Средний уровень: деятельность и практика

Разграничив уровень структур в их оперировании и уровень субъектов (агентов, деятелей) в их действиях, мы должны теперь попытаться соединить их и осмыслить связь между ними. Это принципиальный шаг в разработке нашей модели. Именно здесь, в «интерфейсе»* (21; xiii) между структурами и агентами, операциями и действиями кроется загадка социального становления.

Многие авторы в своих исследованиях шли именно в этом направлении, подчеркивая «дуализм структур» (и его логическое завершение - «дуализм агентов»), или в более общей форме «аналитический дуализм» социальной реальности. С точки зрения Гидденса, «дуализм структур... выражает взаимную зависимость структуры и деятельности» (147; 69). Таким образом, «агенты и структуры не являются двумя независимыми комплексами явлений и не составляют онтологического дуализма, но представляют собой двойственное целое. В соответствии с «дуальным» пониманием структуры, структурные свойства социальных систем рас * Напомним, что интерфейс - это состояние совместимости различных систем (или программ оперирования) на языке компьютерной грамоты. (Ред.)

сматриваются одновременно и как средство, и как результат практики, которую они организуют, попеременно опираясь друг на друга» (149; 25). «Двойственность (дуализм) агентов» можно рассматривать по принципу комплиментарности, имея в виду, что свойства агентов являются и продуктами структур, и ресурсами для их построения. Сходное предположение высказывает и Рой Бхаскар: «Если общество - это условие нашей способности действовать, то и человеческая способность действовать точно так же является условием для общества, которое эту способность воспроизводит и трансформирует. Согласно такой модели, общество - одновременно всегда наличествующее условие и постоянно воспроизводимый результат человеческой деятельности. В этом заключается дуализм структуры» (44; 123).

Маргарет Арчер отвергает «двойственность (дуализм) структуры» и выбирает принцип «аналитического дуализма» - «попытку концептуально представить то, как определенные свойства «частей» и определенные свойства «людей» реально смыкаются в интерфейс» (21; xviii). Она предлагает исследовать их во взаимодействии, взаимовлиянием, а не сливать воедино, считая, что они «конституируют», организуют друг друга» (21; xiii), потому что «вся суть аналитического дуализма заключается в способности исследовать именно отношения между ними» (21; 141). Я не буду вступать в дискуссию по этому поводу, но, используя взгляды обеих сторон, хочу предложить несколько отличную концепцию, своего рода «третье решение».

В теории «социального становления» уровни структуры в состоянии операций и агентов в их действиях не будут ни аналитически разделяться, ни взаимно сводиться друг к другу. Вместо этого будет постулирован третий, промежуточный уровень, который отражает подлинную сущность социальной реальности, специфическую социальную ткань. Возьмем любое эмпирическое событие или явление в обществе, что-нибудь такое, что в действительности происходит. Мы не найдем ни одного примера в общественной жизни, в котором не было бы слияния структур и агентов, операций и действия. Покажите мне агента, который не встроен в какую-нибудь структуру, или структуру, которая существует отдельно от индивидов, или действие, которое не включено в социальные операции, или, наконец, социальное оперирование, которое не распадается на действия. Нет бесструктурных агентов, и нет безагентных структур. Но в то же время структуры не растворяются в агентах, и агенты не поглощаются структурами.

Меня всегда поражала мудрость следующей сентенции, приписываемой Чарлзу X. Кули: «Личность и общество - близнецы 272

братья» (цит. по: 130; II, 486), и более раннего заявления Маркса о том, что обстоятельства создают людей в той же мере, в которой люди создают обстоятельства (см.: 258; 129). Почему бы нам всерьез не задуматься над смыслом этих прозрений? А смысл состоит в том, что не существует ни реальности агентов, ни реальности структур самих по себе. И не существует никакой приемлемой модели действительного взаимодействия этих двух реальностей - агентов и структур, рассматриваемых раздельно. Потому что в действительности они слиты вместе в единый мир - социальный мир человека, в его единую агентно-структурную фабрику*. Это не тот случай, когда раздельные агенты и структуры взаимодействуют, производя определенный эффект. Скорее агентно-структурная реальность в ее внутреннем, внутренне присущим ей единстве существует в различных перестановках, разнообразных «смесях» агентных и структурных составляющих и организует, конституирует социальные события. Исходный продукт, реальные компоненты, из которых «строится» общество, - это события, т.е. не индивидуальные действия или «социальные факты», а их тесное, конкретное слияние. Следуя нашей аналогии, сходное решение можно предложить и для проблемы «тело-сознание»: сознание и тело полностью слиты в каждой личности и в действиях, предпринимаемых человеческими индивидами. Человеческая индивидуальная реальность состоит из личных событий (действий), в которых заявляют о себе и различные «добавки» этих неразделимых ингредиентов.

