Покров Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии

БЛАГАЯ ЧАСТЬ ЕДИНОГО ЦЕЛОГО

 

Лк., 54 зач., X, 38-42; XI, 27-28

 

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня мы празднуем праздник Покрова Пре­святой Богородицы - открытое блаженному Ан­дрею, Христа ради юродивому, и иноку Епифанию в видении предстательство Матери Божией за род христианский, находящийся в церкви. Матерь Божия ходатайствует за всех, но особен­но Ее покров простирается на тех, кто пребыва­ет в храме Божием. И свидетельство этого - как раз это видение.

Евангелие, которое читается в Богородич­ные праздники и сегодня читалось, это Еванге­лие о двух сестрах - Марии и Марфе. И здесь мы должны ответить на вопрос, который часто зада­ется или по поводу которого идут постоянные рас­суждения: что лучше, творить добро или ходить в храм Божий? Всё дело в том, что он возникает от­того, что люди просто невнимательно читают или слушают евангельское чтение. Нужно со смыслом, внимательно вслушиваться в то, что читается. «Мориа, - говорит Господь, - благую часть избра»

(Лк. 10,42). То есть от всего целого благая часть - та, которую избрала Мария. И тут уже вопросов по­сле этого и не нужно задавать. Что лучше, Господь сказал. Благая часть та, которую избрала Мария. Поэтому ответ на этот вопрос уже дан, и нечего тут спорить и рассуждать. Если ты православный че­ловек, то здесь тебе уже всё сказано.

Так же и в сегодняшнем Евангелии, Господь говорит: Мариа же благую частъ избра, яже не отымется от нея (Лк. 10, 42). То есть Господь раз и навсегда дал ответ, что лучше. Конечно, лучше благая часть. И это не значит, что другая часть плохая. Нет, она - просто не благая часть.

Понятие в духовной жизни есть такое: есть то, что против закона, есть то, что по закону. И есть то, что как бы посередине, что и не против, но и не по закону. Вот как бы это здесь и отмеча­ет Господь. Есть то, что само по себе не назовешь плохим, но и что это очень хорошо - опять же не скажешь.

Смысл этих вещей очень глубокий. А имен­но - это то, о чем сказал преподобный Серафим: «Цель жизни христианской в стяжании Святаго Духа Божия». И все дела, которые делаются ра­ди Господа, как раз и дают благодать Святаго Духа. Дела, которые делаются не ради Господа, не дают благодати Святаго Духа. Их не назовешь плохими, но благодати они не дают. То есть если человек делает что-то - строит, или даже посу­ду моет, или подметает - и делает это ради Бога и с молитвой, дело это дает благодать Святаго Духа. Если же он всё это делает, но не ради Бога, то благодати Святаго Духа, как говорит препо­добный Серафим, это не дает.

Поэтому здесь надо понимать так, что благая часть, которая не отнимется, - это то, что дает благодать Святаго Духа. И это известно всем, что каждое дело, которое делается на земле че­ловеком, несет на себе печать его душевного устроения, то есть его состояния. Если он делает что-то с добрым устроением, то это дело хоро­шее, но если не ради Бога, то оно ещё не имеет определенного духовного образа, знака, что ли.

В общем, всё это проверяется жизнью. Если человек делает какое-то дело не ради Бога, а про­сто потому, что считает, что это хорошо, то вдруг начинаются в отношении этого дела какие-то искушения. Начинают его ругать или не обра­щают внимания, неблагодарность к нему прояв­ляют. Он тогда начинает раздражаться, сердить­ся: «Вот, сделал я, а эти хамы ничего не видят и не ценят». И получается, что это дело - доброе, но в результате из-за него человек начинает гре­шить: роптать, обзывать, осуждать. И оказыва­ется, что дело-то по видимости доброе, а на по­верку оно и не выдержало испытания, потому что сделано было не ради Бога. Когда же чело­век делает ради Бога, то если и неблагодарны, - ну и ладно, а Господь принял. И действительно, Господь принял. Вот такая сокровенная не толь­ко духовная, но и житейская тайна в делании че­ловеческом.

