III. Разделение общей логики на аналитику и диалектику

 

Старый известный вопрос, которым так часто затрудняли логиков и доводили их до того, что они должны были или допустить круг в определении, или сознаться в неведении, следовательно, признать тщету целой своей науки, гласит так: что есть истина? Обыкновенно отвечают: истина есть согласие познания с его предметом. Но спрашивается: какой же можно указать всеобщий и верный критерий истины всякого познания?

Немало нужно ума для того, чтоб знать: о чем можно предлагать разумные вопросы. Если нелеп вопрос и требует не нужного ответа, то, кроме стыда для предлагающего вопросы, он имеет еще и ту невыгоду, что приводит неосторожного слушателя к нелепым ответам и дает случай видеть смешную фигуру, как один (по сказанию древних) доит козла, а другой держит под ним решето.

Если истина состоит в согласии познания с предметом, то ясно, что посредством познания один предмет должен быть легко различаем от всякого другого; оно ложно, если не будет согласоваться с предметом, к которому относится; в ложном познании как будто содержится нечто такое, что может относиться и к другим вещам. Поэтому всеобщим критерием истины может быть только такой признак, который может иметь приложение ко всем познаниям без различия их предметов; но с другой стороны, ясно, что в таком критерии должно быть отвлечено всякое содержало познание (т. е. отношение к предмету), а между тем именно это содержание и условливает истину. Следовательно, невозможно и нелепо предлагать вопрос об общем признаке истины содержания познаний и, значит, невозможно указать удовлетворительного и вместе всеобщего признака истины. Согласно указанию нашему на содержание познаний, на упомянутый вопрос можно отвечать так: нельзя искать всеобщего признака истины познаний со стороны их содержания; ибо он противоречит самому себе.

Что касается до простой формы познания (независимо от всякого содержания), то ясно, что логика, излагая всеобщие и необходимые правила рассудка, указывает критерий истины в этих самых правилах. Что противоречит им, то ложно; иначе рассудок должен идти против всеобщих правил мышления, следовательно, против самого себя. Но такой критерий касается только формы истины, т. е. мышления вообще, и в этом смысле совершенно правилен; но еще недостаточен. Совершенно удовлетворяя логической форме, т. е. не противореча самому себе, познание может, однако ж, быть не согласно с предметом. Значит, логический критерий истины, т. е. согласие познания со всеобщими и формальными законами рассудка и разума, есть conditio sine qua non, следовательно, отрицательное условие истины; дальше этого логика не идет и никаким критерием не может открыть заблуждения, когда оно допущено в содержании, а не в форме.

Всеобщая логика расчленяет формальные деятельности рассудка и разума на их составные части и ставит их принципами всякой логической критики нашего познания. Эта часть логики называется аналитикой и составляет один только отрицательный критерий истины, ибо до исследования познаний со стороны содержания необходимо поверить их со стороны формы, дабы решить наконец, заключается ли в наших познаниях положительная предметная истина. Но одна форма познания, хотя бы и согласная с логическими законами, недостаточна для того, чтоб указывать на содержательную (объективную) истину познания. Поэтому невозможно отваживаться с одною логикою в руках судить о предметах и что-нибудь утверждать о них, не заручившись предварительно основательными сведениями вне логики; логические законы указывают нам только способ соединять их в связное целое или, лучше, только критиковать их. Но в этом кажущемся искусстве сообщать всем нашим познаниям рассудочную форму, хотя бы содержание их было очень бедно, заключается столько обольстительного, что весьма часто всеобщая логика, служащая только каноном обсуждения, употребляется в качестве органа для их образования, по крайней мере для защиты догматических мнений, следовательно, в сущности злоупотребляется. В качестве пресловутого органа всеобщая логика называется диалектикой.

Хотя древние употребляли это название совершенно в другом смысле, однако из действительной практики их можно заключить, что у них диалектикой называлась собственно логика видимости. Она была софистическим искусством давать характер истины неведению или намеренным сомнением, подделываясь под логический метод основательности и маскируя свои намерения посредством общих мест. Здесь можно сделать одно верное замечание: что в качестве органа всеобщая логика может быть только логикой видимости, т. е. диалектической. Ничего не говоря нам о содержании познания, логика должна иметь дело только с формальными условиями согласия его с рассудком, вовсе не касающимися самих предметов. Понятно, что попытка воспользоваться такой наукой как средством (органом) к расширению познаний должна кончаться пустыми речами, т. е. вероятными мнениями о всевозможных вещах или произвольными словопрениями.

Такие вещи несообразны с достоинством философии. Поэтому вместо диалектики явилась критика диалектической видимости, совместно с логикой. Так и мы станем понимать ее.