Прикладное знание в эпоху Ренессанса

Приняло форму перевода слухового

в визуальные термины, а пластического —

В форму образа на сетчатке

(ЭД1

S5 Новаторские наблюдения отца Онга за эпохой Ренес­санса, изложенные в книге «Рамус: метод и упадок диало­га» (приведенные ниже цитаты взяты из нее) и многочис­ленных статьях, имеют прямое отношение к нашим иссле­дованиям последствий Гутенберговой технологии. Мы хо­тим остановиться на указанной Онгом роли визуализации в поздней средневековой логике и философии, поскольку визуализация и квантификация во многом процеду­ры-близнецы. Ранее мы уже показывали, каким образом средневековые глоссы, освещение и архитектурные формы были поставлены гуманистами на службу искусству запо­минания. Так же и средневековые диалектики продолжали читать свои устные курсы вплоть до шестнадцатого столе­тия:

Изобретение книгопечатания повлекло широкомас­штабное завоевание словами пространства и дало тол­чок развитию количественного подхода в логике и диа­лектике, подхода, который давно уже дал о себе знать у средневековых схоластов... Тенденция к количественно­му или квазиколичественному логизированию и распа­ду логики на совокупность мнемотехник станет особен­но явственной в рамизме (p.XV).

Рукописная культура не имела возможности для широ­комасштабного распространения визуального знания и по­тому не испытывала потребности в редукции невизуаль­ных умственных процессов к диаграммам. Тем не менее в поздней схоластике наблюдается устойчивое стремление свести язык к нейтральным математическим символам. Номиналистский подход отчетливо проявился в логических трактатах Петра Испанского. Его «Summulae»¹⁵⁶, как заме­чает Онг (р.60), начинаются с положения, близкого любому

¹⁵⁶ Доел.: небольшие суммы (лат.), т.е. краткий свод (логики). — Прим. пер.

времени от Цицерона до Эмерсона: «Диалектика — это ис­кусство искусств и наука наук, открывающая путь к пер-вопринципам всех учебных предметов. Ибо только диалек­тика рассуждает с вероятностью о принципах всех осталь­ных искусств, и, таким образом, именно с диалектики сле­дует начинать изучение наук». Гуманисты, особенно после того, как книгопечатание расширило границы литературы, с горестью жаловались на то, что ученикам приходится прорубаться сквозь лес дистинкций и дихотомий Петра Испанского.

Дело в том, что пространственный и геометрический подход к использованию слов и логики, будучи полезным в качестве искусства запоминания, оказался cul de sac¹⁵⁷ для философии. Он нуждался в математической символике, во­шедшей в употребление только в наше время. Тем не ме­нее он немало способствовал духу квантификации, кото­рый выразился в механизации письма и в явлениях, на­блюдавшихся задолго до Гутенберга: «тенденция к количе­ственному исчислению, обнаруживающаяся в средневеко­вой логике, составляет одно из главных ее отличий от ран­ней аристотелевской логики» (р.72). Смысл же квантифи­кации в переводе невизуальных отношений и реальностей в визуальные термины — процедура, внутренне присущая алфавиту, как уже было показано выше. Однако в свете замысла Рамуса организация знания лишь с помощью схем кажется недостаточной:

Ибо суть предприятия Рамуса — в стремлении свя­зать именно слова (а не другие формы репрезентации) в простые геометрические схемы. Слова — неподатливый материал в той мере, в какой они исходят из мира зву­ков, голосов, восклицаний; цель Рамуса заключается в том, чтобы нейтрализовать эту связь путем редукции всех непространственных моментов к пространствен­ным настолько, насколько это возможно. Опространств-ливания звука посредством алфавита здесь недостаточ­но. Печатный или рукописный текст сам должен быть включен в пространственные отношения, а формирую­щиеся при этом мыслительные схемы должны послу­жить ключом к значению слов (р.89, 90).

¹⁵⁷ Тупик (фр.). — Прим. пер.

е»¹⁵⁸ отец

В статье «Метод Рамуса и прикладное знание» Онг весьма выразительно описывает свойственную дпохе Возрождения одержимость количественным подходом:

Один из интригующих моментов, связанных с Пет-русом Рамусом и историей его учения, — это чрезвы­чайная популярность его трудов в шестнадцатом и сем­надцатом веках. Основные данные по этому поводу со­браны в книге Уоддингтона «Рамус», вышедшей в 1855 г. Этот факт связывается в основном с такими со­циальными группами, как купцы и ремесленники про­тестантского вероисповедания кальвинистского толка. Такие группы существовали не только на родине Раму­са, во Франции, но и в Германии, Швейцарии, Нидер­ландах, Англии, Шотландии, Скандинавии и Новой Ан­глии. Книга Перри Миллера «Духовная культура Новой Англии семнадцатого века» представляет собой наибо­лее полное исследование рамизма в такого рода груп­пах. Эти группы завоевывали все более влиятельные позиции в обществе, рос их интеллектуальный уровень, и по мере их интеллектуального и социального подъема рамизм казался им все более привлекательным. Таким образом, труды Рамуса встречали благожелательный прием не в кругах интеллектуальной элиты, а скорее в начальных и средних школах, т.е. там, где смыкаются среднее и университетское образование... Здесь важно то, что ключ к любому виду прикладного знания следует искать в переводе комплекса отношений в эксплицитные визуальные термины. Алфавит как таковой в отношении к разговорному языку осуществляет перевод речи в визуальный код, который создает условия для ее унификации в широких масштабах. Книгопечатание уси­лило этот процесс, спровоцировав подлинный образовате­льный и экономический рывок. Рамус, за которым стояла схоластика, сумел осуществить его перевод в визуальный «гуманизм нового купеческого класса». Простота и кажу­щаяся примитивность пространственных моделей, предло­женных Рамусом, обусловила отсутствие к ним интереса со стороны людей высокой культуры, с тонким чувством язы­ка. Но именно этой примитивностью они были привлекате-

¹⁵⁸ Studies in the Renaissance, vol.VIII, 1961, pp.155-72.

льны для тех, кто занимался самообразованием и для ку­печеского сословия. Что же касается того, насколько зна­чительную долю новой читающей публики они составляли, то этот вопрос рассмотрен в замечательном исследовании Л.Б.Райта «Культура среднего класса елизаветинской Анг­лии».