Все мы что-то делаем. Но как делаем? Вот в сегодняшнем Евангелии как раз это и засвиде­тельствовано. Мы слышим: Мариа благую часть избра. Ну, конечно, наш лукавый разум говорит: «Конечно, сидела, слушала, ничего не делала». Но если вдуматься в эти наши слова, мы очень даже неправы.

Да, конечно же, Марфа всё сделала, пригото­вила, и всё это скушали, напитались те, кто там был. Но ведь и всё. А Мария слушала слова Хри­ста и внимала им. И если она их внимательно слушала, то, наверное, и запомнила их, усвоила и старалась не раз, а может быть, много раз по­ступать, жить по этим словам. И рассказала их одному, другому, третьему. Потом их записали. И они, пройдя тысячелетия, достигли до нас. Сколько она сделала этим добра, даже трудно се­бе представить.

Когда дает нам Господь возможность об­щаться с людьми духовными - как мы потом вспоминаем каждое слово, сказанное в беседе! Всю жизнь иногда помнятся эти слова. И что, будешь ли ты считать, что потратил это время зря, вместо того чтобы каким-нибудь произ­водством заниматься? Нет, ты будешь ценить эти слова всю жизнь, больше любого дела. Да слова-то эти тебе и жизнь могут спасти. Потому что случилось что-то такое, что-то вокруг про­исходит, а ты вспомнишь слова Господни: «Во­лос с головы не упадет без воли Божией». Или ты лишаешься чего-то и, вместо того чтобы раздражаться, говоришь: «Ну что ж, Бог дал, Бог и взял». И ты не нагрешил. Более того, человек, который только в земном видит смысл жизни, когда он потерял что-то, важное для себя, готов уже и жизнь кончить самоубийством - всё, мол, жизни более нету. Да, погибнуть может и душа, и тело. А слово Господне говорит: Кая бо поль­за человеку, аще мір весь приобрящет, душу же свою отщетит (Мф. 16, 26). Это слово может жизнь спасти человеку. А то, что скушали - ску­шали, и всё. По-моему, здесь всё ясно, какая часть благая и как она важна в жизни.

То, что действительно не раз в обстоятель­ствах жизни нас спасает - это слово Божие. Оно не только в наставлениях, но и в примерах жи­тий, в примерах самого Спасителя и Матери Бо­жией, апостолов, одним словом - всех святых. Вот почему благая часть - это слово Божие. Го­сподь и подчеркивает это: Блажени слышащий слово Божие и хранящий е (Лк. 11, 28).

Вот как раз в этом Евангелии и ответ на то, почему часть эта благая и почему та часть, ко­торой занималась Марфа, - она, когда человек устремляется только на это занятие, может че­ловеку даже и повредить немножечко. Ведь что произошло с Марфой-то? Она, трудясь, так за­суетилась, что не свою сестру, а даже Самого Го­спода чуть не укорила. Господи, небрежешили... «Господи, Ты что, не видишь - всевидящий Бог! Сестра моя меня одну оставила. Скажи ей, пусть она мне поможет!» Как звучит, представляете? Богу: «Господи, Ты что, не видишь, что ли? Скажи ей!»

Это часто так бывает и в нашей жизни. «Ба­тюшка, вы что не скажете ей, скажите ей!» Ба­тюшкиными устами, значит, кому-то нужно нра­воучение прочитать, чтобы он начал там что-то делать. Да, проходят тысячелетия, и повторяется всё одно и то же. Всё это так и есть. Когда чело­век делает что-то, и делает это с устроением по­каянным, со смирением, то он сразу всё охваты­вает - и благую, и другую часть. Когда человек занимается только второй частью, а благой не за­нимается, то он разрывает эти части.

На обложке первого издания книги пропо­ведей стоял вопрос: «Марфа или Мария?» Это не я придумывал, простите меня, вопрос ведь так не стоит. Этих двух сестер нельзя разделять, как нельзя разделять любовь к Богу и к ближне­му. Не «Марфа или Мария?», а «Мария и Мар­фа». Эти две сестры в Евангелии присутствуют как неразделимые. Но ни в коем случае Марфа не больше Марии, и не главная все-таки. Хотя в обычной земной жизни больше трудов у Мар­фы. Труд Марии не виден, это внутренний труд, и он как-то не замечается. Но на самом деле он главный и более сложный, потому что он духов­ный. Так что правильнее сказать: «Мария и Мар­фа». Две сестры - Мария и Марфа, как две запо­веди Божии, неразделимы.

