Вторая фаза (1557–1593, Великие Моголы)

 

Конструкция второй фазы такова, что для нее предпочтителен один-единственный вождь и управитель, могучая и легендарная личность, обладающая гипнотическим, завораживающим даром. Так было в России, где по 36 лет отстояли Василий I и Петр I, в Англии, где всю вторую фазу и сверх того 2 года простоял Генрих VIII, и так далее. Говоря о демонической силе вождей второй фазы, будь то Сталин, Ленин, Мехмед II или Александр Яннай (Древняя Иудея), необходимо помнить, что выращены эти полубоги-полудемоны в недрах мистической первой фазы и в определенном смысле посланцы потустороннего мира. Потому все легенды, которые рождаются вокруг этих людей, не стоит слишком грубо отвергать, пусть они где-то искажают реальность, ведь они призваны показать грандиозность и неземное происхождение монстров вторых фаз. Так, Акбар якобы еще грудным младенцем заговорил со своей кормилицей, утешая ее в тяжелую для нее минуту. Трех лет от роду он якобы перебросил через плечо пятилетнего мальчика. По утверждению его летописца Абул-фазла, Акбару нечему было учиться у своих учителей, так как он от рождения обладал совершенной мудростью и познанием. В зрелом возрасте он исцелял людей одним своим словом, предсказывал рождение сына у отчаявшейся матери многих дочерей, укрощал животных прикосновением и совершал много других дивных дел.

Нам все время кажется, что мы единственные, кто застрял между двух миров: то Петр I «рубил окно в Европу», то «железный занавес» приходится ликвидировать. На самом же деле в любом имперском цикле, и во второй фазе особенно контрастно, соприкосновение двух миров. Вот слова Лоуренса Биньона: «Освещенный ярким светом истории, Акбар представляется нам стоящим между двумя едва различимыми мирами: между миром его среднеазиатских предков, миром стремительной человеческой энергии, поклоняющимся этой энергии ради нее самой и одержимым жаждой охоты между миром неистовой деятельности, проходящей как сон, и миром Индии, который мог действительно упиваться роскошью и жестокостями и который мог также создать возвышенные души Будды и Ашоки. Акбар был полон неистощимой энергии, он представляется воплощением действия, и все же в основе его природы лежит что-то чуждое всему этому, что-то стремящееся к мысли и созерцанию, справедливости и мягкости.

Таким образом, если вторая фаза Османского цикла привела к слиянию Византийской цивилизации с миром ислама, то вторая фаза могольского цикла привела к слиянию индийской цивилизации с миром ислама. Причем именно во второй фазе (и там, и тут) искренность слияния наиболее велика.

Но вернемся к началу фазы, позади смерть Хумаюна, победы над Сурами и Хему, у власти Акбар, которому 15 лет, но в гораздо большей степени его наставник Байрам-хан. Туркмен, бывший персидскоподданный, он воевал еще в армии Бабура, был одним из главных в армии Хумаюна и не изменил ему ни разу. После смерти Хумаюна именно решительность и мужество Байрам-хана вели к власти Акбара. Велик его вклад во второй битве при Панипате. Однако Байрам-хан был шиитом, и это рано или поздно должно было загубить его карьеру в суннитском государстве. В 1559 году он назначает на высшую духовную должность шиита, чем настраивает всех против себя. «Его чрезмерное высокомерие и оскорбительные замечания вызвали недовольство у многих. Акбара, которому в 1560 году пошел 18-й год, также возмущал деспотизм Байрама – последний лишал его даже денег на личные расходы» (Н. Синха, А. Бенерджи). Байрам-хан был отправлен в почетную ссылку в Мекку. По дороге, как это слишком часто бывает в истории, Байрам был убит (1561). Его малолетний сын был взят ко двору и впоследствии получил титул хан-ханана. Байрам-хан типичная фигура для всех революций, он побеждает, казнит, укрепляет власть, но как только ситуация стабилизируется., такие люди становятся не нужны, часто им самим становится скучно, они слишком прямолинейны для настоящей политики.

