В условиях криминальной России

 

А теперь несколько слов о специфике социологического исследования. Во-первых, понять объективную сущность и противоречия социальных процессов рабочего движения, не включаясь в них лично - очень не просто. Постмодернистская отстраненность (а по сути – безразличие) исследователя, для которого, как бы, равно ценны и равно интересны как борющиеся за свои права работники, так и паразитирующие на них олигархи и криминальные капиталисты, не стесняющиеся натравливать на безоружных рабочих спецподразделения, - такая позиция, а точнее – ее отсутствие неизбежно может сыграть с таким аналитиком злую шутку.

Занимаясь проблемами рабочего движения и при этом, оставаясь «над схваткой» можно увидеть лишь некоторые формально-юридические и формально-экономические стороны дела, но не его сущность. Тема протестного движения требует не только конкретно-определенной позиции исследователя по отношению к тому, что в нем происходит, но и личного, не только аналитического, но и практического участия автора в этом движении.

Во-вторых, специфика исследования протестного движения заключается в том, что его теоретическое осмысление обязательно предполагает   диалектический метод, ибо оно связано с отражением реальной борьбы, становления и развития этого движения в его действительных противоречиях. Вот почему единственным ключом к истинному (в той мере, в какой это вообще возможно в данных условиях) проникновению в тайны протестного движения стало личное включение автора в саму эту деятельность. Впрочем, это и понятно: истина всегда конкретна и соотнесена с практикой как со своим критерием-источником.

Именно уже изнутри протестного движения, причем на «собственной шкуре» (которую в криминальных условиях, кстати, запросто могут и повредить – и это так же важно для понимания реальной диалектики борьбы) можно не только увидеть, но и в совместной с борющимися рабочими деятельности распредметить суть дела. Более того, правоту собственного понимания проблем протестного движения придется всякий раз заново доказывать и опять-таки личным участием и работой (консультациями, организационной помощью) в нем, что, кстати, не раз и происходило на практике. Так что, понимание протестного движения нельзя сводить только к информации о нем - это еще и тот род знания, которое обязательно предполагает личное отношение к нему.

В-третьих, специфика исследования рабочего движения определена еще и тем, что заниматься изучением этой темы приходится в условиях бюрократической и криминальной не только экономики, но и всей атмосферы в целом. Социологическое исследование в криминальных условиях – это больше, чем научное исследование. Кто занимался в России - тот знает. И действительно, исследование рабочего движения в России оказалось неп­ростым, а порой и небезопасным делом, хотя поначалу все это представлялось иначе.

До этого у меня и моих товарищей был опыт борьбы с представителями мэрии Москвы (господами Музыкантским и Лазаревым) за сохранение го­родской библиотеки им. Некрасова, которую они хотели вывести из центра, чтобы на ее месте построить очередной офис. Тогда нам удалось отстоять основную часть библиотеки - она пока еще стоит на Пушкинской площади, напротив Макдональдса). А еще годом раньше, борясь с дирекцией театра Киноактера, пытавшейся превратить его в казино, нам удалось совместно с его актерами защитить спектакль по пьесе М.Горького «На дне» (реж. Э.Марцевич) от снятия его из репертуара. Показательно и то, что это был едва ли не единственный в постсоветской Москве спектакль о трудящихся, хотя и дореволюционной России.

После этих, объективно небольших, но для нас совсем не маленьких (ибо дело касалось чьей-то прибыли и не маленькой) побед, причем в Москве - центре российского криминального бизнеса и бюрократии, исследование заводов в рос­сийской провинции поначалу показалось мне делом куда менее сложным: ведь я и мои товарищи собирались лишь понять роль трудовых коллективов в протестном движении, а вовсе не зани­маться тем, чтобы (как это было в случае с библиотекой и те­атром) портить чьи-то финансовые аппетиты.