Замечательно сказал сербский преподоб­ный Иустин (Попович): «Любовь к человеку без

любви Божией есть самолюбие, а любовь к Богу без любви к человеку есть самообман». То есть одно без другого не может существовать - толь­ко в полноте. Поэтому эти две сестры не разде­ляются, но главной ставится все-таки Мария, ее делание. То есть духовное ставится главным. И смысл этого таков, что во всяком деле, ко­торое делается, главное - духовное состояние того, кто это дело делает. Потому что без это­го дело при проверке не устоит. Чем больше там делается ради Бога, тем более дело твердо. И когда человек делает в полной преданности воле Божией это дело, оно не только остается прочным, не истлевает со временем, но еще больше может возрасти.

При неправильном же устроении, не имею­щем духовного основания, это дело может про­сто пропасть, обратиться в тлен. Как часто, ког­да человек делает дело не ради Бога и в ответ не только не получает благодарности, но еще и какие-то поношения и оскорбления, он гово­рит: «Зря я этому человеку добро делал». Тогда дело полностью пропадает. Когда же человек делает ради Бога и вместо благодарности полу­чает поношения и неблагодарность и говорит: «Ну и Бог с ним. Это ради Бога», тогда дело это становится ещё более ценным, становится ещё дороже, оно возрастает и укрепляется.

Вот смысл сочетания Марии и Марфы в на­шем делании. То есть кому что в жизни Господь предлагает, тот должен это и делать, ни один не укоряя другого. Действительно, когда чело­век занимается земными заботами, то он не дол­жен осуждать тех, кто ходит в церковь и молит­ся. Но и человек молящийся не должен забывать о том, что он еще живет на земле и всё земное ему в некоторой степени необходимо.

В высшем смысле, когда люди действительно жили только духовно, тогда им земное как вре­менное и проходящее уже не нужно было. Если мы заботимся о пропитании, то чем больше че­ловек предавался Божиему, молитве, тем мень­ше ему требовалось земного.

Мы знаем, что преподобная Мария Египет­ская, которая устремилась со всей силой пока­янного чувства в духовную область, - чем она жила? Как питалась? Представить себе невоз­можно. Преподобный Марк Фраческий, кото­рый жил в пустыне, ничего себе не готовил, ему пищу приносил Ангел. Но это высота такая, сила его веры такова, что, когда он с преподобным Серапионом беседовал и говорил: «А какая вера сейчас в міре-то? Есть ли такая вера, чтобы этой горе сказали: “Передвинься в море!” - и она пе­редвинулась бы?», то гора сдвинулась и поехала в море. Он говорит: «Встань на место, это я не те­бе сказал, это я с братом беседую». И гора оста­новилась. Такая была сила веры! Поэтому-то он ни в чем и не нуждался.

Ну и в нашей обыденной жизни мы начи­наем на эти темы рассуждать, и тот, кто ходит в церковь, и тот, кто не ходит в церковь, между собой спорят. На эту тему спорить, я уже сказал, не нужно, потому что Господь уже сказал, что лучше. Но если бы те, кто обычно рассуждает на эти темы, были таковы, как Марк Фраческий, то я думаю, с ними бы не стали спорить. Потому что земные-то обычно видят, что он уходит мо­литься и ничего не делает дома, а приходит есть. Если бы он, как Марк Фраческий, пришел бы, сел, а ему бы Ангел еду принес вместо хозяйки, то подумали бы: «Да, пожалуй, лучше в церковь ходить, чего я тогда тут вожусь, если мне тут же принесут».

На самом деле вера-то наша слабенькая, поэ­тому эти споры и происходят. Мы ходим, занима­емся вроде бы духовными вопросами, а в быту-то мы очень зависимы от многих вещей. Если бы мы были независимы, может, этот вопрос бы и не воз­никал. А то всё-таки всё равно, оказывается, едим и одеваемся. Да ладно бы так-то еще, а то...

