Насколько тиражированный печатный текст сумел заменить тайную исповедь?

е5 В начале своей книги «О достоинстве и приумножении наук» Бэкон излагает краткую историю ренессансной про­зы, которая косвенно дает представление о роли книгопе­чатания:

Мартин Лютер, отличавшийся, несомненно, незау­рядной предусмотрительностью, обнаружив свое одино­чество в борьбе против римской церкви и ее вырождаю­щихся традиций и не чувствуя никакой поддержки со стороны своего времени, был вынужден призвать на по­мощь античность, воззвать к прошлому, для того чтобы составить партию против настоящего. Благодаря этому античных авторов как церковных, так и светских, дол­гое время дремавших в библиотеках, начали активно читать и возрождать к жизни. Вследствие этого возник­ла необходимость в более точном знании древних язы­ков, на которых они писали, во-первых, для лучшего понимания, а во-вторых, для более точного применения их слов. А отсюда уже пошло увлечение их стилем, ма­нерой выражения и восхищение такого рода литерату-

рой. Этому весьма способствовало еще и то обстоятель­ство, что сторонники этих примитивных, но кажущихся новыми взглядов питали вражду и неприязнь к схола­стам, ибо последние были, как правило, на противопо­ложной стороне и придерживались совершенно иной манеры и стиля в своих писаниях. Они без боязни со­здавали новую терминологию, для того чтобы выразить свое собственное понимание и избежать двусмысленно­сти, и совсем не заботились о чистоте, приятности язы­ка и, так сказать, соблюдении законов риторики¹⁹⁵. Таким образом, Бэкон утверждает, что все гуманисти­ческое движение в области языков и исторического воз­рождения было лишь следствием религиозных различий. Книгопечатание сделало доступными авторов далекой древности, что вызвало попытки имитации их стиля. Схо­ласты же с их техническим и лаконичным стилем остались совершенно в стороне он этого веяния и не сумели завое­вать популярности у нового читателя. Все возрастающую аудиторию можно было завоевать лишь цветистой ритори­кой, о чем и говорит дальше Бэкон:

...тогда, для того чтобы увлечь народ и произвести на него впечатление, особенно необходимы были пылкость и выразительность речи на сходках, а это требовало до­ступного народу красноречия. Кроме того, сказывались ненависть и презрение тех времен к схоластам, прибе­гавшим к весьма различным стилям и родам речи и произвольно создававшим невиданные и чудовищные слова, мало заботившимся об отделке и изяществе речи, поскольку они думали лишь о том, как бы избежать не­ясности и точно выразить смысл своих положений. А в результате в последующий период большинство уже скорее заботилось о словах, чем о самих предметах, и очень многие больше стремились к изяществу выраже­ния, отточенности периода, ритмике окончаний, блеску тропов, нежели к основательности содержания, силе до­казательства, тонкости и изобретательности в их на­хождении или же точности суждений. Тогда-то и рас­цвел пышный и расслабленный стиль португальского епископа Озория. Тогда же Штурм без устали тратил

¹⁹⁵ Advancement of Learning, p.23. (В русском издании это место отсутствует. — Прим. пер.)

бесконечные усилия на изучение оратора Цицерона и ритора Гермогена. Тогда же Кар и Ашэм у нас в Анг­лии, превознося до небес Цицерона и Демосфена в сво­их лекциях и сочинениях, увлекли молодежь к этому изящному и процветающему роду науки. А Эразм ре­шил вывести свою насмешливую Эхо: «Десять лет по­тратил я на чтение Цицерона», а Эхо ответила ему: «Осел». В это время наука схоластов повсюду стала вы­зывать только презрение как примитивная и варвар­ская. Одним словом, для тех времен характерны склон­ность и стремление скорее к разнообразию, чем к осно­вательности¹⁹⁶.