Давайте поразмышляем о предложенном нами среднем, третьем уровне, размещающимся между уровнями тотальностей и уровнем индивидуальностей, в терминах нашего разделения на две модели существования: потенциальной возможности и действительности. Заимствуя термин у Маркса, Грамши и Лукача, мы можем назвать действительные проявления социальной фабрики, текущие социальные события термином «практика». Практика есть «место встречи» операций и действий; диалектический синтез того, что происходит в обществе, и того, что делают люди. В практике сливаются оперирующие структуры и действующие агенты, практика - это комбинированный продукт момента оперирования (на уровне тотальностей) и направления действий, предпринятых членами общества (на уровне индивидуальностей). Другими словами, практика обусловлена «сверху», т. е. фазой

* Здесь Штомпка использует образ социальных институтов как фабрик по воспроизводству социальных отношений, как формулировал этот образ Э. Дюрктейм. (Ред.)

функционирования, достигнутой обществом в широком смысле; и «снизу», т. е. поведением индивидов и их трупп. Но она не сводима ни к тому, ни к другому; по отношению к обоим уровням (как индивидуальностей, так и всеобщностей, тотальностей), это - новое, возникающее качество. Таким образом, категория практики закреплена вертикально в двух основных понятиях нашей модели, относящихся к действительности: «операции» и «действия».

Теперь, оставаясь на этом промежуточном уровне, попробуем рассуждать в обратном порядке. Если практика есть действительность, проявление социальной фабрики, то должно быть нечто актуализированное, или «проявившееся»; внутренне присущая потенциальная возможность для практики, или, более точно, ряд способностей, диспозиций, тенденций, внутренне присущих социальной фабрике и позволяющих возникнуть практике. Понятие деятельности предлагается как коррелят по отношению к практике, размещающийся на том же уровне, что и практика, но относящийся к другому модусу существования, а именно «вынашиванию» потенциальных возможностей для практики. Эта фаза представлена на схеме (рис. 15.1).

«Действие», рассматриваемое таким образом, является атрибутивным понятием; оно суммирует определенные свойства социальной фабрики, эту «действительно действительную действительность» социального мира. Оно представляет собой то место, где сходятся структуры (способности к операциям) и агенты (способности к действию); это синтетический продукт, слияние структурных обстоятельств и способностей деятелей. В таком виде действие обусловлено двояко: «сверху» - балансом напряженностей и ограничений, а также ресурсами и возможностями, обеспечиваемыми существующими структурами; и «снизу» - умениями, талантами, мастерством, знаниями, субъективными отношениями членов общества и организационными формами, в которых они соединяются в коллективы, группы, социальные движения и пр. Но действие не сводимо ни к тому, ни к другому; по отношению к обоим уровням (тотальностей и индивидуальностей) оно составляет новое, возникающее качество.

До сих пор мы располагали и обосновывали категорию деятельности по вертикали, встраивая ее в две другие основные категории нашей модели, относящиеся к потенциальным возможностям: структур и деятелей. Но деятельность должна располагаться и горизонтально, как категория практики, проявляющейся в социальных событиях. Эта горизонтальная связь между деятельностью и практикой будет обозначена термином «эвентуация» (событийность), отражающим слияние действительностей, имеющих место на других уровнях: слияния, раскрытия структур и мобилизации субъектов действия. Итак, событийность обусловлена «сверху» и «снизу», но не сводима ни к одному из процессов и представляет вновь возникающее качество. Подобно этим составляющим процессам, эвентуация тоже обусловлена; она лишь возможна, иногда вероятна, но никогда не необходима. Действие может быть в различной мере актуализировано; оно может также оставаться скрытым или «дремлющим».