Марфа-то суетилась - ну какой с неё спрос, она занималась мірским и вроде бы осудила Ма­рию, что она делом не занимается. А мы делаем вроде, как Мария, да еще на домашних ворчим, что они тут нам приготовили что-то не так вкус­но. Видимо, из нас Мария не получается, потому что мы укоряем тех, которые занимаются зем­ными вещами. То есть всё это просто наше несо­вершенство: и тех, и других. И поэтому всё это происходит.

В Евангелии это сказано так, как мы сегодня слышали. Благая часть - это часть Божия, часть

целого, а другая часть тоже есть, но она не благая и не должна быть главной. И в нашем быту для нас, грешных, простых, это должно выражать­ся в том, чтобы мы хотя бы из-за этих времен­ных вещей: пищи, одежды, излишеств всяких - не раздражались, не завидовали. Наша мера, видимо, такова. Потому что еще и грешить из- за этого, из-за ничего, из-за того, что всё равно оставишь, - из-за этого грешить не нужно. На­ша мера такова: благую часть будем стараться мы избирать, когда речь идет о земных вещах. То есть благая часть - стараться из-за этого вре­менного не грешить.

Человек же безумен до того, что он грешит, то есть теряет благую часть не только из-за пищи или из-за одежды, а из-за комфорта, из-за приду­манных вещей. Потому что не дали включить те­левизор, не дали послушать какую-то дурь музы­кальную - из-за этого уже он грешить начинает, и роптать, и недовольствоваться, и уже жизнь - не жизнь у него. Да, конечно, это уже несчаст­ные люди. Это те, которые продают душу.

Господь сказал: Кая бо польза человеку, аще мір весь приобрящет, душу же свою отщетит (Мф. 16, 26), а они - это еще дороговато, за весь мір-то! - душу тут дешевле продают, за мыльные пузыри. За телевизоры, за всякие развлечения - вот где душу продают. Вот тут-то видно, какая благая часть, какая не благая.

То есть если в Евангелии речь идет о пище и питии и о слове Божием, о духовном, то в обыч-

ной жизни всё это значительно проще. Из-за все­го того, что мы всё равно оставим, люди свою душу продают, то есть грешат, злятся, завиду­ют - вот в чем живет мір. Евангелие каждый раз нам напоминает, чтобы мы помнили об этом.

И будем стараться, с помощью Божией, не продавать душу свою за это временное. Хо­тя бы из-за этих мелочных пустяков будем ста­раться не грешить, не раздражаться.

Как-то мне пришлось случайно услышать та­кое пожелание молодым: «Вы не ругайтесь ни­когда, ну, уж если только по мелочам». Вот как раз по мелочам-то совсем бессмысленно ругать­ся. По поводу серьезных вещей человек ещё, мо­жет быть, действительно, в чем-то не сдержится. Но по мелочам ругаться - это полное безумие.

Когда говорят: «Это мелочи», и начинают ими пренебрегать - нет, в духовной жизни мело­чей нет. Больше того, наша мера - хотя бы не гре­шить по мелочи. Как нас учит отец Иоанн (Крестьянкин), спаси, Господи, призывая к малому доброделанию: «Великое - для великих, а для нас- мелочишко». Хоть что-то, хоть в чём-то сдержаться. Хоть в какой-то мелочи, в пустяке. Вместо того чтобы смотреть последние известия по телевизору - помолиться. Без последних изве­стий ты что, не проживешь? Проживешь спокой­но. Люди не имели этих «последних известий» тысячелетиями. Да и сейчас многие не имеют. А вот если не помолишься -о-о! Во-первых, неиз­вестно, встанешь ли ещё. Потом, не дай Бог, во сне-то к тебе ещё подлезет бесовщина вся­кая. То есть молиться-то нужно утром, вечером. Поздно ляжешь - трудно вставать. Трудно вста­вать, провалялся - не помолился утром. Не по­молился, вышел - а сколько искушений на доро­ге? Люди гибнут, аварии всякие происходят. Всё это говорит о том, что благая часть необходима. Молиться нужно, непрестанно молиться.

Святитель Игнатий (Брянчанинов), явившись своей духовной дочери, сказал: «Молись, непре­станно молись! Вы не видите, что вас окружает и какая сила воюет против вас». И действитель­но, она увидела всю поднебесную, заполнен­ную, как слизняками, существами, которые всё время стремились тащить человека в мыслях, во всех чувствах. Что бы человек ни делал, эта лютая борьба всё время идет вокруг человека, всё это крутится, вертится, всё пытается чело­века втащить в грех.