Уверенность придавала также и память о личном участии в крупно­масштабном социологическом исследованиях с выборкой в несколько тысяч респондентов еще в советские 80-е гг. на Магнитогорском металлургическом комбинате. Методика проведения исследований и опросов была известна. Оставалось решить только одну тех­ническую проблему - как попасть на завод. Но разве это проб­лема?

Действительно, на первый взгляд, казалось, что этот вопрос решается достаточно просто: надо найти телефон администра­ции, потом позвонить секретарю директора и договориться о встрече с ним – вот и все решение. Да, это видимо так, но только в случае, если вы - иностранный специалист, или журналист, или же депутат Государственной Думы, хотя и это еще не абсолютный гарант. Но если вы, например, просто российский исследователь, то попадание на завод для вас становится уже достаточно серьезной проб­лемой. Правда, иногда вас могут даже пустить на завод, но кроме дипломатического разговора длиною в одну чашку чая вас более ничем не угостят.

Моя личная и уже богатая практика решения этой проблемы - едва ли не самая трудная и в определенном смысле интересная часть в процессе проведения самого исследования. К сожалению, я не могу об этом писать подробно, чтобы не рисковать личной возможностью дальнейших исследований. Но в любом случае решение уже одного этого вопроса (как исследование в исследовании) показывает всю меру и российской «демократии», и «свободы», и «прав человека» и особенно «человека труда», который сегодня является лишним для капитала, впрочем, и как сам труд.

Спекулятивная природа российского капитала (возникшего по формуле «У-П-У»: украл – перепродал- убежал),  делает труд зачастую просто ненужным. Эта ненужность труда современному капиталу поначалу повергала российских рабочих в глубокую растерянность, независимо от их политических убеждений. Действительно,  сегодня в России идет настоящая война между капиталом и трудом и ее линия фронта как раз и проходит на поле протестного движения. Другой вопрос – сумеют ли российские рабочие превратить эту войну против криминального капитала в борьбу не только за право на труд, но самое главное -   за освобождение труда, а значит и за свое собственное освобождение (как когда-то большевики сумели перевести Первую империалистическую бойню на рельсы революции) – на этот вопрос придется отвечать уже не только рабочим, но и всем кто для себя в этой жизни уже сделал выбор.

Введение

1. Протестное движение в России:

Положение и динамика

  После периода активного выступления шахтеров еще в конце 80-х гг. в СССР историю протестного движения уже в постсовесткой России можно разбить на два этапа. Первый – это период с 1991 по конец 1999 гг., и второй – с конца 1999 года по настоящий момент. Если первый этап имел все циклы своего развития, завершившись событиями на ВЦБК, то второй этап, начавшись с упадка протестного движения лишь только сейчас набирает силу. Понять различие этих этапов, их общность - для автора данной работы является важнейшей задачей не только исследовательской работы, но и условием личного участия в практическом прокладывании и подкреплении вместе со своими товарищами левых альтернативных тенденций общественного развития не только России, но и мира.

По классификации Э.Рудыка и Я.Керемецкого, все предприятия, на которых нам приходилось бывать можно разделить условно на два вида. Первый из них – это те, на которых работники протестуют против невыплат заработной платы, сокращения занятости, ухудшения материального положения, закрытия своих предприятий. И таких предприятий большинство. Второй тип – это где трудовые коллективы повышают уровень своих требований: они отстаивают свое право не только контролировать, но и распоряжаться (частично или полностью) хозяйственной властью на производстве.

Пережив волну оживления, массовые забастовки на различных предприятиях России с активными действиями, направленными на изменение руководства предприятием, форм собственности (борьба за деприватизацию, рабочий контроль и самоуправление) в конце 1999-2000 гг. пошло на убыль особенно в 2001 году. По мнению А.Колганова, это отчасти было связано с относительной стабилизацией в социально-экономическом развитии России. Но уже в этом – 2002 году, хотя еще и слабо, но, тем не менее, начинает подниматься новая волна рабочего движения, о чем российская пресса пытается старательно умалчивать. 

