Описание коряков. Из описания Якутской провинции 1794 г.

...Из коряков имеющие оленей называются кочевными от того, что они переезжают с места на место и держатся жилищами своими близ моря, моховых мест, а иногда живут и в хребтах гор. Скотоводство их единственно состоит в оленях, коих они употребляют в пищу и ездят на них зимою в санках, а летом верхом... Не имеющие же оленей коряки живут при море и реках, в земляных юртах, сделанных наподобие погребов, в которые сходят по лестницам. Сии держат у себя собак, кормят их по большей части рыбою и ездят на них в зимнее время в легких санках... Платье коряки употребляют из оленьих кож, называемые куклянки и парки... Вообще коряки употребляют в пищу рыбу и всякое мясо по большей части сырое.

Описание Иркутского наместничества 1792 года. Новосибирск, С. 154-155.

Социальная организация сибирских народов на большей территории Сибири к середине XIX в. по сравнению с XVI-XVII вв. мало изменилась. Основной социальной и хозяйственной единицей оставались семьи, объединенные в роды.

Народы, обитавшие в тундре и тайге, а также на Камчатке, продолжали жить первобытнообщинным строем. Кое-где у них сохранялись даже остатки матриархата. Попытки русских властей превратить их родовых старейшин в низшее звено государственной администрации успеха практически не имели. У самодийцев (ненцев, энцев), тунгусов, коряков, ительменов, чукчей «князцы» не пользовались значительными правами, их власть держалась исключительно на личном авторитете. «Князцами» их считали русские администраторы, соплеменники же смотрели на них как на равных и всегда могли лишить князца его прав и даже казнить. Один из источников того времени сообщал о тунгусах: «Есть же у них родовые княсцы и старшины, однако они, когда хотят, слушают, а ежели в чем только усмотрят проступок, то искореняют и убивают». Г. Сарычев, наблюдавший жизнь чукчей в 1780-х гг., писал: «Особенных властей или начальников не имеют, а почитают в каждом таковом обществе одного, которой богатее прочих и имеет большое семейство». На время военных походов избирались особые вожди, но власть их была ограничена только временем ведения боевых действий.

У многих народов Севера земля находилась не только в общинном владении, но и в общем пользовании: пастбищными и охотничьими угодьями пользовались те, кто успевал первым занять их. Каждая семья могла кочевать и промышлять везде, где ей заблагорассудится, если только этим она не причиняла ущерб другим семьям, там же кочевавшим. Согласно обычаям существовало лишь право первого освоения и длительного пользования каким-либо определенным промысловым угодьем.

Наряду с отсутствием частнособственнических отношений у «отсталых» народов Севера сохранялись коллективистские обычаи и общинная взаимопомощь. В принципе было недопустимо, чтобы в стойбище одна семья имела мясо или рыбу, а другая нет. Подчас случалось так, что один удачливый охотник мог кормить стойбище из нескольких семей. Состоятельные делились с неимущими не только пищей, но оленями и даже одеждой. Получавшие помощь стремились ее возместить, обычно трудовыми услугами (например, пастьбой оленей). Но таким образом отношения взаимной помощи постепенно перерастали пусть в закамуфлированную, но эксплуатацию бедной семьи богатой.

Конечно, среди тундровых и таежных народов под русским влиянием быстрее пошли процессы имущественной дифференциации и социальной стратификации, обозначился переход от родоплеменных отношений к хозяйственно-территориальным. В особенности этот процесс усилился в первой половине XIX в. после выхода в свет «Положения о свободе торговли в Сибири» (1831 г.), когда разрешением свободной торговли с выгодой для себя воспользовались многие инородческие старшины. Пользуясь своим положением, они закупали у русских торговцев продовольствие, боеприпасы, водку, табак, ткани и отправлялись по стойбищам, где обменивали эти товары на пушнину или раздавали в кредит.

Гораздо активнее переход от родоплеменной организации к социально-классовой шел у народов, обитавших в районах плотного русского заселения и находящихся под более жесткой опекой царской администрации – татар, южных хантов и манси, бурят, якутов, забайкальских тунгусов и др. Их родоплеменная знать все более обособлялась от рядовых соплеменников, хотя и к середине XIX в. этот процесс был далек от завершения.

