставляли трепетать обывателя». Правда, в начале XIX в. купеческий клан Сибиряковых сам пострадал от произвола губернатора Трескина, который сослал Михаила Сибирякова в Нерчинск, а его брата Николая – в Жиганск. Городской голова Томска П. Чулошников самочинно вершил суд и расправу над обывателями, «своеручно иных бил и таскал за волосы в присутствии сиротского суда, думы и в комнате мещанского собрания, топтал и пинал ногами, ковал в цепи, держал под караулом...».

По мнению современного исследователя А. И. Куприянова, произвол представителей городского самоуправления объясняется, с одной стороны, существовавшими авторитарными принципами взаимоотношения власти и общества (выборные должностные лица брали за образец поведение чиновников-самодуров), а с другой стороны – традиционными представлениями о власти, монархическим мировоззрением и патриархальным семейным бытом, когда городского голову (или другого руководителя городской общины) воспринимали как некоего самовластного правителя и судью, как «строгого, но справедливого отца». Последнее вполне осознавалось самими современниками. Так, иркутский купец А. А. Литвинцев следующим образом характеризовал видного деятеля иркутского самоуправления начала XIX в. купца 1-й гильдии К. М. Сибирякова: «Тоже дикий был человек, как начнет чубуком махать,– беда. А все таки голова, защитник» (разрядка автора).

Основными орудиями борьбы сибиряков с чиновниками были доносы и взятки. Наиболее активно к ним прибегали купцы, чаще всего контактировавшие с чиновниками и имевшие деньги и связи в столицах. Доносы из Сибири были столь частым явлением, что за сибиряками в первой половине XIX в. прочно утвердилось прозвище «ябедники». При этом «ябеда» нередко использовалась купцами для того, чтобы скомпрометировать и убрать неугодного – порой и честного – чиновника, вплоть до генерал-губернатора; а с помощью взятки добивались необходимых, пусть даже незаконных, решений. Вот так и получалось: страдая от произвола и вымогательств, сибиряки сами «подпитывали» эти негативные явления.

В общей массе сибирских самодуров и казнокрадов тонули редкие единицы по-настоящему талантливых администраторов, для которых интерес государства был выше интереса собственного кармана. Несомненно оригинальной фигурой был не раз уже упоминавшийся Ф. И. Соймонов. Добрым словом вспоминали иркутяне своего губернатора Ф. Н. Кличку, который построил общественную библиотеку, открыл музей. В летописи Иркутска о нем есть такие строки: «Он оставил в Иркутске по себе славу доброго и справедливого начальника, принимал и выслушивал всех ласково и благосклонно, словесные и письменные просьбы решал без отлагательства и без мздоимства, ссоры и споры старался прекращать дружелюбием и через посредников, смотрел внимательно и наблюдал за спорым и справедливым решением дел в судах. Помогал сиротам и неимущим, поощрял торговлю и словом, благорадушием, добротою и благонамеренностью запечатлел в сердцах иркутских жителей надолго о себе славное воспоминание». Искренне болели душой за Россию и Сибирь выдающийся государственный деятель М. М. Сперанский и его сотрудник по сибирской реформе Г. С. Батеньков. Навечно в сибирской истории осталось имя графа Н. Н. Муравьева-Амурского, вложившего свою энергию в дело присоединения к России Приамурья и Приморья.

Еще один пример неординарной личности – енисейский губернатор в 1823-1831 гг. Александр Петрович Степанов. Человек прогрессивных взглядов, краевед и писатель, Степанов выступал против обременения крестьян податями, преследовал ростовщичество, злоупотребления чиновников, много сделал для развития в Красноярске благотворительности и попечительства, просвещения. Под его руководством был разработан отличавшийся демократизмом проект «Степных законов для кочевых инородцев Иркутской и Енисейской губерний». В 1831 г. за свой либерализм он был смещен с губернаторства, а в 1835 г. издал книгу «Енисейская губерния».