Вот и сейчас многие стоят, и мысли у кого ку­да уходят. Я, грешный, конечно, вас задерживаю долго, но причина не в этом. Это просто прежде всего от несосредоточенности. Потому что дей­ствительно сейчас люди настолько рассеянные, что многие дети не могут учиться, всё время всё забывают, их во все стороны треплет.

Поэтому будем стараться непрестанно мо­литься и чаще бывать в храме. Аминь.

Октября 2002 года

 

Воспоминания

ОБ ОТЦЕ НИКОЛАЕ ГУРЬЯНОВЕ

 

Господь сподобил меня приезжать к батюшке Ни­колаю Гурьянову на остров Залит. Общение с от­цом Николаем - это, конечно, особая милость Божия. Батюшка - святой благостный старец, ко­торого Господь явил и нашему народу, и всему міру как пример возможной святости в наши дни.

Первый раз я попал к нему, когда мне 60-ти еще не было - 57, по-моему (сейчас отцу Валериа­ну 75 лет. - Прим. ред.). На Залите бывала раба Бо­жия Татьяна (в девичестве Уточкина) - приезжала на остров, помогала. Эта Таня ходила и в наш храм. И вот она говорит: «Приезжайте к нашему батюш­ке». Она мне, собственно, про него и рассказывала.

Ну, я приехал. А Валентина Васильевна, раба Божия из Питера (ухаживала за батюшкой, при­служивала), предложила:

— Батюшка давно не причащался, может быть, вы причастили бы его?

— Как же, конечно...

Через некоторое время я собрался, взял Свя­тые Дары, приезжаю. Батюшка говорит:

— А я не буду причащаться.

Я говорю:

— Хорошо, батюшка.

Но потом он причастился. А через некоторое время спросил меня:

— А ты чего не причащаешься?

Я говорю:

— Батюшка, благословите.

И стал тоже причащаться вместе с ним.

Видимо, некоторые батюшки, когда отец Ни­колай стал жить отдельно, начали ему предла­гать: «Вам нужно причаститься». «Нужно...» Как будто он не знает, что нужно. А батюшка, так сказать, смирял их: «Нет, нет, нет». Ладно уж, друг друга учат или кого-то еще, а старца настав­лять - видимо, не подобает.

Потом как-то Валентина Васильевна говорит отцу Николаю:

— Батюшка приехал.

— Это наш батюшка, который хорошо прича­щает?

Хорошо - значит, как благословит, спокойно.

Как-то раз он говорит:

— Теперь меня поисповедуй.

Тогда я его исповедовал. Исповедь таких старцев - это некая школа для нас, образец.

И так вот в течение многих лет Господь спо­добил меня ездить на Залит. Батюшка и мы все причащались там каждый раз. Я старался у него каждый раз исповедоваться.

Едешь - хочешь задать какие-то вопросы. Ту­да приезжаешь - всё забываешь и ничего не мо­жешь спросить. Я, когда ездил к батюшке, всегда передавал ему записки от людей, а он мне отве­чал. Однажды приезжаю, а почти все записки за­был. «Ну и хорошо», - говорит батюшка. Возвра­щаюсь, а меня все эти люди благодарят, у них все управилось. Я говорю: «Знаете, я даже не возил записки ваши». Вот так Господь всё совершал.

Под конец ездили почти каждую неделю. Сут­ки в дороге. Причем туда ехали ночью, чтобы ба­тюшка утром причастился, пораньше. За рулем менялись - один, другой. Потом уже большей ча­стью меня возили. Иногда я подменял, посколь­ку сам водитель. Но это что - везут и везут.

А вот весной или осенью приходилось непро­сто. Потому что навигации не было, и надо бы­ло идти по болоту. И вот я с лыжными палками перемещался с кочки на кочку, потом выходил на край болота, и там такой Саша Петров встре­чал меня на «Ниве» с большими колесами.

