Развитию культа индивидуализма

як

<35 Теперь мы перейдем (хотя и весьма произвольно) к рассмотрению физического аспекта печатной книги, кото­рый внес немалый вклад в развитие индивидуализма. Я

имею в виду ее карманный размер. Подобно тому как моль-бертная живопись деинституционализировала картины, книгопечатание разрушило монополию библиотек. Мозес Хадас в книге «Служанка классического чтения» (р.7) ука­зывает: «Папирус, сворачиваемый в свитки, оставался основным материалом для книг до введения, прежде всего христианами ради удобства иметь Евангелия в едином то­ме, формы кодекса, тетради и, как следствие, использова­ния пергамента как более подходящего для нее». Он добав­ляет:

Кодекс, который, собственно, представляет собой со­временную книгу, состоит из страниц, сшиваемых вмес­те, и потому гораздо более компактен, чем свиток... Его можно уменьшить до удобного карманного размера, и этим преимуществом объясняется то, что такая форма распространилась среди христиан в четвертом веке... Так, большинство сохранившихся языческих книг тре­тьего века — свитки, тогда как большинство христиан­ских книг имеют форму кодекса. Обычный размер книги был десять на семь дюймов.

Как сообщают Февр и Мартен в «Появлении книги» (р.126), в первые века существования книгопечатания именно молитвенники и часословы более всего издавались в карманном размере: «Более того, благодаря книгопечата­нию и возрастанию числа текстов книга перестала казать­ся редкой вещью, которую можно достать только в библио­теке. Соответственно, книга все более и более становилась предметом, который всегда находится под рукой для того, чтобы ее можно было читать везде и в любое время».

Эта вполне естественная тенденция ко все большей до­ступности и компактности книги шла рука об руку с уве­личением скорости чтения благодаря унификации шрифта. Та же тенденция вела к формированию рынков и обшир­ной аудитории, что было совершенно естественным следст­вием гутенберговского предприятия. Февр и Мартен одно­значно утверждают (р.162): «С самого начала книгопечата­ние представляло собой отрасль промышленности, регули­руемую теми же законами, что и любая другая, а книга — продукт производительной деятельности человека, кото­рый таким образом зарабатывал себе на жизнь, даже если при этом он был гуманистом и ученым».

Далее эти авторы рассматривают вопрос о том, что для книгопечатания и издательской деятельности был необхо­дим солидный капитал, а также о высокой степени ком­мерческого риска, о ценах и развитии рынков. Уже в шест­надцатом столетии тенденции книжного рынка предвеща­ют «появление цивилизации массовости и стандартиза­ции». Постепенно формировался новый тип общества по­требления. При том, что к 1500 г. было выпущено около 30-35 тыс. изданий общим тиражом около 15-20 млн экзем­пляров, львиную долю (75%) составляли книги на латин­ском языке. Но точно так же, как между 1500-м и 1510 г. печатная книга обошла по количеству рукописную, книги на национальных языках стали вскоре вытеснять латин­ские. И это было неизбежно, поскольку клерикальная эли­та всей Европы не могла сравниться с национальной ауди­торией, читающей на родном языке. Книгопроизводство было серьезным предприятием, требующим значительных вложений и обширных рынков сбыта. Февр и Мартен пи­шут (р.479): «Таким образом, шестнадцатый век, эпоха воз­рождения древней культуры, был одновременно веком утраты латынью своих позиций. Особенно заметной эта тенденция становится к 1530 г. Читающая аудитория... ста­новится все более мирской, ее значительную часть состав­ляли женщины среднего класса, часто не знающие ла­тынь».

Проблема «чего хочет публика» была главной для кни­гопечатания с самого начала. Но так же, как внешний вид печатной книги долго еще сохранял черты рукописной, книготорговля долгое время продолжала зависеть от сред­невековой ярмарки как способа сбыта. «На протяжении средних веков книготорговля по вполне понятным причи­нам носила в основном букинистический характер; лишь с изобретением книгопечатания начал формироваться новый книжный рынок»²¹⁰. Чтобы лучше понять средневековый способ торговли книгами, можно провести параллель с со­временной торговлей произведениями живописи как ан­тиквариатом. Картины, антиквариат, старинные мануск­рипты суть вещи одного порядка. И если поначалу печат­ная книга внешне напоминала рукописную, то только пото-

²¹⁰ Buhler, The Fifteenth Century Book, p.33.

му, что это соответствовало привычкам читателей. Булер приводит забавный факт (р. 16): поначалу печатная книга часто передавалась писцам для переписывания. Иными словами, в эпоху первопечатания на новое изобретение ' смотрели всего лишь как на другую форму письма.