Три последовательности, связывающие потенциальную возможность и действительность, а именно структуры-раскрывающиеся-в-оперировании, агенты-мобилизующиеся-в-действии, и синтетический процесс «деятельности-эвентуализирующейся-в практике», рассматривались как линейные, «работающие» лишь в одном направлении. Мы должны скорректировать это, вспомнив идеи «дуализма структур» и «дуализма агентов». Пиаже сосредоточил внимание на уровне тотальностей, описывая «постоянную двойственность, или биполярность, которая всегда одновременно и структурируется, и структурирует» (327; 10). Пламенац сконцентрировался на уровне индивидуальностей, говоря об агенте: «Он есть продукт собственной активности... то, что он сделал, в свою очередь влияет на него» (329; 76). Насколько я понимаю, эти формулировки содержат важное прозрение относительно обратных связей, которые непременно должны быть включены в модель. Первая формулировка касается склонности структур к самоизменению; они преобразуются в процессах собственного оперирования. Мы можем говорить о процессе «построения структур». Вторая относится к склонности агентов (деятелей) к самоизменению; они преобразуются в ходе собственных действий. Мы можем говорить о процессе «формирования агентов». Я указывал на этот процесс более конкретно как на «двойной морфогенез» (390; 127). Маргарет Арчер (22) называет его «морфогенезом действия».

Применяя ту же идею, с необходимыми поправками, к опосредующему, третьему уровню деятельностно-структурной реальности, мы можем сказать, что деятельность значительно преобразуется практикой. Мы можем говорить о «деятельности-конструировании». Чтобы лучше понять данное положение, я включаю в модель три обратные связи, указывая их обратными стрелками. Но здесь должны подразумеваться вопросы: «Как могут потенциальные возможности оказаться под влиянием своих собственных актуализаций?», «Как в реальности оперирует самогенерирующий механизм?» Однако с ними мы должны подождать до момента, когда в модель будет введено временное измерение. Тогда вводящий в заблуждение образ причинности, «работающей» в обратном направлении, исчезнет.

Новые категории деятельности и практики, как и включение связующих процессов и обратных связей на всех уровнях, значительно обогатили модель социального становления. Мы можем подытожить настоящую стадию разработки концепции расширенной диаграммой (рис. 15.2).

Среда: природа и сознание

Модель социального становления в том виде, как она до сего момента представлена, повисает в вакууме, поэтому наш следую 276

щий шаг должен состоять в обеспечении ей более широкого контекста. Социальное становление должно быть помещено в среду, на мой взгляд, двух видов: первый - природа, второй - сознание. Оба вида, если рассматривать их относительно человеческих действий и социетальных операций, очень близки. Поскольку люди живут в определенных пространстве и времени, используют естественные ресурсы, влияют на природные условия и т.д., постольку природа есть неизбежный «контейнер», в котором «помещается» социальная жизнь. Люди не могут существовать вне природы. Следовательно, природа является первым необходимым окружением социального мира. Но люди - мыслящие существа, использующие символы, общающиеся друг с другом, формирующие верования и т.д. Они всегда погружены в мир идей - как собственных, так и своих современников, и даже предшественников, и их невозможно представить вне этого окружения. Следовательно, сознание - вторая необходимая среда человеческого общества. Столь неизбежная двойственность человеческой конституции (люди одновременно являются и естественными объектами, и сознательными субъектами) влечет за собой двойственность той среды, в которой осуществляется человеческая практика.

Начнем с наиболее очевидной стороны, с естественной среды. Она существует в двух видах: как внешние природные условия, в которых действуют люди и оперируют структуры, и как внутренние черты индивидов, которые являются конечным субстратом общества. К внешним природным условиям могут быть отнесены климат; рельеф местности; животные, растения, микроорганизмы в их взаимодействии с природной средой; состав и строение земной коры и т.д. Все это имеет непосредственное отношение к человеческим действиям и к оперированию структур, находится с ними во взаимосвязях. Одни сети взаимосвязей поощряются, даже усиливаются, другие сдерживаются естественными условиями. Представим себе пути миграций и торговли, сети коммуникаций или типов поселений в горных районах и, напротив, на равнинах, в долинах, вдоль рек, на побережье или на островах. Вспомним также об иерархиях неравенства, богатства или власти, типичных для районов с бедными ресурсами, и о тех, что возникают в условиях природного изобилия. Это лишь случайные иллюстрации, которые приходят на ум. Природа влияет на общество не только извне, но и изнутри - через биологическую конституцию и генетический багаж популяции. Большая часть того, что происходит в обществе, зависит от умственных способностей, прирожденных талантов, физической силы, выносливости, здоровья и приспособленности каждого члена общества, рав 277

но как и от периодической повторяемости и распределения этих биологических черт по различным сегментам популяции.