Выводы

На протяжении XVIII – первой половины XIX века правительство неоднократно реорганизовывало административно-территориальное устройство Сибири. Наиболее крупные преобразования в структуре управления прошли в 1719-1724, 1775-1785 и 1822 годах. Целью всех преобразований был поиск оптимальной системы управления, более жесткая централизация и субординация, стремление к законности и правопорядку. Осуществляя реформы, правительство неизменно рассматривало Сибирь как неотъемлемую составную часть Российской империи. В то же время многочисленные реформы в сфере управления так и не смогли искоренить массовых чиновничьих злоупотреблений. Кроме того, отсутствие необходимых финансовых средств для подготовки и содержания большого числа чиновников заставляло государство по-прежнему прибегать к помощи «мирского» (городского и крестьянского) самоуправления. Последнее было превращено в низшее звено государственного управления и полностью поставлено под контроль коронной администрации. Но несмотря на это органы крестьянского и городского самоуправления продолжали являться защитниками прав и интересов своих членов и много делали для экономического и культурного развития подведомственных территорий.

Сибирский социум (XVIII – первая половина XIX века)

Характер заселения Сибири

В XVIII – первой половине XIX в. Сибирь оставалась редконаселенной и слабо обжитой территорией. Удельный вес сибиряков (русских и аборигенов) в составе населения России был крайне низким: в 1719 г. – 3,1 %, в 1795 г. – 3,2%, в 1850 г. – 2,7%, хотя население региона постепенно увеличивалось: с 500 тыс. в начале XVIII в. выросло до 1190 тыс. в конце века, а в 1863 г. составляло 3141 тыс. человек. Число одних только русских умножилось с 300 тыс. в 1719 г. до 800 тыс. в 1795 г. и до 2,1 млн. человек в 1850-х гг.

С начала XVIII в. происходят существенные изменения в характере заселения Сибири.

Во-первых, рост русского населения идет уже не только за счет переселенцев из России, но и путем естественного прироста. И хотя этот прирост в Сибири был в полтора-два раза выше, чем в центральных районах России, рабочих рук по-прежнему не хватало. Поэтому освоение Сибири продолжало зависеть от притока колонистов из европейской части страны.

Во-вторых, в результате укрепления южносибирских границ, с одной стороны, и падения пушного промысла, с другой, поток русской колонизации смещается из северных таежных районов в южные, более пригодные для сельскохозяйственной деятельности. В XVIII – первой половине XIX в. идет активное заселение Барабы, Прииртышья, среднего и верхнего Приобья, Минусинской котловины, Алтая, Прибайкалья и Забайкалья. Степные плодородные земли стали главной приманкой для российского и сибирского крестьянства. В результате населениеюга Сибири росло быстрыми темпами, тогда как численность русских на севере и северо-востоке региона увеличивалась очень медленно, или вообще сокращалась.

В-третьих, кардинальным образом меняется соотношение вольнонародной и государственной колонизации в пользу последней. Открытие в начале XVIII в. в Восточном Забайкалье, а затем на Алтае серебряной руды потребовало притока рабочей силы на заводы и рудники. В рабочих руках нуждались и строящиеся с середины XVIII в. тракты – Московско-Иркутский (Сибирский) и Иркутско-Якутский. Увеличение численности вооруженных сил и работных людей на казенных промышленных предприятиях поставило перед властями, «продовольственную проблему», решение которой было невозможно без роста сибирского крестьянства. В то же время мероприятия, проведенные в царствование Петра I (прежде всего, подушная перепись населения), затруднили свободное перемещение из России в Сибирь – для любой отлучки с постоянного места жительства требовалось получить специальное разрешение, поэтому с начала XVIII в. государство почти полностью берет заселение Сибири в свои руки.

Функции государственной власти в этом отношении сводились к следующему:

1. Организация в широких масштабах принудительного переселения в Сибирь путем административного перевода крестьян и посадских, ссылка преступников на поселение или на каторгу, направление рекрутов на алтайские и нерчинские заводы.

2. Распределение населения внутри Сибири в соответствии с государственными нуждами. Власти стремились заселить южносибирские приграничные районы, центральные транспортные артерии (тракты) и промышленные районы Алтая и Забайкалья, используя для этого самые разные меры: от обещания льгот до принудительного перевода. В южных направлениях интересы казны пересекались с интересами сибирского крестьянства, которое само стремилось в плодородные районы. В целом к концу XVIII в. вся притрактовая полоса от Урала до Забайкалья стала самым густозаселенным районом Сибири, где сосредоточилось до половины русского населения. Зато предпринятые властями в 1730-х гг. попытки заселить крестьянами Якутско-Охотский тракт и Камчатку и создать там сельскохозяйственное производство успеха не имели. К концу XVIII в. русское население Якутии насчитывало всего 2,8 тыс. человек мужского пола, из них большая часть проживала в районе Якутска. Небольшие островки русского населения имелись на Олёкме, в низовьях Лены, Индигирки, Колымы, Оленёка и в Охотском остроге.

