Судьба и личность художника в оценке критика

Признавая справедливость и право на существование соображений биографической школы в критике, следует заметить, что внешние обстоятельства жизни литератора не являются единственно определяющими факторами в формировании и самореализации творческой личности.

Тот же Сент-Бёв, разбирая драматические перипетии судьбы поэта эпохи Ренессанса Франсуа Вийона, обращается к биографии, составленной неким Антуаном Кампо. Критик называет биографа человеком умным и сердечным, а к тому же – искренне увлечённым поэзией старого поэта. Воспользовавшись жизнеописанием Вийона, Сент-Бёв, с горьким хладнокровием пересказывает неприглядные условия и отвратительный образ его существования. Перед нами – типичная история малолетнего хулигана, который становится вожаком разбойничьей шайки и не гнушается даже профессией сутенёра. Изгнанный из Парижа, поэт-нонконформист скитается по дорогам Франции, не предпринимая попыток переменить разгульный образ жизни на более респектабельный. Более того, смена декораций не сильно отражается на его поэтических экзерсисах.

Сент-Бёв обильно цитирует текст А. Кампо, который от души сокрушается тому, что творчество Вийона начисто лишено интереса к миру живой природы, проникнуто равнодушием к изображению лесов и полей. «Но неужели же, когда-нибудь в молодости, не любовался он в погожий весенний день свежим зелёным покровом, расстилающемся во всю ширину по южному склону горы Сент-Женевьев? Неужели же не приходилось ему, пропьянствовав всю ночь в каком-нибудь кабачке (наперекор колоколу, призывавшему тушить огни), с головой, трещавшей от похмелья, выйти на улицу – и вдруг сразу возродиться от повеявшего в лицо утреннего ветерка, несущего с собой свежесть пшеничных полей, огородов и виноградников… неужели же никогда какое-нибудь придорожное дерево или куст не сказали ему ничего и не утешили его хотя бы на минуту… Или лицезрение невинной природы уже не могло тронуть его сердца, и он дошёл до того, что мог дышать свободно только в кабаках и притонах?»[55]. Биограф, а вслед за ним и Сент-Бёв самим стилем и эмоциональным настроем этих рассуждений показывают, как должен откликаться на окружающий мир этически нормальный человек.

Обвинения, высказанные А. Кампо, не оставляют буквально камня на камне от моральной и художественной репутации Вийона. И ему вторит сам Сент-Бёв, провозглашая суровый, безапелляционный приговор: «Творения Вийона, несмотря на многочисленные к ним комментарии, остроумные и учёные толкования, являются и остаются для нас в значительной мере неясными. Их нельзя читать легко и с удовольствием… если замысел и угадываешь, то подробности постоянно ускользают, действие прерывается, связи нарушаются и всё запутывается. Причин тому много: намёки на неизвестных лиц, зубоскальство и издёвки, понятные только своей шатии-братии, тяжеловесный стих, неловкий и тёмный язык и – почему бы не сказать этого прямо – пороки, присущие самому автору… Вийон очень часто бывает просто плох, и две-три жемчужины, найденные в навозной куче, вроде двух-трёх превосходных баллад, едва-едва могут вознаградить читателя…»[56].

Казалось бы, строгий вердикт не оставляет ни малейшего шанса на дальнейшее уважение к имени и творчеству поэта-висельника. Но вслед за грозными инвективами критик сменяет гнев на милость, отдавая дань и поэзии, и непутёвой судьбе Франсуа Вийона. Удивительное дело: доказанный и обоснованный тезис о его недостатках практически не поколебал в глазах аудитории поэтического авторитета, и потомки спустя много лет после статьи критика находят нечто ценное и чарующее в поэзии и правде стихотворца французского Возрождения. Убедительные упрёки не смогли повредить его репутации, а, возможно, напротив – смогли пробудить живой интерес к этой противоречивой фигуре у новых поколений читателей.

Таким образом, можно констатировать, что массив биографической информации – факты из жизни автора, несомненно, связаны с его творениями, но эта связь, по крайней мере, опосредованная, а не прямая. Если бы в литературе всё определялось только жизненным багажом, знаниями и впечатлениями писателя, то масштаб его целиком зависел бы от его эмпирического опыта. Однако практика показывает, что человек, проживший изобиловавшую важными событиями жизнь, взявшись за мемуары, зачастую не может предъявить читателю ничего стоящего, особенно, если он лишён таланта или дарование его чересчур слабое, а профессиональные навыки не развиты. И наоборот, благодаря богатому воображению, одарённый литератор способен расцветить яркими образами личной фантазии невзрачные условия своего быта. Так, скажем, биографы Александра Грина отмечают кричащую разницу между его тяжёлой, полной испытаний и горестей жизнью и блистающим миром, воссозданным в книгах прозаика.

Биографический метод обладал также соответствующими слабостями, односторонностью, тенденциозностью. Личность писателя по Сент-Бёву это – природный характер, унаследованный от родителей, тип темперамента, набор пороков, добродетелей, склонностей, свойств психики. Качества человека он переносил на его произведения, но порой делал это прямолинейно, механистически; излишне педалировал их. Позднее Марсель Пруст решительно выступил против такого подхода, утверждая, что личность писателя далеко не тождественна его натуре, а его произведения чаще всего являются продуктом иной сущности, чем та, что проявляется в привычках, в обществе, в людских пороках. Иными словами, внешняя судьба художника не всегда полностью определяет направление его творчества, и критик обязан учитывать это.