После этого Гермиона убежала, чтобы в последний раз проверить всеэссенцию. Рон повернулся к Гарри с обреченным видом.

— Слышал ты когда-нибудь про план, в котором столько всего может пойти не так, как надо?

Однако, к великому удивлению мальчиков, этап операции номер один прошел гладко, в точном соответствии с планами Гермионы. После чая они прошмыгнули в безлюдный вестибюль и стали ждать Краббе и Гойла, которые одни задержались в Большом Зале, набивая рты оставшимися бисквитными пирожными. Гарри водрузил куски шоколадного торта на закругление перил. Увидев, что Краббе и Гойл выходят из Большого Зала, Гарри с Роном быстро спрятались за рыцарскими доспехами у парадных дверей.

— Надо ж быть такими тупицами! — в восторге прошептал Рон, увидев, как Краббе, просияв, показал Гойлу на торт и тут же схватил его. Бессмысленно ухмыляясь, они целиком запихали по куску каждый в свои огромные пасти и начали жадно работать челюстями. На тупых физиономиях отразился триумф. Затем, без малейшего изменения в выражении лиц, оба бухнулись навзничь.

Как выяснилось, на данном этапе операции самым трудным в выполнении плана было помещение Краббе и Гойла в шкаф. Когда обездвижившие туши оказались наконец надежно размещены между ведрами и швабрами, Гарри выдернул несколько щетинок, которыми порос низкий лоб Гойла, а Рон вырвал пару волосинок у Краббе. Пришлось также украсть у них ботинки, потому что обувь Рона и Гарри была маловата для огромных лап оруженосцев Малфоя. Потом, всё еще ошеломленные проделанным, они помчались к туалету Меланхольной Миртл.

Внутри было не продохнуть из-за густого черного дыма, валившего из кабинки, где Гермиона мешала в котле варево. Закрыв носы робами, Гарри с Роном тихо постучали в дверь.

— Гермиона?

Раздался скрежет замка и показалась Гермиона. Лицо у нее возбужденно сияло, но при этом выражение было озабоченное. За ее спиной раздавалось глуховатое «гулп-гулп» пузырящейся, вязкой жидкости. На унитазе стояли три уже приготовленных стаканчика.

— Достали? — отдуваясь, спросила Гермиона.

Гарри показал ей волосы Гойла.

— Отлично. А я еще стащила робы из прачечной, — похвасталась Гермиона и показала небольшой мешок. — Вам ведь понадобится одежда большего размера.

Все трое уставились в котел. Вблизи зелье выглядело как густая, темная грязь. Поверхность бугрилась и почему-то наводила на мысль о слизнях.

— Я уверена, что всё сделала правильно, — Гермиона нервно перелистывала и перечитывала забрызганную страницу «Всесильнейших зелий». — Оно выглядит так, как сказано в книге… когда мы его выпьем, у нас будет ровно час, после этого мы превратимся обратно.

— А теперь что? — прошептал Рон.

— Разольем по стаканчикам и добавим волосы.

Гермиона зачерпнула и разлила по солидной порции зелья. Затем, дрожащей рукой, вытрясла из пузырька волос Миллисент Бычешейдер в первый стаканчик. Зелье громко зашипело, пошел пар. Через секунду цвет отвара сменился на тошнотворно-желтый.

— Бррр — бычешейдоровская миллессенция, — сказал Рон с отвращением. — Спорим, вкус ужасный.

— Давайте же, кладите волосы, — поторопила Гермиона.

Гарри бросил волос Гойла в средний стаканчик, а Рон положил волос Краббе в последний. Оба стаканчика зашипели, испуская пар: Гойл приобрел своеобразный цвет хаки, присущий так называемым зеленым соплям, а Краббе — темно-коричневый.

— Подождите-ка, — сказал Гарри, когда Рон и Гермиона потянулись каждый к своему стаканчику. — Лучше не будем пить здесь втроем… Когда мы превратимся в Краббе и Гойла, то перестанем сюда вмещаться. Да и Миллисент тоже не Дюймовочка.

— Верно мыслишь, — заметил Рон, отпирая дверь. — Расходимся по кабинкам.

Осторожно, чтобы не пролить ни капли Всеэссенции, Гарри проскользнул в среднюю кабинку.

— Готовы? — крикнул он.

— Готовы, — послышались голоса друзей.

— Раз — два — три!

Зажав нос, Гарри в два глотка выпил зелье. Вкус был как у переваренной капусты.