1841 г. Начало Великого переселения американских колонистов на «Дикий Запад».

Преобладание в XVIII – первой половине XIX в. государственного начала в колонизации Сибири не исключало, однако, вольных переселений. Как и в XVII в., основной поток вольных переселенцев продолжал идти из северорусских губерний и отчасти из центральной России. Поскольку условия для легального выхода были существенно сужены, то среди вольных переселенцев стало больше беглых. Значительную часть беглых составляли старообрядцы, которые стремились укрыться в сибирской глуши от властей и официальной церкви. Как и прежде, сибирские власти, заинтересованные в росте тяглого населения, «сквозь пальцы» смотрели на вольных переселенцев, предлагая правительству всех их, включая и беглых крепостных, оставлять в Сибири. И Петербург, исходя из необходимости заселения Сибири, соглашался с этим. Случаев возвращения беглых крестьян в Россию почти не было. Зато достаточно часто беглецам вообще удавалось скрыться от «всевидящего ока» властей. Иногда они составляли целые общины, находящиеся вне юрисдикции администрации. Такой, например, была община вольных бухтарминских «каменщиков» в Горном Алтае. Даже в середине XIX в. нередки были случаи, когда власти внезапно «открывали» неизвестные им ранее деревни.

В первой половине XIX в., по мере ослабления крепостничества, вновь расширяются возможности легального переселения из России в Сибирь. Но этот процесс идет уже по инициативе и под контролем государства: в 1806 и 1822 гг. появляются сенатские указы, разрешающие переселение в Сибирь государственным крестьянам. Этими разрешениями воспользовалось несколько тысяч крестьянских семей из малоземельных центральных губерний. В 1840-1850-е гг. по инициативе и под руководством министра государственных имуществ П. Д. Киселева была проведена кампания по переселению в Сибирь более 30 тыс. крестьян. Большинство их осело в западносибирских губерниях.

Города и горожане

Типы городов. На протяжении XVIII – первой половины XIX в. судьбы сибирских городов складывались по-разному. Упадок пушных промыслов негативно сказался на большинстве русских городов, построенных на севере Сибири. В то же время населенные пункты, оказавшиеся на важнейших торговых путях и в промышленных районах, быстро развивались. Поэтому для указанного периода города можно разделить на три группы.

Группа «застоя». Это небольшие поселения, как бы застывшие в своем развитии. К ней относятся Березов, Сургут, Нарым и маленькие остроги на севере Енисейского края и Якутии. Не превратились в торгово-промышленные центры и такие города как Туринск, Ишим, Ялуторовск, Курган, Тара, Кузнецк, Бийск, Каинск, Колывань. Основанные как крепости, они к началу XIX в. потеряли свое военное значение. Их расположение в плодородных землях способствовало развитию более хлебопашества и скотоводства, нежели торговли и промышленности. Население таких полудеревенских по облику городков обычно колебалось в пределах 1-2 тыс. человек.

Группа «упадка». К этой группе относятся те города, значение которых постепенно падает: Тобольск, Верхотурье, Енисейск, Илимск, Нерчинск. Верхотурье, через которое шла главная дорога в Сибирь и где располагалась главная сибирская таможня, долгое время являлось «воротами в Сибирь». Здесь постоянно толпились купцы и обслуживавшие их извозчики и работные люди. Однако в середине XVIII в. таможня была упразднена, а новый Сибирский тракт прошел южнее. Верхотурье превратилось в тихий провинциальный городишко.

По мере того как население «сползало» к югу, теряла свое значение сибирская столица – Тобольск. После переноса административного центра в Омск Тобольск стал приобретать налет провинциальности. Аналогичную судьбу пережил и Енисейск – главный город Восточной Сибири XVII в. В XVIII в. он еще развивался и был крупным центром транзитной торговли, однако отток населения к югу и понижение административного статуса (в 1823 г. центром Енисейской губернии стал Красноярск) повлекли за собой уменьшение значения Енисейска. Хотя его упадок шел медленно, поскольку активная жизнь в городе поддерживалась начавшейся с 1830-х гг. золотодобычей в енисейской тайге.