За высылкой Байрама последовал т.н. «период дурного правления»» (1560–1562). Иначе его называли «периодом правления юбок». Реальная власть находилась у узбекской клики родственников кормилицы Акбара. Однако эта сила не была слишком уж велика; когда в 1562 году период учения Акбара кончился, он отстранил клику от власти и сам стал управлять государством, а его министры с этого времени занимали строго подчиненное положение. «Злоупотребления везира Байрам-хана своей неограниченной властью послужили предупреждением против назначения всемогущего везира. Должность вакила (советника) была сохранена, но ни один из вакилов после Байрам-хана не имел власти и влияния премьер-министра...» (Н. Синха, А.Бенерджи.) Так кончилось пятилетие гражданского противостояния и открылась дорога к единовластию Акбара.

Итак, «отстранив временщиков, Акбар стал править самостоятельно. К этому времени ему исполнилось 18 лет. Это был умный, сильный, смелый юноша, любивший охоту и рискованную езду на возбужденных слонах, обладавший феноменальной памятью, но, несмотря на все усилия своих воспитателей, не желавший ни читать, ни писать» (К.Антонова). Как похожи описания юношей-богатырей в начале славных дел, так любящих сражаться, скакать на слонах или забавляться с потешным флотом. Одна только странная деталь – нежелание читать и писать. То ли это знак второй фазы, в которой важнее быть плотником или сыном сапожника, чем интеллектуалом и ученым, то ли это, напротив, цена, заплаченная Акбаром за его достаточно почтительное отношение к грамотеям и умникам.

«Уже в раннем возрасте он понял, что править Индией можно, лишь опираясь как на мусульман, так и на индусов. Первым делом он решил заручиться поддержкой воинственных раджпутов и заключил с ними союзы, скрепленные его браком с раджпутскими княжнами. В могольскую армию влилась раджпутская конница, возглавляемая Ман Сингхом» (К.Антонова). «Раджпуты стали самыми преданными воинами падишаха. Треть могольской конницы набиралась среди раджпутов» (Н.Синха, А.Бенерджи). Тод характеризует Акбара как «первого, кто успешно сокрушил независимость раджпутов... он смог позолотить цепи, которыми он связал раджпутов».

С помощью союзников-раджпутов Акбар покорил сопротивляющиеся раджпутские княжества (1568–69). В 1572 году был завоеван Гуджарат, потом Бенгалия (1574– 76). До этого были завоеваны Мальва (1560–61), Гондвана (1564). Таким образом, старт второй фазы оказался весьма мощным по размаху политической экспансии. Однако политическая (военная) экспансия не может быть единственным содержанием революционной второй фазы. Вот почему после Бенгалии «завоевания временно прекратились. На передний план выдвинулись вопросы внутреннего устройства огромной империи. Население, вошедшее в состав Могольской империи, принадлежало к многочисленным племенам и народам, говорило на разных языках, находилось на разных уровнях общественного развития и было разделено кастовыми перегородками и религиозными воззрениями. Однако большинство жило в узком мирке сельской общины, крестьяне уплачивали ренту государству в виде налога с земли. Правительство было заинтересовано в бесперебойном поступлении этой ренты-налога, но в хозяйственную деятельность крестьян ни государство, ни феодалы не вмешивались. Встав во главе огромного государства, Акбар решил, что настало время упорядочить всю систему управления. Мероприятия Акбара были направлены на то, чтобы упорядочить господство его династии и мусульман-феодалов в Индии. При этом он хотел заручиться поддержкой индусского населения, ослабив религиозный гнет. С этой целью он с помощью Абу-л-Фазла провозгласил политику «всеобщего мира», т.е. отказ от преследования инаковерующих. Такая политика резко отличалась от издавна сложившейся в мусульманских государствах Индии политики религиозной нетерпимости, когда единственно верным считалось то направление, которого придерживался двор (суннизм или шиизм), а все другие верования следовало активно искоренять как ложные, преследуя их приверженцев» (К.Антонова).

