Сервантес создал Дон Кихота, чтобы

Противопоставить его человеку печатной

Культуры

(ЭД

85 Нет необходимости подробно рассматривать роман Сервантеса, поскольку он хорошо известен. Но сам Серван­тес, его жизнь и творчество представляют собой пример феодального человека, столкнувшегося с новым гомоген­ным миром визуальной квантификации. В книге Ловенталя «Литература и образ человека» (р.21) читаем:

Главная тема его романа — вытеснение старого жиз­ненного уклада новым. Сервантес показывает этот кон­фликт двояко: через приключения Рыцаря и через кон-

траст между ним и Санчо Пансой. Дон Кихот живет в воображаемом мире исчезающей феодальной иерархии. Но люди, с которыми он имеет дело, — это купцы, мел­кие чиновники, незначительные интеллектуалы, сло­вом, это люди которые, подобно Санчо Пансе, хотят продвинуться в этом мире, а потому направляют свою энергию туда, где можно извлечь выгоду.

Избрав средневековый рыцарский роман как свою реа­льность, Сервантес пришел к амбивалентности, которая оказалась чрезвычайно плодотворной. Книгопечатание бы­ло новой реальностью, и именно оно поначалу сделало прежнюю реальность средневековья общедоступной. Та­ким же образом в наши дни кино и телевидение сделали частью нашей истории историю «покорения Дикого Запа­да», хотя в действительности это касалось очень немногих людей. «Часослов» и средневековые рыцарские романы были наиболее популярными позициями на книжном рын­ке. Но если «Часослов» в основном издавался в карманном формате, то рыцарские романы выходили ин-фолио²¹⁶.

Ловенталь (р.22) приводит ряд других соображений по поводу Дон Кихота, которые имеют важное значение для понимания печатной культуры:

Можно сказать, что Дон Кихот — первый в литера­туре Возрождения образ человека, который стремится практически внести в мир гармонию в соответствии со своими планами и идеалами. Ирония Сервантеса заклю­чается в том, что, хотя внешне его герой борется против нового (ранних проявлений среднего класса) от имени старого (феодальной системы), в действительности он пытается утвердить новый принцип. Суть этого принци­па заключается в автономии мышления и чувствования индивида. Динамика общества выдвинула требование непрерывной и активной трансформации реальности; мир должен постоянно создаваться заново. Дон Кихот вновь и вновь создает свой мир, хотя и в довольно фан­тастической и солипсической форме. Слава, благодаря которой он стоит первым в своем ряду, — продукт его собственной мысли, а не социально утвердившихся и

²¹⁶ См.: UApparition du livre, pp.127, 429.

общепринятых ценностей. Он защищает тех, кого счи­тает достойными его защиты, и нападает на тех, кого считает злодеями. В этом смысле он такой же рациона­лист, как и идеалист.

Ранее уже было достаточно сказано apropos о заложен­ной в печатной технологии тенденции к прикладному зна­нию, что усиливает смыл аргументов Ловенталя. Дейвид Ризман в книге «Одинокая толпа» назвал эту ситуацию схемой «внутреннего направления». Внутреннее направле­ние к отдаленной цели неотделимо от печатной культуры, перспективы и организации пространства с точкой схож­дения как ее неотъемлемой частью. Тот факт, что такая организация пространства и культуры несовместима с электронной симультанностью, уже на протяжении столе­тия вызывает тревогу у западного человека. В придачу к солипсизму, одиночеству и унифицированности печатной культуры утверждение эры электричества неотступно уг­рожает ее распадом.

В исследовании «Исчезающий подросток» Эдгар З.Фрайденберг очерчивает образ подростка в роли Дон Ки­хота (р.25):

Процесс становления американца в том виде, в кото­ром он наблюдается в старших классах школы, во мно­гом заключается в отказе от различий. Это, разумеется, вступает в прямой конфликт с потребностью подростка в самоопределении. Однако этот конфликт настолько маскируется институционализированной жизнерадост­ностью, что подросток обычно сам его не осознает. Тем не менее он должен каким-то образом справляться с вытекающим из этого отчуждением. Скажем, посредст­вом маргинальной дифференциации, как, например, описанный Ризманом вежливый юноша, который изоб­рел особый стиль приветствия. Можно временами изоб­ражать припадок непроходимой глупости, что, однако, не кажется странным другим людям, поскольку бессоз­нательно воспринимается как форма скорее самоотри­цания, чем самоутверждения, а следовательно, не несет в себе никакой угрозы. Он даже может, если у него до­статочно сильное «эго», стать настоящим революционе­ром (а не просто бунтарем) в своем возрасте, т.е. отверг-

нуть школьные порядки, не испытывая при этом ника­кого чувства вины...

В школьной системе, стоящей на страже печатной куль­туры, нет места для неуживчивого индивидуалиста. Это и впрямь своего рода цех готовой продукции, куда мы сдаем наших малышей для гомогенизирующей обработки. Среди самых памятных стихотворений, написанных на англий­ском языке, — «Люси» Вордсворта и «Среди школьников» Йейтса. И в том, и в другом отразился острый конфликт между порядком замкнутой и унифицированной школьной системы и спонтанностью духа. Внутренний конфликт, так точно указанный Фрайденбергом, присущ печатной техно­логии как таковой, поскольку она, с одной стороны, ведет к обособлению индивида, а с другой — создает крупные со­общества на основе национальных языков. Далее Фрайден-берг пишет о ситуации, с самого начала скрытой в печат­ной технологии (р.54):

Мы смотрим на нашу страну как на добившуюся ли­дерства и доминирования благодаря точному подчине­нию личных и этнических различий интересам коман­ды, взявшейся за колоссальное в техническом и адми­нистративном отношении предприятие. Для нас личный конформизм — нравственная заповедь. Если же кто-то из нас пытается настаивать на личной позиции и идти наперекор системе, то им овладевает не только тревога, но даже чувство вины.

Если воспользоваться словами Донна, «нездоровая, неу­меренная страсть к знанию и языкам» охватила множество людей в шестнадцатом столетии. В 1920-х гг. Соединенны­ми Штатами Америки завладела бешеная жажда потреби­тельства, связанная с началом массового производства в сфере кино и радио. Та же потребительская лихорадка то­лько теперь, после второй мировой войны, достигла Евро­пы и Англии. Этот феномен связан с нарастанием давления визуальности и визуальной организации опыта.