Группа «расцвета». Для многих городов Сибири вторая половина XVIII – первая половина XIX в. стали временем подлинного расцвета. Например, Ирбит из земледельческой слободы превратился во второй по значению (после Нижнего Новгорода) общероссийский центр транзитной торговли. Из заурядной пограничной крепости вырос город Омск, ставший в 1839 г. центром Западно-Сибирского генерал-губернаторства. Успешно развивались Тюмень, Барнаул, Томск, Красноярск, Верхне-удинск, Троицко-Савск (Кяхта). Но самый стремительный подъем продемонстрировал Иркутск, ставший в XVIII в. административным центром Восточной Сибири, важнейшим коммуникационным узлом, через который шли транзитом все товары русско-китайской торговли и материальное снабжение северо-восточных районов. В городе и его окрестностях возникали промышленные предприятия. К середине XIX в. Иркутск стал самым крупным городом в Сибири с населением в 28 тыс. человек.

Описание Енисейска. 1740 г.

Город Енисейск состоит при Енисее реке.

Кругом оного города городовое строение новое деревянное огорожено полисадом, которого полисаду по мере от бапши угловой глухой, которая построена близ Енисейского Рождественского девичья монастыря над речкою, вверх Енисея реки кругом на нижной посад до реки Енисея до угора тысяча шестьсот сорок три сажени с половиною, в том числе недостроенного полисаду четыреста семьдесят сажень с половиною да повалилось по болоту и по речке двадцать три сажени.

Во оном новом полисаде построенных семь башен, в том числе с проезжими воротами пять башен, да непроезжих глухих угловых две башни. На тех башнях десять образов, а именно первой Спасителев Нерукотворенного образа, второй Пресвятыя Богородицы, третей Троицы Живоначальныя, четвертой Сергия Радунского Чюдотворца, пятой Фрола и Лавра, шестой Михаила Архангела, седьмой великомученика Георгия, осьмой святага Василия Великого, девятой угодника Николая Чюдотворца Мирликигского, десятой распятия Господа мерою в длину по пяти четвертей, в ширину по аршину.

Да втораго полисаду ветхова кругом ста девяносто девять сажень с половиною. Во оном старом полисаде срубленных четыре башни: три с проезжими воротами, четвертая наугольная глухая. На одной береговой проезжей башне на стенах образы Видения Богородицы да архистратига Михаила, в том числе у Богородицы оклад оловянной, у архистратига венец серебреной. В том же городе двор Е. И. В., где живут воеводы, строение деревянное старое.

Российский государственный архив древних актов. Фонд 214, опись 1, часть 8, дело 6892, лист 1-1 об

Изменение облика городов. С конца XVIII в. начинает меняться облик сибирских городов. Деревянные крепостные сооружения приходят в совершенную ветхость и идут на слом, деревянное строительство постепенно заменяется каменным. На смену прежней хаотичной приходит застройка по заранее составленным проектам и планам. Для каждого города разрабатываются «генеральные планы застройки», в соответствии с которыми города разбиваются на кварталы, а улицы планируются как прямые и широкие «прошпекты». В Сибири появляются губернские и городские архитекторы. Здания государственных учреждений, гостиные дворы и дома горожан должны строиться по типовым проектам – каменные или деревянные на каменном фундаменте. Строительство нетиповых домов разрешается лишь на городских окраинах. Во второй четверти XIX в. в крупных городах появляются деревянные тротуары, уличные фонари, скверы и парки.

Но процесс «модернизации» сибирских городов шел очень медленно. Они и в начале XIX в. оставались преимущественно деревянными. Так, в 1810 г. по Сибири было зафиксировано всего 222 каменные постройки, из них 113 – культовые, 4 – крепостные, 33 – административно-хозяйственные и общественные и72 – частные. Значительная их часть находилась в Тобольске и Иркутске. В целом удельный вес каменных зданий в сибирских городах не превышал 3%.

