V. Принцип формальной целесообразности природы есть трансцендентальный принцип способности суждения

 

Трансцендентальный принцип есть тот, через который представляется общее условие априори, когда только под этим условием вещи и могут быть объектами нашего познания вообще. Но принцип называется метафизическим, если он представляет условие априори, под которым только объекты, понятие о которых должно быть дано эмпирически, далее могут быть определяемы априори. Так, принцип познания тел как субстанций и как изменяемых субстанций трансцендентален, если этим говорится, что их изменение должно иметь причину; но это метафизический принцип, если этим говорится, что их изменение должно иметь внешнюю причину; в первом случае, чтобы познать суждение априори, надо мыслить тела только путем онтологических предикатов (чистых – рассудочных понятий), например как субстанцию, а во втором надо полагать в основу этого суждения эмпирическое понятие тела (как подвижной вещи в пространстве) и тогда можно видеть вполне априори, что телу присущ и последний предикат (движения только через внешнюю причину). Таким образом, как я тотчас же и укажу, принцип целесообразности природы (в разнообразии ее эмпирических законов) есть трансцендентальный принцип. Понятие об объектах, поскольку они мыслятся как стоящие под этим принципом, есть только чистое понятие о предметах возможного опытного познания вообще и не заключает в себе ничего эмпирического. Но принцип практической целесообразности, который надо мыслить в идее определения свободной воли, есть метафизический принцип, ибо понятие о способности желания как воле должно быть дано эмпирически (оно не относится к трансцендентальным предикатам). Оба эти принципа все-таки не эмпирические, а принципы априори, ибо для соединения предиката эмпирическим понятием о субъекте их суждения мы уже не нуждаемся в дальнейшем опыте, но это соединение может быть усмотрено совершенно априори.

То, что понятие о целесообразности природы относится к трансцендентальным принципам, можно достаточно видеть из тех максим способности суждения, которые априори полагаются в основу исследования природы и которые все-таки ни к чему не имеют отношения, кроме возможности опыта, а значит, познания природы, но не как природы вообще, а как природы, определяемой через разнообразие частных законов. Они появляются – как сентенции метафизической мудрости по поводу некоторых правил, необходимость которых нельзя доказать из понятий, – на протяжении этой науки довольно часто, но только в разбросанном виде. «Природа идет кратчайшей дорогой (lex parsimoniae[46]); она не делает скачков ни в своих изменениях, ни в сопоставлении специфически различных форм (lex continui in natura[47]), ее великое разнообразие в эмпирических законах есть как бы единство под немногими принципами (principia praeter necessitatem non sunt multiplicanda[48])» – и многое другое.

Но если хотят указать происхождение этих основоположений и пытаются найти их на логической дороге, то это совершенно противно их смыслу. Они не говорят, что совершается, то есть по каким принципам наши силы познания действительно ведут свою игру и каким образом люди обыкновенно судят, но только то, каким образом должно судить; и тогда, если только эти принципы чисто эмпирические, этой логической объективной необходимости не бывает. Следовательно, целесообразность природы для нашей познавательной способности и для ее применения, которая очевидно отсюда возникает, есть трансцендентальный принцип суждения и, следовательно, нуждается в трансцендентальной дедукции, в силу которой основание для того, чтобы судить так, надо искать в источниках познания априори.

Мы прежде всего в основаниях возможности опыта находим нечто необходимое, а именно общие законы, без которых нельзя мыслить природу вообще (как предмет внешних чувств); эти законы основываются на категориях в применении к формальным условиям всякого возможного для нас созерцания, поскольку и оно тоже дано априори. Под этими законами способность суждения становится определяющей, ибо она не имеет иных оснований, кроме подведения под данные законы. Например, рассудок говорит: всякое изменение имеет свою причину (общий закон природы); трансцендентальная способность суждения должна здесь только указать условия подведения под данное рассудочное понятие априори; а это и есть последовательность определений одной и той же вещи. Для природы вообще (как для предмета возможного опыта) этот закон познается как безусловно необходимый. Предметы эмпирического познания, кроме этого формального условия времени, определяются или, поскольку можно судить априори, определимы еще некоторыми способами, так что специфически различные природы, кроме того, что они могут иметь общего как относящиеся к природе вообще, могут быть причинами еще бесконечно разнообразными способами, и каждый из этих способов должен (по понятию причины вообще) иметь свое правило, а это правило есть закон, и, значит, оно вводит с собой необходимость, хотя мы, по свойствам ограниченности нашей познавательной способности, и не усматриваем этой необходимости. Следовательно, в природе, только по отношению к ее эмпирическим законам, мы должны мыслить себе возможность бесконечно разнообразных эмпирических законов, которые для нашего усмотрения совершенно случайны (априори не могут быть познаваемы) и по отношению к которым мы смотрим на природу по эмпирическим законам, а на возможность единства опыта (как системы по эмпирическим законам) – как на нечто случайное. Но так как необходимо предполагать и признавать такое единство, ибо иначе не может быть сплошного соединения эмпирического познания в целое опыта, ввиду того, что общие законы природы, хотя они и дают такое соединение для данного рода, как вещей природы вообще, не дают его специфически, как именно для таких сущностей природы, – то способность суждения для своего собственного применения априори должна признать как принцип, что случайное для человеческого усмотрения иметь в частных (эмпирических) законах природы, хотя и непостигаемое для нас, но мыслимое закономерное единство в соединении его разнообразного в опыте, возможном в себе. Следовательно, так как нечто, правда, соответствующее необходимому стремлению (потребности) рассудка, но вместе с тем в себе случайное, представляется нам как целесообразность объекта (здесь природы), – то способность суждения, которая по отношению к вещам под возможными (еще не открытыми) эмпирическими законами бывает только рефлектирующей, для нашей познавательной способности должна мыслить природу по принципу целесообразности, который и выражается в вышеуказанных максимах способности суждения. Это трансцендентальное понятие о целесообразности природы – и не понятие природы, и не понятие свободы, ибо оно ничего не придает объекту (в природе), но только указывает тот единственный способ, как в рефлексии мы должны поступать с предметами природы в интересах сплошь соединенного опыта, то есть субъективный принцип (максиму) способности суждения. Поэтому мы всегда бываем рады счастливому для нашего стремления случаю, радуемся (собственно, освобождаемся от потребности), когда встречаем такое систематическое единство под чисто эмпирическими законами; и мы необходимо должны допустить, что такое единство действительно существует, хотя бы мы не могли усмотреть и доказать этого.

