Особенность Анжеро-Судженска

 

Несколько слов о самом городе. В советское время, особенно в эпоху застоя Анжеро-Судженск был относительно благополучным городом. Квалифицированный шахтер, как правило, был обеспечен квартирой из молодежного жилищного комплекса, мог позволить себе купить видеоаппаратуру, машину, а также иметь ежегодный выездной отдых. Тем сильнее был общественный шок, когда жители города уже с середины 90-х гг. перестали регулярно и в полной мере получать заработную плату. Позже она перестала выдаваться вообще, - вместо зарплаты рабочим выдавалась булка хлеба, правда, один раз в месяц и еще банка сметаны.

А ведь когда-то Анжеро-Судженск был известен не только как шахтерский город, в нем были и предприятия уникального производства, например, Горстеклозавод, который выпускал не только оконное стекло для всей Сибири, но и делал стекло для космического оборудования. В Западной Сибири другого такого предприятия, аналогичного этому просто нет. 

  Вследствие такого шокирующего падения уровня жизни часть рабочих начала деградировать: спиваться, некоторые начали обменивать продуктовые талоны на водку. Но другая часть стала активно протестовать против такой нечеловеческой жизни: начались забастовки и голодовки, но это ничего не дало.                   

Говоря о городе, стоило бы сказать несколько слов о специфике его властей. По мнению одного из лидеров Сибирской конфедерации труда, такого серого и убогого директорского корпуса как в Анжеро-Судженске просто нигде нет. И даже то обстоятельство, что недалеко от него располагается такой старинный культурный центр как город Томск (его еще называют “Сибирские Афины”) ничего не меняет. Такого количества необразованного, да и просто глупого начальства как в Анжеро-Судженске нигде нет.

Соответственно не приходится говорить о какой-либо либеральной культуре начальства и уж тем более, о культуре переговоров. Угрожать и давить лидеров профсоюзного и рабочего движения, а еще лучше - по возможности лишать их работы - вот господствующий стиль местного начальства по отношению к человеку труда, особенно, если он позволяет себе осознавать и отстаивать свой интерес. Это характерно не только для Анжеро-Судженска, но и для администрации Томска и Новосибирска.

Волну протестного движения рабочих Анжеро-Судженска, вызванную резким ухудшением их положения, особенно усилило откровенно хамское к ним отношением со стороны администрации. Конечно, выросшая в силу всех этих причин активность рабочих Анжеро-Судженска не могла не вспугнуть местное начальство. Более того, по мнению профсоюзных активистов Анжеро-Судженска, одна из особенностей этого города заключается в том, что в Сибири, а может быть, и в целой России нет такого города как этот, где бы начальство так боялось своего собственного населения. И это следствие не столько того, что в Анжеро-Судженске собрались трусливые чиновники, сколько - результат активности профсоюзных и рабочих активистов.

 Не надо забывать и то обстоятельство, что еще в советский период большинство шахтеров имело профессиональное образование, а часть из них - даже высшее инженерное. Причем, если при получении оценок и дипломов по отношению к начальству в институтах, как правило, делались скидки, то к рядовым шахтерам на экзаменах требования были более строгими и потому учится им приходилось по-настоящему. Вот почему у определенной части шахтеров уровень образования был не ниже, чем у администрации, а иногда и выше. Да и по личным способностям рабочие часто находились на более высоком уровне.

Такие шахтеры вполне могли работать инженерами и руководителями участков, но желающих идти на руководящие должности, среди них было не так уж и много. И даже деньги в таком случае не всегда играли решающую роль. Да, заработная плата руководителя участка была выше заработной платы квалифицированного шахтера, но и ответственность руководителя была значительно выше.

 Надо сказать, что на руководителей в советское время возлагалась большая ответственность, причем, не только перед администрацией завода, но и перед заводской партийной организацией и уж, конечно, в первую очередь, не за политические взгляды шахтеров, а за такие вопросы, как: выполнен ли план добычи угля на участке и по шахте в целом; много ли брака;, есть ли технологические нарушения; были ли несчастные случаи на участке; или что делать с шахтером, который оказался нетрезвым на рабочем месте и многие другие вопросы.

И эта ответственность была настолько высокой, и постоянной, что практически не окупалась той разницей в зарплате, которую имел этот руководитель по сравнению с не руководителем той же квалификации. Как говорят в таких случаях: “Нервы стоят дороже.” Принципиально иная ситуация сегодня, когда зарплата менеджеров даже среднего звена на крупных предприятиях превышает среднюю заработную плату его работников в несколько раз.

Так что, в советские времена среди шахтеров было немало образованных людей, а знание и рабочая практика позволяла им анализировать и разбираться в вопросах производства и управления зачастую лучше самого начальства. Вот почему, уже в сегодняшней ситуации, например, когда у мэра города идут переговоры, рабочий-шахтер зачастую в своем выступлении анализирует положение на шахтах лучше, чем ее директор, который сидит и молчит. Грамотность, знание и понимание ситуации не только укрепляет у рабочих чувство достоинства, но и позволяет им не склоняться перед начальством.