Сразу же в животе у него всё заворочалось, словно он проглотил клубок живых змей. Он согнулся пополам, гадая, стошнит его или нет — затем жжение распространилось из живота по всему телу до самых кончиков пальцев — потом (отчего он, задохнувшись, рухнул на четвереньки) пришло ощущение, что его тело плавится, а кожа пузырится как горячий воск — и вот, прямо на глазах, его руки начали расти, пальцы утолщаться, ногти расширяться, костяшки пальцев сделались как болты — плечи расширились, и это было очень болезненно; по пощипыванию на лбу Гарри догадался, что волосы прорастают до самых бровей — роба порвалась на груди, внезапно раздавшейся как бочка, у которой лопнули обручи — ногам сделалось мучительно тесно в ботинках на четыре размера меньше…

Все эти ощущения кончились так же неожиданно, как и начались. Гарри обнаружил, что лежит лицом вниз на холодном каменном полу и слушает, как Миртл угрюмо булькает в крайнем унитазе. С трудом снял он ботинки и встал. Так вот каково оно, быть Гойлом. Большими трясущимися руками он стянул через голову робу, которая теперь доходила ему только до коленок, надел ту, что принесла из прачечной Гермиона и зашнуровал огромные как лодки башмаки Гойла. Он по привычке потянулся убрать волосы со лба, но рука наткнулась на жесткий щетинистый ежик, растущий низко надо лбом. Тут он понял, что из-за очков плохо видит — ведь у Гойла нормальное зрение. Он снял очки и крикнул: «Вы там как, нормально?» хриплым низким голосом Гойла.

— Ага, — донесся справа рокочущий рык Краббе.

Гарри открыл дверь, вышел и встал перед треснутым зеркалом. Оттуда на него щурил маленькие, глубоко посаженные глазки Гойл. Гарри почесал ухо. Гойл сделал то же самое.

Открылась дверь кабинки, где находился Рон. Они уставились друг на друга. Если не считать бледности и испуганного выражения лица, Рон был неотличим от Краббе — начиная от стрижки под горшок и кончая длинными, гориллоподобными руками.

— Потрясающе, — прошептал Рон, подходя к зеркалу и тыча пальцем себе в плоский нос, — просто потрясающе.

— Пожалуй, надо идти, — сказал Гарри, ослабляя ремешок часов, глубоко врезавшийся в жирное запястье Гойла. — Нам еще надо выяснить, где общая гостиная «Слизерина». Надеюсь, нам встретится кто-нибудь, за кем можно будет проследить…

Рон, который во всё время этой речи удивленно таращился на Гарри, сказал:

— Ты не представляешь, до чего странно видеть, как Гойл думает. — Он забарабанил в дверь Гермионовой кабинки. — Эй, пора!

Ему ответил тоненький голосок:

— Я… наверное, я не пойду. Идите сами.

— Гермиона, мы отлично знаем, что Миллисент — уродина, нечего стесняться… И потом, никто же не узнает, что это на самом деле ты.

— Нет… правда… я, кажется, не могу. А вы поторопитесь, время уходит…

Гарри, ничего не понимая, посмотрел на Рона.

— Вот это больше похоже на Гойла, — прокомментировал Рон. — Такой вид у него бывает каждый раз, когда учитель задает ему вопрос.

— Гермиона, что с тобой? — спросил Гарри через дверь.

— Всё нормально — нормально — идите…

Гарри взглянул на часы. Прошло уже пять драгоценных минут.

— Мы тогда вернемся за тобой сюда, ладно? — сказал он.

Мальчики осторожно выглянули за дверь туалета, убедились, что никого нет, и вышли.

— Не размахивай так руками, — шепнул Гарри Рону.

— А что?

— У Краббе они как примороженные…

— Вот так?

— Да, так лучше…

Они спустились по мраморной лестнице. Оставалось только встретить какого-нибудь слизеринца, чтобы пойти за ним в слизеринскую гостиную, но никто не попадался.

— Есть идеи? — пробормотал Гарри.

— Слизеринцы приходят на завтрак оттуда, — сказал Рон, кивнув на вход в подземелье. Стоило ему это сказать, как оттуда появилась девочка с длинными, кудрявыми волосами.

— Извините, — сказал Рон, быстро приблизившись к ней. — Мы забыли, как пройти в нашу гостиную.

— Прошу прощения? — холодно произнесла девочка. — В нашу гостиную? Я — из «Равенкло».

Она удалилась, с подозрением оглядываясь.

Гарри и Рон, торопясь, стали спускаться по каменным ступеням в темноту подземелья, и их шаги отдавались особенно гулко, когда великанские ноги Краббе и Гойла тяжело опускались на камень. У приятелей появилось подозрение, что в конечном итоге всё окажется не так-то просто.

Сложные лабиринты переходов были пустынны. Они спускались всё глубже и глубже под здание замка, постоянно проверяя, сколько осталось времени. Через пятнадцать минут, как раз когда они начали терять надежду, впереди послышалось какое-то движение.

— Ха! — выкрикнул Рон радостно. — Вот кто-то из них!