Иногда приезжаешь, а на озере шторм. И вот машина идет по косе, которая залита водой,- Саша знал место, где можно было ехать. И вдруг чувствуешь, что «Нива» отрывается и начина­ет подниматься. Думаю: «Ну всё, сейчас унесет в озеро». Когда подморозит - она легко ходила, катилась, как-то проскакивала. А когда болото, бывало - еле-еле.

Несколько раз машины разбивались, мы по­падали в аварии. Один раз - страшно: на скоро­сти 180 боком сбили железобетонный столб. По­перечная тяга оказалась разломана на три части. Хозяин машины попытался ее вставить, а ничего не сходилось. Потом уже экспертиза показала, что большой кусок тяги был вырван. Меня спасло то, что я не был пристегнут. Ког­да мы летели, я бросился внутрь, и столб прошел

часть моего сиденья. Если бы я не уклонился- раздавило бы. Удар в спину был такой, что из об­разовавшейся гематомы выкачали потом почти литр крови. Но я остался жив милостью Божией.

Когда мы в тот раз приехали, отец Николай говорит: «Я всю ночь проплакал». Батюшка ду­хом чувствовал, видно, - молился.

Отец Николай был человеком, который прошел суровые времена и гонений, и тюрем, но сохранил дух. У нас же есть понятие «не в духе». А он всегда был в духе в этом смысле - спокоен, не раздражал­ся. Как-то я рассказал батюшке о том, что неко­торые католические священники из усердия вы­ходят на пляжи и совершают там мессу. Причем не поймешь, как люди там одеты и одеты ли вооб­ще - это, конечно, для нас кощунство какое-то. Ба­тюшка вздрогнул сначала, а потом таким мирным- мирным и тихим-тихим голоском говорит: «Ну, может, не следовало этого делать...»

Вы знаете, от старцев таким теплом, такой лю­бовью веет, что просто на всё готов. Бывало, ба­тюшке что-нибудь говорят, а он раз - пощечину даст. Мне даже было немножко грустно: думаю, всех бьет, а меня ни разу не ударил. И вот, неза­долго до смерти, соборовали батюшку, он вдруг стал отталкивать мою руку и так дал мне, аж в ушах зазвенело. А потом спрашивает: «Тебе не больно?» То есть с любовью, понимаете? Ра­дость такая... Это только через любовь можно по­чувствовать, что такое егоже бо любит Господъ, наказует (Притч. 3, 12) - когда удар от любяще­

го человека вызывает не раздражение, а радость. Вот как объяснить? Трудно объяснить.

Духовная связь со старцем остается и по зем­ной его кончине. Недавно у меня был такой случай. Предложили дом с участком в деревне - у меня же всё-таки семеро детей, 32 внука, куда-то их выво­зить нужно. И когда начали оформлять - по дове­ренности за хозяев хлопотал раб Божий по фами­лии Гурьянов. Ну надо ж такому быть! И я понял, что это батюшка напомнил о себе, что он мне по­сылает. А там место удивительное, в Рязанских кра­ях - недалеко храм, монастырь Феофана Вышинско­го. Батюшка заботится обо мне, грешном, конечно.

К отцу Николаю многие приезжали за советом. Помню, приехали как-то во главе с отцом Тихоном (Шевкуновым) от Святейшего Патриарха Алек­сия II спрашивать по поводу ИНН. Вместе мы были. Батюшка спокойно сказал: «Ну, а для чего это?» Он прекрасно понимал, для чего это делают, - контроль нужен. А православного человека не нужно контро­лировать, он честно работает. Когда батюшку спра­шивали (правда, не в тот раз), печать ли это? Он сказал: «Это не печать. Пока что еще, слава Богу». Это всё - преддверие печати антихриста.

Когда батюшку спрашивали, была включена видеозапись, а потом, когда он уже всё сказал, хватились - выяснилось, что аппарат не работает. Потом попросили благословение записать второй дубль. Батюшка благословил,- Патриарх всё же просил. Потом еще дубль, уже третий. И есть такая запись: «Что это такое,- спрашивает батюшка, - первый раз слышу». Всё выспрашивали, выспра­шивали. Со старцем так, конечно, не положено. Сказал, и всё. А с ним, как с артистом - дубли по­лучше. Это не подобает. Он, видимо, по своему смирению отвечал...