В обеих формах - внешнего и внутреннего - влияния природная среда может выступать как негативный ограничитель (барьеры, ограничения) или позитивный поощритель (удобства, ресурсы). Чтобы выйти на еще более сложный уровень, необходимо рассматривать отношение природы и общества как двустороннее, взаимное. Природа производит периодически изменяющиеся условия, но в то же время это - условия взаимодействия для человеческой деятельности и практики. Она создает поле для возможной актуализации деятельности, но благодаря практике это поле может быть модифицировано. С одной стороны, оно может быть расширено за счет всей технологии, цивилизации и в целом «очеловеченной природы». Заметим, что «внутренняя среда», т. е. наследуемое (биологические или психологические задатки), также может расширяться в процессе деятельности. К этому «внутреннему окружению» относятся тренировки, умственные упражнения, самосовершенствование и выработка навыков. С другой стороны, обратное воздействие практики на естественную среду не обязательно положительно или выгодно, оно может быть неблагоприятным и даже разрушительным. Об этом свидетельствуют истощение ресурсов, недостаток энергии, экологические катастрофы и т.д. Вместе с тем так называемые болезни цивилизации, ухудшение здоровья, снижение выносливости людей показывают, что внутренняя, наследственная организация (природа) индивидов также подвергается неблагоприятному влиянию их собственных действий.

Обратимся теперь к социальному сознанию, или «идеологической среде». Погруженность в сознание - один из отличительных признаков социальных систем. Как считает Ян С. Яви, «социальный мир отличается тем, что его сущности, процессы и отношения возникают и формируются из действий его членов, а те, в свою очередь, опираются на теории и картины мира, которые они периодически создают» (205; 10). Другая формулировка принадлежит Кеннету Болдингу. «Социальные системы - это «направляемые образцы». Знание о самих системах является существенной частью их собственной динамики, т. е. такое знание о системе изменяет саму систему» (55; 7).

Сознание заявляет о себе на разных уровнях нашей модели. В первую очередь, сознание - это, конечно, свойства индивидуальных деятелей. Вслед за Гидденсом я придаю большое значение тому, что он называет «человеческой способностью к познанию». «Быть человеком, - пишет Гидденс, - значит действовать

целенаправленно, иметь разумные причины для своей активности и быть способным, если потребуется, разумно объяснить эти причины (включая ложные объяснения)» (149; 3). Разрабатывая некоторые идеи Альфреда Шюца, Гидденс различает две формы сознания: практическую и дискурсивную. «Люди способны не только контролировать собственную повседневную деятельность и деятельность других, но и контролировать сам этот контроль в своем сознании» (149; 29). Данный, несомненно фундаментальный онтологический факт необходимо учитывать в любой картине социальной реальности. Он позволяет говорить о сознании как индивидуальных, так и коллективных агентов, поэтому можно вести речь и о том, что называют «групповой культурой», «идиокультурой», «групповой идеологией» (338; 252), т. е. о характерном распределении идей в группе, типичных, доминантных, широко распространенных верований среди членов группы.

Поднимаясь с нижнего уровня нашей модели к верхнему, мы можем рассматривать сознание в менее индивидуалистических понятиях, уже не как содержание умов отдельных людей, но как надындивидуальные сети взаимосвязей, содержащие идеи, предписания, концепции, традиции, наподобие «коллективных представлений», своеобразных «социальных фактов» Дюркгейма или «третьего мира» Поппера (334; 180).

С обеих сторон сознание сталкивается с центральным онтологическим уровнем деятельности и практики. Потенциальные возможности агентов в значительной степени зависят от того, что люди в данном обществе действительно думают и во что верят (на уровне индивидуального и коллективного сознания), и от того, что их заставляют думать и во что верить идеологические структуры (идеологии, предписания, традиции, «встроенные» в социальное сознание). Первое может рассматриваться как внутренняя среда, поскольку оно размещается в человеческих головах, второе - как внешняя, поскольку это нечто надындивидуальное, существующее вне индивидуального человеческого разума. И то, и другое определяет возможные и невозможные виды практики, доступные и недоступные средства, достижимые или утопические цели. Ограничения, накладываемые природой, жесткие, материальные. Ограничения, накладываемые сознанием, - мягкие, идеологические. Это не означает, однако, что последние не могут быть крайне сильными. История тоталитарных режимов, религиозного фундаментализма и т.д. показывает, до какой степени люди могут быть порабощены господствующими доктринами и идеологиями. Феномен, называемый по-разному, в одном случае - как «подчиненный разум» (298), в другом 279

как «управление мыслью» (219), в третьем - как «власть в третьем измерении» (249), относится именно к этому виду запретов. Практика, в свою очередь, благодаря обратной связи, решающим образом влияет на сознание. Через практику люди обретают убеждения и проверяют их, получают подтверждение истинности или ложности тех или иных заявлений и собственных идей. Именно в практике и через практику, доказывая свою никчемность, неэффективность или антигуманность, разваливаются идеологические структуры, дискредитируются утопии и рушатся догмы, хотя нередко на это уходят века, поскольку принцип инерции действует здесь особенно сильно.