Экономические предпосылки

В России в процессе «рыночных реформ» не только произошел глубочайший спад производства (максимальный кумулятивный спад ВНП составил 50%, средних реальных доходов – более 30%, доходов низших и средних доходных групп работников промышленности, составляющих типичную среду протестного движения, - более 50%). Лишь в последние два года начались некоторые позитивные подвижки в экономике, но они затрагивают далеко не все отрасли и регионы, весьма нестабильны и противоречивы.

Но главное даже не в этом. В стране сложилась система олигархически-криминального капитализма, что ныне не секрет не только для отечественных, но и для зарубежных специалистов. В результате отношения труда и капитала в наших условиях оказываются весьма далеки от модели договорных отношений свободного наемного работника и работодателя, честно конкурирующих на рынке рабочей силы и развивающих отношения социального партнерства. В нашей стране отношения капитала и труда пронизаны пережитками советского патернализма и полуфеодального, внеэкономического принуждения, осуществляются в условиях правовой незащищенности работников и сращенности бизнеса как с организованной преступностью, так и с государственной бюрократией - все это будет показано в работе ниже.

Говоря о предпосылках российского рабочего движения, стоило бы специально показать экономическую ситуацию того периода, который как раз и вызвал самую мощную волну протестных действий трудящихся России. Речь идет в первую очередь о пике протестного движения - периоде 1997 –1998 гг., когда совокупность экономических предпосылок протестного движения достигла своей «критической массы». Остановимся на самых главных из них.

Задолженность по зарплате «в декабре 1997 года имели 97,5 тыс. предприятий и организаций, в том числе, в промышленности более 51 тыс., а в отраслях социальной сферы – свыше – 48 тыс. Каждое четвертое предприятие по состоянию на конец 1997 г. было признано неплатежеспособным. Общая сумма задолженности к 1 декабря 1997 года по данным Госкомстата РФ составляла 55, 6 трл. руб. Поэтому положение в этом отношении по сравнению с 1996 г. в ряде регионов стало еще напряженнее» (1)

«К началу 1998 года, по информации ФНПР, около 100 тыс. предприятий, на которых было сконцентрировано подавляющее число работающих по найму, не выполняли своих обязанностей по расчетам с работниками» (2)

В этот период рабочие вместе денег получали либо продовольственные, либо промышленные товары, например, двери, или водка, хрустальные изделия, и даже …гробы (это не шутка). Развивалась бартерная система, которая не давала рабочим иметь деньги. Хотя в это время «администрация, причем, не только заводская, но и территориальная, как правило, исходила из своей личной корысти, тратя бюджетные средства на приобретение квартир, автомобилей, гаражей, на заграничные поездки, назначая при этом себе многомиллионные оклады, превышающие в 20-30, а иногда и в 100 раз зарплату работников и выписывая для собственных нужд дополнительные ссуды» (3). Этим могли похвастать руководители многих предприятий: Кировское муниципальное предприятие, «Ростсельмаш», АО «Меланк (Ивановская область), ОАО «Хакасуголь», ОАО «Текстильмаш» (Чувашия) (4)

Так, начисленная номинальная среднемесячная заработная плата возросла по сравнению с 1996 годом почти в 1,2 раза, а размер реальной зарплаты увеличился всего на 4,38% (5). В 1997 году на долю 10% наиболее обеспеченной части населения приходилось 31, 7 денежных доходов, а на долю 10% наименее обеспеченной части населения – всего лишь 2,6 %. (6) В 1997 году общая численность занятых по сравнению с 1991 году сократилась на 8,4 млн. чел (7).

Здесь надо учесть и другие факторы: например, из-за нарушения норм и правил охраны труда в РФ за 1995-97 гг. пострадало свыше 970 тыс. чел., а более 18 тыс. работников в результате аварий на производстве погибли (8).