Помню, приехал к нему один банкир, гово­рит - надо принимать ИНН, иначе закроют. Ба­тюшка благословил, но его прикрыли всё равно. Потому что этот номер был просто придиркой. Ну не этот, другой повод нашли, только и всего.

Как-то отца Николая интересно спросили:

— Батюшка, а почему к вам одни попадают, а другие не попадают? У вас келейница этих пу­скает, а тех не пускает.

А он спокойно ответил:

— Кому воля Божия есть, тот и попадает.

Потом опять спрашивают:

— А почему к вам ездит священник причащать из Москвы, ведь здесь же монастырь есть?

А батюшка говорит:

— Это спрашивает тот, кто ничего не понимает.

Батюшка Николай не всех принимал. Кроме

того, мог сказать: «Ты что сюда пришла, езжай отсюда». Дело всё в том, что старцы - нестан­дартные люди. Дорогу-то, может, люди и проде­лали, но не за дорогу человек получает, а за гре­хи какие-то. И часто не за те, которые только совершил, а когда-то давно.

Есть такая Матрона Анемнясевская, святая. Так вот, рассказывали случай, когда к ней пришла одна раба Божия, у которой было несколько детей, а младший - самый проказник. И вот серди­лась она на него, ругала. Он даже из дома сбегал, потому что поносят все.

И решила мать поехать к этой Матрёночке. Пришла, стучит и слышит оттуда голос:

— Гони касимовскую бабу, гони вон ее в шею отсюда!

Та плачет - тащилась пешком, а та ее не при­нимает. Расстроилась. А потом слышит, зовут ее:

— Манюшка, Манюшка, - ласково так.

Обрадовалась она, заходит.

— Что, - спрашивает ее Матрёночка,- тебе тогда не понравилось? А вот так и к сыну своему обращаться не нужно. Он твой кормилец будет.

На самом деле не всё просто бывает- «взял, приехал, а его и отправили». Это мы варианты строим. А у старцев вариантов ведь нет, у них один вариант. Как сказал Господь: Мои мысли - не ваши мысли, ни ваши пути - пути Мои. Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших (Ис. 55,8-9). Может быть, конкретно этому человеку нужно было только так. Одной, например, батюшка сказал: «Езжай скорей, скорей езжай отсюда!» А ей что-то срочно нужно бы­ло у него спросить, она специально для этого прие­хала. А батюшка отправил ее обратно. Она приеха­ла домой, а у нее сын собрался повеситься. Чуть ли не скамейку из-под ног уже выбили. Еще несколько минут, и всё! Вот вам, пожалуйста, - «прогнал»!

А в последние годы - особенно в последние ме­сяцы - по 10 автобусов приезжали, и вся эта орава набрасывалась на батюшку, а ему уже 90 с лиш­ним лет. Как же так можно? Поэтому без строго­сти нельзя было, и не всегда к батюшке пускали.

А вопросы, которые часто ему задавали, - ну, просто слов нет. «Если меня будут назначать царем, мне соглашаться или нет?» Я сам читал это в запи­ске. Или одна пишет - вот, мол, меня благословили облететь с иконой вокруг России. А где взять день­ги? Батюшка отвечает: «Украсть». Ну, а где столь­ко денег возьмешь? И что это такое - лететь вдоль границы? Это же безумие, любой нормальный че­ловек знает, что это практически невозможно.

Или такой вопрос: а кем мне работать? Ни кто пишет - мужчина или женщина, ни сколько лет - ничего не сказано. А просто: кем мне работать? Батюшка блестяще ответил: «Пионером». Я в пер­вый момент думаю: пионер, какой пионер? Потом понял. Это значит, куда бы ты ни пошел, где бы ни был, всё тебе будет в новинку. То есть батюш­ка не просто так отмахнулся. Он по сути ответил.

У батюшки Николая на Залите происходили разные чудеса. Ехали к нему как-то двое, обсуж­дали между собой: «Говорят, старец - чудотво­рец, чудеса творит». Приехали, просят:

— Покажите нам какое-нибудь чудо.

— А, чудо? - говорит батюшка, - ну хорошо.

Подошел к выключателю, включил свет и вы­ключил, снова включил и выключил. Те только ухмыльнулись: это - чудо? Сели в лодку, приез­жают на материк, а там - народ, машины стоят, суета. Эти двое подходят, спрашивают:

— А что случилось?