Тот факт, что операции деятельности и практики «погружены в море сознания» - внешнюю и внутреннюю среду, в среду мыслей, верований, идей, - имеет еще более важное значение. Сознание не только воздействует на практику, но является посредником в том влиянии, которое оказывает среда. Люди не просто «реагируют» на ситуацию, они интерпретируют, отбирают те или иные факторы и действуют на основе своих ощущений и выработанных методов. По утверждению Мертона, «мы реагируем не только на объективные черты ситуации, но и на тот смысл, который она для нас имеет» (293; 249). Сознание - индивидуальное, коллективное и социальное - служит вместилищем ресурсов (концепций, символов, правил и т.д.) для таких интерпретаций. Оно может держать людей в неведении относительно каких-либо ограничений или возможностей или открывать им глаза на них; может обманывать их, предоставляя неадекватные интеллектуальные инструменты для понимания реальности; но может развенчивать иллюзии, предлагая критические доводы. Таким образом, естественные условия, ограничивающие или стимулирующие практику, в значительной степени опосредованы «идеологической средой». Деятельность должна быть «разбужена» осознанием угроз или преимуществ, к которым она приведет. Вспомним, например, об «экологическом сознании», которое возникло недавно и побудило широкие массы к действиям против загрязнения среды, хотя на самом деле мир был загрязнен гораздо раньше, по крайней мере еще с начала индустриальной эры. Или возьмем «аэробику», настоящую манию тренировки тела, охватившую людей, когда они уяснили пользу физических упражнений, хотя сидячий образ жизни отрицательно сказывался на их здоровье еще в самом начале урбанизации.

На сознание влияют не только естественная среда, но и социальные структуры. Речь в данном случае идет не о сдерживании или поощрении людей прямым, непосредственным образом. Как

давно заметил Токвилль, люди могут терпеть эксплуатацию и лишения веками и восстают лишь с появлением эгалитарной идеологии, провозглашающей свободу, равенство и т.д. (414). Словом, революционная практика возможна тогда, когда пробуждается «революционное сознание». То же можно сказать и о выступлении женщин за свои права. В течение тысячелетий они сносили господство мужчин и стали протестовать против такого подчинения только с формированием «феминистского сознания». Экономические структуры рынка или политические структуры демократии доказали свою ценность во многих частях мира, но их полное принятие в Восточной Европе стало возможным лишь после того, как была достигнута высокая степень «демократического консенсуса» по вопросу о необходимости инициативы, конкуренции, плюрализма и т.д. Для того чтобы действительно полностью использовать возможности демократии, их сначала нужно осознать.

Говоря о решающей роли сознания в функционировании общества, необходимо избегать его односторонней абсолютизации. Было бы иллюзией думать, будто все, что происходит в обществе, осознается его членами. Существуют структуры, окружающие условия и даже собственные ресурсы, о которых люди и не подозревают. Зачастую они не способны предвидеть результаты, особенно долговременные, а также побочные эффекты. К. Поппер сформулировал это с помощью понятия «ситуативная логика» (334; 117). P. Мертон рассматривает подобные непреднамеренные и неосознанные последствия целенаправленных действий как центральную тему социологии. «Интеллектуальная задача социологов состоит в первую очередь в анализе непреднамеренных последствий (среди которых есть и скрытые функции) социальной практики, равно как и в изучении осознанных последствий (среди которых есть явные функции)» (287; 120). В сходном ключе трактует этот вопрос Э. Гидденс: «Человеческая способность к познанию всегда ограничена. Поток действий постоянно приводит к неожиданным последствиям, которые, в свою очередь, могут формировать условия для непреднамеренных действий по типу обратной связи» (149; 27). Эти ограничения агентов и действий отражены на среднем уровне нашей модели, где возможные характеристики деятельности и практики иногда можно рассматривать в качестве изолированных как от внешней, так и от внутренней среды, создаваемой сознанием. Таким образом, можно постулировать спектр ситуаций от «слепого действия» и «спонтанной практики» на одном полюсе до «осознанного действия» и «рационально управляемой практики» на другом. Вдоль этой

шкалы располагаются все степени влияния, которое сознание оказывает на функционирование общества.