При внешнем либерализме такая политика была жестоким ударом по правам правящего класса. То же самое было и в османском цикле, и в третьей Англии, и конечно же в российских циклах признаются права черни и ущемляются права аристократии, реализуется связь «отца нации» непосредственно с народом, минуя посредников. Именно при Акбаре джагирдары были максимально ограничены в своих амбициях. «Юридически джагирдару жаловалась не конкретная земля и не крестьяне, а лишь право сбора в свою пользу государственного земельного налога-ренты с определенной территории. Доходы джагирдаров были огромны, но собственности у них не было. По смерти джагирдара все, чем он владел: деньги, дома, слоны, предметы роскоши, даже книги – все отбиралось в казну. Родственники важного сановника на другой день после его кончины оказывались без всяких средств к существованию и могли рассчитывать лишь на то, что его сыновьям дадут какую-нибудь службу и соответственное пожалование» (К.Антонова).

Кроме того, у джагирдара могли отобрать одно владение и предоставить ему взамен другое, причем в другой части страны. При Акбаре для борьбы с сепаратизмом такие перемещения были довольно часты, поэтому джагирдар владел одной и той же землей в среднем не более 10 лет. Нам это очень напоминает переброску наших номенклатурных деятелей при советской власти не только с губернии на губернию, но и с отрасли на отрасль, дабы не обрастали слишком плотными контактами.

«Не будучи в состоянии передать свои богатства сыновьям, джагирдары щедро тратили средства на роскошь, на постройки мечетей, гробниц, мостов, каналов, раздавали поэтам десятки тысяч дамов за одно удачное стихотворение, украшали драгоценными камнями свою одежду, оружие, сбрую своих слонов и коней. На пирах джагирдары любили цитировать стихи, говорящие о бренности всего земного, о необходимости пользоваться сейчас всеми благами жизни, а не собирать про запас, а иначе всем этим воспользуются другие» (К.Антонова). Таков разрушительный пафос второй фазы Великих Моголов. Невозможность во второй фазе создать крупный капитал неизбежно в четвертой должна была обернуться созданием сверхкапитала. Посмотрим...

Очень важной особенностью было отсутствие иерархии. «Каждый джагирдар, крупный или мелкий, был подчинен непосредственно центральной власти, от нее получал свое земельное пожалование и только ей был обязан военной службой» (К.Антонова). Таким образом, высший класс до поры до времени разобщается, лишается классовой солидарности, классового мышления, горизонтальных связей.

«Политика Акбара во всех областях управления была устремлена к одной цели: централизации и усилению правительственной власти. Вторым мероприятием Акбара (кроме переброски джагира из конца в конец) в этом направлении было требование пребывания более влиятельных джагирдаров при дворе. Джагирдарам приходилось спрашивать у Акбара разрешения на временное поселение в своих джагирах, и Акбар давал такие разрешения неохотно, сроком не более чем на полгода. Запоздавшие вернуться впадали в немилость» (К.Антонова).

Триумф централизации во второй фазе связан с идеальным соотношением энергии завоевания и реальной территорией государства. В третьей фазе территория уже значительно больше, а аппетиты уже во многом удовлетворены, потому нет такой всеобщей жажды к единовластию и централизму. Вчитайтесь в следующие слова Коки Антоновой и сравните со словами об османской экспансии, движимой аппетитами сипахиев: «Джагирдары, борясь против центральной власти, в то же время были заинтересованы в ее укреплении. Джагирдары были правящей верхушкой страны, и расширение государственных границ было в их непосредственных интересах. Успешная завоевательная политика означала присоединение новых земель, сулила военачальникам не только добычу, но и повышение в чинах и увеличение владений. Победоносные войны, приносящие расширение земельного фонда, поступавшего в распоряжение джагира, могло вести только сильное государство, крепкая центральная власть, не раздираемая внутренними усобицами». (Какая простая мысль, но реализуемая почему-то лишь во вторых фазах, преимущественно имперских циклов.)