 Надо сказать, что такое отношение на равных возникло еще раньше в советские времена: во-первых, тогда не было такой резкой социальной дифференциации; во-вторых, в небольших рабочих городках, где, как правило, все знали друг друга хорошо еще с детства, лишь одно выражение начальственной важности на лице вызвало бы немало насмешек у горожан. Так что, в отличие от крупных городов и региональных центров и уж тем более, Москвы, в таких местах, как Анжеро-Судженск, дух иерархического почитания начальства здесь не очень-то прижился.

Поэтому неудивительно то, что в Анжеро-Судженске шахтеры, особенно те, кто проработал на шахтах по 20 лет и более, даже сегодня на равных разговаривают со своим начальством, тем более, что большинство из них - их вчерашние товарищи по бригаде или участку. Не редкостью является и то, что шахтеры могут открыто критиковать свое начальство, причем порой даже в насмешливо-дружеской форме. Например, сказать начальнику, обращаясь по имени: “Ивашка, ну что ты там ерунду говоришь”. А если собирается пикет, рабочие могут спокойно зайти к начальнику в кабинет и потребовать от него ответа на вопросы, от которых зависит перспектива предприятия, а значит и их личная перспектива.

Привычная манера чиновников уходить от вопроса, или говорить так, чтобы при этом ничего не сказать (ведь карикатурность разговорного стиля Черномырдина как раз и порождена этим), или отделываться абстрактными обещаниями – такой подход шахтерами не принимается. Они требуют от начальника внятного ответа, вплоть до того, что не выпускают его из кабинета, пока он не даст полный и ясный ответ. Одним словом, рабочие Анжеро-Судженска достаточно радикальны и в выражении своих интересов и в формах их отстаивания. Но это, в отличие от тех левых, для которых игра в экстремизм – любимое занятие) у шахтеров возникает, как правило, не из их любви к радикальности, а из радикальности самого экономического и социального положения, в котором они, как и все трудовое население страны оказались в результате “демократических и рыночных” реформ.

Рельсовые войны

 

Это быстрое ухудшение материального положения работников в Кузбассе, причем такое, какого не было ни в одном регионе, конечно же и стало главной причиной вспыхнувшего в Анжеро-Судженске волны протеста. Надо сказать, что ухудшение в Северном Кузбассе было намного резче и острее чем, например, в южном. Более того, про Анжеро-Судженск власти не стеснялись даже официально заявлять, что этот город надо вообще ликвидировать, а вслед за ним и другие шахтерские города - Прокопьевск и Киселевск.

 Такая экономическая бесперспективность людей в Анжеро-Судженске плюс неотесанность и грубость начальства, его стремление жестко подавить рабочих лидеров - все это в итоге привело к рельсовым войнам. И действительно, только в 1998 году было пять перекрытий Транс-Сибирской магистрали.

Здесь надо сказать несколько слов специально о роли женщин в этих рельсовых войнах, которые зачастую были более радикальны, чем мужчины. Например, был такой случай, когда шахтеры, организовав очередную забастовку, в знак протеста сидели возле мэрии. Всем становилась понятной бессмысленность дальнейшего сидения в центре города. Тогда одна из женщин, бастующих вместе с ними, выступила с резкой критикой шахтеров: ”Что Вы здесь сидите? Надо идти и перекрывать магистраль (транс-сибирскую)! Вы что боитесь? Вы что, мужчины, трусы?”

И это обращение женщины к шахтерам стало той искрой, которая подняла новую волну в протестном движении. Неслучайно, в Анжеро-Судженске начальство больше всего боится женских пикетов, зная, что работницы способны идти до конца в отстаивании своих требований.

Говоря о рельсовых войнах, нельзя не сказать и о роли “красного” губернатора Кемеровской области Тулеева, который в свое время являлся членом КПРФ. Поначалу Тулеев поддержал эти рельсовые войны. По мнению профсоюзных активистов Кузбасса, Тулееву это протестное движение шахтеров поначалу было выгодно, т.к. ему нужны были средства под новые рабочие места. Конечно, прямо об этом он не говорил, но зато об это откровенно хвастались работодатели, говоря, что под новые рабочие места относительно легко получить деньги. Но в реальности ни одного нового рабочего места для шахтеров ни Тулеевым, ни остальными работодателями так и не было обеспечено.

 Вот почему профсоюзы в составе «Сибирской Конфедерации Труда» в первую очередь создали координационный комитет занятости, чтобы контролировать деньги, направленные на создание новых рабочих мест.

Вообще Тулеев все время пытался манипулировать рабочим движением. По мнению профсоюзных активистов, уже летом 1998 года стало понятно до какой степени он заигрался протестным движением. Но его авантюризм и манипулирование лишь усилили рабочее движение. А летом того же года рельсовые войны (а к этому времени их было уже семь) вышли даже из-под его контроля.