Суждение вкуса совершенно не зависит от понятия о совершенстве

 

Объективную целесообразность можно познать только посредством отнесения разнообразного к определенной цели, следовательно, только через понятие. Уже и отсюда ясно, что прекрасное, суждение о котором имеет в своей основе только формальную целесообразность, то есть целесообразность без цели, совершенно не зависит от представления о добром, ибо последнее предполагает объективную целесообразность, то есть отношение предмета к определенной цели.

Объективная целесообразность бывает или внешней, то есть полезностью, или внутренней, то есть совершенством предмета. Из двух предшествующих отделов ясно, что то наслаждение предметом, ради которого мы называем его прекрасным, не может основываться на представлении о его полезности, ибо тогда это не было бы непосредственным наслаждением от предмета, что составляет существенное условие в суждении о красоте.

Но объективная внутренняя целесообразность, то есть совершенство, уже ближе подходит к красоте, и поэтому некоторые философы считали ее тождественной с красотой, только с такой прибавкой: если она мыслится смутно. В критике вкуса в высшей степени важно решить вопрос: действительно ли красота может разрешиться в понятие о совершенстве?

Чтобы судить об объективной целесообразности, мы всегда нуждаемся в понятии о цели и (если эта целесообразность должна быть не внешней полезностью, а внутренней) в понятии о внутренней цели, которая заключает в себе основу внутренней возможности предмета. А так как цель вообще есть то, на понятие о чем можно смотреть как на основу возможности самого предмета, то для того, чтобы представить себе объективную целесообразность в вещи, заранее должно быть дано понятие о том, какой должна быть вещь. Соответствие всего разнообразного в ней с этим понятием (которое дает правило соединения разнообразного в ней) есть качественное совершенство вещи. От него вполне отличается количественное совершенство, как полнота каждой вещи в своем роде, которое есть только понятие о величине (всеобщность), где уже заранее мыслится определенным, чем вещь должна быть, и спрашивается только о том, все ли потребное для этого в ней есть. Формальная сторона в представлении о вещи, то есть соединение разнообразного в одном (без определения, чем это должно быть), сама по себе отнюдь не дает никакой объективной целесообразности, так как от этого одного как цели (какой вещь должна быть) здесь отрешаются и ничего не остается, кроме субъективной целесообразности в душе созерцающего, которая, конечно, дает известную целесообразность состояния представлений в субъекте и удовлетворенность (Behaglichkeit) тем, что можно схватить данную форму в воображении, но не дает никакого совершенства какого-либо объекта, который здесь не мыслится ни через какое понятие цели. Если, например, я встречаю в лесу ровное место, вокруг которого по циркулю стоят деревья, и не представляю себе цели этого, а именно того, что этот луг должен служить для сельских танцев, то здесь, только через форму, не дается ни малейшего понятия о совершенстве. Но формальная объективная целесообразность без цели, то есть только форма совершенства (без всякой материи и понятия о том, чему это должно было бы соответствовать, если бы это было идеей закономерности вообще) есть истинное противоречие.

А суждение вкуса есть эстетическое суждение, то есть такое, которое покоится на субъективных основах, основа определения которого не может быть понятием, а значит, и понятием определенной цели. Следовательно, через красоту как формальную объективную целесообразность отнюдь еще не мыслится совершенство предмета как мнимо-формальная, хотя и объективная целесообразность. И то различие между понятием прекрасного и доброго, по которому оба они различаются только по логической форме, причем первое является только смутным, а второе – ясным понятием о совершенстве, причем оба они по содержанию и происхождению оказываются тождественными, совсем ничтожно. Тогда между ними не было бы специфического различия, но суждение вкуса было бы таким же познавательным суждением, как и то суждение, посредством которого нечто признается как доброе, – точно так же, как заурядный человек, когда он говорит, что несправедливо обманывать, основывает свое суждение на смутных, а философ – на ясных, но оба в сущности на одних и тех принципах разума. Но я уже показал, что эстетическое суждение есть единственное в своем роде и, безусловно, не дает никакого познания (даже и смутного) об объекте, ибо последнее дается только через логическое суждение, тогда как эстетическое суждение, через которое дается объект, относится исключительно к субъекту, не показывает никакого свойства предмета, а только отмечает целесообразную форму в определении способностей представления, которые занимаются этим предметом. Суждение называется эстетическим именно потому, что основа определения его не есть понятие, но чувство (внутреннее чувство) этой гармонии в игре душевных сил, поскольку только ее можно ощущать. Напротив, если хотят называть смутные понятия и объективное суждение, которое они имеют в основе, эстетическими, то для этого нужно было бы иметь рассудок, который дает чувственные суждения, или внешнее чувство, которое представляет свои объекты через понятия, а как то, так и другое одинаково противоречиво. Способность понятий, будут ли они смутными или ясными, есть рассудок. И хотя к суждению вкуса как к эстетическому суждению, как и ко всем суждениям, имеет отношение и рассудок, но он относится к нему не как способность познания предмета, но как способность определения суждения и его представления (без понятия) по их отношению к субъекту и его внутреннему чувству, и притом постольку, поскольку это суждение возможно по общему правилу.