Заканчивая тему ведущего класса, необходимо напомнить, что, несмотря на явный (по сравнению с Османами) крен в коммерческую сторону, Могольская империя была все-таки военным государством, в котором ростовщики и купцы до поры до времени не имели никакого политического значения. Введенная Акбаром система Мансабдари (чиновничьих рангов) была чисто военной. 33 ранга были диапазоном от военачальника десяти воинов до военачальника десяти тысяч. Должности десятитысячника, восьмитысячника и семитысячника были закреплены за сыновьями Акбара. В диапазоне от двухсотников до пятитысячников было 412 начальников, от десятников до стопятидесятников было 1388 начальников. Система оказалась слишком формальной, впоследствии пришлось вводить двойной ранг личный и воинский.

Несмотря на видимую картину единства державы и суровости порядков во второй фазе имперского цикла, необходимо признать, что критический момент все же наступает, и наступает он на 24-м году фазы, когда инерция поступательного движения иссякает и необходимо включать резервные источники питания. В определенном смысле если кризиса нет, то его стоит выдумать, дабы движение вперед продолжилось. Может быть, самым точным примером этого кризиса 24-го года служит третья Англия, когда в 1533 году как бы начинается английская реформация, достигает апогея террор, появляется «Акт о супрематии».

Моголы кризис 24-го года отметили не менее громко, чем «третьи англичане», кризис, который мог бы стать революцией, если бы он хоть что-нибудь изменил. Вот что писал Винсент Смит: «1581 год был самым критическим периодом царствования Акбара... Когда он выступил в феврале из Фатхпура-Сикри, почти все влиятельные мусульмане были против него, хитрые предатели окружали Акбара, и восставшие провинции были в руках мятежников. Поражение от Мухаммеда Хакима (брат Акбара и правитель Кабула.– Авт.) означало бы потерю всего, даже и самой жизни».

И тем не менее восстание было подавлено, кризис ликвидирован. Пусть кто-то считает, что случайно, однако победа Акбара была конечно же объективно неизбежна. Во второй фазе воинственные исламисты были обречены, их реванш был впереди, в конце четвертой фазы. «Восстание оппозиционной части джагирдаров и шейхов было подавлено, потому что Акбара Поддерживала часть джагирдаров, понимавших, что его политика в конечном счете ведет к укреплению позиций правящего класса и что в такой стране, где подавляющее большинство населения исповедовало не ислам, религиозная нетерпимость могла лишь вызвать отпор. После подавления восстания Акбар не только не отказался от своей религиозной политики, но, наоборот, сделал дальнейший шаг по пути реформ, став с 1582 года основателем новой религии, названной им «дин-и-илахи» – «божественная вера» (К.Антонова).

Числовое совпадение с третьей Англией просто поражающее. На 25-м году второй фазы Генрих VIII порывает с папой, по сути, создавая новую религию (англиканство), так ведь на 25-м году второй фазы то же делает и Акбар. Такая точность кажется даже чрезмерной.

Необходимость введения новой государственной веры, по сообщению Бартоли, аргументировали тем, что «для империи, управляемой одним главой, не подобает, чтобы ее члены были несогласны между собой и раздираемы спорами... Мы должны поэтому объединить их, но так, чтобы они стали чем-то единым и в то же время целым, не потерять хорошее, что есть в одной религии, приобретая то лучшее, что есть в другой. Таким образом, слава будет обеспечена Богу, мир – населению и безопасность – государству».

«Новая, вводимая сверху религия безмерно повышала власть и авторитет Акбара как всеиндийского гуру – духовного руководителя всех подданных его огромной империи» (К.Антонова). (Аналогии очевидны...)