На странице или около того Бэкон описывает подробную картину литературной борьбы и литературных веяний своего времени. Мы видим, что его представление и о науч­ных методах, и о литературной жизни укоренены в рели­гии. Его очерк истории английской' прозы заслуживает се­рьезного внимания историков литературы. Например, ког­да Бэкон говорит: «В это время наука схоластов повсюду стала вызывать только презрение как примитивная и вар­варская», — это не значит, что он сам презирает ее. Напро­тив, он не испытывает никакого уважения к ложнокраси-вому и напыщенному красноречию, которое было в ходу в то время.

После того как мы рассмотрели симбиоз прикладного знания и средневековых мотивов в философии Бэкона, по­ра перейти к вопросу о связи книгопечатания с индивидуа­льной и национальной жизнью. Здесь необходимо рассмот­реть, каким образом новое расширение визуального обра­за, обусловленное печатной технологией, повлияло на пи­сателей и национальные языки.

Не так давно рядом исследователей была высказана мысль, что все литературное творчество начиная с эпохи Возрождения является экстернализацией средневековой исповедальни. В своей книге «Анатомия критики» (р.307) Нортроп Фрай указывает на сильную автобиографическую тенденцию в художественной прозе, «начало которой поло­жил, по-видимому, Августин, а ее современный тип создал

¹⁹⁶ Бэкон Ф. Сочинени в 2 томах. — М., 1971. — Т.1. — С.109, 110. — Прим. пер.

Руссо. Ранняя традиция дала такие образцы, как «Religio Medici»¹⁹⁷, «Милость, изливающаяся на первого из греш­ников»¹⁹⁸ и «Апология» Ньюмена¹⁹⁹, в английской литера­туре, не говоря уж о несколько ином типе исповеди, кото­рый мы находим у писателей-мистиков».

В частности, как новая форма публичной исповеди за­служивает внимания исследователей сонет, выдвинувший­ся на эту роль благодаря книгопечатанию, и вопрос о его связи с новыми стихотворными формами. В знаменитом со­нете о сонете Вордсворта отчетливо слышны мотивы, свя­занные с «Галактикой Гутенберга»:

Не хмурься, критик, не отринь сонета! Он ключ, которым сердце открывал Свое Шекспир; Петрарка врачевал Печаль, когда звенела лютня эта;

У Тассо часто флейтой он взывал;

Им скорбь Камоэнса была согрета;

Он в кипарисовый венок поэта,

Которым Дант чело короновал,

Вплетен, как мирт; он, как светляк бессонный,

Вел Спенсера на трудный перевал,

Из царства фей, дорогой потаенной;

Трубой в руках у Мильтона он стал,

Чье медногласье душу возвышало; Увы, труба звучала слишком мало!

Пер. Арк.Штейнберга

Множество «трубных» соло никогда бы не прозвучало, если бы не изобретение книгопечатания. Само существова­ние печатной технологии создало потребность и возмож­ность новой выразительности:

¹⁹⁷ «Вероисповедание врача» (1642 г.) — книга английского писа­
теля и врача Томаса Брауна (1605—1682). — Прим. пер.

¹⁹⁸ Духовная автобиография Джона Беньяна (1626—1688), напи­
санная в 1666 г. — Прим. пер.

¹⁹⁹ «Apologia Pro Vita Sua» («Оправдание своей жизни»; 1864 г.)
— автобиографическая книга английского кардинала римско-ка­
толической церкви, теолога и писателя Джона Генри Ньюмена
(1801—1890). — Прим. пер.

Пыл искренней любви я мнил излить стихом, Чтоб милую развлечь изображеньем бед — Пускай прочтет, поймет и сжалится потом И милость явит мне за жалостью вослед.

Чужие книги я листал за томом том: Быть может, я мечтал, какой-нибудь поэт, Мне песнями кропя, как благостным дождем, Спаленный солнцем мозг, подскажет путь... Но нет!

Мой слог, увы, хромал, от Выдумки далек, Под Выдумкою бич учения навис, Постылы были мне сплетенья чуждых строк, И в муках родовых перо я тщетно грыз, Не зная, где слова, что вправду хороши... «Глупец! — был Музы глас. — Глянь в сердце и пиши» Филип Сидни. Астрофил и Стелла Пер. В.Рогова