— Да мы ремонтируем электролинию, потому что уже два дня света во всей округе ни у кого нет.

Тут-то они и поняли, что значило вот это ба­тюшкино - включил свет и выключил.

А недавно один раб Божий историю рассказы­вал, вспоминал, как он к батюшке ездил. Думает, плыть придется на лодке, часы бы не потерять. А часы у него были новые, хорошие. Стал искать дома другие, поискал, не нашел. Надел новые и по­ехал. Сидят с батюшкой, разговаривают, а батюш­ка вдруг и спрашивает:

— Часы-то не потерял?

— Нет, батюшка, не потерял.

Но ведь думал об этом!

Как-то раз один раб Божий пригласил меня в баню попариться. Потом говорит:

— Можно немножко водочки, «Абсолюта».

А я не пью практически. Батюшка всем гово­рил - табак не кури, водку не пей. «Ну, - думаю я,- ко мне-то, собственно, это особо не отно­сится: я табак не курил никогда, водку не пью». И вдруг предлагают:

— Ну, попробуй. Суворов после бани рюмочку выпивал.

Одним словом, выпил я наперсток такой, чем-то запил.

Приезжаю через какое-то время к батюшке, а он и говорит:

— А я не буду причащаться.

Я спрашиваю:

— Батюшка, а почему?

— Мне нельзя.

— Почему нельзя-то?

— Да я водки напился.

— Батюшка, простите, - говорю, - я нарушил.

Он причастился, конечно, потом.

Но самое интересное было, когда я ездил к ба­тюшке вместе с зятем и внуком своим, Колей. Мы все у батюшки исповедались, и Коля тоже. Минут десять, наверное, разговаривали, а ему тогда лет пять было.

И вот вернулись мы обратно, а один раб Бо­жий (сейчас священник уже) у Коли спрашивает:

— Коленька, ты у батюшки был?

— Был.

— Ты батюшке исповедовался?

— Да.

— Ну, и что он тебе сказал?

— А этого я тебе ничего не скажу!

Пример этот очень вразумительный. Испо­ведь- это вещь серьезная. Любопытствовать, что сказал на исповеди, нельзя. А у нас бывает, приедут к старцу, а потом - ля-ля-ля. Тебе сказа­ли - и молчи. Дело всё в том, что враг не знает, что говорится на исповеди. И не нужно его из­вещать, о чем была речь.

Самое главное, что было у отца Николая, и во­обще есть у старцев, - это любовь, конечно. Ког­да его в одном из интервью спросили, что бы он хотел пожелать слушателям, он ответил: «Люб­веобильности ко всему, что тебя окружает».

Я, помню, сижу как-то, а там муха летает. Ба­тюшка говорит: «Надо ей медку дать». И птиц, голу­бей на деревьях в округе всегда было множество.

Старцы - всегда с Богом. Сами ходили в при­сутствии Божием и другим напоминали, что есть Господь, и это проявление - в любви. Конечно, для старцев характерно смирение. И аскетизм, строгое к себе отношение: питание всегда очень скромное, сон - во всем было воздержание.

Всегда строго обрывали всякие мысли недове­рия, подозрения к старшим, к начальствующим. Как-то я отцу Николаю говорю - мол, батюшка, я вот такое слышал, а он так резко мне: «Не верь!»

Когда отца Николая начали спрашивать:

— Батюшка, что ж вы там говорите про Григо­рия Распутина, про Ивана Грозного?

— А мы разве про них плохо говорим? Мы же хорошо говорим.

...Вообще старчество - это особый харизма­тический дар Божий. Это не священство, которое передается по преемству. Есть такая история, когда один монах разошелся и говорит игумену: «Вот ты игумен, да не умен». А тот отвечает: «Что ж, милый, сделаешь? Хоть ты и умен, но не игумен». Не всем, конечно, это может понравиться, но это так.

Я как-то отцу Сергию Орлову говорю:

— Этот - такой батюшка, этот такой...

А он отвечает:

— Нет. Просто одному - дано, а другому - не дано.

Мы именно потому и начинаем слишком раз­глагольствовать, что забываем про Бога. Эти моменты - очень важные...