Многие города вообще не перестраивались и имели деревенский облик. Население этих малых городов из-за скудости своих доходов не проявляло особой заботы о городском благоустройстве. Собирательный образ таких городков оставил Ф. М. Достоевский: «В отдаленных краях Сибири, среди степей, гор или непроходимых лесов, попадаются изредка маленькие города, с одной, много с двумя тысячами жителей, деревянные, невзрачные, с двумя церквами – одной в городе, другой на кладбище,– города, похожие более на хорошее подмосковное село, чем на город».

Описание Тюмени. 1790 г.

В городе есть монастырь ной каменной один и для магистрата каменнаго здания штатной мужеской третьяго класу, почитался и знатнейшим по Сибири... Церквей приходских каменных четыре, деревянных пять. Градского укрепления никакого нет. А для судебных мест и жития властей, управляющих городом казенных два дома деревянного строения, магазейнов для клажи проградского и словесного судов покои каменные, зделанные купецким и мещанским капиталом, близь котораго и ряды торговые. А училищ, воспитательных домов, больниц, богаделен, фабрик и заводов не имеятся. Обывательских домов 1045, торговых лавок на площади (где по городовому плану назначен гостиной двор) деревянных небольших вианта и соли деревянных два, вин-

Описание Тобольского наместничества. Новосибирск, 1982. С. 140.

Население городов. На протяжении XVIII – первой половины XIX в. существенно возросла численность городского населения Сибири. Его пополнение шло как за счет притока торговцев и ремесленников из европейской части страны, так и за счет внутренних резервов – переселения в города крестьян.

1701 г. Французский генерал Антуан де Л а Мот де Кадиллак основал Детройт.

1703 г. Основание Петербурга (с 1712 г. столица России).

К 1850-60-м гг. самыми крупными по населению городами Сибири были Иркутск (28 тыс. жителей), Омск (18,4 тыс.), Тобольск (15,9 тыс.), Томск (14 тыс.), Барнаул (11,7 тыс.), Тюмень (10,3 тыс.). От 5 до 10 тыс. жителей насчитывали города Красноярск, Енисейск, Троицкосавск, Якутск. В остальных городах население не превышало 5 тыс. человек, менее всего жителей было в городах крайнего Севера – Среднеколымске (460 человек), Вилюйске (340 человек), Олёкминске (300 человек), Верхоянске (170 человек), Охотске (240 человек). Процент горожан среди всего сибирского населения оставался весьма невысоким и даже сократился: с 16% в середине XVIII в. до 11% в конце века и до 7% к середине XIX в.

С середины XVIII в. состав городского населения существенно меняется. Казачество сохраняет некоторые позиции лишь в отдаленных северных и в приграничных южных городках. В средних и крупных городах оно безвозвратно уступает лидерство гражданскому населению. В то же время правительственная политика по бюрократизации управления приводит к увеличению в Сибири чиновничества. Чиновная прослойка в Тобольске, Томске, Барнауле, Бийске была довольно значительной. В целом по Сибири доля чиновничества составляла 5,5% населения.

Дислокация в Сибири с начала XVIII в. полков регулярной армии привела к появлению здесь солдат и офицеров. Большая их часть концентрировалась в пограничных крепостях, но и во внутренних городах существовали особые гарнизонные команды, которые несли полицейскую службу. Поэтому, несмотря на общее падение удельного веса военно-служилого элемента, в административных центрах, прежде всего губернских, и в пограничных крепостях можно было встретить немало военных и гражданских чиновников разного ранга. Особенно в этом отношении выделялся Омск второй четверти XIX в., бывший одновременно ставкой западносибирского генерал-губернатора, командующего Сибирским военным округом и атамана Сибирского казачьего войска.

Посадские и мещане. До 1770-х годов основную массу гражданского городского населения Сибири составляли посадские люди и появившиеся в начале XVIII в. цеховые ремесленники: мастера, подмастерья и ученики,– которые по указу 1722 г. объединялись в цеха. В середине 1770-х гг. в сословном строе горожан происходят крупные перемены. По Манифесту 1775 г. посадские люди, располагавшие капиталом менее 500 рублей, и ремесленники, не желающие записываться в цеха, были отнесены к мещанам. Это звание было наследственным и потомственным. Для записи в мещанство необходимо было иметь в городе недвижимую собственность, заниматься торговлей или ремеслом, нести податные обязанности и исполнять городские общественные службы.