Таков поразительнейший парадокс ислама – вера, рожденная внутри имперского цикла (Халифат) и ориентированная целиком на имперское бытие, процветает лишь вне имперского цикла, в самом же имперском цикле не пользуется слишком большим почетом. Конечно же Акбар был мусульманином, но в первую очередь он был имперцем, человеком истины, а не догмы. Поэтому он издал указ о своей непогрешимости (1579), фактически лишивший улемов какого-либо влияния. Поэтому в 1577 году на его монетах перестали чеканить мусульманский символ веры: «Нет бога, кроме Аллаха», а в 1580-м падишах стал появляться на публичных аудиенциях с кастовым знаком брахмана на лбу и со шнурком вокруг кистей рук.

Подавив выступления 1580–1582 годов, Акбар сохранил в неприкосновенности джагирную систему, но жестоко расправился с шейхами, издавшими фетву о его низложении и объявившими его еретиком. Тем самым Акбар обозначил главную особенность своей политики – он работал не на ислам догматиков и фанатиков, а на ислам воинов, властителей, богатых людей. При этом не имеет значения, сознательно пошел Акбар на идеологические уступки ради политических и экономических успехов или он искренне отошел от догм ислама.

«В "божественной вере" должны были слиться "разумные" черты основных религий Индии; разумным же Акбар считал в первую очередь то, что могло укрепить его власть. От сикхов он взял учение о беспрекословной покорности учеников своему гуру, от движения бхакти – призыв к примирению индусов и мусульман, от ортодоксального индуизма – ношение брахманских знаков и запрещение есть говядину, от парсов – поклонение солнцу и огню, от джайнов – установление лечебниц для животных, от махдистов – учение о праведном правителе. От евреев и христиан не взял ничего, потому что иудаизм и христианство в Индии исповедовала только малая кучка людей» (К. Антонова). Такая вот эклектика, совсем не утопическая, а очень реалистическая. Также и нам, вспоминая об источниках и составных частях ленинизма-сталинизма, не стоит напирать на утопический момент и уверовать в жесткую необходимость их эклектических построений. Не утверждаем же мы, что Сталин отрекся от идей коммунизма, когда вводил в Красную Армию царскую форму и учреждал ордена Суворова или Кутузова. Также и Акбар «никогда, конечно, не порывал с исламом. Его т. н. "указ о непогрешимости", оскорбивший чувства мусульман, являлся лишь попыткой избавиться от притязаний халифов. До конца своих дней, каковы бы ни были его личные убеждения, Акбар придерживался догматов ислама» (К.Паниккар).

Друг Акбара и главный идеолог Абу-л-Фазл выдвинул тезис о «совершенном человеке», которым объявлял того, кто «создавал людям условия для мирной жизни и исполнения религиозных предписаний, а именно указаний императора Акбара. Преданность ему рассматривалась как религиозный долг каждого – знатного и простого. Могольская аристократия, обращаясь к падишаху, называла его "муршид-и камил" (совершенный руководитель) и "пир-и дастгир" (святой наставник)» (К.Ашрафян). Ну, чем не «культ личности»?

Впрочем, заслуги Акбара более чем очевидны. Получив в совсем раннем возрасте власть над разрозненной и разноплеменной, разноголосой и многоукладной, ничем, казалось бы, не связанной страной, он создал одну из богатейших и мощнейших держав в мировой истории. Он провел административную, поземельно-податную, военную, религиозную реформы, реформу мер и весов. Он был неграмотен, но в его личной библиотеке было 24 тысячи томов рукописей – огромное по тем временам собрание книг. Образ жизни его был поистине суров. Он считал, что «знатности, богатства и толпы приверженцев еще недостаточно, чтобы быть монархом», он считал, что должен напряженно работать. «Ежедневно он проводил три приема: первый – открытый дворцовый прием, второй – посвященный обсуждению текущих дел, на третьем обсуждались религиозные дела и государственная политика. Установленный распорядок дня соблюдался даже тогда, когда монарх был в походе» (Н.Синха, А.Бенерджи). Он был огромен, этот средневековый рыцарь, и съел почти всю славу Великих Моголов.

В награду за величие или за что-то иное, но Акбару выпала удивительная судьба: он не умер со смертью второй фазы и перешел в третью. Последуем туда за ним и мы...