Чтобы убедиться в справедливости этой дедукции предлежащего понятия и в необходимости признать его как трансцендентальный принцип познания, подумайте только о серьезности задачи: из данных восприятий природы, во всяком случае заключающей в себе бесконечное разнообразие эмпирических законов, надо сделать связный опыт; а эта задача уже априори лежит в нашем рассудке. Правда, рассудок априори знает общие законы природы, без которых она не могла бы и быть предметом опыта, но он, кроме того, нуждается в знании известного порядка природы, частных правил ее, которые он может узнать только эмпирически и которые по отношению к нему самому случайны. Эти правила, без которых не могло бы быть перехода от общей аналогии возможного опыта вообще к частным опытам, он должен мыслить себе как законы (то есть как нечто необходимое), ибо иначе они не создавали бы никакого порядка природы, хотя бы он никогда не мог познать или усмотреть их необходимости. Хотя, следовательно, он по отношению к этому (объекту) априори ничего определять не может, все-таки, чтобы следовать этим так называемым эмпирическим законам, он должен положить в основу всякой рефлексии о них принцип априори, а именно тот, что познаваемый по ним порядок природы возможен; такой принцип выражают следующие суждения: в ней есть постижимое для нас подчинение родов и видов; каждый из них, в свою очередь, по общему принципу может приближаться к другому, а через это возможен переход от одного из них к другому и высшему роду; хотя для специфического различия действий природы для нашего рассудка первоначально кажется неизбежным допускать ровно столько же различных видов причинности, но все эти проявления могут быть сведены к небольшому числу принципов, отысканием которых мы и должны заняться, и т. д. Такое соответствие природы с нашей познавательной способностью способность суждения, в интересах своей рефлексии о природе по ее эмпирическим законам, предполагает априори, тогда как рассудок объективно признает это соответствие как нечто случайное; только способность суждения приписывает его природе как трансцендентальную целесообразность (по отношению к познавательной способности субъекта), ибо, не предполагая этого, мы не имели бы никакого порядка природы по эмпирическим законам, значит, никакой руководящей нити для опыта, обнимающего ее в ее разнообразии, и для исследования ее.

Вполне возможно мыслить, что, несмотря на все единообразие вещей природы по общим законам, без которого не было бы и формы опытного познания вообще, специфическое различие эмпирических законов природы со всеми их действиями все-таки может быть настолько значительным, что наш рассудок не мог бы усмотреть в ней какого-либо понятного порядка, разделить ее продукты на роды и виды, чтобы принципами объяснения и понимания одного пользоваться для объяснения и понимания другого и чтобы из такого, для нас очень запутанного (собственно, только бесконечно разнообразного, несоразмерного с нашей способностью понимания) материала сделать связный опыт.

Способность суждения для возможности природы иметь в себе, следовательно, и принцип априори, но только в субъективном отношении, где она предписывает закон не природе (как автономия), но себе самой (как самозаконность) для рефлексии о природе;  это можно было бы назвать законом спецификации природы по отношению к ее эмпирическим законам; этого закона способность суждения априори в природе не познает, но допускает ради познаваемого для нашего рассудка порядка в себе в делении ее общих законов, если она хочет подчинить им разнообразие частных. Следовательно, когда говорят: природа по принципу целесообразности специфицирует свои общие законы для нашей познавательной способности, то есть для соответствия их с человеческим рассудком в его необходимой задаче – для частного, которое ему дает восприятие, найти общее, и для различного (для каждого вида общего) снова найти соединение в единстве принципа, – то через это природе не предписывают закона и ничего не узнают о ней через наблюдение (хотя этот принцип через это наблюдение и подтверждается). Это принцип не определяющей, а только рефлектирующей способности суждения. Здесь хотят только, как бы природа ни была устроена по своим общим законам, по этому принципу и по основывающимся на нем максимам проследить до конца ее эмпирические законы, ибо с применением нашего рассудка в опыте мы можем идти вперед и приобретать познания только до той черты, до которой имеет место этот принцип.