Мещанин, мещанство – в русский язык слово мещанин (в значении житель посада, мелкий торговец и ремесленник) попало в XIV в. через Украину и Белоруссию из Польши. Там слово mieszczanin (от польского miasto, miescie – город) означало горожанина вообще, представителя торгово-ремесленной части города. На Руси XVI – первой половины XVIII в. мещанами называли выходцев из польско-литовских городов и городов Украины и Белоруссии. Общерусское значение термин мещане получил после издания Манифеста от 17марта 1775 г.

После 1775 г. мещанство формально стало составлять значительную часть населения городов Сибири. По данным 4-й ревизии (1782 г.) в сибирских городах насчитывалось всего 60811 душ мужского пола, из них мещан – 20115 (33,1%). Однако на деле много мещан (по крайней мере, до конца XIX в.) проживало вне городов, занимаясь сельским хозяйством. Да и жившие в городах активно занимались скотоводством, земледелием и огородничеством. Так, в 1790-е гг. 91,5% мещан Тобольского наместничества жили за счет сельского хозяйства. Даже в середине XIX в. преобладающая часть горожан основные продукты питания (хлеб, мясо, овощи) получала с собственных хозяйств.

Часть мещан занималась коммерцией, торгуя самостоятельно (по закону – только в розницу) или нанимаясь приказчиками и торговыми агентами к купцам, другие занимались ремеслом, извозом, содержали постоялые дворы и харчевни. Мещанство являлось одним из основных источников пополнения купечества, а из числа обедневших мещан формировались кадры работных людей. В число последних попадали также разорившиеся ремесленники и торговцы, ссыльнопоселенцы и крестьяне, прибывшие в город на заработки. Работные люди не признавались государством как особая социальная категория, но на деле представляли собой самый низший, малоимущий или совсем неимущий, слой горожан. Они жили за счет найма на различного рода работы.

Посадские люди, цеховые ремесленники и мещане, будучи средним слоем горожан, обязаны были платить подушную подать (государственный налог), оброк и исполнять казенные повинности. Размеры их непрерывно возрастали – в 1720-х гг. подушная подать вместе с оброком равнялась 1 рублю 20 копейкам, к середине XIX в. была более 10 рублей. Однако обременительность налогов заключалась не столько в их формальном росте (который вызывался падением курса рубля), сколько в том, что члены городской общины обязаны были по мирской раскладке платить не только за себя лично, но и за всех выбывших, престарелых, малолетних, больных. Так, в Иркутске в 1780-е гг. вместо 1 рубля 20 копеек цеховые платили 4 рубля 28 копеек с души. Собирались деньги и на местные мирские расходы (содержание органов городского самоуправления, школ, пожарных команд, полиции, на городское благоустройство). Обременительными повинностями были рекрутская и постойная (размещение войск).

Данный порядок уплаты налогов был введен при проведении податной реформы 1718-1724 гг. Этой реформой вместо прежнего подворного вводилось подушное обложение, а все бывшие многочисленные платежи тяглого населения в казну были унифицированы и сведены в один налог – подушную подать. Эта подать взималась с каждой души мужского пола независимо от возраста (из обложения исключались дворяне, духовенство, казаки, солдаты и большая часть чиновников). С целью учета мужского населения периодически стали проводить ревизии. Глава семьи обязан был платить подать за всю семью – и не только за престарелых и малолетних, но даже за умерших, до тех пор, пока их не вычеркивали из ревизских сказок в ходе очередной ревизии. Если человек сам был не в состоянии платить подати (например, по причине смерти или бедности), за него расплачивалась вся община. Подушная подать для основной части населения просуществовала в Сибири до начала XX в.

На особом положении находились горожане Алтайского горного округа: до 1824 г. они вместо уплаты подушной подати были обязаны определенное время отработать на рудниках и заводах.

Гильдейское купечество. В XVIII в. в России происходит сословное оформление купечества. Еще в петровское время (в 1721 г.) оно было объединено в двух гильдиях. К 1-й гильдии относились «знатные купцы, судопромышленники, банкиры», ко 2-й – мелкие торговцы. В 1742 г. добавилась еще одна гильдия – 3-я. Однако, состоя в гильдиях, купцы продолжали оставаться членами посадских общин, выполняя все возложенные на них повинности.