Заметнее у этих народов было и имущественное расслоение: выделение, с одной стороны, богатых скотоводов и оленеводов, торговцев-ростовщиков, а с другой – «неимущих» родовичей. «Между оными есть довольно и таких бедных – ни одной скотины не имеют и на платеж ясака и к пропитанию себе промышляют они, живя у русских людей в работах...»,– сообщается в документе 1760-х гг. В 1830 г. бывший верхнеудин-ский исправник М. Геденштром замечал по поводу бурят: «Все старшины богаты скотом и деньгами и владеют обширнейшими и лучшими землями, простолюдины же, напротив, более и более беднеют». Другой источник за 1841 г. информирует: «По крайней мере 4/5 из общего числа инородцев вообще всех округов (Тобольской губернии – А. 3.) живут весьма бедно...». «Вообще благосостояние инородцев весьма в дурном положении, исключая... некоторых зажиточных туземцев, занимающихся торговлею»,– констатировали томские чиновники.

Ясак. Размеры ясака колебались в довольно широких пределах в зависимости от района и степени подчинения аборигенов. В Западной Сибири доля ясака от дохода абориген

У татар, южных хантов и манси, бурят и забайкальских тунгусов при отсутствии частной собственности на землю развивается собственность на жилье, домашнее имущество, орудия труда и главное – на скот. Земля же принадлежит родовой или территориальной общине и делится между общинниками в зависимости от числа мужчин в семье, количества скота и величины уплачиваемого ясака.

Особенно активные изменения в социальной организации наблюдаются у аборигенов, перешедших к оседлости и земледелию. Родовая община у них распалась и к середине XIX в. трансформировалась в территориальную по подобию русской крестьянской общины. Этот процесс был ускорен после 1822 г., когда все оседлые инородцы были отнесены к разряду государственных крестьян.

Описание бурят. Из сочинения Лангаса 1789 г. Буряты или братские // Сибирский вестник. СПб., 1824. Ч. 1. С. 36 - 37. Ч. 2. С. 49-50.

...К чести бурят надобно сказать, что они не скупы, не ссорливы, не склонны к воровству, и в особенности к грабежу, или другим важным преступлениям...

Буряты, равно как и другие сибирские кочующие народы, весьма гостеприимны. Для приезжаго гостя, особливо почетного, подстилают обыкновенно в юрте новой войлок и кладут подушку; подчивают его чаем и бараниною, а в летнее время молочным вином...

Для бурят не чуждо также и сострадание. Обнищавших единозем-цев своих от какого-нибудь несчастного приключения наделяют они лошадьми, рогатым скотом и всякое вспоможение стараются им оказывать. Живущие в одном улусе все полученное в подарок или в добычу, особливо съестное, делят между собою, равно и в случающихся убытках принимают общее участие...ного хозяйства составляла в первой половине XIX в. в среднем 15%, в Восточной Сибири – около 38%. К 1830-м гг. размер ясака у некоторых народов Западной Сибири по сравнению с 1763 г. увеличился почти в три раза. Но в то же время самодийские и тунгусские племена, кочевавшие по необъятным просторам северной тундры и тайги, даже в середине XIX в. вносили ясак нерегулярно и в произвольном размере, а свободолюбивые чукчи вообще платили лишь по собственному желанию: «Чукчи платят ясак количеством и качеством, какой сами пожелают».

Кроме ясака сибирские народы должны были выплачивать денежные сборы на содержание дорог, почты и т. д. Эти сборы не носили регулярного характера, но иногда были очень велики. У эвенков в начале XIX в. они в 4-5 раз превышали ясак. Возлагались на аборигенов и натуральные повинности, из которых наиболее обременительной являлась повинность по перевозке казенных грузов.

Правительственная политика. В XVIII – первой половине XIX в. наблюдаются существенные изменения в правительственной политике по отношению к сибирским народам. Эти изменения определялись рядом факторов.

Во-первых, несмотря на то, что на официальном уровне продолжал действовать ранее провозглашенный принцип «бережного» отношения к инородцам, реальная практика местных властей, как и прежде, расходилась с официальными предписаниями. Воеводы и ясачные сборщики всячески обирали аборигенов, которые разорялись и были не в состоянии платить ясак. Росла ясачная задолженность. Озабоченная этим центральная власть, опасаясь открытого возмущения инородцев, неоднократно посылала в Сибирь следственные комиссии, которые вскрывали многочисленные факты злоупотреблений воевод и ясачных сборщиков, особенно на отдаленных северо-восточных окраинах – в Якутии, на Охотском побережье и Камчатке. Необходимо было принять коренные меры к изменению ситуации.